Театральные художники из России, Азербайджана, Армении и Грузии впервые после многолетнего перерыва собрались в грузинской столице на Тбилисском биеннале сценографии. Организатором столь масштабного и нужного проекта выступил Союз молодых театральных художников им. В.Гуния и Грузинского центра OISTAT. Цель форума – создание условий для профессионального знакомства и общения молодых художников стран Южного Кавказа и России.
Главная выставка работ участников состоялась в актовом зале Парламентской публичной библиотеки им. И.Чавчавадзе.
О самом биеннале и положении дел в современной грузинской сценографии рассказала организатор и куратор биеннале от Грузии,  исполнительный директор Союза молодых театральных художников им. В.Гуния и официальный представитель Грузинского центра  OISTAT Нино Гуния-Кузнецова.

– По какому принципу происходил отбор участников?
– В проекте приняли участие молодые художники в возрасте до 35 лет включительно, имеющие профессиональное образование и опыт работы не менее трех лет в театре, кино, телевидении или мультимедиа. Каждый художник мог представить до пяти реализованных проектов, премьера которых состоялась в 2014-2016 годах, включая эскизы декораций, костюмов, макеты декораций, фотографии сцен из спектаклей, кадры из кинофильмов, шоу-программ, инсталляции и видеоинсталляции, костюмы и театральные куклы. В итоге в биеннале приняли участие 22 художника. Шесть участников от Грузии (Барбара Асламазишвили,  Нино Кития, Кетеван Надибаидзе, Тамара Охикян,  Серго Шивц и Георгий Устиашвили).  Армению представляли молодые художницы Нелли Барсегян и Лилит Степанян. Из Азербайджана был главный художник Сумгаитского драматического театра Мустафа Мустафаев. Наиболее широко была представлена российская делегация. Участники были не только из столицы, но и из различных регионов, как, например  Алексей Амбаев из Бурятии, Кантемир Жилов из Нальчика. Московскую сценографическую школу представили Полина Бахтина, Ян Калнберзин, Илария Никоненко, Ютта Роттэ,  Анастасия и Тимофей Рябушинские и Ирина Уколова. Было также много представителей северной столицы. Это питерские художники  Елена Жукова,  Марина Завьялова, Александр Зыбин и Оксана Столбинская.                

– Чем вызвана необходимость проведения столь масштабного профессионального смотра?
– Предпосылок для формирования биеннале у нас было много. Во-первых, у грузинской сценографии большие традиции. И в 60-е, и в 70-е годы обмен происходил не только в рамках Советского Союза, но и на международных площадках. Грузинские театральные художники были известны во всем мире и были активными участниками происходящих в мировой сценографии процессов. Т.е. это не было закрытое пространство, и художники не варились в своем соку. И именно то, что они были адекватны мировым тенденциям, неся в своем творчестве национальные грузинские корни, но при этом обобщенные в глобальном контексте, и создавало феномен грузинской сценографии поколения шестидесятников. Но, к сожалению, случилось так, что за последние тридцать лет, даже до распада Советского Союза, сценография как профессия в Грузии утратила свою былую престижность.

– Что стало этому причиной?
– Это было обусловлено многими факторами, в том числе и финансовыми. Как известно, сценография – самая бюджетная часть в постановке спектакля, для создания элементарной декорации необходимы хоть какие-то финансы, а их на тот момент не было. Второй фактор заключается в том, что даже если бедный театр мог хоть как-то существовать, у молодого поколения режиссеров, по всей видимости, не оказалось концептуального подхода к сценографии и к художнику-сценографу, как к сотворцу спектакля. Фактически отношение к художникам стало исполнительски-прикладным, что послужило причиной ухода из профессии целой плеяды талантливых людей. Равно как и то, что оставшиеся в профессии стали механически, технически иллюстрировать спектакли. Я сейчас имею в виду молодое поколение художников, а не представителей старшего поколения. Те, можно сказать, исторически сложившиеся тандемы, как, например, в театре Руставели. Мы говорим о современных молодых художниках, которые пришли в сценографию в 2000-х годах. Вот эти две фундаментальные тенденции – финансовые проблемы и малая концептуальность сценографического задания обусловили  то, что наша сценография не несет в себе тех больших поисков, когда режиссер и художник были почти равноправными сотворцами спектакля.

– На первый план вышли проблемы творческого поиска.
– Да. Самые лучшие представители грузинской сценографии мыслили очень самобытно, своеобразно и порой их сценографическое решение становилось ключом к постановке всего спектакля. Таких исканий у нас, к сожалению, сегодня нет. Надо сказать, что это не только грузинская тенденция. При общей визуализации современной культуры большой процент эффектности спектакля заключается во всевозможных эффектах, трюках, технологических новшествах, при этом идейное и художественное видение сценографа, концептуальная часть спектакля ушла на задний план.

– Вы возглавляете Союз молодых театральных художников им. В.Гуния. Что вы считаете своими главными достижениями?
– Как вы понимаете, необходимость того, что профессию  надо спасать, существует уже давно. Именно для этого и была создана наша организация. Мы изначально акцентировали внимание на молодых сценографах. Если учесть к тому же, что ни в СТД Грузии, ни Союзе художников секции сценографов больше не существует, наша задача заключается в том, чтобы создать культурное пространство, где возникнет здоровая конкуренция между художниками. Ведь по-другому – не расшевелить. Таким образом, наша задача, с одной стороны – приобщить молодых к современным веяниям, создать условия, когда молодые могут увидеть себя на международной арене. И второе – повысить собственный профессиональный уровень в более конкурентной и жесткой среде, когда действуют  всевозможные творческие отборы. Мы пошли именно таким путем, и с 2003 года активно контактируем с Пражским квадриеннале. Уже в 2007 году мы сделали первый от имени независимой Грузии проект, где были представлены только студенты. На тот момент еще существовала кафедра сценографии в Университете театра и кино, которая впоследствии, к сожалению, закрылась. И надо сказать, что несмотря на скудность возможностей, наш павильон был определенным прорывом, и те профессионалы, которые знали цену грузинской сценографии, как отдельному творческому явлению, с радостью откликнулись на наше появление, было очень интересное обсуждение.

– Затем последовали еще два Пражских квадриеннале.
– Да. В 2011 году мы тоже представили студенческий проект. Я говорю о том, что сделал наш союз, поскольку в Национальном павильоне в тот год прошла огромная персональная выставка Гоги Алекси-Месхишвили. На этот раз мы провели серьезный конкурсный отбор. Жюри было требовательным, мы отбирали студентов из трех вузов – Университета театра и кино, Академии художеств и Университета Ильи, это были как бакалавры, так и магистры. В итоге мы отобрали девять человек, это был павильон с единой художественной концепцией, но каждый участник был представлен собственным макетом и видеоартом. И я думаю, что павильон тоже получился успешным, пусть не в смысле наград, но в смысле презентаций, многоплановости наших участников. А уже в 2015 году мы сделали большой национальный павильон под названием «Голос женщины». Мы отобрали двенадцать женщин-сценографов. Перед отбором мы провели исследование и выяснилось, что в Грузии в определенном возрастном промежутке, а это те, кто пришел в сценографию в 80-е годы и позже, процентное число женщин необычайно высоко. Это напрямую связано с тем, что в определенном смысле женщины взяли на себя труд быть комфортным партнером режиссера, что не всегда, как видимо, удавалось мужчинам-сценографам, которые в большинстве случаев ушли из профессии. Но выяснилось также, что это общемировой процесс, хотя у нас гендерный дисбаланс радикален. Именно поэтому мы решили показать панораму сегодняшнего грузинского театра через призму женской сценографии. И надо сказать, мы смогли быть вполне адекватными, честными и даже эффектными. Павильон был создан по принципу показа спектаклей, т.е. мы показали видеоклипы всех постановок, которые оформили участницы в двенадцати разных театрах, а через них уже – макеты, эскизы и т.д. Тем самым мы показали реальный срез театральной жизни Грузии, как центральных тбилисских театров, так и региональных.

– И вот настало время реализовать большой проект и дома, не так ли?
– Мы прошли путь в 15 лет. И пришла пора сделать важный проект у нас, на нашей площадке. Так возникла идея провести в Тбилиси биеннале сценографии. Этот международный проект позволил, с одной стороны, участникам посмотреть друг на друга и увидеть себя со стороны, свой профессиональный рост или наоборот. И с другой стороны, публика, интересующаяся театром и искусством вообще, смогла увидеть и оценить тенденции, визуальные образы, существующие в современной сценографии.

– Биеннале организовано совместно с Кабинетом сценографии Союза театральных деятелей России и Российского центра OISTAT.
– Этого форума наверно, не получилось бы, если бы не огромная поддержка российской стороны. Я в особенности хочу отметить роль куратора российской делегации – заведующей кабинетом сценографии СТД РФ и исполнительного секретаря OISTAT России Инны Мирзоян. Я благодарна всем российским участникам, которые  максимально выложились как в плане презентации, так и в образовательном блоке. Очень насыщенные и информативные лекции провели доцент кафедры русского театра Российского института истории искусства и Российского государственного института сценических искусств Любовь Овэс на  тему «Сценографическая погода. Какова она?» и художник-постановщик, дважды лауреат премии «Золотая Маска» Елена Степанова «Театральный костюм. Личный опыт художника».  

– И все-таки, подводя итоги Тбилисского биеннале сценографии, вышел ли первый блин комом?  
– Однозначно нет. В итоге у нас получилась большая ретроспективная выставка. Отдельную благодарность хочу выразить Парламентской публичной библиотеке и ее директору Георгию Кекелидзе. В красивом зале библиотеки получилось достойно представить всех молодых участников. Задачей грузинской стороны было создать площадку, на которой как грузинские художники, так и наши гости смогли максимально себя проявить. Это очень нужно. Ведь биеннале это не только смотр работ, созданных за определенный промежуток времени, но и возможность непосредственного общения, передачи информации, опыта, эмоций и идей. Поэтому, учитывая все плюсы и минусы первого биеннале, мы уже начинаем готовиться к следующему, который пройдет в 2018 году.


Нино ЦИТЛАНАДЗЕ

Станислава Павловича Натенадзе не зовут по имени-отчеству. Его давно и неизменно называют символичным и говорящим именем Слава.
Странно было бы предположить в этом сдержанном, исполненном внутреннего достоинства человеке какое бы то ни было стремление к славе. Но именно ее – славы! – заслуживают мастерски сыгранные роли в двух, ставших для него родными, театрах – русском Грибоедовском и грузинском Свободном. Труженик подмостков, он ежедневно кропотливо репетирует и филигранно играет.
«Со Славой я познакомился в Театральном институте, – вспоминает Автандил Варсимашвили. – Когда я поступил, он учился на третьем курсе. Я был дружен с его педагогом Таней Бухбиндер, и, естественно, подружился и с ее учениками. Возник наш со Славой союз, который продолжается – я сейчас подсчитал - уже 37 лет. Он сыграл у меня очень много, почти в сорока постановках, начиная с институтского периода - уже тогда я начал занимать его в своих спектаклях. И по сей день он всегда рядом. Я чувствую его локоть, его дыхание. И очень рад этому, потому что Слава не просто хороший актер и хороший друг. Он соратник. Он всегда переживает за спектакль, даже когда у него маленькая роль. Я вспоминаю: шла репетиция «Комедиантов», а он сидел в зале, позади меня и смотрел сцену, в которой не был занят. В какой-то момент я обернулся и увидел на его глазах слезы. Он плакал. Я понял – у нас все будет хорошо, и еще раз убедился в том, что Слава – потрясающий человек. Он так болел за спектакль, так переживал, что у него душа болела. Мне очень хочется, чтобы я еще много раз репетировал, а рядом со мной сидел бы Слава, и у него на глазах блестели бы слезы».
«Мне кажется, что талант и мастерство Славы не до конца проявлены  и оценены, - считает режиссер Андро Енукидзе. – Его роли – это высокопрофессиональные, вдумчивые работы. Очень чисто сыгранные. Надо заметить, что он окончил факультет музыкальной комедии. И просто удивительно, с какой легкостью он смог перейти из музыкального театра в психологическую драму. Такое под силу только очень талантливым людям. При этом он не потерял своей музыкальности. Каждая его работа в совокупности с тонкой психологической проработкой образа – это всегда музыкальная партитура. У Славы интересные обертоны, он замечательно работает  с голосом. Судьба предоставила мне радость поработать с ним над пьесой Шоу, где он играл Наполеона. Знаете, это очень трудно, когда такой скромный человек, как Слава, начинает играть молодого диктатора.  Мне кажется, что это была редкая по качеству актерская работа. Вряд ли широкая публика понимала до конца, сколько сил было вложено в эту роль».
Найти время для встречи со Славой Натенадзе оказалось не так-то просто – очень плотный рабочий график. Наконец артист выкроил полчаса в перерыве между репетициями. И мы поговорили, несмотря на то, что он три часа репетировал до интервью, и знал, что будет репетировать еще часа четыре после. Мое предложение побеседовать за чашкой кофе, чтобы он мог одновременно хотя бы немного отдохнуть, батони Слава отверг сразу. Объяснил: кофе отвлекает, расслабляет. Да, для него интервью – это тоже работа, к которой надо относиться серьезно и ответственно. Нечастый случай, скажу откровенно.

– 6 ноября мы будем поздравлять вас с юбилеем. Круглая дата – это повод оглянуться. Как вам кажется с высоты прожитых лет - гармонично ли складывалась ваша судьба?
- Если тебе уже за 50, то часто, оставаясь наедине с самим собой, когда прошел день, пришла ночь, ты лежишь и думаешь – могла ли твоя жизнь сложиться по-другому? Отвечу коротко: нет, ничего не могло быть иначе. Все должно было случиться так, как случилось. Конечно, можно было избежать каких-то неправильных шагов – вообще, в жизни. А вот все то, что связано с театром, происходило так, как и должно.

– Не случалась  ли вам жалеть о том, что стали актером?
– Нет, никогда. Будем говорить откровенно: наша актерская братия живет не богато. Естественно, иногда поневоле возникает повод для сожалений, иногда  ты даже готов, казалось бы, озлобиться. Но начинается спектакль, ты выходишь на сцену... Спектакль проходит – возьмем лучший вариант – хорошо, и вот – зритель доволен, много аплодисментов, цветов. И что же? Ты, счастливый, идешь домой и абсолютно доволен своей жизнью.

- Спектакль «Ревизор», в котором вы сыграли Городничего, с огромным успехом был представлен в Санкт-Петербурге, Минске, Львове. Но вот что примечательно – ваш поклон всегда сопровождается особенно  бурными овациями и неизменно – криками «браво». Такой прием действительно очень важен для актера?
– По большому счету, это просто твоя работа. Будут аплодисменты или нет, ты должен четко сделать свое дело. Но актер – не машина. И когда он ощущает, что зрителя его персонаж заинтересовал, что он понравился, то, конечно, у него вырастают крылья. К чему скрывать?

– Сомневались ли вы, принимая решение стать актером?
– Нет, ни секунды. Дело в том, что я, будучи учеником шестого класса, сыграл свой первый спектакль в профессиональном театре.

– Как это произошло?
– Я родился и рос в Ахалцихе. В то время там был очень интересный театр – Ахалцихский драматический, один из ведущих театров страны. Ныне я не могу повторить этих слов, но тогда было именно так. И меня пригласили на роль одного из сыновей заглавной героини в спектакле  «Медея».

- А как вас выбрали, где нашли?
– Почти вся труппа театра была из Тбилиси. Актеры снимали квартиры, кто где. Одна из актрис была нашей соседкой, именно та, которая сыграла Медею. Она знала, что я люблю театр, хожу на все спектакли. И рекомендовала меня попробовать. Так все и получилось. Потом мы ездили на гастроли по всей Грузии, и у меня была возможность присмотреться к театральной жизни, привыкнуть к ней.  Оканчивая школу, я точно знал, что буду поступать в театральный. Сомнений не было.

– Кого вы считаете своим главным учителем в профессии?
– Татьяну Бухбиндер. Это талантливейший педагог,  режиссер оперного театра, искусствовед. Будучи студентом, я  проживал в студенческом городке, поскольку не был тбилисцем. В один прекрасный день Татьяна Михайловна просто привела меня к себе домой и сказала – будешь жить с нами. На протяжении двух лет я  жил и воспитывался в доме Татьяны и ее супруга, замечательного актера Гурама Сагарадзе. Представляете, в какой среде мне повезло жить?

Цитата в тему: «Она была генератором энергии. Более энергичной женщины я не встречал. Она создала в маленьком городке Гори оперную студию и открыла этот театр прекрасным спектаклем на музыку Глюка, наивно доказывая себе и всему миру, что этот городок знаменит не только тем, что там рождаются тираны, но и тем, что там могут торжествовать прекрасные музы... Она любила принимать гостей. Почти каждый день у нее собирались гости. Зная эту ее страсть, Сергей Параджанов как-то попросил ее помочь в организации приема Театра на Таганке. Параджанов был хозяином, Таня – хозяйкой... Она была уникальна. Ее миссия была в том, что она радовалась победам других и помогала им. Помогать, поддерживать – этим божественным даром она обладала сполна. Обожала молодежь, обожала своих студентов. Она не была простым педагогом, этого было ей мало. Не имея своих детей, материнскую энергию направляла на студентов, одевала их, кормила, кто-то из них жил у нее дома. Гурам ворчал по этому поводу, но только ворчал, так как понимал, что иначе она не может жить» (Авто Варсимашвили).

– Как сложилась ваша творческая судьба после окончания института?
– Я учился на факультете музыкальной комедии. Но после института пошел по пути драматического актера. Играл в Метехском театре. Потом Авто позвал меня в Свободный театр, и сразу же, одновременно – в Грибоедовский.

– Театр – ваш дом?
– Да, безусловно. Тут важны и дружеские отношения, и то, сколько ты сам лично вложил в свой театр. Мы с Авто дружим еще со студенческих времен. Я, правда, был курсом старше, но это не помешало нам стать друзьями. Потом он поставил в Метехском театре спектакль с моим участием. Кстати, вы знаете, как мы открывали Свободный театр? Нас было шестеро: Авто и пять актеров - я, Никуша Гомелаури, Ирина Мегвинетухуцеси, Маико Доборджгенидзе и Рамаз Иоселиани. Мы своими руками строили сцену. И этим же составом сыграли первый спектакль. Свободный театр – мой дом. И Грибоедовский – тоже родной для меня, хотя я и не строил в нем сцену. Но во мне соединены грузинское и русское начала: я по отцу – русский. Правда, я его так и не узнал – мне было три месяца от роду, когда он покинул нас. Меня воспитала мама-грузинка, я окончил грузинскую школу, грузинский вуз. Но чего-то русского мне всегда не хватало... Я отчасти находил это в Ахалцихе, который был закрытым военным городом, и там было много русских. Татьяна Бухбиндер была русскоязычной. И, наконец, я удовлетворил свое стремление к русскому слову, придя в Грибоедовский.

- У вас, видимо, очень хороший музыкальный слух – ваш русский безупречен.
- Вы правы относительно слуха – я закончил музыкальную школу по классу скрипки. У меня абсолютный слух.
- Как строятся ваши отношения с режиссером? Согласны ли вы с тезисом Георгия Товстоногова, что «театр – это добровольная диктатура»?
- Я не могу ни согласиться с этим тезисом, ни отрицать его. Если актер полностью отдается своей профессии, если он талантлив и интересен, то что может означать для него диктатура режиссера? Да ничего. Неприятие по отношению к требовательному режиссеру может возникнуть только у того актера, кто оказался в профессии случайно. Если актер личность, то подчинить его невозможно по определению. А то, что режиссерский диктат необходим, это очевидно. Идею вынашивает режиссер, и спектакль еще до начала репетиций уже поставлен в его голове. Те персонажи, которых он придумал, должны быть такими, какими он их придумал. Иначе кто же ставит спектакль – актер или режиссер? Кстати, именно таков Авто. На сцене он диктатор, и это правильно.  А за сценой он абсолютно другой – верный друг, который все что угодно для тебя сделает... А есть и другие режиссеры: диктаторы за сценой, а на сцене – не знают, что хотят ставить.

– Существуют, упрощенно говоря, два театральных направления. Психологическое – это  Станиславский, Марджанишвили, Товстоногов, Туманишвили. И условное – Мейерхольд, Ахметели, Стуруа. Какое направление вам интереснее?
– Конечно, интересны оба. Но я вам так скажу. Грузинский театральный дух выражается в том, что наши актеры играют играючи. В них больше артистизма, куража. Мы более условны, метафоричны, русские актеры более реалистичны.

Цитата в тему: «Я помню случай, когда Товстоногов решил повторить постановку БДТ и ставил у нас «Мещан». Здесь у него играли лучшие актеры. Он приехал на неделю, запустил пьесу и уехал, оставив вместо себя Розу Сироту,  свою замечательную помощницу. Ставить спектакли у нее не получалось, но она здорово работала с актерами – именно по традиционной русской школе. Она репетировала в одной комнате, а я – рядом. Я вышел, смотрю, она идет, такая грустная. – Роза Абрамовна, почему вы в таком настроении? -  Роберт, ваши актеры не умеют пить чай. – Как это? -  И она начала объяснять необходимость жизненных подробностей – как брать стакан, помешивать ложкой, бросать сахар или пить вприкуску, пить чай с вареньем... В общем, целую лекцию мне прочла о том, как пить чай. И я подумал, что наши актеры и не захотят этого делать – они не будут держать в руках стаканы, а если и будут, то в них не будет чая. И сделают это в тех формах, которые свойственны театру, причем не натуралистическому» (Роберт Стуруа).

– Как бы вы охарактеризовали сегодняшний театр имени Грибоедова?
– Это театр, абсолютно отличающийся от всех русских театров постсоветского пространства. И отличается он именно тем, что в нем присутствует грузинский дух. Но в то же время Грибоедовский сохраняет психологизм классического русского театра.

– Есть ли у вас любимые роли, спектакли?
– Было время, когда я называл любимым какой-то один спектакль. Потом – два. Сейчас их уже несколько. В Свободном театре – это «Комедианты». В Метехском – «Яйцо»  Фелисьена Марсо, за который я получил премию «лучшая мужская роль года». Очень любил спектакль Грибоедовского «Ханума», по сей день мечтаю снова его сыграть. И, конечно, «Ревизор».

– Этот спектакль уже успел прославиться. Он принял участие в четырех  международных театральных фестивалях, и приглашения следуют одно за другим. Что вы сказали бы тем нашим читателям, которые еще его не видели?
– Я советую им обязательно его посмотреть. Потому что такого решения классической пьесы Гоголя в мировом театре не было никогда. Решение Авто Варсимашвили – чрезвычайно оригинально. Те, кто любят театр, интересуются русской драматургией, Гоголем, просто обязаны увидеть нашего «Ревизора».

– Что вы пожелаете театру Грибоедова?
– Грибоедовский – один из самых интересных русских театров в мире. Поэтому он  достоин всех благ. Которых я ему и желаю.
– А я пожелаю себе видеть вас на сцене этого театра много-много лет в новых замечательных ролях. С юбилеем вас, батоно Слава!


Нина ШАДУРИ-ЗАРДАЛИШВИЛИ