В Большом зале театра имени А.С. Грибоедова вспоминали любимого всеми Эльдара Рязанова в связи с его 90-летним юбилеем. Вспоминали веселые и грустные, мудрые и светлые кинофильмы режиссера – их с наслаждением смотрит не одно поколение зрителей, музыку выдающихся композиторов, в сотворчестве с которыми Рязанов творил свой уникальный мир. В ностальгическом концерте приняли участие: гостья из Москвы, народная артистка России Светлана Немоляева, народные артисты СССР Эльдар Шенгелая и Нани Брегвадзе, народная артистка Грузии Гуранда Габуния, заслуженная артистка Грузии Ирма Сохадзе, певцы Майя Бараташвили, Эка Мамаладзе, Темо Татарашвили, Нино Дзоценидзе, Давид Отиашвили, Давид Гвелесиани, Андрия Гвелесиани, Лела Телия, Темо Рцхиладзе, Рамина Мальцева, Ия Томаш, Темо Саджая, трио «Натали», актеры-грибоедовцы: заслуженная артистка Грузии Людмила Артемова-Мгебришвили, Ирина Мегвинетухуцеси, Арчил Бараташвили, Нино Кикачеишвили. Организатор проекта – МКПС «Русский клуб» при поддержке Банка ВТБ, режиссер праздника – президент «Русского клуба», директор театра имени А.С. Грибоедова, заслуженный артист России, заслуженный деятель искусств России Николай Свентицкий.
Изюминкой вечера стало выступление очаровательной Светланы Владимировны Немоляевой – актриса прочитала пронзительное стихотворение Беллы Ахмадулиной «О, мой застенчивый герой!», прозвучавшее в фильме «Служебный роман» в ее же исполнении. Стихи читает страдающая от неразделенной любви и предательства Оленька Рыжова – героиня Немоляевой. И зрители проникаются ее тихой болью... как некогда сострадали другому персонажу Светланы Владимировны – несчастной Бланш Дюбуа из знаменитого спектакля московского театра имени В. Маяковского «Трамвай «Желание».

– Знаю, что ваша любимая роль – Бланш Дюбуа из спектакля «Трамвай «Желание». Как она к вам пришла, трудно ли она вам далась и почему она стала самой любимой?
– Пришла она ко мне совершенно неожиданно, можно сказать – внезапно. Как будто свалилась с небес. Потому что, когда в театр Маяковского пришел Андрей Гончаров, я была совсем еще молодая актриса. Играла полудетские роли – студенток, девочек. При Николае Охлопкове у нас было очень много советской драматургии – там были Нинки, Машки, Вальки и прочие какие угодно девчонки, которых я играла очень много. И женских ролей у меня практически не было. Из таких серьезных образов мощного репертуара была разве что шекспировская Офелия... Но все равно это была молоденькая девочка. И когда Гончаров мне предложил прочитать на труппе пьесу Теннесси Уильямса, это стало полной неожиданностью. Во-первых, о пьесах Теннесси Уильямса я слышала в то время очень мало. Знала пьесу «Стеклянный зверинец», и больше ничего. И вот получилось так, что Гончаров дал мне прочесть сборник его пьес. Я была очень удивлена, потому что никогда на труппе ничего не читала. У нас были артисты с прекрасной  дикцией, которые всегда читали с толком, чувством и расстановкой. Читали роскошно! А ко мне это не имело никакого отношения. И тем не менее я взяла сборник – велено, значит велено. Это было в Риге, на гастролях, и я стала читать пьесу на ночь глядя после спектакля... и просто задохнулась! Во мне произошел полный душевный переворот. В совершенном потрясении я сказала своему мужу Саше: «Это немыслимо!» И на следующий день в Рижском оперном театре, в репетиционном зале, где стоял балетный станок, я села читать. Я захлебывалась от эмоций, так что вся труппа кричала: «Уберите Светку, это невозможно слушать, она черт знает как читает! Давайте попросим Борю Левинсона!» Он, кстати, действительно прекрасно читал! Но Гончаров заставил меня дочитать пьесу до конца. В конце концов я справилась со своим волнением и второй акт прочитала более или менее членораздельно. И когда мы выходили – я это хорошо помню, словно это было вчера, хотя это происходило сто лет назад! – и шли по коридору, который вел из репетиционного зала к сцене, Гончаров прошел вперед, я – за ним. И он сказал мне: «Я, наверное, вам дам эту роль!» Я была в полуобморочном состоянии от радости. Психологически я уже стала жить с мыслью, что буду играть Бланш Дюбуа. Но потом, когда начались репетиции и началась жизнь, связанная с этой ролью, все стало происходить с точностью до наоборот. Гончаров обо мне забыл, он дал эту роль другой актрисе. Потом еще одна актриса, которая имела большое значение в театре и была достаточно талантлива и прелестна, сказала: «Спорьте, спорьте, а играть Бланш буду я!» Третья говорила, что заболеет, если ей не дадут эту роль, потому что это про ее жизнь. В общем, началась круговерть, которая обычно бывает в театре. Ее никогда не избежать. В результате я получила эту роль, но сначала во втором составе. На каждую главную роль пьесы было назначено по два человека. Мы репетировали вдвоем с одной актрисой. Но на финишную прямую вышла я. Это все продолжалось почти два года! И за месяц до премьеры Гончаров оставил меня, Светлану Мизери и Армена Джигарханяна, сказав, что второй состав будет играть потом. Таким образом, я стала играть Бланш Дюбуа и делала это целых 24 года! В 1970 году под Новый год была премьера. Играла я одна. Со временем все поменялись, появились другие составы. А последний мой спектакль «Трамвай «Желание» состоялся в 1994 году.

– Что так привлекло, взволновало вас в этом образе? Чем Бланш Дюбуа близка вам?
– Я не сравниваю себя с ней! Я столько сыграла ролей. Неблагодарно и неправильно сравнивать себя со своими персонажами. Я знаю это по себе. В моем репертуаре были и трагические, и драматические, и характерные, и острохарактерные роли. И эпизоды, и большие роли, я выходила даже в массовке. По моему мнению, Бланш – трагическая роль... Глупо сравнивать. По словам Андрея Гончарова, актерский постулат звучит так: надо стараться вытащить из себя, как бы ты поступил на месте героя, какая была бы твоя реакция. Одно дело – когда ты непосредственно реагируешь, если тебя кто-то испугал. А другое дело – сыграть испуг так, чтобы тебе все поверили. Когда ты читаешь пьесу, она кажется прозрачной и ясной, тебе кажется, что ее легко сыграть. А когда ты начинаешь работать, то понимаешь, как это немыслимо тяжело!

– Вы сказали, работа продолжалась два года? Так долго?
– С Гончаровым мы всегда работали очень долго. Долго не выпускал. Он мог одну сцену репетировать целую неделю! Пока не добьется сути. В чем была тяжесть репетиций? Он разговаривал вместе с нами. Это помимо постоянного крика. Об этом все знают, говорят в среде осведомленных. Но я об этом вспоминать не хочу, потому что это уже навязло на зубах и вызывает оскомину. Гончаров был безумно терпелив и фанатичен. Пока не добьется того, что он как режиссер слышит, не отпускал людей с репетиции. Поэтому он и репетировал так долго.

– Потому и шедевры получались, которые годами шли на сцене театра Маяковского.
– Да, у него было несколько настоящих шедевров. И они проходили через трупы, через страхи и ужасы, через ломки актерских судеб, когда снимали с ролей и назначали других актеров...

– А в вашей судьбе было нечто подобное?
– У меня это было постоянно! С ролей он меня, правда, не снимал. Но костерил почем зря и делал из меня мальчика для битья, и это было перед каждым спектаклем. Вспоминаю репетиции спектакля «Трамвай «Желание». Первая сцена с сестрой, трагичная, когда Бланш рассказывает о том, почему все пропало, почему она нищая, что ей негде жить и некуда деваться, и почему это все произошло. Сразу с места в карьер! Дикая драма... Это было очень трудно сделать. И когда Гончаров репетировал, он разговаривал вместе с нами. Бегал по залу и говорил. То есть мы одни не говорили, и это было немыслимо и невыносимо. В конце концов мы смирились и стали с ним жить этой жизнью. Но вдруг наступила тишина. Моя партнерша Светлана Мизери, игравшая Стеллу, говорит свои слова, я – свои. И я вдруг настолько стушевалась, что остановила репетицию, а за это тоже могли убить, и спросила: «А что, Андрея Александровича нет?» «Здесь я! – рявкнул Гончаров. – Продолжайте!»  И мы поняли, что дело пошло, спектакль получается.

– Была в вашей судьбе еще такая роль – такого же трагического наполнения?
– Практически каждая моя роль идет с трагедийным уклоном. Процитирую вновь Гончарова, который мне говорил: «Вы плачете там, где надо и не надо!» До сих пор некоторые помнят, что меня называли «водопроводом театра Маяковского». Я действительно везде могу подпустить слезу. Драматическая основа моих ролей даже в комедии существует. Что-то случилось с моим внутренним миром. Но такой роли, как Бланш Дюбуа, у меня больше не было никогда. Когда был оглушительный успех, когда была фантастическая премьера в Москве, которая буквально сшибла с ног людей, Гончаров мне сказал: «Учтите, что самые страшные репетиции потом оказываются самыми прекрасными. И такой роли, Света, у вас больше не будет никогда!»

– И это было пророчеством?
– И то, и другое. Эти страшные репетиции были действительно самыми прекрасными. Что касается роли Бланш Дюбуа, то она считается такой же сложной в женском репертуаре, как Гамлет  –  в мужском.

– И многие актрисы мечтают сыграть ее.
– Может быть, и мечтают. Наверное!

– Вы говорили, что у каждой вашей роли, даже в комедиях, драматическая подоплека. Конечно, вспоминаются ваши хрупкие героини в фильмах Эльдара Рязанова – «Гараж», «Служебный роман»...
– Да, в этих образах – жена Гуськова, Оленька Рыжова – есть эта надтреснутость, надлом человеческой судьбы. Когда мы обсуждали с Эльдаром Александровичем, с которым очень дружили, моих героинь из «Гаража» и «Служебного романа», то сошлись с ним в том, что они, по сути, чем-то похожи. Их никто не боится. Они могут сколько угодно кричать или сердиться, что-то просить или требовать, но ни один человек не испугается ни одну, ни другую. И жена Гуськова, и Рыжова в сущности совершенно беззащитны. Поэтому зрители так сопереживают и той, и другой.

– Как, впрочем, и Бланш Дюбуа, которая говорит о себе: «Я всегда зависела от доброты первого встречного».
– Да, и она абсолютно беззащитна...

– Это так, но все ваши чудесные героини сильны своим необыкновенным человеческим теплом и обаянием. За это мы их и любим. Как и фильмы Эльдара Александровича Рязанова.


Инна БЕЗИРГАНОВА

Игорю Николаевичу Нагорному, тбилисцу, известному телевизионному оператору, вручена новая награда – премия «Золотой глаз» за вклад в операторское искусство. Награды победителям VII Международного фестиваля операторского искусства, прошедшем в Тбилиси, вручались жюри в концертном зале Грузинской филармонии. Эта награда – признание многолетней плодотворной творческой работы Игоря Нагорного на благо грузинской культуры в области документального кино, телевидения. Идея фестиваля рождена в студии «Инноватор», она способствует познавательным целям и развитию интереса к новейшей съемочной технике. Наградами отмечаются самые значимые персоны в операторском искусстве, имеющие высокую репутацию в международном сообществе профессионалов.


Узнав о почетной награде, которой удостоен известный телевизионный оператор и старинный друг журналистов славного поколения шестидесятников Игорь Нагорный, я загорелась желанием его поздравить от себя лично и – беру на себя смелость так сказать – от всего нашего поколения. И не тихим голосом в частной телефонной беседе, а публично, во всеуслышание, как того достоин этот замечательный мастер своего дела, теплый, преданный друзьям, по мне – уникальный человек, история профессиональной деятельности которого, собственно, параллельна истории становления Грузинского телевидения и неразрывно с нею переплетена.
Что я могу нового сказать из далекой холодной Москвы читателям тбилисского журнала, которые находятся рядом с ним? Встречают Игоря Николаевича, прогуливающегося по самой прекрасной в мире улице – по проспекту Руставели, по земле, на которой судьба подарила нам счастье родиться и провести на ней неповторимо радостные годы молодости. Но, с другой стороны, нас так немного осталось – аборигенов «стекляшки» на площади Героев, в которой более полувека назад расположилось Грузинское телевидение. К тому же с возрастом у человека обостряется дальнозоркость – прошлое, очень далекое, видится ярче и проникновеннее на расстоянии. Наверное, к месту вспомнились стихи Иосифа Бродского: «Любовь сильней разлуки. Но разлука длинней любви». И, несмотря на эту растянувшуюся во времени разлуку, грузинское телевидение осталось в памяти, как «праздник, который всегда с тобой».
Имя Игоря Нагорного я впервые услышала, будучи еще студенткой Тбилисского университета. История жизни нашего, совершенно стихийно, я бы сказала, авантюрно возникшего курса – это отдельная тема, казалось бы, не имеющая прямого касательства к герою разговора. В двух словах: команда наша образовалась во втором семестре третьего курса. В ТГУ было принято решение открыть русскоязычное отделение журналистики филологического факультета. На конкурсной основе туда устремились студенты гуманитарных факультетов, и я в их числе. Педагоги наши по специальным предметам были, в основном, ведущие работники, часто – руководители СМИ. Думаю, им было не очень комфортно разглагольствовать о теоретической основе своей «подвижной» профессии перед неугомонной, очень колоритной командой амбициозных молодых людей и девиц, которые рвались доказать наличие – и сверкание! – своих талантов непосредственно на страницах газет и журналов, на радио и телевидении. Вероятно им, нашим наставникам, и пришла в головы идея загрузить нас работой в редакциях – осваивать практические навыки профессии. Эта форма занятий была банально названа «практикой». И она, эта практика, длилась у нас с небольшими перерывами почти все время учебы. В других вузах и на других факультетах студентам о таком можно было только мечтать.
Первым местом моей студенческой практики стало Грузинское радио. А первым «боевым» заданием – репортаж об удое молока в каком-то пригородном совхозе. В глубокой депрессии после посещения означенного совхоза, уныло приплелась в редакцию без особой уверенности в том, что на раздолбанном ветхозаветном диктофоне зафиксировано хотя бы мычание буренки. Изрядно постебавшись над сникшей стажеркой, бывалые радиоведущие подсказали: «Девочка, если тебе скучно с коровами и заводскими станками, и ты хочешь делать репортажи с событий первостепенной важности и со всяких продвинутых фестивалей – иди на телевидение и попросись пишущим напарником к оператору Игорю Нагорному, потому как именно он снимает все самые интересные сюжеты».
Но так сложилось, что тогда я не пошла ни в сверкающее новизной здание Грузинского телевидения, ни к оператору-«важняку» – просто уехала в Москву в поиске себя в профессии журналиста. Однако имя Игоря Нагорного и его репутация аса операторского искусства закрепились в памяти. Позже узналось, что фамилия эта – небезызвестная, упоминается в исторических монографиях о дворе семьи Романовых…
Спустя года три я пришла работать на Грузинское телевидение, успев к тому времени получить диплом журналиста, поработать в прессе, и несколько продвинуться в понимании профессиональной и закулисной жизни сообществ коллег. Одним из первых моих нарушений правил игры с начальством и коллегами был нахальный визит к главе всего телевещания республики с высказанным ему настойчивым пожеланием снимать сюжеты исключительно с оператором Игорем Нагорным. Акакий Варламович Дзидзигури был умным и добрейшим человеком с неиссякаемым чувством юмора, для которого не имела значения никакая снобистская субординация во взаимоотношениях с подчиненными – был бы повод остроумно пошутить и от души посмеяться. «Ох, – сказал он тогда притворно озабоченным тоном, – я хотел тебя попросить из трех бросающихся в глаза компонентов – курения, короткой юбки и накрашенных глаз – исключить хотя бы один для смягчения общего о тебе впечатления, а ты еще четвертый бонус хочешь – лучшего нашего оператора заставить только твоими сюжетами заниматься?! До этого еще дорасти надо, дорогая!»
Увы! Не успела я дорасти до поставленной главным планки, как в нашу редакцию русскоязычного вещания буквально вломился блистательный юноша непомерных энергетики, способностей и амбиций. Большой, яркий, заполняющий собой все пространство вокруг себя. И началась многолетняя история творческого тандема – Тенгиз Сулханишвили и Игорь Нагорный. Я пишу эти строки и параллельно по скайпу разговариваю с Тенгизом, который по-тбилисски не упускает случая потрепаться живой картинкой его сибаритского плескания в бассейне в центре Вашингтона, где живет уже изрядное время. Который вечер подряд провоцирую Тенгиза рассказать что-нибудь особо важное, серьезное в их с Игорем совместной журналистской деятельности. В ответ – шквал анекдотов, фейерверк баек, летописи забавных приключений. И представляю себе подчеркнуто интеллигентного, скромнейшего Игоря – тогда еще без Николаевича – Игоречка, вовлеченного в эпатажный праздник жизни, бурлеск, в который Тенгиз Сулханишвили, неутомимый автор сюжетов, которые снимал Игорь Нагорный, умел превратить любое событие. Не было в нашем поколении человека в Тбилиси, который не знал легенду об особо магическом воздействии фотографии генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева, на которой вождь уважительно пожимает руку студенту журфака Тбилисского университета Тенгизу Сулханишвили. Это, увеличенное до внушительного формата фото неизменно появлялось во всех гостиничных номерах, в которых поселялись много разъезжающие по городам и весям корреспонденты оперативных новостных программ, что гарантировало vip-обслуживание молодым шалопаям.
Байки байками, однако сколько серьезнейших объектов, событий, личностей зафиксировано камерой оператора Игоря Нагорного! Телевизионных фильмов он сотворил несметное количество. Им сняты подавляющее большинство программ, составлявших гордость Грузинского телевидения – они вывозились за пределы Грузии и с большим успехом демонстрировались по всему СССР. Учитывая, что в то время не было ретрансляторов, и фактически вся визуальная информация распространялась при помощи отснятого на пленку материала, обменная редакция, в которой мне привелось работать, постоянно отправляла десятки, сотни коробок с пленками на Центральное телевидение и телевидение всех республик Советского Союза. Иногда сами сопровождали этот драгоценный груз. Когда приезжали в Москву и другие города, там говорили: «Вот приехали грузины, опять привезли что-то особо интересное». И мы старались не снижать сложившийся годами уровень качества творческого материала под брендом Грузинского телевидения. Значительную роль в этом процессе играло выдающееся профессиональное мастерство Игоря Нагорного.
Когда в Абхазии не было своего телевидения и ретрансляторов, Игорь часто ездил в Сочи с ведущим диктором Лией Микадзе, редактором Автандилом Гачечиладзе и режиссером Люлю Хачидзе. На всем Черноморском побережье лишь в Сочи было свое телевидение и соответствующая техника, а гладь моря не препятствовала распространению качественного сигнала из Сочи на всю территорию Абхазии. Вывозили готовые программы, репетировали на месте, возились с техникой, работали с полной отдачей, благодаря чему абхазские жители могли видеть на экранах своих телевизоров почти все самое интересное и значительное, что было доступно тбилисцам.
Игорь принимал активное участие в создании первых программ Грузинского телевидения, из которых вспоминаю популярный женский журнал «Иавнана», киножурнал «С киноаппаратом по городу», журнал «Спорт», потрясающе интересную музыкальную программу с неповторимым Евгением Мачавариани, увлекательную и весьма познавательную литературно-драматическую программу, программу народного творчества… В рамках блистательной театральной программы Нагорный снял уникальный и бесценный сегодня материал – творческие вечера Верико Анджапаридзе, Васо Годзиашвили, встречи в Центральном Доме актеров в Москве, московские спектакли грузинских драматургов, поставленные грузинскими режиссерами – огромным успехом пользовалась в столице пьеса «Пока арба перевернулась». Снимал Игорь Николаевич жизнь Кутаиси, Батуми, Поти, других городов Грузии, это были правдивые рассказы, выделяющиеся среди общесоюзной конвейерной теле-продукции, наполненной фальшью и пафосом.
И ведь техника тех времен не может сравниться с богатством и изыском нынешних камер. Какие же замечательные съемки удавались Игорю с аппаратурой, которую сегодняшние мастера, мощно экипированные новейшими достижениями заморской техники, не рискнули бы взять в руки. В этой связи не могу удержаться и не пересказать очередной перл из богатой истории воспоминаний все того же нашего интеллектуального остряка и рассказчика, блистательного журналиста, комментатора, телеведущего Тенгиза Сулханишвили. Куда денешься от факта, что тандем его и главного оператора Грузинского телевидения Игоря Нагорного – одна из ярчайших в профессиональном плане страниц истории грузинской журналистики, телевидения, культуры?! На взлете развития грузинского телевидения, когда катастрофически не хватало и опытных телевизионных мастеров, и достойного технического оснащения, эти двое ухитрялись творить чудеса, при этом всегда и во всем помогая и поддерживая друг друга.
Фанатически влюбленный в свою работу Игорь Нагорный больше других операторов страдал от отсутствия надежных, не «дребезжащих» камер, которые требовали от него предельного напряжения, вдвойне усиленного врожденной близорукостью. Когда же однажды во время съемки в их команду попал звукооператор с воспалением среднего уха и в связи с этим – сниженным восприятием звуков... вы можете себе представить, каким буйным цветом в Тбилиси расцвели легенды об этом фантастическом дискомфортном совпадении! Одна из этих историй живописала сценку – потерявший остроту слуха звукооператор уверенной рукой фиксирует фокус оператору с воспаленными от напряжения глазами. А тот, обладая абсолютным музыкальным слухом, лихо монтирует аудио-пленку. Вот в таком мажорно-бравурном тоне, всегда в солнечно приподнятом настроении эти два блестящих тележурналиста снимали и снимали – все мероприятия высшего эшелона, спортивные соревнования, космодромы, сценические подмостки. Что только они не наснимали! Внося в работу свою интонацию, дыхание и теплоту живой жизни и доброго отношения ко всем живым существам.
Я хочу добавить еще несколько слов об Игоре Нагорном, как бесконечно добром, по-настоящему интеллигентном и трогательном человеке, который умеет пронести через годы и расстояния память и теплоту отношения к своим друзьям. Несколько лет назад, давно потерявший меня из виду Игорь, случайно узнал номер моего телефона и позвонил. Я несказанно обрадовалась, и мы взахлеб стали вспоминать былые дни. Голос Игоречка дрогнул: «Подожди минутку, – сказал он, – перейду на кухню, закурю, а то так разволновался, услышав твой голос…». Это дорогого стоит, дорогой Игорь...
Уже через несколько дней после восстановления телефонной связи мой старинный друг встречал в Тбилиси прилетевшего из Москвы коллегу, с которым я вела в то время очень запутанное и трудное журналистское расследование. Потратив много времени и сил, Игорь очень тогда ему помог. В этом весь он – наш дорогой верный Игорь Николаевич Нагорный, крупная творческая личность с по-детски трепетной доверчивой душой. Мы рады, что твоя многолетняя работа не забыта и высоко оценена. Многие лета, любимый и верный друг!


Ирина ШЕЛИЯ