Послушать и самому почитать стихи во дворце XVII века… Полистать журналы русского зарубежья на склоне живописного парка, у канала, где степенные мадам и месье кормят лебедей… Пройти по узким средневековым улицам рядом с комиссаром Мэгре и королем Карлом Великим… Сфотографироваться у Собора Парижской Богоматери с новыми друзьями-поэтами из полутора десятка стран… Все это – лишь небольшая часть уникального литературного форума – Всемирного фестиваля русской поэзии «Эмигрантская лира». Нынешним летом он уже в восьмой раз прошел в Бельгии и во Франции. Получив приглашение представлять на нем Грузию, автор этих строк отправился на берега Масса и Сены с командировочным удостоверением Международного культурно-просветительского Союза (МКПС) «Русский клуб» в кармане. Мы мало знаем и об «Эмигрантской лире» и о замечательном городе Льеже, поэтому позволю себе поделиться тем, что было в той поездке.

Един во многих лицах
Организатор фестиваля – поэт и ученый Александр Мельник. Стоит послушать, как он говорит о себе: «Я – бельгиец русского происхождения, родившийся более полувека назад в украинской семье в Молдавии. Другими словами, я обрусевший украинец, проживший всю свою сознательную жизнь в России, а нынче живущий в Бельгии». Как это часто бывает в хорошей литературе, образование его далеко от гуманитарного, по специальности он морской геодезист.  Окончив Московский институт геодезии и картографии, был научным сотрудником одного из институтов знаменитого Сибирского отделения Академии наук СССР, картографировал дно Байкала, использовал космическую информацию для исследования экологических проблем Байкальского региона. После распада СССР ушел в бизнес, но расстаться с наукой не смог и оказался... в Бельгии.
Чем же он занимался в этой стране? В университете студенческого городка Лувен-ла-Нев под Брюсселем получил диплом по специальности «картография и космические методы исследований», потом – докторантуры в Свободном университете Брюсселя и Льежском университете, защита начатой в России диссертации по управлению природными и антропогенными рисками Байкальского региона, звание доктора наук. Пару лет преподавал географию в одном из брюссельских институтов. А о дальнейшем Александр рассказывает так: «Диссертацию я защитил по бельгийским меркам поздно – в 39 лет, поэтому исследовательская работа в местном университете была уже не для меня. Преподавание же зависит от случайных контрактов… Поэтому параллельно научной стороне жизни стал развиваться небольшой бизнес – мы купили в Льеже книжный, а точнее, газетно-журнальный магазин. Работа в нем довольно хлопотная – с шести утра до шести вечера, но зато ты сам себе хозяин и в промежутках между посещениями покупателей можно заниматься любимым делом. Ограничить себя стенами магазина для меня равносильно заточению в тюрьму, и я сразу же начал эти стены «пробивать». Взрывным устройством оказалась поэзия, я полностью сконцентрировался на «Эмигрантской лире».
Добавлю: на поэзии. Своей и чужой.
Это легко можно понять. Поэзия привлекала Александра со школьных лет, всерьез стал писать, будучи студентом, редактором его первого сборника был известный поэт Бахыт Кенжеев. Всего же у него пять книг, из которых три – поэтические. Его публикуют в России, Латвии, Бельгии, Великобритании, Израиле и Финляндии. Он – финалист Международного поэтического турнира «Пушкин в Британии-2005», лауреат Международного поэтического конкурса «Я ни с кем никогда не расстанусь» среди соотечественников, пишущих на русском языке, участник IV Международного русско-грузинского фестиваля «Мир поэзии – мир без войны», проведенного МКПС «Русский клуб». Кстати, после этого фестиваля появилось философско-шутливое стихотворение «Грузинские метаморфозы»:

Под золотистый шашлык допив гремучую чачу,
постящегося монаха выгнав из сердца вон,
свою предыдущую жизнь воспринимаешь иначе –
как медленное парение под колокольный звон.

Чертенок, дремавший во мне, дождался белого флага.
Я свой бастион аскетизма ему отдаю за так.
Дорога в тысячу ли начинается с первого шага
и я, мой брат-гедонист, отныне рагу не враг.

Мы будем с тобой вдвоем, сражаясь за правое дело,
под «Киндзмараули» всю ночь бичевать мировое зло.
В подсумке моем – лаваш, а в патронташе – чурчхела,
но Баба Яга тайком сядет на помело,

и чтобы ее догнать, я стану на миг аскетом,
включу на полную мощь мыслительный аппарат.
Яга не пройдет, и ты пыхнешь, смеясь, сигаретой,
грузинский мой сибарит, которому черт не брат.

Главное же его достижение – мега-проект «Эмигрантская лира», ставший основным делом жизни. Еще в 2004-м на набиравшем популярность сайте «Стихи.ру» (сегодня, увы, наряду с хорошими стихами там очень много графоманства) Мельник запустил «пробный шар» – сделал три поэтических обзора по темам, которые впоследствии стали номинациями всех проводимых им фестивалей: «эмигрантские стихи о родных географических и культурно-языковых корнях, о странах нынешнего проживания, об эмиграции и ностальгии». С годами к этому «Эмигрантскому вектору» прибавились конкурсы переводчиков, эссеистов и «Неоставленная страна». В последних двух я и представлял Грузию.
Первый Всемирный поэтический фестиваль состоялся в 2009 году, а сейчас название «Эмигрантская лира» носят еще и Международный поэтический интернет-конкурс, выездные поэтические вечера (мини-фестивали), проведенные в Москве, Кельне, Париже, Нью-Йорке, Иерусалиме, Амстердаме и Кишиневе, литературно-публицистический журнал, а также зарегистрированная в Бельгии некоммерческая ассоциация. Она-то и организует все перечисленное. И в каждом из этих проектов (как и у стеллажей книжного магазина) рядом с Александром верный соратник и помощник – жена, очаровательная Оксана Коношонкина. «Если бы не ее бесконечное терпение, в лучшем случае все ограничилось бы одним лишь проведением фестиваля», – признается Мельник. К счастью, не ограничилось. Супруги стали учредителями ассоциации, объединившей все остальные проекты. Третий учредитель – русская дворянка Майя Дурасова, праправнучка Карла Мердера, первого воспитателя Александра II.
– Да, я начинал один, но теперь в орбиту «Эмигрантской лиры» вовлечены сотни людей, без которых проект не состоялся бы. У меня есть ближайшие соратники, есть члены жюри, есть члены редколлегии журнала, есть, наконец, люди, которые присылают стихи на конкурсы. Это большая часть нашего русскоязычного мира за рубежом, – уточняет Александр.
А результат – вот он: в 2014 году Мельник вошел в шорт-лист «Русской Премии» (специальный приз «За вклад в развитие и сбережение традиций русской культуры за пределами Российской Федерации), а журнал «Эмигрантская лира» по итогам читательского голосования был признан лучшим журналом портала «Мегалит».

На уютных берегах Масса
С миром «Эмигрантской лиры» я был знаком заочно – публиковал стихи на ее сайте, а в августе нынешнего года уже окунулся в самую гущу событий. Масштаб этих событий был солиден. Как следует из пресс-релиза, с учетом отборочного этапа в нынешнем   фестивале участвовали 120 человек. На финальную стадию приехали 55 поэтов из Беларуси, Бельгии, Великобритании, Германии, Грузии, Израиля, России, США, Украины, Финляндии, Франции, Чехии и Эстонии.
Все началось с Брюсселя. До открытия фестиваля бродили по городу, который бельгийцы считают столицей Европы. Именно так – не Париж, не Лондон, не Рим, а Брюссель! Мотивируют это тем, что здесь – штаб-квартира Евросоюза и офис НАТО. С этим можно соглашаться или нет, но величественный центр города воистину столичный. Попав туда, мы оказались в… Пентагоне. Нет, с американскими военными никакой связи, именно так бельгийцы называют старую часть города. Испокон веков, задолго до рождения НАТО. Здесь смешано все – витрины со знаменитым шоколадом и не менее знаменитым пивом (2.400 сортов только в одном кафе «Делириум»!), памятники историческим личностям и по-хулигански выглядящий Manneken Pis – ставшая символом Брюсселя миниатюрная бронзовая фигура фонтана – мальчик, справляющий малую нужду в бассейн… На выходе из церкви святого Николая нас встретил пивной поезд – вагончик с лихими любителями пива, на зависть многим разъезжающий по городу. А с другой стороны церкви все серьезней – фонтан увенчан скульптурой, в которой легко узнаются слепцы со знаменитой брейгелевской картины. Вообще имя Питера Брейгеля Старшего звучало на протяжении всей экскурсии по Брюсселю с неповторимым местным  прононсом, казалось, мы прослеживаем каждый шаг великого художника,  вплоть до церкви Нотр-Дам де ла Шапель, в которой он упокоился.
Вечером в Российском центре науки и культуры в Брюсселе знакомство участников фестиваля друг с другом продолжилось. Здесь прошли официальное открытие фестиваля и музыкально-поэтический вечер «Лира». По завершении – ночной бросок на маршрутках в Льеж, основное место проведения фестиваля. Там – место обитания трех поколений российских эмигрантов, там сохранилась русская диаспора и действуют два православных храма. Словом, самое место для пишущих на великом и могучем…
И о погоде, как говорят в информационных выпусках. Хозяева утверждали, что именно наша пишущая братия привезла с собой солнечные дни – обычно в это время года уже бывает дождливо. Приятно было при такой погоде пройтись по самому большому рынку Европы «Марше де Блат», который каждое воскресенье открывается на набережной реки Масс, по местному – Мез. И после этого участвовать в презентации привезенных на фестиваль изданий.
Над головой – никакой крыши, раскладные стулья прямо на газоне у канала в чудесном парке Бовери. Там и повели разговор. Под аккомпанемент водоплавающих представлялись журналы «Эмигрантская лира» (Бельгия), наш «Русский клуб», «Интерпоэзия» (США), «Стетоскоп» (Франция), «Грани» (Россия) и российский же альманах «Золотое руно». Для меня этот день был вдвойне приятным: издания МКПС «Русский клуб» – и журнал, и книги из серии «Русские в Грузии» – были приняты на «ура». Потом авторы журналов и альманаха читали свои стихи.
Вечером все собрались уже в камерной обстановке, в похожем на красочный пряничный домик дворце Курциуса с более чем 400-летней историей. Сегодня он – одна из главных достопримечательностей Льежа, входит в музейный комплекс Grand Curtius. Именно его по-современному оборудованный конференц-зал – основное место проведения фестиваля. Но в тот раз стихи читали не мы, был большой вечер разноязычной поэзии «Созвездие Лиры». Иностранные поэты фестиваля выступали на французском, немецком, арабском… Нам их переводили.
Пора для конкурсов не настала и на следующий день. Члены жюри Андрей Грицман из «Интерпоэзии» и Даниил Чкония из «Эмигрантской лиры» провели для желающих мастер-класс «Поэт и редактор». Эта тема продолжилась и в обсуждении взаимоотношений пишущих с редактирующими. Затем – прогулка по степенному, уютному, приветливому Льежу, которая закончилась тем, что все разбрелись в одном из старинных кварталов города. Разбрелись, чтобы поучаствовать в традиционном празднике… Свободной республики Утремез.
Так когда-то назвали свой островной район его жители, не желавшие терять независимость и подчиняться городским властям. А поскольку это были в основном бедняки, обожавшие театры марионеток и уличные развлечения, то теперь в этом месте проводится фольклорный праздник. Он настолько популярен, что на него съезжаются тысячи людей не только со всей Валлонии – франкоязычной части Бельгии, но и из других стран. Колоритные улочки, небольшие площади заполняет многолюдное веселое действо, этакая смесь грузинского берикаоба и бразильского карнавала, еврейского пурима и русских ряженых. В шествии, которое радостно приветствуется с переполненных тротуаров, сменяют друга всевозможные оркестры и веселые ведьмы, трубочисты и придворные дамы, страшилы, которые не пугают, а веселят. И, конечно же, гигантские фигуры исторических личностей, родившихся в Льеже – королей Шарлеманя (Карла Великого), Пипина Короткого, писателя Жоржа Симеона в облике комиссара Мегрэ, других местных знаменитостей. Ну, как тут не пройтись вместе с ними!
В общем, организаторы фестиваля постарались перед его началом развлечь нас по полной программе. Но, как известно, делу – время, а потехе – час. Деловое время началось с конкурса эссе. Его, как и все остальные конкурсы, оценивало жюри, возглавляемое, естественно, Александром Мельником. В «судейский корпус» вошли Андрей Грицман из Нью-Йорка, Олег Дозморов из Лондона, Татьяна Перцева из Хельсинки, Александр Радашкевич из Парижа, Наталья Резник из Колорадо, Даниил Чкония из Кельна и Михаэль Шерб из Дортмунда. Для эссе нам предложили «Тему России в современной поэзии русского зарубежья», так что я попытался проанализировать, как же вспоминали об этой стране в последнее время тбилисские поэты, пишущие на русском языке. И уж если делился этим с иностранцами, как не поделиться основными отрывками с читателями нашего журнала?
«Я не могу писать тебе стихов – ни той, что ты была, ни той, что стала…» Почему  горькие слова, написанные Константином Симоновым в дни разрыва с любимой, вертятся в голове? А это я листаю сборники тбилисских поэтов, вышедшие в последние годы на русском языке. Листаю в поисках стихов, посвященных России. Их мало, очень мало. Разрыв культур? Нет, этого к счастью, не произошло… Русскоязычную поэзию в Тбилиси представляют три поколения. Первое – те, кто начали писать еще до распада СССР и стали за прошедшие десятилетия зрелыми мастерами. Второе – те, для кого рифмотворчество было отдушиной в трудные 90-е годы, которые в Тбилиси называют «плохими временами». Третье – те, кто пришли в литературу уже в XXI веке… А вот стихов о России – все меньше… Словно язык и культура отделились от страны-носителя и существуют отдельно, цветут себе на берегах Куры, не поминая имени родины. Парадокс? Нет, скорее, реакция на шок. Да, именно шок – от нелепой войны 2008 года, от бездарной политики бездарных правителей, толкающих две единоверные, очень близкие по духу страны к черте раздора и ненависти. Повальной ненависти не случилось, но молчание зависло…»
В первую очередь, это молчание относится к молодым. Разобрав стихи не молчащих представителей двух первых поколений (Инны Кулишовой, Георгия Чкония, Людмилы Орагвелидзе, Михаила Ляшенко, Игоря Малько, Елены Черняевой, Дмитрия Лоскутова, Ирены Кескюлль), я задумался о третьем поколении: «А что ты можешь написать о стране, в которую тебе уже много лет перекрыт путь?.. Балладу о том, как чертовски трудно получить визу? Те, кому сейчас 25-30 лет, кто никогда не видел, как разводят мосты над Невой, не чувствовал, как кружит голову тополиный пух на московских улицах, не стоял под  знаменитыми березами? Что могут они написать о России? Вот и не пишут… «Конечно же, все дело в причастности к России. То есть, если человек жил там, учился, ездил к родственникам и друзьям, тогда он ощущает связь, – считает тбилисский литературовед и издатель Анна Шахназарова. – Но молодых не «грызут» российские проблемы, они именно русскоязычные: русское для них – лишь языковая среда, сама Россия – абстракция. Они оперируют русским языком, но являются «предметом» местной жизни. Они – часть Тбилиси, Тифлиса, но не России»… Дай Бог, безвизовый режим наконец введут, и смогут тбилисские поэты увидеть страну, на языке которой они пишут. Тогда и стихи пойдут. Только бы не закончилась вся эта долгая-долгая история, как в стихотворении у Симонова: «Я просто разлюбил тебя. И это мне не дает стихов тебе писать». Жюри дало за эту работу третье место.
И еще один приз – специальный, присуждаемый обладателем двух наград «Русской премии» Даниилом Чкония, уехал со мной в Тбилиси. Он по праву принадлежит этому городу. Формулировка приза – «За стихи о родном городе». Если бы не было Тбилиси, не было бы и этих моих стихов.
Победителями «Эмигрантской лиры» стали: Михаил Богатырев из Франции (конкурс эссеистов), Дмитрий Смирнов-Садовский из Великобритании (конкурс поэтов-переводчиков «Свеча толмача»), украинка Ия Кива (конкурс «Неоставленная страна») и россиянка Елена Зейферт (конкурс «Эмигрантский вектор»).

«Увидеть Париж и умереть»
Кто только не вспоминал эти слова Ильи Эренбурга, впервые отправляясь в Париж! Не миновала эта знаменитая цитата и многих участников фестиваля, приехавших в столицу Франции на официальное закрытие «Эмигрантской лиры-2016». В том числе и меня. Закрытие прошло в учебной аудитории Свято-Сергиевского храма после того, как отзвучали стихи поэтического вечера «Эмигрантская лира» в Париже. Она совсем не похожа на Париж в общепринятом представлении, эта территория Свято-Сергиевского православного богословского института. На холме тихой улицы, утопающая в зелени, чем-то даже напоминающая один из горных курортов над Тбилиси… Оттуда удалось пройти уже по традиционному туристическому маршруту, по местам, где ощущаешь себя в компании знаменитых людей и литературных персонажей. И родилось такое стихотворение:

Я увидел Париж. И не умер.
Я мгновенью сказал: «Погоди!»
Я ходил в мушкетерском костюме
и абсент покупал для Моди.

Я держал микрофон Азнавура,
у Гобсека брал евро в кредит,
я автограф просил у Гонкуров
и билет покупал на Эдит.

На ступенях у стен Сакре-Кера
мы с Чарнотой распили коньяк.
Робеспьер мне навязывал споры
и хихикал вослед Растиньяк.

«Мулен-Руж» подарило веселье,
Нотр-Дам подарил свою сень…
Ах, как много в Париже успел я…
Я в Париже провел целый день!

Уверен, тот, кто впервые побывал в Париже, да еще в компании поэтов, меня поймет. А рассталась эта компания именно на берегах Сены. С надеждой на новые встречи. И я жду вас на берегах Куры, мои новые друзья – Юрий Портной из Израиля, Елена Ларина и Марина Викторова из Эстонии, россияне Игорь Шестаков, Светлана Пешкова и Анна Фуникова, Михаил Богатырев из Франции, Галина Ицкович из Америки, Дмитрий Смирнов-Садовский из Англии, Михаил Жиляк и Валерий Дворников из Бельгии, Ирина Карпинос из Украины… И, конечно же, жюри в полном составе. А на любой земле паролем при встрече нам будут два слова: «Эмигрантская лира».



Владимир ГОЛОВИН

Тбилисский русский драматический театр им. А.С. Грибоедова долгие годы был и сейчас остается одним из наиболее значимых центров культуры Грузии, средоточием известных и популярных на всю страну актеров. Недавно ему исполнилось 170 лет, и столь знаменательной дате было посвящено вышедшее в Тбилиси прекрасное подарочное издание «Русский театр в Грузии 170». Объемное и красочное, оно по возможному максимуму включило в себя всю историю театра, основные события, происшедшие с ним за этот более чем полуторавековой период, вспомнило сотни известных людей, приложивших свою душу и талант к развитию и этого театра, и высокой культуры, как грузинской, так и всей обширной страны.
Естественно, вышедшая книга потребовала огромного труда, но и она не смогла включить в себя всех людей,  живших на сцене театра, обеспечивавших грамотно организованные гастроли, подготовку и ведение спектаклей (администраторов, помрежей, звукооператоров, гримеров, портных, хореографов…). Не смогла, да и в принципе не могла дать всей той интересной информации, которая могла бы еще более «расцветить» полнокровную и интересную историю театра.
Попробую в этой статье закрыть несколько «пробелов».
В труппе театра Грибоедова в разные времена было много не только просто одаренных актеров, но и людей, проявивших свой талант и в других сферах деятельности. Примеров можно привести немало.
Так, Иван Русинов был не только прекрасным актером, но и (обладая отменной дикцией и памятью) уникальным чтецом. В дальнейшем он оставил драматическую сцену и полностью посвятил себя второй ипостаси своего дара. Он стал, без преувеличения, лучшим чтецом страны (это подчеркивается во всех материалах о Русинове), обладал поразительной памятью. Так, за одну ночь он наизусть выучил «Витязя в тигровой шкуре». Для этого ему было достаточно прочесть книгу всего два раза.
Ефим Байковский – уникальный по своему характеру и актерским данным человек. Особенно он выделялся статью, чего только стоит исполнение им в грибоедовском театре роли Арбенина! Но не очень известен факт, что, переехав в Москву и став ведущим актером театра Маяковского, он одновременно многие годы был «главным» Дедом Морозом страны. Фактура, голос, умение обратить на себя внимание и общаться с детьми – все это великолепно и органично сочеталось в одном человеке. На его елки в Кремле просто невозможно было попасть.
Еще один пример. Анатолий Левин. Хороший характерный актер, оригинальный и даже несколько наивный в быту (удивительно поддавался на различные розыгрыши других актеров). Вторым его призванием была фотография. Вначале у него получались любительские и не очень профессиональные снимки. Но со временем мастерство оттачивалось, и его фотографии стали активно использоваться театром, обрели популярность среди актеров. Если разобрать его залежи пленок, то любого сотрудника театра там можно найти в десятках различных исполнений.
Продолжая тему проявления вторых талантов у актерев-грибоедовцев, в этой статье я хочу рассказать о своем отце – заслуженном артисте республики Минееве Михаиле Петровиче.
Родился отец в Тбилиси в 1918 году. Окончив школу, в 1936 году поступил в Тбилисскую академию художеств. Проучился там более года, и хотя был одним из лучших студентов, любовь к театру все же пересилила. Он переводится в студию при театре им. А.С. Грибоедова.
Здесь, как вспоминали сокурсники, отец выделялся не только своим ростом (под 190 см), но и актерскими данными – четким и правильным произношением, приятным тембром голоса, умел хорошо сам гримироваться. Уже тогда его заметил Георгий Александрович Товстоногов и стал доверять ему не только эпизоды, но и довольно значимые роли в спектаклях театра (в пьесах Шекспира, Шиллера, Островского, братьев Тур, Куприна, Антоновской, Хейерманса, Погодина, Ш.Дадиани и др.).
В 1941 году отец окончил студию и сразу был зачислен в труппу театра. Но началась война, и, не проработав на сцене и двух месяцев, отец добровольцем ушел в действующую армию.
Военные годы отец не очень любил вспоминать. Его, как актера, на фронт не отправили, хотя он неоднократно об этом просил. По распределению он был направлен в Сибирь, охранником в один из лагерей для немецких военнопленных. Попробую кратко привести его слова о том времени. «Мне, как человеку южному, возможно, пришлось сложнее, чем другим. Если кто-то думает, что нашим служивым там было сладко, сильно ошибается. Ходить по периметру, стоять на вышке в 30-градусный мороз, поверь, дело не из приятных. От холода наших гибло не меньше, чем немцев. Помню, один из солдат решил опорожниться. Его так и нашли замерзшим, со спущенными брюками. А немцы сидели в бараках. Правда, случалось, убегали. Но куда? Это у них там селение через каждый километр, а здесь? Да на пятьдесят верст ни одной хаты! Убегать-то они убегали, но нам приходилось их отыскивать (конечно, уже замерзших), а иначе могли поплатиться головой и мы. Меня только спасало, что иногда, вместо дежурства, мне давали каморку, где я рисовал различные плакаты».
Отслужив в лагере год (таков был распорядок), Михаил Минеев был направлен в Среднюю Азию на ртутные рудники в качестве помощника инженера. Людей гибло там значительно больше. Слава Богу, отцу не пришлось спускаться в шахты. Пленные немцы вообще, даже под расстрелом, отказывались это делать. А наши арестанты спускались. После этого жили максимум месяц-другой.
Вернувшись в Тбилиси с войны, отец в 1945 году был принят в труппу русского ТЮЗа. Уже через год роли стали сыпаться на него, как из рога изобилия. Он был занят практически во всех спектаклях, а в большинстве из них играл главные роли. Назову только некоторые из них: «Василиса Прекрасная» – Иванушка, «Отверженные» – Жан Вальжан, «Овод» – кардинал Монтанелли, «Грач – птица весенняя» – Н.Бауман, «Гроза» – Тихон, «Гастелло» – Валерий Чкалов, «Три мушкетера» – Атос, «Слуга двух господ» – Флориндо, «Город мастеров» – Караколь, «Финист – ясный сокол» – Финист, «Аленький цветочек» – купец, «Снежная королева» – сказочник, ведущий спектакль, «Хижина дяди Тома» – дядя Том... и др.  
Надо сказать, что у отца было огромное количество поклонников, особенно поклонниц. После спектакля они десятками ждали отца у выхода из театра. Зачастую, чтобы не попасть в их «лапы», ему приходилось отсиживаться в гримерке или покидать театр обходными маневрами. Десятками приходили и письма. Сейчас трудно в это поверить, но вплоть до своей кончины (а это в течение 40 лет!) отец на каждый Новый год или день рождения получал от поклонниц поздравительные письма и телеграммы.
Еще один пример. На похороны отца пришли три женщины. Они подошли к матери со словами: «Мы, три подруги, со школьной скамьи и все эти годы были поклонницами вашего мужа. Хотим на память передать вам альбом с его фотографиями, которые мы собирали всю жизнь». Надо сказать, что ни мама, ни я столько фотографий отца никогда не видели. Это были сотни снимков почти из всех спектаклей и даже продававшиеся в ларьках открытки с компоновкой ролей отца (мы даже и не знали, что такие выходили).
В 1946 году отец женился на моей маме – Самариной Надежде Тимофеевне, с которой счастливо прожил более 40 лет. Познакомились они еще в Академии художеств. Мама на «отлично» окончила Академию, где была ученицей знаменитого преподавателя, одного из основателей этого учебного заведения  И.А. Шарлеманя, и сразу стала известной художницей (на персональной выставке Надежды Самариной великий Ладо Гудиашвили назвал ее лучшей художницей Грузии, о чем с некоторой обидой маме часто напоминали ее  коллеги). Заслуженный деятель искусств, она во время войны выполняла государственные заказы (расписывала отправляемые на фронт так называемые «сталинские вагоны», за что была представлена к награде).
После войны  мама сотрудничала с театрами в качестве художника, работала на киностудии «Грузия-фильм» (рисовала мультфильмы, в частности, «Цуна и Цруцуна» и др.). Затем многие годы сотрудничала с Худфондом, была главным художником Министерства культуры и Союза журналистов. Все крупные художественные работы и заказы отец выполнял вместе с нею.
В 1956 году отец был приглашен в театр им. А.С. Грибоедова, где и проработал почти 30 лет.
За это время им были сыграны многие десятки ролей. Все их перечислять, видимо, нет смысла: он играл в пьесах Шатрова и Розова, Арбузова и Б.Шоу, Островского и Чехова, Алешина и Шукшина, Штейна и Шварца, в пьесах по Лескову и Достоевскому. Играл Горького, Дзержинского, Дон Кихота, хорошо ему удавались роли военных. Среди последних крупных ролей стоит отметить весьма удачную роль отца Сарафанова в спектакле Вампилова «Старший сын» (в театральной версии – «Свидания в предместье»).
Всего за годы работы в ТЮЗе и театре Грибоедова отец сыграл более 140 ролей, из них свыше 40 главных. За доблестный труд он был удостоен нескольких медалей, более десятка грамот Верховных советов и Министерств культуры нескольких республик. Во время декады искусства Грузинской ССР в Москве за исполнение роли А.М. Горького в пьесе «Грозовой год» отец был награжден медалью «За трудовое отличие», а автор пьесы – крупнейший на то время драматург и сценарист, ведущий телепрограммы «Кинопанорама» А.Я. Каплер официально написал, что М.П. Минеев является лучшим Горьким в стране.
Если говорить о любимых ролях (о которых чаще упоминал отец), то в ТЮЗе, я думаю, это Монтанелли. По крайней мере, после выхода фильма «Овод» в 1955 году отцу пришло несколько сотен (это точно) возмущенных писем, почему не он снимался в этой роли, а Симонов. В Грибоедовском, – видимо, не раз сыгранные роли Горького и Дзержинского (он часто представлял эти образы на популярных тогда праздничных и юбилейных мероприятиях).
Надо сказать, что отца многие годы и неоднократно (особенно в 60-е годы) приглашали в различные театры страны. Среди них были как провинциальные, так и ведущие. К последним можно отнести театр им. Вахтангова и БДТ. Так, сам Г.А. Товстоногов несколько раз присылал письма с таким предложением, а Евгений Лебедев (с ним отец дружил еще в ТЮЗе) дважды сам приезжал к нам домой и уговаривал отца.
Но отец оставался непреклонен и верен своему любимому театру.
Следует сказать, что отец не ограничивался только работой в театре. Он озвучивал многие грузинские фильмы, мультфильмы, неоднократно снимался в кино. У него около 50 киноработ. Среди них можно назвать такие, как «Судьба женщины», «Тайна двух океанов», «Земля, море, огонь, небо», «Пропажа свидетеля» и др. Интереснее всего, что где-то в 1967 году он снялся в первом в СССР рекламном ролике, который поручили подготовить «Грузия-фильму». Более того, этот ролик о вологодском масле занял призовое место на одном из крупнейших европейских кинофестивалей.  
И все-таки стоит признать, что альянс с кинематографом у отца не очень сложился. Его раз десять вызывали в Москву для кинопроб на роли Горького и Дзержинского. Увы, хотя все говорили, что пробы у него лучшие, но в фильмах, как это часто бывает, в итоге снимали «своих».
Неудача вышла и со знаменитым фильмом «Отец солдата». В нем отец снимался более месяца. Мы дождались премьеры и всей семьей направились в кинотеатр. Досмотрели фильм до конца, но отца на экране так и не увидели. Потом узнали, что случилось. Фильм повезли в Москву на утверждение. Критики посмотрели и решили, что фильм несколько затянут (было 2 серии по полтора часа). Дали указание сократить его до одной двухчасовой серии, что и было сделано. Вырезали большими кусками. Отец в фильме играл начальника станции (где потом главный герой тайно влез в военный эшелон). Там было много событий: Махарашвили долго общался с начальником станции, чтобы тот отправил его каким-либо поездом, затем на станцию прибыл эшелон с беженцами, с которыми много общался отец солдата, на станции было много неразберихи и кутерьмы. Отец все это «разруливал» и должен был быть в кадре чуть ли не с полчаса. Но, увы, все это вырезали.
И все же отец снимался в фильмах достаточно, чтобы смело говорить: он не только артист театра, но и кино.
Однако главное, что хочется подчеркнуть в этой статье: отец никогда не оставлял свое первое увлечение – карандаш и кисть. Он сотрудничал со многими журналами, газетами – «Заря Востока», «Вечерний Тбилиси», «Лело», «Советский спорт». Рисовал в них не только заставки к различным рубрикам, но и публиковал десятки карикатур на злободневные темы.
В республике отец известен был так же, как оформитель различных выставок, новогодних елок, как прекрасный ретушер. Если помните, в 50-60-е годы прошлого столетия были очень популярны портреты, выполняемые ретушерами. Они были практически во всех домах. Посвящались обычно ушедшим из жизни родственникам, погибшим на войне солдатам. Заказы на эти портреты собирали агенты (обычно фотографы-кустари), которые для этого ездили по всем городам и селам. Они переснимали старые, зачастую в ужасном состоянии фотографии на фотобумагу и приносили их ретушерам. Отцу, как правило, доставались хотя и хорошо оплачиваемые, но самые сложновыполнимые работы.
Как художник отец сотрудничал и со многими государственными учреждениями. Так, Министерство культуры Грузии, зная отца как прекрасного ретушера (консультанта, а затем и главного художника своего производственного цеха), попросило его к юбилею театра Марджанишвили с маленькой и бледненькой фотографии нарисовать портрет знаменитого основоположника грузинского театрального искусства. Отец выполнил это ответственное поручение (все единодушны – с блеском), и портрет стал настоящим лицом марджановского театра. Интересный факт. Все фотографии Марджанишвили в Интернете взяты с этого, выполненного отцом, портрета. Но почему-то на фоне присутствует какая-то лестница. Я никак не мог понять, этого на портрете просто не было. Объяснил сын. Фотограф снимал портрет, помещенный под стекло. В отражении стекла и отразилась лестница, видимо, стоящая сзади в помещении, где делался снимок. Здесь уж явная промашка фотографа. И никто ее не заметил!
Где-то в 1969 году руководство страны решило, что настало время воссоздать максимально реалистичный образ Ленина, что все имеющиеся фотографии и картины ему не совсем соответствуют. Из сотен фотографий выбрали одну, видимо, 1920 года. Всю в нечетких разводах, выцветшую, грязного бледно-желтого цвета. На ней был изображен Ленин, сидящий за столом, положивший на него руки с локтями и слегка подавшийся вперед. Размер его лица не превышал полутора сантиметров. Создать портрет с такой фотографии было делом нелегким. Вначале дали это поручение четырем лучшим художникам-ретушерам Москвы. Но их работы забраковала строгая кремлевская комиссия. Затем фотографию привезли в Тбилиси, как во второй культурный центр страны. Но и здесь работу двух ведущих художников забраковали. И тут кто-то вспомнил об актере, который хорошо ретуширует. Две недели мать с отцом в четыре руки выполняли этот государственный заказ (при этом сотрудник органов неотлучно находился при фотографии). Отец брал на себя основную работу, мама занималась окончательной доводкой деталей. Наконец работа была выполнена, вскоре портрет был утвержден правительственной комиссией, а через месяц-другой знакомый портрет разных форматов и оттенков заполонил все магазины города. Его продавали везде, где разрешалось реализовывать печатную продукцию. Тиражи, без преувеличения, были многомиллионными. У кого ни спрашиваю, все уверены, что это отличная «живая» фотография. Да, фотография присутствовала, но видели бы они ее! А если говорю, что это нарисовали мои родители, скептически кивают и чаще всего не верят. Смешно другое. Я часто вижу этот портрет в фильмах, посвященных эпохе 50-60-х годов, а то и в военных. И зрителям, конечно, невдомек, что это, признанное лучшим «фото» вождя пролетариата появилось только в 1970 году.
И все-таки отец среди окружающих был известен не столько своими картинами или изображениями известных людей, сколько многочисленными шаржами. Все друзья и сослуживцы помнят, что он никогда не расставался с карандашом и бумагой. Быстро схватить основные характерные черты лица, быстро набросать их на бумаге и преподнести этот дружеский шарж изображенному человеку – это было неотъемлемой частью его общения. Где бы ни гастролировал театр, во всех городах информация или статьи о приехавшем театре и его репертуаре всегда выходили с дружескими шаржами отца.
На карандаш отцу попадали не только грибоедовцы, но и многие актеры других театров страны (большинство в сценических образах), известные деятели искусства и культуры (особенно Грузии), спортсмены.
Увы, многие шаржи не сохранились, поскольку все они набрасывались в «полевых» условиях (на встречах, застольях, в беседах, путешествиях), писались и сразу отдавались на память (а ксероксов или чего-либо подобного тогда не было). Остались в основном те, которые готовились к печати либо рисовались неоднократно. Но и их достаточно, чтобы представить на суд читателя.
Очень трудно сказать о приоритетности для отца профессии актера или художника. С одной стороны, рисованием он мог заработать раз в пять больше, чем в театре. Но этим особенно не пользовался, ведь все свои рисунки, шаржи (да и многие живописные работы) он делал просто так, дарил друзьям. В газетах печатался не ради денег.
Думается, что отношение отца к этим двум любимым музам можно определить так: художество – промысел, средство дохода и одновременно удовольствие, работа в театре – увлечение и страсть всей жизни.
Если говорить об отце, как о личности, то, особо не лукавя, следует сказать о его талантливой многогранности, но одновременно и скромности. Так, я только лет в 20 узнал, что он занимался и спортом. И не просто занимался, а, оказывается, был чемпионом вооруженных сил республики по плаванию, чемпионом по стрельбе. Он даже был за это награжден специальным ружьем (которое, увы, во время войны было конфисковано).
Близкие друзья знали его не только как актера и художника, но и как скульптора (хотя работал он в основном с пластилином), хорошего певца и танцора (что иногда демонстрировал на сцене). Он был замечательным чтецом, прекрасно рассказывал анекдоты, зачастую был не только душой застолья, но и тамадой. При этом умел пить и никогда не пьянел. Думаю, мало кто может похвастаться тем, что никогда не видел своего отца пьяным.
У отца с матерью было множество друзей. Двери нашего дома всегда были широко открыты. У нас часто собирались ведущие актеры (и не только грибоедовцы), певцы, музыканты, художники.
С отцом было легко и интересно общаться. В театре его любили все. Он никогда и никого не подсиживал, не дрался за роли, вообще был неконфликтным человеком. Актеры его уважали и за то, что имея вторую, намного более денежную, специальность, он был не столь зависим от руководства театра. По этой причине его постоянно избирали председателем местного комитета: он мог, не особенно опасаясь, всерьез отстаивать интересы сослуживцев. Именно поэтому у отца иногда возникали некоторые кратковременные сложности с руководством театра.
Обобщая вышеизложенное и подводя итог статье о моем отце – заслуженном артисте Грузинской ССР Михаиле Петровиче Минееве, – можно резюмировать, что это был талантливый актер, хороший художник и очень даже неплохой человек, который преданным и посильным трудом внес свою определенную лепту в театральное искусство и культуру Грузии.
Умер отец в ноябре 1987 года, не дожив лишь пары месяцев до своего 70-летия. На панихиде и похоронах присутствовал весь культурный мир города: актеры и руководители театров, сотрудники газет, киностудии, Министерства культуры, ведущие художники. Люди, кто хоть как-то и когда-либо соприкасались с искусством. Сосед после похорон сказал мне: «Ты знаешь, я прикинул, за эти три дня к твоему отцу пришло не менее пяти тысяч человек!»
Значит, не зря жил отец.  


Игорь МИНЕЕВ