Тбилисский кинофестиваль, который ежегодно проходит в столице Грузии в декабре, - хорошая, если не единственная возможность для киноманов увидеть самые последние новинки мирового кинематографа. В качестве бонуса грузинским зрителям организаторы устраивают встречи с режиссерами, актерами или продюсерами фильмов. От количества звезд, приезжающих на фестиваль, порой кругом идет голова. В этот раз одним из именитых гостей был российский кинопродюсер Рубен Дишдишян. В 1995 году он основал крупнейшую российскую кинокомпанию «Централ Партнершип», генеральным директором которой был до 2011 года. В 2011 году создал кинокомпанию «Марс-Медиа», которую возглавляет и сейчас. «Волкодав», «Доктор Живаго», «Бой с тенью», «Апостол», «Ликвидация», «Братья Карамазовы», «Моя большая армянская свадьба» - еще не весь перечень фильмов и сериалов, спродюсированных Р.Дишдишяном. В Тбилиси продюсер представлял свою картину «Звезда» режиссера Анны Меликян. Лента уже собрала лестные отзывы и от кинокритиков, и от зрителей. Как приняли фильм в Грузии? Стоит ли ждать нового грузино-российского фильма? Может ли хороший продюсер продать плохое кино? И вообще как изменилось кино в XXI веке? На эти и другие вопросы Рубен Дишдишян ответит читателям «Русского клуба». - Рубен Левонович, одну из главных ролей в фильме «Звезда» сыграла Тина Далакишвили. Как проходил кастинг, и почему выбрали грузинскую актрису? - Актрис на главные роли Аня искала полтора года, сменила пять кастинг-директоров. У нее были описания персонажей, представление, как они выглядят. Но кино порой непредсказуемо: ты вдруг встречаешь человека, который, может, не соответствует представлению о твоем герое, но понимаешь – это он! Именно так случилось с Тиной Далакишвили. Аня увидела ее в фильме Резо Гигинеишвили «Любовь с акцентом» и тут же написала кастинг-директору. Через несколько дней она полетела в Тбилиси, сняла небольшие пробы и привезла их в Москву со словами «это наша героиня», чем очень всех удивила. Потому что Тина была полной противоположностью описанию героини Маши – той должно было быть под 30 лет, она некрасивая, с нескладной фигурой. При первом же взгляде на нее становилось понятно, что это бездарная актриса, у которой нет шансов. Но Аня именно Тину увидела в этой роли и под нее стала менять сценарий. - Как принял «Звезду» грузинский зритель? - Мне показалось, тепло. Я все время боюсь, когда показывают фильм вне России. Никогда не знаешь, поймет его зритель или нет. Но, по-моему, поняли. Это главное. Мне правильно показалось? - Подтверждаю – «Звезда» многим понравилась. А фильмы в разных странах воспринимают по-разному? - Да, есть небольшая разница. Каждый зритель воспринимает кино по-своему, но в основном, эмоции похожи. Наверное, потому что «Звезда» - фильм про людей, про их чувства, про общечеловеческие ценности, понятные всем. Когда Аня писала сценарий, я говорил ей: «Ты же знаешь, у нас не любят фильмы про богатых. А среди твоих героев одна – успешная дама, другая – дурочка, третий – сын олигарха. Уверена, что у зрителя появится сочувствие к героям?» Ну, вроде появилось. - Что вам, как продюсеру, важнее – чтобы фильм понравился зрителю или профессионалам? - В первую очередь, он должен понравиться мне. Мне кажется, я объективный человек – могу объяснить, по каким именно критериям мне понравился или не понравился фильм. Потом, конечно, важно мнение коллег, профессионалов, друзей, людей индустрии – у них профессиональный взгляд, который нельзя скидывать со счетов. Но если говорить совсем честно, то важнее всего мнение зрителей – потому что в конечном итоге фильм делается не для друзей или семьи, а для зрителя. И, конечно, хочется, чтобы фильм ему понравился. Это главный критерий. А если одновременно и тем, и другим – это самый идеальный вариант (улыбается). - Продюсер – профессия сравнительно новая для стран постсоветского пространства. На взгляд зрителя, его функция в том, чтоб дать денег на фильм. Только ли этим ограничивается работа продюсера? - Не совсем. Функций у продюсера больше. Кроме того, чтоб дать денег на фильм, он решает, запускать сценарий или нет. Обычно сценарии заказываем мы сами, продюсеры. Сами же потом на этот сценарий находим режиссера, просчитываем все политические и финансовые риски проекта и уже после этого находим финансирование и запускаем фильм. Наша компания – «Марс Медиа» - коммерческая структура. Мы делаем, в основном, коммерческие проекты, которые в состоянии себя окупить, потому что без этого мы не смогли бы существовать. Но «Звезда» - исключение. Это не коммерческий фильм, мы знаем, он себя не окупит. - Это можно заранее просчитать? - Конечно. Когда мы прочитали сценарий, нам было уже все ясно. Мы посчитали, во сколько нам обойдется фильм (он стоил около 2,5 миллиона долларов) и поняли: шансов, что он окупится, нет. Хотя кино – вещь непредсказуемая, оно может собрать кассовые сборы, может не собрать. К сожалению, в нашем случае уже не собирает. Но мы не жалеем. В жизни ведь не всегда главное – деньги. Для меня «Звезда» - один из лучших фильмов моей биографии. Мне эта лента очень нравится, очень. Она меня трогает. Я вообще очень чувствительный человек, в конце фильма всегда наворачиваются слезы. После «Звезды», наверное, уйдем в коммерческий кинематограф – делать кино, которое будет собирать кассы. Но постараемся при этом сохранять качество. После работ Ани мы сделали еще два авторских фильма – они выйдут в 2015 году. На этом эксперименты закончим. Может быть, в два года раз будем делать авторское кино. - Значит, продюсер, запуская проект, идет на риск? - Да, хотя по сценарию нам приблизительно все ясно. Нашей компании – три года. Вначале делали только сериалы, на которых зарабатывали. «Звезда» - фактически наш первый полный метр. Мы решили – если стартуем с большими фильмами, то лучше, чтоб фильм был лицом компании. И, кажется, у нас получилось. О «Звезде» будут говорить, ее будут обсуждать. Это не коммерческая жвачка, которой сейчас в переизбытке – все эти дурацкие американские фильмы, где думать не надо, где просто зрелище и больше ничего. «Звезда» - фильм, где нужно думать, включать мозги. Мы сознательно пошли на это и не жалеем. Абсолютно не жалеем. - Вы сказали, что сами заказываете сценарии. Существуют ли сегодня в кино «модные» темы, востребованные больше остальных? - Если говорить о сериалах, то в 90% случаях мы сами заказываем сценаристам – то есть обозначаем тему. Допустим, нужна хорошая остросюжетная мелодрама. Или детектив. Поскольку тесно работаем с телеканалами (в основном, с большими – Первый, РТР, НТВ), то держим руку на пульсе, чувствуем, что сегодня востребовано и что продается. Что касается фильмов, тут по-другому. К нам приходят с уже готовыми сценариями. Мы их тщательно читаем, но почти 90% из них отбраковываем – много «киномусора». - Могли бы профинансировать проект молодого неизвестного автора? - Мог бы – почему нет, хотя в этом случае риск, конечно, многократно повышается. Но чтобы выбрать молодого кинематографиста, надо что-то из его работ увидеть. Сейчас есть система коротких метров, по которой можно судить о способностях. Это как визитная карточка режиссера. Если речь о дебютанте-сценаристе, тут еще проще. Есть текст, ты его читаешь и тут уже неважно, автор – дебютант или мэтр. - Говоря о рисках, вы упомянули политические… - Имелось в виду – условно политические. Существует внутренняя цензура, назовем ее редакторской, в рамках которой мы понимаем, какие темы по тем или иным причинам «непроходные» на телевидении или в кино. Тогда мы либо урезаем сценарий на уровне редактуры, либо вообще не беремся за такие проекты. Российское телевидение довольно консервативно. Плюс на законодательном уровне принята куча ограничений, касающихся нецензурных выражений, эротических сцен и других моментов. Раньше было легче, сейчас чуть что – это нельзя, то нельзя. - Что знаете о грузинском кино? - Сейчас наша компания сотрудничает с режиссером грузинского происхождения Алеко Цабадзе. Он будет снимать у нас восьмисерийный сериал про диктора Левитана. Мы с Алеко дружим, у нас хорошие отношения. Мне кажется, он очень талантлив. Надеюсь, в будущем мы еще что-то сделаем совместно. Грузинский кинематограф советского периода мне нравится, но о современном знаю мало. Оно не доходит до России, к сожалению. - Это из-за политической ситуации? - Скорее нет. Есть две возможности смотреть зарубежные фильмы – в прокате или на фестивалях. До российского проката грузинское кино не доходит. И на российских фестивалях я не помню, чтоб мне попадались грузинские фильмы. Ну и есть еще один вариант – если кто-то из друзей посоветует конкретно какую-то ленту. Сейчас меня в Тбилиси познакомили со сценаристкой Наной Эквтимишвили, которая была членом жюри Тбилисского кинофестиваля. Мы с ней поговорили, и я предложил – если придумаете сюжет, который будет интересен и в России, и в Грузии, я готов финансировать. - Зачем сегодня вкладывать в кино большие деньги, когда благодаря новым технологиям можно снять фильм малым бюджетом? - Верно, если ты талантлив, можешь снять что-нибудь интересное даже на телефон. Возможность делать кино малыми финансами – хороший шанс для молодых режиссеров показать, на что они способны, чтобы их заметили продюсеры. Вспомним, как было 20 лет назад. Дорогая пленка, громоздкие кинокамеры, установка света – трудоемкий процесс. А сегодня – взял камеру и пошел снимать. Но чтобы рассказать более сложную историю, все же нужен большой бюджет. Такими подручными средствами, как ручная камера или телефон, не справиться. - Какую роль сегодня в киноиндустрии играет реклама? Можно ли продать плохое кино, хорошо разрекламировав? - Реклама – один из основных факторов раскрученности фильма. Когда за две недели до проката тебе долбят по телевизору о каком-то фильме, это действует. Но, тем не менее, ни один кинопродюсер не вложится в рекламу картины, где нет потенциала – я сейчас не о художественном потенциале, а о коммерческом. К слову, телевизионная реклама, хотя и эффективная, но очень дорогая. Скажем, если фильм стоит два миллиона долларов, то продюсеры могут рискнуть и потратить еще два миллиона на рекламу в надежде, что фильм соберет десять миллионов. Тогда они выйдут в плюс. Но этим занимаются маркетологи. Посмотрев фильм, они советуют, стоит ли вкладывать в рекламу или нет. Теперь вопрос художественной ценности фильмов. Это очень условный критерий. По мне, 90% коммерческих фильмов дурацкие. Но тут есть одно «но» - зритель ведь на них идет? Значит, такое кино ему нравится. - Продавать кино и продавать, допустим, хлеб – одно и то же? - Если очень грубо, то да. С той лишь разницей, что кино – продукт интеллектуального труда. Продюсер создает некий продукт – фильм или сериал, который надо продать. То же и с хлебом – его пекут, а потом думают, как продать. - Пища земная и пища духовная… - Совершенно верно. Но кино, в отличие от хлеба, сложнее продавать. Тут требуются другие подходы. Американцы в этом плане добились больших высот. Они как-то незаметно, ненавязчиво сумели приучить весь мир покупать и смотреть американское кино. Это огромная индустрия, которая перетягивает к себе лучшие таланты. С помощью новейших технологий они смогли достичь визуального совершенства – спецэффекты, фильмы-катастрофы, роботы-трансформеры. Или пластмассовые мелодрамы про любовь. Молодежь идет, им это нравится. Я называю это жвачкой – когда глазами жуют жевательную кинорезинку. Я уже много лет в кинобизнесе, лет 16-17 лет, если не больше, и вижу, как на моих глазах меняется зритель – к сожалению, в худшую сторону, в сторону примитивного кино, где не нужно думать, где нужно только зрелище. - Вы говорите о российском зрителе или о зрителе вообще? - О зрителе вообще. Я хорошо знаю американский кинематограф и слежу за его развитием – там то же самое. Во всем мире все сложнее стало запускать интеллектуальное кино, все труднее находить на него деньги. Похожая ситуация и во Франции и Германии – где две крупнейшие киноиндустрии в Европе. Франция еще более или менее держится – у нее пока силен дух национального кинематографа. Доля местного французского кино там составляет около 32% – это самый высокий показатель в Европе. Для сравнения, в России местный кинематограф занимает 17-18%, в Германии – 20%. А самая высокая доля в мире – в Южной Корее (55%). Корея вообще единственная страна в мире, где местное кино составляет больше половины общего кинопотока. На втором месте – Япония (35%), там тоже одна из старых киноиндустрий. Насчет Грузии не знаю точно, но, думаю, около 5%. Сколько у вас фильмов выходит в год – четыре-пять? - Расскажите о фильме «Шрам», премьера которого намечена на февраль. - «Шрам» - фильм о геноциде армян. Эта тема для меня очень личная. Мой дед с отцовской стороны, будучи ребенком, прошел через события 1915 года и написал записки, в которых рассказал обо всем, что ему пришлось пережить. По его воспоминаниям мы издали книгу. У меня была идея экранизировать ее – я чувствовал, что записки деда достаточно кинематографичны, что там есть история, по которой можно снять фильм. Но нужен был хороший сценарист, который переделал бы заметки 12-летнего ребенка под киносценарий – дед просто записывал все, что происходило на его глазах. Хотелось успеть к апрелю этого года, к 100-летию геноцида, но не получилось. Хотя к фильму о геноциде я все равно оказался причастен. Пару лет назад с нами связался мой друг, известный немецкий продюсер Карл Баумгартнер. Он сказал: «Рубен, мы делаем фильм в копродукции с французами и итальянцами на тему армянского геноцида. Снимать его будет Фатих Акин – один из известных немецких режиссеров. Не хотел бы поучаствовать?» Мы почитали сценарий, нам понравилось, и мы сразу согласились. Так с коллегой Арамом Мовсесяном мы вошли в проект как продюсеры от России. Фильм уже готов. Он был представлен на Венецианском кинофестивале. Официальная премьера «Шрама» состоится в феврале – сначала в Ереване, затем в Москве. И там, и там Фатих Акин лично представит свою работу. Так что я, участвуя в этом фильме, в некоторой степени отдал долг деду. Правда, «Шрам» - не совсем то, чего мне бы хотелось, но все равно это честное, сильное и достаточно эмоциональное кино. Фактически, это единственный фильм, снятый к столетию геноцида с таким большим бюджетом (15 млн. евро). Фатих – хороший человек, мы с ним очень сблизились. Он родом из Турции, но живет и работает в Германии. И мне кажется, его происхождение в некотором роде ограничивало его во время работы над фильмом. Режиссер постарался уйти непосредственно от темы геноцида, показав трагедию одной семьи. Он рассказал историю отдельно взятого человека, но рассказал ее честно, откровенно, показав, как все происходило на самом деле, но при этом никого не осуждая и не переходя на политику. - Возвращаясь к работе продюсера. Как происходит «разделение труда» между продюсером и режиссером? Где проходит грань между функциями одного и второго? - Вообще, кино – это коллективный труд. «Марс Медиа» - большая продюсерская компания. Мы делаем больше всего проектов по стране – в год около 15 проектов. Чтобы справиться с таким количеством работы, у нас целая команда людей. Но последнее слово всегда за продюсером, так как он отвечает за коммерческий успех. Мои личные функции – утвердить сценарий, режиссера и актеров. Остальное делает моя команда, на которую я полностью полагаюсь. Если я выбрал режиссера, значит, я ему доверяю и даю ему свободу действий – возможно, больше, чем кто-либо из российских продюсеров. Хотя, как в любом творческом процессе, бывают споры, но, как правило, они решаемы путем диалога. Спорные вопросы всегда можно обсудить и прийти к общему знаменателю. - Какое качество важнее всего для продюсера – бизнес-жилка или интуиция, чутье, художественный вкус? - И то, и другое. Ты должен разбираться и в бизнесе, и в искусстве. Иметь деловые качества – хорошо, но без чутья успешным продюсером не стать. Эти два качества должны сочетаться. Если тебе удается их объединить, считай, ты хороший продюсер.
Яна ИСРАЭЛЯН |
НЕЗАПЕРТАЯ ДВЕРЬ ФАИНЫ РАНЕВСКОЙ |
Волшебство Тбилиси – кроме всего прочего, еще и в его непредсказуемости и неисчерпаемости пространства для новых и новых открытий. Нет, я, конечно, знал, что трудно найти известных и ярких деятелей искусства, науки, политиков или спортсменов, которые бы не посетили наш город. Но и прожив здесь полвека «с маленькой тележкой», понятия не имел, что Тбилиси сыграл такую светлую и одновременно драматическую роль в судьбе Фаины Георгиевны Раневской, одной из десяти (в компании с Верико Анджапаридзе и Нонной Мордюковой) самых выдающихся актрис XX века, по версии непререкаемого авторитета – Британской энциклопедии. В эти дни международная театральная общественность отмечает 40-летие со дня кончины великой актрисы. Помнят об этой дате и миллионы поклонников «мадам Мурашкиной» из чеховской «Драмы», вспыльчивой дамы Лели в комедии «Подкидыш», экономки Маргариты Львовны в музыкальной комедии «Весна», злой мачехи в классической сказке «Золушка» и… мультфильма «Карлсон вернулся», где неповторимым «женским басом» Раневской говорит «домомучительница» фрекен Бок. Что ж, так принято в современном культурном сообществе – отмечать круглые даты не только со дня рождения, но и со дня кончины. Хотя когда Фаина Георгиевна узнала, что кинокартину «Свадьба», о которой речь пойдет ниже, приказано выпустить к 40-летию со дня смерти А.П. Чехова, она не преминула выдать один из своих неувядаемых афоризмов: «У нас ведь даже из годовщины смерти могут сделать праздник». При этом свою, может быть, самую «громкую» роль – супруги с невыносимым характером из фильма «Подкидыш» она ненавидела из-за фразы «Муля, не нервируй меня», преследовавшей ее до самой смерти. Так кричали дети, заприметив ее на улицах, эту фразу первой вспоминали при знакомстве с ней. Даже Леонид Брежнев на вручении ей в 1976 году (в связи с 80-летием) ордена Ленина вместо приветствия сказал: «А вот идет наш Муля, не нервируй меня!» Раневская ответила: «Леонид Ильич, так ко мне обращаются или мальчишки, или хулиганы!». Генсек смутился и добавил: «Простите, но я вас очень люблю». Итак, Тбилисская киностудия. 1944 год. Снимается 64-минутная лента Исидора Анненского «Свадьба». Семьдесят лет прошло, между прочим, и почему бы нашей мэрии не задуматься над тем, чтобы установить у врат храма грузинского кино мемориальную доску в честь великой актрисы? Такую память нельзя игнорировать, надо ценить гениев, ходивших с нами по одним улицам и творивших в едином сакральном пространстве дивного Тбилиси. «Она никогда не была замужем. И единственная свадьба, которая была в ее жизни, состоялась в 1944 году в Тбилиси. Но о той свадьбе надо упоминать в кавычках, ибо «свадьба» - это название фильма Исидора Анненского. Картина стала одной из жемчужин в фильмографии великой актрисы. Сама Фаина Георгиевна признавалась, что и ее реальная свадьба могла состояться в Тбилиси. Ведь именно в столице Грузии она увлеклась легендарным военачальником – маршалом Федором Толбухиным», - пишет в статье «Загадки Грузии. Тифлисское счастье Фаины Раневской» автор, скрывшийся под псевдонимом Морясинь. Герой Советского Союза Федор Толбухин, будучи командующим Закавказским военным округом и любознательным человеком, показывал Раневской хорошо изученный им город, а она рассказывала маршалу уморительные истории о том, как на Тбилисской киностудии снимали популярную комедию по рассказу ее земляка, тоже выходца из Таганрога, Антона Павловича Чехова. Никогда еще, по ее словам, она не чувствовала себя такой счастливой. И как жаль, что эти устные байки никем не были записаны… В ресторане на Мтацминда 27 августа 1944 года они отпраздновали, как она после сама вспоминала, самый веселый день рождения в ее жизни. О своем чувстве к Толбухину Раневская рассказала близким только в последние годы. До этого о своей личной жизни она не говорила вслух вообще. Роман актрисы и маршала прервала неожиданная смерть Толбухина в 1949 году. По официальной версии – от сахарного диабета. Скоропостижная кончина командующего в кремлевской клинике стала впоследствии одним из поводов для начала печально знаменитого «дела врачей». Но все это случится потом. А пока Фаина Георгиевна оплакивала своего друга на траурной церемонии у Кремлевской стены, куда ей был выдан специальный пропуск... «Ее жизнь давно превратилась в народном сознании в один большой анекдот, каждая реплика из которого на слуху. «Красота – страшная сила», «Деньги уходят, а позор остается», - в основном, цитированием подобных фраз и обстоятельствами, при которых они были произнесены, и ограничиваются истории про Фаину Раневскую. В итоге актриса воспринимается как этакий грустный клоун, который разговаривал афоризмами и славился непереносимым характером. Но ведь все было гораздо, гораздо сложнее… Раневскую обожают, главным образом, за те комедийные роли, которые она сыграла. Если, конечно, пятиминутное появление в кадре можно назвать ролью. При этом сама Раневская в первую очередь была громадной трагедийной актрисой. В кино у нее была только одна подобная роль – Розы Скороход в фильме Михаила Ромма «Мечта». Эта работа оказалась единственной главной ролью Раневской в кино. Но зато какой! «Мечту» своим любимым фильмом называли президент США Рузвельт и великий Чарли Чаплин», - пишет далее Морясинь. Но эту оценку решительно не разделяет народная артистка Грузии, с 1975 г. и по сей день – ведущая актриса театра им. К.Марджанишвили Гуранда Габуния. - Равных ей комедийных актрис я не знала и не знаю, - сказала Гуранда Габуния. - Драматизма в ее даровании я не разглядела (это личное мнение). Но такие ее комедийные ролевые шедевры как Настасья Тимофеевна, мать невесты, в «Свадьбе», Маргарита Львовна в фильме «Весна» - это визитная карточка в вечность. Несравненна по богатству красок ее роль мачехи в «Золушке». Ближайший друг ее и сосед, театральный критик Борис Михайлович Поюровский, ведущий передачи «Театральные встречи» и других, выходивших в телеэфир многие годы, рассказывал мне, как все были счастливы, когда Раневская согласилась на роль мачехи, как с ней носились, сдували пылинки и не знали, как угодить. И, между прочим, в Раневской, может быть, погиб великий режиссер. Ведь знаменитую сцену с примеркой перьев в той же «Золушке» придумала именно она. - Критики почти единодушно считают абсолютно гениальной совместную с Ростиславом Пляттом последнюю театральную работу Фаины Раневской, спектакль «Дальше – тишина», его часто показывают по каналу «Культура»… - Буду откровенна, на мой вкус этот спектакль чрезмерно затянут. Зато неимоверно жаль, что Раневской так и не дали роль Ефросиньи в «Иване Грозном» Сергея Эйзенштейна. Это был бы шедевр шедевров, роль Старицкой словно бы написана специально под ее дарование. - Да, Раневская была утверждена Эйзенштейном на роль Ефросиньи Старицкой, однако с этим решением не согласилось руководство «Мосфильма». Роль получила Серафима Бирман. Раневская переживала вдвойне, понимая, что всему виной пресловутый «пятый пункт в паспорте», в то время как у Бирман в этом пункте предусмотрительно стояло: «молдаванка». Раневская была близка с самыми великими людьми своего времени – Мандельштамом, Улановой, Шостаковичем. Одной из ее ближайших подруг, была Анна Ахматова. После того, как в 1946 году вышло постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград», фактически уничтожавшее Анну Ахматову, чьи произведения в этих журналах были опубликованы, для поэтессы наступили непростые времена. Знакомые порою переходили на другую сторону улицы, лишь бы не встречаться с Анной Андреевной. А Раневская, только узнав о постыдном постановлении, тут же отправилась на вокзал, и уже утром была в квартире Ахматовой. Та самым большим грехом считала антисемитизм. Для Фаины Георгиевны это было бесценным качеством. Ей ведь не только в истории с несыгранной Ефросиньей приходилось «расплачиваться» за пятый пункт своей биографии. Раневская всегда привечала гонимых. В 1954 году она сблизилась с дочерью Сталина Светланой Аллилуевой. Прошел год, как не стало вождя всех времен и народов. И Фаина Георгиевна, понимая состояние его дочери, всюду брала ее с собой. Кстати, сам Сталин весьма благоволил Раневской. Она была лауреатом трех Сталинских премий, которые получила за роли в фильмах, сегодня абсолютно неизвестных – «Закон чести», «Рассвет над Москвой», «У них есть Родина». - А вы знаете историю, как она упала на улице? - ? - Упала и кричит постовому: «Товарищ милиционер, поднимите меня, такие актрисы, как я, на улице не валяются…» - Подсказка для Георгия Данелия? Помните, в «Мимино» Валико Мизандари сообщает домой, что ему сказали: «Такие пилоты, как вы, на улице не валяются – о». - Может быть, очень может быть… Такие актрисы, как Фаина Раневская, говорю это не для красного словца, приходят на нашу землю раз в сто лет. А какова она в последней роли Дроновой, в фильме «Все остается людям»!.. - Увы, этот фильм я не смотрел. - Вот посмотрите, позвоните, и поговорим еще. Охотно согласился на телефонную беседу и Кахи Кавсадзе. - Я видел Фаину Раневскую на сцене, когда учился в Москве, и нас водили «на ведущих актеров», как в нынешние времена – на мастер-классы. Ее искусство завораживало с первой же реплики, с первого же сценического движения. И еще – Фаина Раневская и Верико Анджапаридзе оставили нам пример великой дружбы. Приезжая в Тбилиси, Раневская непременно останавливалась у Верико… Незабываемый эпизод: увидев Верико в роли бабушки в пьесе испанского драматурга Алехандро Альвареса Касоны «Деревья умирают стоя», Фаина Раневская вслух призналась: «Вот теперь я понимаю, как надо играть эту роль». Несколько иначе ту же тему интерпретирует Матвей Гейзер в своей монографии «Фаина Раневская», вышедшей в 2010 г. в серии ЖЗЛ. «Не только пресса, но и все видевшие этот спектакль восхищались игрой Раневской. Она же, как всегда, оставалась предельно скромной в оценке своего таланта и беспредельно щедрой к коллегам. «Помню, как на вечере в Доме актера, - вспоминает Н.Сухоцкая, - Верико Анджапаридзе показывала сцены из спектакля «Деревья умирают стоя»… Взволнованная игрой Верико, Раневская бросилась к ней, целовала ее, искренне восторгалась ею и всю дорогу домой уверяла меня, что только сейчас поняла, как плохо она сама играет эту роль, и что Верико – актриса гениальная, а она – бездарь!» Раневская и Верико Анджапаридзе не просто высоко ценили друг друга – обожали. Вот отрывок из письма Анджапаридзе Раневской: «Получила ваше чудесное письмо. Почему оно чудесное? Во-первых, вы здоровы, во-вторых, каждая ваша ласка – как манна небесная, в-третьих, в вас ни чуточки не стало меньше тяги к сцене… А в целом мне очень нужны ваши письма. Они меня будоражат, дразнят. Когда приходит письмо с размашистым почерком на конверте – будто подарок получила… Но вот, дорогая, разболталась я. Сейчас ничего не играю, и не тянет играть ни в какую. Для меня готовят пьесу на основе старинной легенды… Имею предложение на телевидении сыграть миссис Сэвидж и еще одну мать в хрустальном зверинце. Я столько замечательных строк прочла в вашей Сэвидж (как мне хочется ее увидеть). Потому что она ваша – боюсь ее играть… И Михаил Эдишерович (известный режиссер Чиаурели, муж Верико) очень нежно приветствует вас… Ваша Верико Анджапаридзе». Раневская не раз советовалась с подругой, посылая ей на одобрение тексты предложенных ролей. Вот отрывок из письма Анджапаридзе, отправленного Раневской после прочтения пьесы «Дальше – тишина»: «Текст своеобразно примитивный, и все очарование пьесы в душевном складе двух стариков, и до чего она правдива и на самом деле всегда нужная, злободневная. Я без слез не могу ее читать. Я обязательно ее сыграю. Еще раз спасибо вам за нее! Пьесу на днях я вышлю вам, никому ее в руки не даю, сама же буду ее переводить… Юбилей по поводу 50-летия артистической деятельности, кстати, через год мне стукнет 70, возраст, не требующий комментариев! Многое, многое в вашем письме преувеличено. Клянусь вам, я предельно искренна. Вы перестаньте меня так хвалить… А то я открою свои профессиональные секреты, и вам станет неловко». В другой замечательной биографической монографии «Фаина Раневская. Любовь одинокой насмешницы» исследователь Андрей Шляхов свидетельствует: «После смерти Фаины Георгиевны ее давняя подруга, выдающаяся грузинская актриса Верико Анджапаридзе, напишет ей письмо: «Дорогая моя, любимый друг, Фаина! Вы единственная, кому я писала письма, была еще Маричка – моя сестра, но ее уже давно нет, сегодня нет в живых и вас, но я все-таки пишу вам – это потребность моей души. Думая о вас, прежде всего вижу ваши глаза – огромные, нежные, но строгие и сильные – я всегда дочитывала в них то, что не договаривалось в словах. Они исчерпывали чувства – как на портретах великих мастеров. На вашем резко вылепленном лице глаза ваши всегда улыбались, и улыбка была мягкая, добрая, даже когда вы иронизировали, и как хорошо, что у вас есть чувство юмора – это не просто хорошо, это очень хорошо – ибо кое-что трагическое вы переводите в состояние, которое вам нетрудно побороть, и этому помогает чувство юмора, одно из самых замечательных качеств вашего характера. Фаина, моя дорогая, никак не могу заставить себя поверить в то, что вас нет, что вы мне уже не ответите, что от вас больше не придет ни одного письма, а ведь я всегда ждала ваших писем, они нужны были мне, необходимы… Я писала вам обо всем, что радовало, что огорчало. И я лишилась этого чудесного дара дружбы с вами, лишилась человека с большим сердцем, видевшего творческую сторону жизни. Моя дорогая, очень любимая Фаина, разве я могу забыть, как вы говорили, что жадно любите жизнь! Когда думаю о вас, у меня начинают болеть мозги. Кончаю письмо, в глазах мокро, они мешают видеть. Ваша всегда Верико Анджапаридзе». И как тут не вспомнить редкий по драматизму эпизод , рассказанный в петербургском БДТ в 2011 году тогда его главным режиссером Темуром Чхеидзе, во время творческой встречи с членами грузинской делегации, прибывшими на юбилейные торжества Ильи Чавчавадзе. «Уже в весьма преклонных годах, на одном из выездных спектаклей, в провинции, Верико Анджапаридзе стало плохо на сцене, она потеряла сознание. Приведенная в чувство только в поезде, по дороге в Тбилиси, она сказала, едва придя в себя: «Боже мой, почему я не умерла на сцене, это было бы так красиво, я так желала подобной смерти…» У Раневской, помимо актерства, было особое мышление. Поэтому, что бы она ни играла, все было интересно. Какими событиями была наполнена жизнь дочери таганрогского предпринимателя Гирши Фельдмана! Благополучная жизнь в отцовском доме, затем неожиданное решение стать актрисой и фактически бегство в Москву, где таланта молодой Фаины, или Фанни, как ее все называли, Фельдман никто почему-то не хотел видеть. Но о том, чтобы вернуться домой, не могло быть и речи. Казалось бы, в Таганроге у Фаины было все. Но там не было Художественного театра, в котором она только что не ночевала. Ее богом был Станиславский, а любимым спектаклем «Вишневый сад». Для драматического театра Раневская была тем же, чем Сергей Лемешев, безусловный кумир того времени, для театра оперного. Актриса так играла эпизодическую роль спекулянтки в спектакле «Шторм», что ради того, чтобы услышать в ее исполнении одну только фразу «Шо грыте?», на спектакль приходили люди. А услышав, поднимались и покидали театр. Так же случалось и в Большом, когда Лемешев пел «Евгения Онегина». Одно отличие – из-за Раневской поклонницы не дрались. Хотя фанатов и у нее было предостаточно. Даже в преклонные годы она выслушивала признания в любви, порой весьма своеобразные. В шестидесятых у актрисы появилась надежда, что ее последние годы не закончатся в полном одиночестве. Еще на съемках фильма «Весна», которые проходили в Праге, Фаина Георгиевна встретилась со своей семьей, уехавшей после большевистского переворота за границу. Они начали общаться. И в итоге сестра Раневской – Изабелла, по мужу носившая фамилию Ален, решила переехать в Советский Союз. Бюрократические формальности помогла уладить министр культуры Фурцева. Желая отблагодарить ее, Раневская пришла на прием к министру и прямо на пороге ее кабинета принялась восклицать: «Екатерина Алексеевна, вы мой добрый ангел». На что Фурцева ответила: «Я не ангел, а советский партийный работник». Совместная жизнь сестер в двухкомнатной квартире Раневской в высотном доме на Котельнической набережной продолжалась недолго. Вскоре после переезда в СССР Изабелла Ален скончалась. И Фаина Георгиевна вновь осталась одна. Для нее это было самым большим испытанием. Она даже входную дверь своей квартиры оставляла незапертой – вдруг кто придет. А приходили редко», - так завершает Морясинь свои зарисовки о великой Раневской. Жизнь великой актрисы закончилась за несколько недель до ее 88-го дня рождения. «Королева второго плана» лежит на Новом Донском кладбище, но в земной своей жизни она оставила еще одно кладбище – кладбище несыгранных ролей. Не случайно незадолго до кончины Фаина Раневская сокрушалась в свойственном ей стиле: «Все мои лучшие роли сыграли мужчины…»
Владимир Саришвили |
|
В рамках очередного фестиваля российского кино в Грузии была представлена ретроспектива фильмов Авдотьи и Андрея Смирновых. Одна из картин, которую увидели тбилисцы, - «Гламур» Андрона Кончаловского. Соавтор сценария (вместе с А.Кончаловским) - режиссер, сценарист, телеведущая Авдотья Смирнова. Перед показом она рассказала о разногласиях с режиссером, возникших в процессе создания картины. - Раньше мне казалось, что общество не до такой степени детерминировано деньгами. И это было основным пунктом наших споров с Андроном Кончаловским. Я считала, что это только в Москве и только в определенной тусовке. Но со временем поняла, что режиссер просто предвидел какие-то вещи. - Время показало, что Кончаловский прав? - Да. Его прогнозы подтвердились. - Читала в одном из ваших интервью, что когда вы только начинали снимать фильмы, то чувствовали себя испуганным режиссером… - Я говорила, что любой сценарист – это трусливый режиссер. Сценарист, когда он пишет, в своей голове одновременно снимает кино. Но просто боится взять на себя всю меру ответственности. Я и сейчас так думаю. Поэтому сценарист никогда не удовлетворен результатом, полученным от режиссера. Он видит свои картинки, свои сны, а режиссер – свои. Но это вполне естественная составляющая профессии сценариста. - И все-таки чье режиссерское решение оказалось близко тому, что вы представляли, когда писали сценарий? - Решение режиссера Авдотьи Смирновой. Сценарий своего первого фильма «Связь» я писала для режиссера, с которым уже сделала несколько фильмов, - Алексея Учителя. Он отказался снимать и предложил мне. Я испугалась, но все-таки решила рискнуть. - И многое пришлось преодолеть, чтобы выступить в новом для вас качестве режиссера? - Неуверенность, непонимание того, как это надо делать. Но мне очень помогли мои товарищи, с которыми я делала свою первую картину – прежде всего, оператор-постановщик, Сергей Мачильский. Он был настоящим соавтором, учил меня, причем очень тактично, так что я это не всегда понимала, - разводить мизансцену, строить кадр. Единственное, чему мне не пришлось учиться, - это работа с актерами. Поскольку я всегда очень любила этим заниматься. Мне кажется, я чувствую актеров. Понимаю, как с ними взаимодействовать и добиваться того или иного результата. Кино – искусство коллективное, но оно должно иметь мотором единую волю. Ее может дать только режиссер. Только он знает, чего добивается. Как говорит мой отец, режиссер – это человек, который знает, чего он хочет и умеет объяснить это другим. - Режиссерское образование обязательно, чтобы снимать кино? - Лучше, чтобы оно было. Мне, безусловно, не хватает режиссерского образования. Но вопрос в том, где и как ты его получил. - Но вы уже не будете к этому стремиться? - У меня все-таки за плечами несколько картин. Я уже в том возрасте, когда учатся на ходу. И потом, я ведь пришла в эту профессию не с улицы. Работала как сценарист, благодаря Алексею Учителю не раз присутствовала на монтаже. Принимала в нем пассивное участие. Свою картину «Мания Жизели» я честно отработала в качестве ассистента художника-постановщика именно для того, чтобы знать, как это все устроено. Так что доморощенные, но все-таки какие-то свои университеты у меня были. Кстати, изначально я хотела поступить во ВГИК на сценарный факультет, но мой отец, актер и режиссер Андрей Смирнов, категорически этому воспротивился, и у меня не хватило характера, чтобы настоять на своем. «Если ты поступишь во ВГИК, я перестану с тобой разговаривать!» - сказал он мне. Отец считал, что во ВГИКе не дают серьезного образования, что мне нужно получить более фундаментальные знания и что филология – это то, что мне нужно. И я как послушная девочка поступила в МГУ. А в кино пришла не благодаря, а вопреки своему отцу. Я прошла через другую дверь, других людей. Отец ничем в этом не помогал, и слава богу. Потому что сейчас ни один из моих коллег не упрекнет меня в том, что я попала в кино по блату. Я начинала в документальном кино и прошла практически все ступени. Так что я пришла в кино позже и по-другому. И не жалею об этом. Мне много дало то, что я училась на филологическом и театроведческом факультетах, занималась современным искусством, пыталась писать об этом. Конечно, жаль, что у меня не было настоящего студенчества. - Как вы сами для себя определяете суть того, чем занимаетесь в кино? - Я рассказываю истории про людей. Про то, что все происходящее с нами в жизни не уникально, - это уже было с кем-то. Мне кажется, это должно как-то утешать человека, - то, что он не один. Что все его горести, неприятности случались и с другими людьми, в другое время. И все равно можно выкарабкаться. - Для поэта Елены Исаевой, поэзия – это способ гармонизации мира. То есть то, чем вы занимаетесь в кино, - тоже своего рода способ гармонизации? - Да нет. Я не ставлю перед собой таких глобальных задач. Я рассказываю людям истории про них самих. Мы же сказочники, мы производим иллюзию! И моя задача, чтобы человеку эти полтора часа, что идет фильм, было не скучно, чтобы он не пожалел о потраченном времени. Чтобы его что-то рассмешило или огорчило. Чтобы он вышел из кинотеатра, и ему захотелось выпить с друзьями вина и поговорить о жизни. - То есть вы делаете кино для массового зрителя? - Я считаю, что да. Есть такое слово – «мейнстрим». Мне кажется, что я делаю кино для достаточно широкого зрителя. Я не умею делать кино для совсем молодых людей, для подростков, которые составляют сейчас в России основную массу кинозрителей. Я рассказываю истории для взрослых, но для самых обыкновенных взрослых, которые успели в жизни что-то почувствовать и подумать. Не для киноманов. - Мне кажется, что интеллигентные героини ваших картин «Два дня» и «Кококо», которых играют Ксения Раппопорт и Анна Михалкова, - это ваши протагонисты. Я вижу в них ваше отношение к миру. Так ли это? - Но точно так же и в других героях есть мое отношение к миру. Нет, ни одна, ни другая героини не являются моими портретами. Есть брать картину «Кококо», то в обеих героинях есть мои черты. А есть совершенно не мои. Что касается героини фильма «Два дня», то в ней тоже есть какие-то мои черты, но есть и абсолютно выдуманные. В обеих есть что-то общее – они из одного сословия, обе интеллигентки и обе работают в музее. Но это связано, скорее, с тем, что я очень люблю и хорошо знаю музейный мир. И мне было всегда жалко, что его не видно в кино. А ведь это совершенно особый мир. У музейщиков есть свои черты – милые, смешные, замечательные и неприятные, да какие угодно. Но эти люди бескорыстно занимаются производством или хранением культурной памяти, духовных ценностей. Это накладывает на них особый отпечаток, который был мне всегда очень интересен. Жаль, что никто не смотрит в эту сторону, не думает о том, как и чем живут сотрудники музеев. Но это совершенно не значит, что в дальнейшем я буду рассказывать истории только про музейщиков. Тем более что герои моей картины «Связь» - это самые обычные клерки: она рекламный агент, он хозяин небольшого магазина. Совсем другая среда. Меня интересуют разные социальные группы, которые так или иначе не осознаны кино. В какой-то момент интеллигенция совсем ушла с экранов. Мне захотелось ее вернуть. Интеллигенция вполне заслуживает того, чтобы о ней тоже говорили. - А не только об олигархах и проститутках. - Совершенно верно. - Граница между двумя героинями фильма «Кококо» непреодолима? Лиза – интеллигентка, Вика – духовно неразвитый человек, что называется, быдло… - Я совершенно не считаю Вику быдлом. Быдло – я не знаю, что это такое. Когда вглядываешься в человека, то он не может быть быдлом. Вика, которую играет Яна Троянова, вызывает мою симпатию. И восхищение, и раздражение, и неприятие – но точно так же, как и героиня Анны Михалковой – Лиза. Вы говорите, что граница непреодолима. Хорошо, что возникло слово «граница». Это фильм про нарушение границ. Они обе нарушают границы личности друг друга. Это вообще наша русская черта – дружба взасос, неумение соблюдать дистанцию. Непонимание того, что то, что хорошо для тебя, может быть совершенно не хорошо для другого. И в этом смысле Лиза и Вика виноваты обе, и их обеих жалко. Они обе дуры, и обе несчастные. Преодолима ли граница между ними? Да зачем ее преодолевать? Это граница не между сословиями, а между людьми. У каждого своя биография, свои пристрастия. А мы часто от неопытности или глупости начинаем свои причуды навязывать другим. Эта история – про наши безграничные мучения именно по той причине, что мы лезем. Не спросив, готов ли к этому человек. Лиза совершает ужасные, унизительные поступки по отношению к Вике, она бесконечно, не замечая того, топчет ее чувство собственного достоинства, самоуважение. Лиза бесконечно доказывает Вике, даже не осознавая этого, что все, чем Вика жила до встречи с ней, неправильно и ненужно, и сейчас она объяснит ей, как надо. Да не надо никому ничего объяснять! - Может быть, это просто попытка преодолеть одиночество? - Конечно, и это тоже… Любой человек одинок. И человеческая зрелость в этом и состоит, чтобы уметь жить с этим одиночеством, правильно его принимать и не преодолевать его за счет других людей, за счет чужих нервов и судеб. Вика тоже хороша. Но ей никогда ничего никто не объяснял, а Лизе-то объясняли! Это история про инфантилизм. - Вообще присущий интеллигенции. Это ведь то самое уязвимое место… - Да, можно так сказать. - И это то, что всегда мешало, мешает и будет мешать жить. - Наверное. - Нашла в Интернете список литературы – десять произведений, определивших вашу жизнь и духовное становление. Из них большая часть – это произведения русской литературы и только три – зарубежной. Из современных авторов вы назвали только португальского писателя Жозе Сарамаго. - Это книги, которые, так или иначе, сформировали мою душу, личность. Понятно, что формирование происходит до определенного возраста, потом уже личность сформирована, так что книга или фильм уже не может оказать на тебя особого влияния, ведь ты созревший человек. Ты то, что ты есть, и не станешь другим. Принцип такой: это те книги, которые я перечитываю в своей жизни много раз. А то, что большей частью там русская литература, вполне естественно. Мой язык, моя культура. Русские писатели – это все мои родственники. Душевно. Конечно, они занимают особое место в моей жизни. - А «Волшебная гора» Томаса Манна? - Там ведь не зря главная героиня русская. Местами Манн – совершенно русский писатель! Именно на него русская литература оказала такое сильное влияние. Достоевского и Толстого Томас Манн знал великолепно. Я назвала «Волшебную гору» в числе книг, оказавших на меня влияние, поскольку это история взросления, формирования, история того, как человек вырастает сам из себя, из своей среды, своих предрассудков, как он проходит через определенные искусы и кем в итоге становится. Мне кажется, что эта книжка для любого созревающего человека очень важна. В первый раз я прочла «Волшебную гору», когда мне было лет 15. Не помню, что я вообще поняла, по-моему, я следила только за любовной историей Ганса Касторпа и Клавдии Шоша. А потом я читала этот роман много раз, и читаю до сих пор. «Волшебная гора» - книга, которая очень укрепляет тебя в намерении думать и анализировать происходящее в жизни. - А почему не «Доктор Фаустус»? Это ведь тоже школа становления личности? - Да, школа становления гения – композитора Адриана Леверкюна. А Касторп из «Волшебной горы» - это заурядность, обыватель. И при том, что я очень люблю «Доктора Фаустуса», я не могу себя чувствовать Леверкюном. Я не являюсь гениальным композитором. Мне легче идентифицировать себя, как говорит Клавдия Шоша, с «маленьким буржуа с влажным очажком». Мне кажется, каждый из нас в какой-то степени «маленький буржуа с влажным очажком». И потом, «Доктор Фаустус» во многом философский роман. Он скорее про историю мысли, чем про историю чувств. Я очень люблю эту книгу, но в десятку она для меня не входит. По тому воздействию, какое «Доктор Фаустус» на меня оказал. - А чем вам близок Жозе Сарамаго? - Этого писателя я очень поздно для себя открыла. Начала читать Сарамаго лет пять назад, и он меня совершенно поразил. Меня потрясло, что я пропустила писателя такого масштаба. Конечно, он соревновался именно с Томасом Манном. Например, «Евангелие от Иисуса» - это прямая полемика с Томасом Манном, с его тетралогией «Иосиф и его братья», прежде всего, с его пониманием божественного. На мой взгляд, когда читаешь переводную литературу, большое значение имеет, как это переведено. Нам очень повезло, что Сарамаго переведен на русский язык абсолютно гениальным переводчиком Александром Сергеевичем Богдановским. Поэтому у нас есть свой, русский Сарамаго – совершенно волшебный! И меня просто поразила масштабность его высказываний. Каждый роман, который я читала, мне казался самым главным и любимым, пока я не прочла «Год смерти Рикардо Рейса». Потому что это его самый, может быть, тонкий и самый художественный роман. Он во многом о природе искусства и совершенно не похож на другие вещи Сарамаго, которые я читала. И он не богоборческий, в романе писатель не борется ни с богом, ни с богами, хотя в других романах Жозе Сарамаго – богоборец. «Год смерти Рикардо Рейса» - о волшебстве, которым является искусство. В нем показана сложная система отражений и рифм о природе поэзии. Словом, это совершенно прелестное, завораживающее чтение. Меня спросили однажды: «Ты читала Сарамаго?» - «Да!» - «А его «Год смерти Рикардо Рейса»? - «Пока нет!» - «Значит, ты еще не читала Сарамаго!» Действительно, я знала одного Сарамаго и не знала другого. И этот другой меня потряс едва ли не больше, чем первый. Вообще Сарамаго – мой любимый писатель, и огромное счастье, что я могу его читать по-русски. - Почему в этом списке русских классиков нет Достоевского? - Известно, что люди делятся на тех, кто любит Толстого, и тех, кто предпочитает Достоевского. Я, например, люблю Достоевского и читала все, что он написал. Многие вещи несколько раз. Но Толстого я чувствую острее. Конечно, Достоевский открыл потрясающие вещи в человеке – то, что до него никто не открывал, додумался до таких вещей, до которых никто до него не додумывался. Но он же мучительный, говорит о мучении, а Толстой – о том, как прекрасен мир. О том, что мир и люди могут быть ужасными, но на самом деле все сводится к какому-то ощущению гармонии. Поэтому для меня Толстой важнее, чем Достоевский. Но это вопрос личных предпочтений. - Вы поставили на телевидении «Отцы и дети». Откуда возник Иван Тургенев? - Я не очень люблю Тургенева, но очень люблю роман «Отцы и дети». И всегда очень любила, помню, как рыдала на сцене смерти Базарова. В какой-то момент я стала думать, что у этого романа очень несчастливая судьба. Причем с самого момента его выхода. Роман антиполитический, а его прочли как политический. И всегда читали так. Это роман о чувствах, семейных отношениях, а его воспринимали как произведение о нигилистах. Я хотела исправить эту несправедливость, насколько это возможно. Сказать, что Иван Сергеевич был не дурак, когда выбирал название для романа. Он не просто так назвал его «Отцы и дети». Это действительно роман об отцах и детях, о братьях и сестрах. Там есть две сестры, два брата. Родители и дети. Это, может быть, самый английский из русских романов. В том смысле, как в нем исследуются взаимоотношения в семье. Очень хотелось поставить это произведение как семейный роман. Тронуть зрителей родителями Базарова. Мне очень хотелось, чтобы увидели сходство между Базаровым и Павлом Петровичем Кирсановым. Тургенев на протяжении всего романа данный момент подчеркивает, а критики этого не заметили. Я хотела, чтобы увидели, какой прекрасный человек Николай Петрович Кирсанов. В школе нам его показывали, как слабого, мягкого, даже глуповатого человека. Хотя он обладает такой деликатностью сердца, что едва ли не умнее всех героев этого романа. Мне просто хотелось по-другому взглянуть, чтобы все увидели в романе прелестные характеры. Мне хочется, чтобы в Базарове увидели не только нигилиста и грубияна, но очень молодого человека с раненым самолюбием, с очень несчастной любовной историей. - Такой женский взгляд. - Мне не кажется, что это вопрос пола. Когда я пришла с идеей реализации этого проекта к продюсеру Валерию Тодоровскому и объяснила ему, почему это нужно снимать, он сказал сразу: «Замечательно! Завтра же начинай». - Фильм «Дневник его жены», снятый по вашему сценарию, - это тоже попытка взглянуть по-другому? На писателя Бунина? - Что значит – «по-другому»? На него никак не взглядывали, Бунин долгое время был под полузапретом. Бунина я знаю наизусть, он уже входит в состав моей крови. Поэтому я могла бы назвать его своим близким родственником. «Дневник его жены» - это попытка рассказать об одиночестве среди людей. Первая попытка как-то рассказать об эмиграции. Я понимаю, что Бунин был не таким, и многое было по-другому. «Дневник его жены» - это, конечно, история про одиночество – каждого из героев, но, прежде всего, Ивана Алексеевича. Очень большого художника, совершенно ни на кого не похожего, абсолютного волшебника, который страшно мучился от того, что при его жизни мало кто понимал масштаб его дарования. Когда он умер, появилась статья Георгия Адамовича, своего рода некролог. В ней было сказано, что окружающие мало понимали, какого масштаба художник находится рядом с ними. В какой-то степени это продолжалось и потом. Он был, в общем, полузабыт. Нобелевскую премию он получил еще до того, как написал лучшие свои книги. В 1932 году. И только через десять лет он напишет «Темные аллеи». К тому моменту, когда он достиг абсолютной вершины, его прочно забыли. Уже случилась война, и никому не нужно было его переводить. Уже никого не интересовала его Нобелевская премия. Он умирал фактически в нищете. - А что интересного происходит в современной русской литературе? - Да много чего интересного происходит. Есть такой замечательный писатель Александр Терехов. Его последний роман «Немцы» - это большое событие в литературной жизни. Очень крупная, значимая книга. Терехов – оригинальный, ни на кого не похожий писатель. Все время что-то интересное происходит – и в поэзии, и в прозе, и в кинематографе. Абсолютно цветущие литература, кино, театр… - Ваш отец, актер и режиссер Андрей Смирнов, утверждает, что российское кино умерло. - Отец не имеет в виду, что умер кинематограф как таковой. Он имеет в виду, что умерла модель взаимоотношений «кинематограф – зрители», существовавшая раньше. А чем ее заменить, пока непонятно. Потому что царит американский кинематограф для тринадцатилетних, процветает пиратство… Но это никак не умаляет значение талантливых людей, которые в кино работают. Можно назвать 10-15 имен блестящих режиссеров, картины которых становятся событием. Так что я не вижу никакого кризиса кино. - Вы верующий человек? - Да, но не считаю, что можно навязывать свою веру другим, и с уважением отношусь ко всем конфессиям, убеждениям, в том числе атеизму. Та напыщенная серьезность, с которой Русская православная церковь пытается насадить православие в обществе, представляется мне ненужной, а может быть и пагубной. Мне неприятен напыщенный, надутый дундук, который каждого учит жить и требует от всех немедленного воцерковления. Православие тоже бывает разное… - Дуня, вы производите сейчас совсем другое впечатление, чем та телеведущая, что ведет передачу «Школу злословия» - колкая, язвительная. - Конечно, это условие игры. Мы ведь выполняем некую актерскую задачу – важно не показать самих себя такими, какие мы есть, а раскрыть того человека, с которым мы разговариваем. Нельзя актрису, играющую леди Макбет, обвинять в убийстве. Инна БЕЗИРГАНОВА |
МАСТЕР, НИ НА КОГО НЕ ПОХОЖИЙ... |
Начало 60-х. Я застрял в Болшево. Работа над сценарием о знаменитой актрисе МХАТа, гражданской жене М.Горького М.Ф. Андреевой, затянулась. Глянул в окно из своего коттеджа. Вижу, на аллее знакомая фигура – это мой сосед по дому кинематографистов у метро «Аэропорт» Георгий Данелия. Знакомы мы с ним, так сказать, шапочно. Иногда сталкиваемся во дворе или у метро «Аэропорт», обмениваемся приветствиями на ходу. Не более того. Он всегда немногословен и сосредоточен. По имени-отчеству его мало кто называет. Просто Гия. По-грузински это коротко, а так Георгий. Ему еще только тридцать с небольшим, а все говорят о его фильмах с восхищением. Ворвался он в кинематограф внезапно, как метеор, хотя человек по виду тихий, негромкий, неторопливый. Заговорили впервые о нем после фильма по повести Веры Пановой «Сережа», снятый вместе с Игорем Таланкиным. Это было как дуновение чистого, освежающего ветерка после тяжеловесного сталинского кино. Порой после успешного дебюта, уже на втором фильме, молодые режиссеры спотыкаются, не оправдывают ожиданий и уходят в тень. А Данелия сразу стал набирать новую высоту, не делая длинных пауз, как многие начинающие режиссеры, боящиеся тут же оступиться. При этом он с удивительной легкостью менял жанры, в которых работал. Сняв серьезный, драматичный фильм о моряках по рассказу В. Конецкого «Путь к причалу», он вскоре уже радует новой, поэтичной, легкой, как дыхание, кинолентой «Я шагаю по Москве» - по сценарию талантливейшего Геннадия Шпаликова. А на стихи того же Шпаликова композитор Андрей Петров написал музыку, которой суждено жить долго. Это знаменитая песня, названная, как и фильм, - «Я шагаю по Москве». Ее исполнял совсем юный, обаятельный парнишка Никита Михалков, сразу завоевавший сердца миллионов зрителей. А потом фильм «Тридцать три», по сценарию В. Конецкого и В.Ежова, при участии самого Г.Данелия, очень смешная комедия, скорее едкий памфлет, высмеивающий создание лжегероев в брежневскую эпоху (картину эту долго не пускали в прокат). И тут же, без устали, он приступает к работе над другими картинами, мгновенно завоевывающими сердца зрителя своей сердечностью, юмором, озорством. Надо сказать, что Георгий Данелия, в котором гармонично сочетаются режиссерский и писательский дар, предпочитал работать над сценариями в соавторстве с интересными драматургами и прозаиками – с В.Ежовым, А.Володиным, В.Токаревой и другими. С Викторией Токаревой он написал сценарии таких популярных фильмов, как «Джентльмены удачи», «Совсем пропащий» (по М.Твену). Легендарный «Мимино» сочинялся уже целым трио авторов – Г.Данелия, В.Токаревой и Р.Габриадзе. Но, пожалуй, самым гармоничным стал творческий дуэт Георгия Данелия и Резо Габриадзе. Драматург особого поэтического склада, Габриадзе – глубоко национальный художник. К тому же он талантливый рисовальщик, режиссер. Он основал знаменитый Тбилисский театр марионеток, объехавший со своими спектаклями много стран. Именно с Резо Габриадзе Георгий Данелия создал кинематографический шедевр – фильм «Не горюй!». Это пронзительная история, снятая в труднейшем жанре трагикомедии. И это дань авторов любимой родине. Но самое удивительное, что подсказкой для этого фильма послужила написанная давным-давно книга французского романиста. Данелия обратился к любимой им с детства книге французского писателя Клода Тилье «Мой дядя Бенджамен». Собственно, это даже не экранизация, а дерзкий, даже вызывающе нахальный перенос действия романа с французской почвы на грузинскую, да еще в другой, XIX век. Пленительный рассказ о молодом провинциальном грузинском враче с французским именем Бенджамен, о его недолгом счастье, а потом – и о несчастье... Зная Грузию не понаслышке, где прожил пятнадцать лет до поступления во ВГИК, я был поражен способностью режиссера «возродить» кинематографическими средствами старую Грузию с ее укорененными национальными традициями, с вековым укладом жизни, с истинно национальными характерами. Потрясение вызывала игра гениального грузинского актера Серго Закариадзе (вспомните, как он исполнил главную роль в фильме Р. Чхеидзе и С. Жгенти «Отец солдата». Монолог старого доктора, отца невесты Бенджамена, на придуманных им собственных «поминках», прощающегося с друзьями и жизнью. Это настоящий артистический щедевр! Думаю, что только Данелия мог с такой силой раскрыть все грани огромного таланта Серго Закариадзе. Режиссерскому дарованию Данелия советский экран обязан и рождением киноактера (а до этого звезды грузинской эстрады) Бубы Кикабидзе, который до фильма «Не горюй!» никогда не снимался в кино. Данелия очень долго присматривался к нему, пока не решился поручить главную роль в своей картине. И Кикабидзе стал потом его любимым актером и популярнейшим киногероем всей страны. О картине «Не горюй!» можно говорить долго. И о ее психологической тонкости, и о ее истинно национальном духе, о ее музыкальности... Но достаточно, по-моему, сказать, что ее высоко оценил... маэстро Федерико Феллини. Вскоре имя режиссера Данелия становится известным и на Западе, его картины идут в некоторых странах, а его самого начинают приглашать на различные международные кинофестивали. Об этих зарубежных поездках Георгий Данелия вспоминает в своей автобиографической книге с юмором и самоиронией. Советские граждане, выезжавшие тогда за границу, должны были неукоснительно соблюдать особые правила и меры предосторожности. И перед поездкой им предъявлялся некий «моральный кодекс» поведения за рубежом, полный нелепостей, глупостей и унижения. Но Гия Данелия обладал совершенно независимой натурой. Он органически не умел и не хотел ходить за границей табуном, «общим строем», исполнять дурацкие наставления начальства. А его гордый грузинский характер не позволял, как, увы, приходилось многим, экономить каждый франк или доллар, униженно, втихую, поедая в номере привезенные из Москвы консервы или колбасу. Имея в кармане столько же командировочных, что и другие члены советской делегации, Данелия ухитрялся «шикануть», выкинуть такой фортель, что у руководителей делегации дух захватывало. В те годы об этом ходило много баек на «Мосфильме». Я вспоминаю одну из них, хотя не вполне уверен в ее полной достоверности. Но уж очень она в характере молодого Данелия. На фестивале в Каннах советскую делегацию, в которой был и Гия, поселили против ожидания в дорогом отеле. Вокруг бассейна в шезлонгах отдыхала скучающая богатая публика, лениво попивающая свои коктейли. Данелия решил разыграть перед ними небольшой скетч. Договорился с администрацией местного ресторана, чтобы по всем четырем сторонам бассейна встали официанты с подносами в руках, на подносах – маленькие рюмки с коньяком. И Гия начал свои «марафонские заплывы». Подплывал то к одной, то к другой стенке бассейна, протягивал руку из воды и, получив от услужливого официанта очередную рюмочку, лихо опрокидывал ее в рот. Господа в шезлонгах, с удивлением взирая на это необычное зрелище, оживились, затем дружно зааплодировали. А узнав, что это известный кинорежиссер из России, были поражены его раскованностью и чувством юмора. Гия стал самым популярным среди гостей отеля. Вот только остался он без своих командировочных... А теперь вернемся в прошлое, обратимся к родословной Данелия, чтобы лучше понять истоки его таланта и мироощущения. Георгий Данелия – москвич, хотя родился и совсем недолго прожил в Тбилиси. Оттуда тянутся и его родовые корни. Я хорошо помню по «Мосфильму» маму Гии – Мэри Ивлиановну (мы ее звали Мэри Ильиничной) Анджапаридзе. Она была уже в летах, но все еще очень интересной женщиной, отличавшейся какой-то особой горделивой грузинской красотой. Ее обаятельная улыбка, большие выразительные глаза сразу располагали к себе. Она считалась одной из лучших в своей профессии – второго режиссера (незаменимая фигура в съемочной группе). С ней хотели работать многие корифеи «Мосфильма», ибо знали, как точно она умеет находить актеров на главные роли. Фамилия Анджапаридзе – одна из самых почитаемых в Грузии. Родная сестра Мэри Ильиничны – великая трагедийная актриса грузинской сцены, народная артистка СССР Верико Анджапаридзе, снимавшаяся иногда и в кино. Ее муж, известный режиссер Михаил Чиаурели, свой безусловный талант (достаточно посмотреть его ранний фильм «Последний маскарад») растратил на придворное лжеискусство, помпезные, фальшивые фильмы во славу Сталина: «Великое зарево», «Клятва», «Незабываемый 1919-й», «Падение Берлина». Их дочь Софико Чиаурели, двоюродная сестра Георгия, замечательная актриса театра и кино, приобрела в свое время всесоюзную популярность многоплановыми ролями в фильмах – от комедийных до трагического звучания. И только отец Гии – Николай Дмитриевич Данелия – к искусству не имел никакого отношения. Был инженером-транспортником, одним из создателей столичного метро, главным инженером «Метростроя», в генеральских чинах. Хотя Гия рос в атмосфере близкого родства с искусством и мальчуганом даже снялся в ряде фильмов, поначалу он избрал профессию более прагматичную – окончил архитектурный институт и, наверное, мог бы со временем стать неплохим зодчим. Но случайно ему на глаза попалось объявление о наборе на Высшие режиссерские курсы при «Мосфильме». И Данелия импульсивно, повинуясь какой-то внутренней подсказке, поступил на них. Оказалось, это было мудрое решение. В наши дни он безусловный классик отечественного кино, народный артист СССР, лауреат нескольких Государственных премий – как советского, так и нынешнего российского времени. У него нет пышного звания Героя Социалистического Труда, но любим он и уважаем всеми. Данелия в полном смысле этого слова художник народный, ибо его картины – и «Афоню» по сценарию А. Бородянского, и «Мимино», и «Кин-дза-дза», да и другие – зрители обожают и готовы смотреть бесконечно. Они покоряют своей искренностью, душевностью, неиссякаемым юмором – то лукавым, то печальным, то ироничным. Но есть у него еще одна картина, которая, как и «Не горюй!», - подлинная вершина режиссерского мастерства. Это на первый взгляд обычная житейская история, история некоего университетского преподавателя, мечущегося между семьей и молодой любовницей. Вроде бы все банально. Но картина с удивительной психологической точностью передает не только человеческие переживания героев, но и удушающую атмосферу застойных лет, все нелепости советской жизни, когда скромный, честный, порядочный человек выглядел «белой вороной», вынужден был идти на компромиссы со своей совестью. Великолепный сценарий истинного классика драматургии того времени Александра Володина, блистательный ансамбль актеров – О.Басилашвили, М.Неелова, Н.Гундарева и, конечно, Е.Леонов (которого Данелия вообще считал своим талисманом) – создают ту атмосферу абсолютной правды, когда, кажется, нет границы между реальностью и вымыслом. Когда я по многу раз смотрел этот замечательный фильм, «Осенний марафон», я видел в нем немало автобиографичного для автора сценария. С Александром Володиным я имел счастье учиться на одном курсе во ВГИКе. Это был человек предельной честности и искренности, очень страстный, увлекающийся. Он прожил нелегкую жизнь. Еще до войны, по зову сердца «пошел в народ», учительствовал в сельской школе, потом служил по призыву в армии, и когда началась война, прошел ее всю простым рядовым. Был ранен. О его храбрости свидетельствовала истинно солдатская награда – медаль «За отвагу». А потом уже орден Отечественной войны. После ВГИКа Володина по распределению загнали редактором на Ленинградскую студию научно-популярных фильмов, явно ввиду графы в анкете – национальность (его настоящая фамилия – Лившиц). По ночам он стал писать свои первые рассказы. Пьеса «Фабричная девчонка» сразу принесла ему широкую известность, но не благополучное существование. Потом стали появляться и другие его произведения для сцены, вернее, прорываться с боем. Но чего стоят один только спектакль «Пять вечеров» в БДТ у Г.Товстоногова, а потом и одноименный фильм Н.Михалкова. Мне кажется, что два таких таланта, как Володин и Данелия, не могли не соединиться на экране, а их фильмы стали определенной вехой в нашем кино. Жаль только, что это произошло лишь два раза – в фильме «Тридцать три» и в «Осеннем марафоне». Не так давно я прочел одну из книг Г.Данелия «Безбилетный пассажир». И вновь особенно радостно ощутил уникальный его талант рассказчика, его совершенно неповторимый, я бы сказал «фирменный» юмор. Под пером Данелия события воспринимаются в каком-то особом комическом ракурсе. О своих друзьях, коллегах и даже случайных знакомых он говорит всегда доброжелательно, хоть и лукаво. Правда и вымысел, реальность и фантазия так тесно сплетены в этой книге, что почти неотличимы друг от друга. Но не надо думать, что жизнь Георгия Данелия прошла весело, легко и беззаботно. Профессия кинорежиссера – каторга. Это мучительные поиски. Это вечные сомнения. Это тяжелый, изматывающий труд. Были в жизни Георгия Николаевича и большие драмы. И самая тяжелая из них – трагическая гибель единственного сына. Он только что окончил ВГИК, подавал большие надежды и в режиссуре, и в живописи. Должен был стать продолжателем славной творческой династии Данелия. И вот страшный удар... В утешение теперь – внуки от первого брака. О своей личной жизни Георгий Данелия не любит особо распространяться. Он говорит о ней в своей книге, в отличие от любителей интимного пиара, скупо, лаконично: «Я был женат три раза. На Ирине, на Любе и на Гале. Я любил. И меня любили. Я уходил. И от меня уходили. Это все, что я могу сказать о своей личной жизни». Ну кто, кроме Данелия, обладает в кино таким достоинством настоящего мужчины?.. Не знаю, как будет складываться дальше творческая жизнь Данелия. Ведь Георгию Николаевичу уже за восемьдесят... А работа в кино – на износ. В наши дни он занялся мультипликацией, анимационным вариантом своего фильма «Кин-дза-дза», поскольку он еще и прекрасный рисовальщик и живописец. Читатели очень ждут, что он напишет и другие книги, напишет их с таким же молодым озорством и мудростью человека, прожившего большую интересную жизнь. Мне захотелось под конец привести один замечательный отрывок из его книги «Безбилетный пассажир», историю, которую поведал Гие когда-то Михаил Чиаурели. «В 30-е годы тяжело заболел директор Тифлисской киностудии и врачи сказали, что жить ему осталось мало. Тогда он собрал в больнице партбюро студии и обсудил порядок своих похорон – кто напишет некролог, кто скажет речь над гробом (место в пантеоне – самом престижном кладбище – он себе уже пробил). Утвердили эскиз гроба, оркестр и обсудили, кто будет тамадой на поминках... Дошли до обсуждения траурного кортежа. Пойдет по Головинскому проспекту (ныне проспект Руставели. – Примеч. авт.). - Не сможем, - сказали ему. - Там сейчас все перерыто. Можно по Плехановской улице. - Нет! - категорически заявил директор. - По Плехановской не хочу! И прожил еще пять лет...» Не знаю, точно ли Гия воспроизвел эту трагикомическую историю, рассказанную ему Михаилом Чиаурели. Сильно подозреваю, что ее талантливо пересказал для нас сам Георгий Данелия, художник неиссякаемой фантазии.
Борис ДОБРОДЕЕВ Из книги «Мы едем в Болшево. Путешествие в минувшее» |
|