Он родился на вулкане с видом на океан. Как это произошло? После войны его отцу, офицеру-артиллеристу, предложили на выбор несколько мест службы. - Митя, зачем нам ехать в разбомбленный Берлин? - сказала мама, - поехали на Дальний Восток. Так Харютченки оказались на Курилах. Оба сына – Валерий и Александр появились на свет на острове Шум-Шу. Три года жизни он слушал колыбельные под аккомпанемент Тихого океана. Через три месяца после отъезда семьи в Москву территория гарнизона была смыта мощным цунами. О жизни на краю земли в памяти остался только океан. Теория Льва Николаевича Гумилева о взаимодействии этногенеза и биосферы Земли строится на влиянии ландшафта на личность. Можно долго и заумно объяснять причину различия натур, рожденных на разных широтах, а можно сказать кратко – горы и степь лежат в основе разнообразия горцев и степняков. Вулкан, пусть и потухший, и океан не могли не оказать влияния на судьбу братьев. Старший стал известным артистом. Младший – известным композитором. Валерию Харютченко от океана досталось ощущение безмерности мира. От вулкана –пульсирующие импульсы из тектонических слоев памяти и внутренние страсти, будоражащие его неуемную душу. Они прячутся глубоко внутри и мало заметны для постороннего глаза. Внешне он всегда корректен, выдержан. Типичный чеховский интеллигент. Он обладает идеальной актерской внешностью, позволяющей лепить из своего лица и тела диаметрально противоположные образы, с минимальными затратами перевоплощаться в самые неожиданные ипостаси. Кроме того, степняк, переехав в Грузию, не смог не стать отчасти горцем. Валерий Харютченко не вмещается в обычные рамки. Актер, поэт, мыслящий человек, прилежно наблюдающий за ходом времени, пробующий себя в режиссуре.
Одесский десант Недавно грибоедовцы вернулись с международного фестиваля «Встречи в Одессе», в этом году посвященного 100-летию со дня рождения Георгия Александровича Товстоногова. Именно поэтому фестивальной «первой ласточкой» оказался театр с родины Товстоногова – Тбилисский академический русский драматический театр имени А.С. Грибоедова. Критики отмечали, что гости из Грузии показали увлекательную версию гоголевской пьесы «Женитьба» в постановке лауреата Государственной премии Грузии и премии имени Котэ Марджанишвили Автандила Варсимашвили, удостоили похвалы всех участников спектакля. О Харютченко написали: «Самого Пьера Ришара в ролях влюбленных неудачников заткнул за пояс Валерий Харютченко, он же отставной моряк Жевакин – как красноречиво он напевал, надвигаясь на невесту и отплясывая чечетку: «Эх, яблочко, куда ты котишься?»
Настойка на совести Вне сцены Харютченко, по-моему, больше всего созвучен с персонажем Фазиля Искандера, который бился над созданием самолета на мускульной тяге. С героем «Стоянки человека» Харютченко роднят верность идее и афоризмы, как нельзя лучше объясняющие его суть. Например, что «мудрость – это ум, настоянный на совести». Умное решение может быть безнравственным, а мудрое – нет. И такой коктейль мало кому по плечу. В «Кроткой» по Достоевскому сердце его героя разрывается между практичностью ростовщика и нежностью. В «Холстомере» сконцентрирована мировая боль: жертва старается искупить грехи своего мучителя. Сложен и выразителен в его исполнении Иешуа в «Мастере и Маргарите». Комичен майор в детективе по Агате Кристи. Гротесково-драматичный образ создан в спектакле по пьесе Э.Радзинского «Убить мужчину». За плечами Валерия Харютченко десятки классических и современных ролей. Его актерские работы стали визитной карточкой современного Грибоедовского театра.
Ангел для трудоголика - Мне приходилось слышать от коллег в России: почему ты застрял в Тбилиси, - рассказывает Валерий, - в ответ я перечисляю свои работы. И они говорят: «Да, брат, ты развернулся! Ты выбрал правильный путь». Тбилисцем Валерий Дмитриевич стал, поступив в Грибоедовский театр после окончания Щепкинского училища, в 1973 году. И вот сорок лет Харютченко – неотъемлемая часть культурной элиты города. Много лет назад, когда я была шапочно знакома с Харютченко (видела его исключительно на сцене, и был он для меня «актером, то есть существом высшим»), случайно столкнулась с Валерием, спешащим куда-то с шуршащими пакетиками в руках. Оказалось, он бегал на рынок, чтобы купить какие-то особенные продукты и травы для Наталии Михайловны Бурмистровой, которую трогательно опекал в последние годы ее жизни. Застигнутого в столь необычном амплуа актера я стала про себя называть – «ВаХ!» Несколько позднее он был переименован в «ВХ»: поменяй буквы местами, получится пасхальная аббревиатура. И в том тоже был свой сокровенный смысл. Одержимость профессией помогла ему преодолеть кризис после сложнейшей операции. Даже на больничной койке он продолжал вынашивать свои творческие замыслы. Его мысли и стремления показались интересными Белому ангелу, которого он ясно увидел у своего изголовья. Как бы там ни было, Ангел подежурил в палате и благополучно удалился, а ВХ стал потихоньку набирать форму. Харютченко не подвержен соблазнам, идущим вразрез с его принципами: отвергает выгодные, но конъюнктурные предложения. Живет он с женой – Инной Безиргановой, человеком творческим и много и интересно пишущим о культуре и театре, в скромной квартирке в центре города. На стенах – картины, написанные известным художником и другом Олегом Тимченко – белая карусельная лошадка, ставший во фрунт солдатик в старинном мундире на фоне дымящихся пушек и рядом с ним полненький ангел с лицом усталого сельского священника, простодушно решает дилемму, куда же девать служивого – отправить прямиком к Святому Петру или пусть еще повоюет. - Я и есть этот самый солдатик, - говорит Валерий Дмитриевич. Действительно, трудно служить ангелом. Тем более, ангелом-хранителем актера и поэта, привыкшего жить «на разрыв аорты». Он – заядлый трудоголик. Ежели засевшая в голову идея начинает обретать различимые контуры, готов пестовать ее, позабыв о сне и еде.
Реквием по Тарелкину Актерская концентрация – категория из области алхимии. Как она достигается? Некоторый свет на эту извечную загадку для непосвященных, то есть для нас, зрителей, позволяет пролить эпизод, рассказанный, нет, скорее представленный Валерием о том, как он репетировал, но так и не сыграл Тарелкина. («Смерть Тарелкина» Сухово-Кобылина – пьеса о мелком чиновнике, задумавшем инсценировать свою смерть и исчезнуть вместе с компроматом на своего начальника, а затем шантажом вынудить у того изрядную сумму и зажить в свое удовольствие. Заканчивается трагикомедия провалом и унижением обманщика). - Постановщиком был режиссер Давид Цискаришвили, недавно скончавшийся в Иерусалиме, но похороненный в Тбилиси, - вспоминает Валерий. - Приступили к работе на площадке. Первая сцена начинается с большого монолога Тарелкина. Чувствую, что не могу ни двинуться, ни слова сказать. Ступор какой-то! Измучил и себя, и партнершу. Наконец пообещал Дато, что завтра все получится, и пошел домой. Всю ночь терзался, что же я должен такое особенное сделать, чтобы найти этот самый чертов внутренний жест. Только утром охватило радостное предчувствие – решение где-то близко, уже «тепло». Продолжал тыкаться в лабиринте своей души, пока память не выплеснула забытую историю из детства. Она и стала подсказкой. 5 или 6 класс, урок физкультуры, мальчики один за другим тщетно пытаются перепрыгнуть через «козла», больно ударяются о дерматиновую спину коварного снаряда. Девочки сидят рядком на низкой длинной скамейке и хихикают. А среди них та, в которую я тайно влюблен. Нельзя перед ней опозориться! И вот я – один из самых маленьких в классе – вытянулся несколько позднее – разбегаюсь, чувствуя только огромное желание преодолеть «козла», с каким-то остервенением отталкиваюсь от мостика и взлетаю! Казалось, что в этот миг крылья перенесли меня через снаряд – мгновение, и я приземляюсь. Победа! Ребята замерли, я посмотрел в сторону скамьи и ощутил, что та самая девочка тоже в меня влюбилась. Вспомнив тот полет, я понял, что делать с Тарелкиным. В театр шел, как на праздник, или как на расстрел, вырядившись в новый костюм. Началась репетиция. Мой Тарелкин уходит в глубину сцены – маленький человек с чудовищными амбициями, решивший себя как бы похоронить. На авансцене стоит гроб – Тарелкин бежит и с ликованием перемахивает через него, преодолевая в себе ужас и одновременно испытывая восторг от своей решимости. Приземляется он со слезами, а затем с сарказмом бросает: «Врете, не дождетесь моей смерти!» (Валерий подскочил на месте, как бы совершив этот прыжок, и я вижу, что глаза его наполнены слезами). «Вот так и оставь! Больше ничего не меняй», - закричал Давид. Но я искал дальше и, конечно, менял. Но только не этот прыжок. Жаль, что Тарелкина я так и не сыграл. Когда, оценивая работу актера, выделяют какую-нибудь конкретную роль, накатывают другие персонажи и как будто взывают: «А как же, а я, а я?». Роли – они, как дети, как братья, даже те, которые не увидели сцены. Ведь рождение каждого образа – это и муки, и радость.
Быть или не быть Трижды он был близок к Гамлету. Сначала эту пьесу собирался поставить Гизо Жордания, но сложилось так, что режиссер осуществил свое намерение в Руставелевском театре. Но Харютченко был уже настолько пленен принцем датским, что задумывал сделать моноспектакль. И тут Сергей Параджанов загорелся ставить своего «Гамлета». Начались переговоры, но тогдашний заместитель министра культуры не одобрил эту идею из опасения, что «Параджанов взорвет театр». Третья попытка «замахнуться на Вильяма нашего Шекспира» принадлежала Гоги Кавтарадзе. К репетициям Харютченко приступил, наполненный мыслями, которые шлифовал во время съемок фильма «Здесь светает», проходивших в высокогорном районе Грузии на озере Паравани. Среди альпийской природы у Валерия, как ему показалось, возникло понимание сакральных глубин образа Гамлета, но в чем-то оно не совпадало с видением режиссера. - Получается, что несовпадение концепций стоило вам роли? Режиссеры считают вас трудным актером? - Всегда интересно воплощать замыслы талантливых и близких тебе по духу режиссеров. Но для меня важно быть не только исполнителем роли, но и соавтором. И в этом плане мне везет. Работа с Автандилом Варсимашвили над Булгаковым, Достоевским, Толстым, Гоголем доставила мне настоящую радость.
Покой? Даже не снится! - В актерах сидит монстр, который даже в самые страшные минуты горя заставляет запоминать свои ощущения, - говорит Валерий. После выхода в запас его отец работал инженером, затем стал заместителем директора крупного тепловозостроительного завода в Луганске. Ушел он из жизни в возрасте 59 лет: не перенес инфаркт. В тот страшный день Валерию пришлось «сыграть» свою самую трудную роль: подготовить к удару маму, опасаясь, что она не переживет горя. - Брат Саша с детства любил музыку. Папа купил ему ксилофон, и вскоре Саша стал лауреатом республиканского конкурса в Киеве. Поступил в Одесскую консерваторию, затем перевелся в Москву и стал любимым учеником Арама Хачатуряна. В фильме о великом маэстро представлены несколько его учеников – среди них Александр Харютченко. Обращаясь к нему, Арам Ильич спрашивает: «Саша, чем вы меня сегодня порадуете?» Недавно Александр Харютченко с успехом представил на суд зрителей свою оперу «Ромео и Джульетта». А вот уделом Валерия с детства были сомнения: ничего не поделаешь – Весы по гороскопу! Решая, каким спортом заняться, он остановился на пятиборье. А это – джентльменский набор – легкая атлетика, плавание, стрельба, конный спорт и фехтование. Владение рапирой пригодилось и в годы учебы актерскому мастерству, и в искрометной постановке Сандро Товстоногова «Три мушкетера», в которой Харютченко сыграл Арамиса. Навыки верховой езды позволяют ему и сегодня уверенно держаться в седле, что он недавно и продемонстрировал на съемках грузинского многосерийного фильма «Тысяча пять дней независимости», где сыграл командующего XI Армией А.Геккера. - Как вы угодили в силки лицедейства? - Однажды забрели с ребятами в ДК и оказались на репетиции народного театра. - Увяз коготок… - Подростком играл Тома Сойера в студии, с этого все и началось. После школы поступил в институт искусств во Владивостоке, проучился там два года и перевелся в Москву, в Щепкинское училище.
Форпост культуры По убеждению Валерия Харютченко, пресловутые закулисные интриги имеют одну основу – кого-то недооценили, недолюбили. Природа актера такова, что ему, как воздух, нужны любовь и признание. Если нет ролей и нет выхода для эмоций, то происходит беда, с которой мало кому удается совладать. - Мне довелось пережить пору простоя в первые годы жизни в Тбилиси. Я страдал, считая, что профессионально непригоден. Впал в панику. На счастье, в Грибоедовский театр пришел Сандро Товстоногов, который дал всем актерам шанс проявить себя. В том числе и мне. После этапа социальных потрясений огромный шанс предоставил грибоедовцам и Николай Свентицкий, директор Тбилисского государственного русского драматического театра им. А.С. Грибоедова, президент Международного культурно-просветительского Союза «Русский клуб». С его подачи и благословения увидели свет многие постановки. А также феерические театральные праздники и фестивали, которые Н.Свентицкий умеет организовать на высочайшем уровне, подтверждая в непростое время, что Тбилиси остается одним из центров культурной жизни, как магнит притягивающим людей искусства. На протяжении всей своей долгой истории Грибоедовский театр – звено, объединяющее культурные традиции Грузии и России. В этой связи, невозможно не вспомнить такие постановки Автандила Варсимашвили, как «Сны о Грузии» по русской поэзии XIX-XX веков, «Я, Булат Окуджава», «Маяковский».
«…Дойти до самой сути» Итак, поэзия. Неотъемлемой гранью творчества Харютченко является умение донести до зрительного зала поэтическое слово. Им был поставлен и сыгран моноспектакль по драматическим произведениям Пушкина «Мне скучно, бес… Чур-чур меня!», ставший одним из лауреатов II Московского международного фестиваля моноспектаклей «Соло». Валерий – автор и постановщик композиций, посвященных Николаю Гумилеву, Борису Пастернаку, другим поэтам. В исполнении Валерия даже хрестоматийные строки звучат так, будто слышишь их впервые. Доброе старое вино таинственным образом преображает в легкий, пьянящий голову молодой и игривый напиток. Почему он читает первую строку есенинского «Письма матери», делая акцент на «ты ЖИВА»? И далее «ЖИВ и я, привет тебе, привет»… Все просто, если знать, что в черные дни тбилисской войны Валерий каждый день пробирался перебежками на Центральный телеграф, чтобы успокоить по телефону мать. Шутил, уверяя, что все спокойно и волноваться нечего. А на проспекте Руставели свистели трассирующие пули… «Письмо матери» читают лирично, грустно. Харютченко вложил новую, живую интонацию, и знакомые строки обрели иное трагическое звучание. Очень сложно читать Бродского со сцены. Слишком философично. Харютченко читал, и по тишине в зале было понятно, что ему удалось открыть код поэта. После вечера Майя Бирюкова, редактор тбилисского издательства «Мерани», издавшего гонимого в годы застоя Бродского, заметила: «Бродского обычно постигают разумом, а Валерий Харютченко согрел его еще и сердцем». В давней постановке «Горе от ума» режиссера Л.Мирцхулава Валерий играл Чацкого. Через пару десятков лет его попросили исполнить избранные места из комедии перед высокими гостями. Сквозь призму времени появилось новое понимание и трактовка образа Чацкого. Валерий читал отрывки из «Горя от ума» в Цинандали, в гостиной с роялем, помнящим прикосновение рук Нины и Александра Грибоедова. Потом гости перешли на веранду, где звучали до глубокой ночи тосты… Один из гостей отметил: «Я филолог, автор книг о Грибоедове, мне знакомы знаменитые постановки комедии. Сегодня в Цинандали я увидел еще одного Чацкого – светлого и одновременно трагичного. Думаю, таким его и замыслил Грибоедов».
Прыжок в свободу Его постановку «Мистическая ночь с Сергеем Есениным, или прыжок в самого себя» по формуле Бердяева можно определить как «прыжок из царства необходимости в царство свободы». Спектакль о невозможности для творца земной гармонии, о непомерной цене, которую приходится платить за вдохновение. В пьесу введены Альтер-эго героя, Ангел, два Типа. В действие вплетены стихи Есенина и самого автора, спектакль наполняет духовная музыка Чайковского, Католикоса-Патриарха всея Грузии Илии II, Гии Канчели и Александра Харютченко. «Мистическая ночь» - миг истины, когда приходит время платить по счетам, оживляя в памяти самые острые и болезненные переживания. В постановке в единый узел сплелись фантазии и реальность, высокое и низкое, добро и зло. Это сплав нравственных исканий, размышлений и эмоций. Вместо эпилога Образы его героев – святые и злодеи, драматические и комические персонажи, а также лошади, коты и даже рыбы, в которых он перевоплощается на сцене. Не будем вспоминать всех героев, сыгранных Валерием, а напомним о циничном вожаке подростков Володе из пьесы Людмилы Разумовской «Дорогая Елена Сергеевна» про учительницу, ставшую заложницей собственных учеников. После пламенного монолога наглеца и мерзавца в зале неожиданно раздались аплодисменты. Кто-то из зрителей не выдержал: «Кому вы хлопаете?» - «Артисту, конечно!» - прозвучал ответ. Вулкан, океан, весы… На одной чаше любовь зрителя, аплодисменты, признание, грузинский орден Чести и российский орден Дружбы. На другой – замыслы, мечты, поиски и работа, всегда начинающаяся с чистого листа. Жизнь продолжается. Продолжает свою жизнь и театр, в котором важнее всего нести людям смысл и надежду. И другой мир Валерию не нужен.
Ирина ВЛАДИСЛАВСКАЯ |
Заслуженная артистка Грузии Ирина (Ираида) Квижинадзе – яркая, эмоциональная, заразительная актриса с интересной внешностью (не случайно в свое время сыграла красавицу Наталью Гончарову). Будучи любимицей публики, способна завести любой зал. Поэтому ее сценическим созданиям неизменно сопутствует зрительский успех. Одну из своих лучших ролей Ирина сыграла сравнительно недавно – в спектакле «Кастинг» Н.Квижинадзе. История, рассказанная в нем, типична для многих актрис – вне времени и пространства. Так изначально было задумано создателями спектакля. В конце концов, кто из актрис не переживал смерть близких, измену возлюбленных, интриг соперниц и одиночество старости? Через все эти испытания проходит и героиня Ирины Квижинадзе. На сцене мы видим немолодую, чудаковатую женщину, которая не прошла кастинг – забраковали. Чтобы получить роль, она пытается «тряхнуть стариной», но мешают возрастные хвори. А как красиво начинался ее путь в Театре! Мечтательная девушка с ходу влюбилась в актера, игравшего Ромео. Но очень быстро развенчала своего кумира: герой-любовник в жизни оказался потрепанным пьяницей. Между этими двумя женщинами – юной и пожилой – долгий-долгий путь. И на этом пути – роли, роли, роли... Потери и обретения. Звездный дебют – гетевская Маргарита. А потом – Мария Стюарт, Медея, цвейговская Незнакомка, Нефертити, Гамлет и даже цирковой клоун. Все они оживают на сцене – в воспоминаниях Актрисы, ее ностальгии по прошлому, когда Маэстро был еще к ней благосклонен, когда она была в зените славы, и даже политики, делавшие карьеру, искали ее расположения и поддержки. Для любого актера жанр моноспектакля – это своего рода экзамен, проверка на профессионализм и творческую зрелость. Ирина Квижинадзе, ведущая актриса театра имени А.С. Грибоедова, в творческой биографии которой немало интересных, ярких образов, проживает жизнь своей героини на одном дыхании, не жалея психологических красок и эмоций. Работает в режиме нон-стоп… - В моноспектакле «Кастинг» вы играете самых знаменитых героинь мирового театрального репертуара. - Да, «Кастинг» - возможность что-то сделать чисто актерски. Мне это далось не так легко. Было мало времени, недостаточно прогонов. Поэтому когда я вышла на премьеру, моя роль была еще сыроватой. Сейчас спектакль совершенно другой. Между прочим, раньше существовал негласный закон: друзей, знакомых приглашали только на десятый спектакль. Он был уже апробирован на публике и считался законченным. Конечно, сейчас мне уже доставляет удовольствие выходить на сцену в этом спектакле. Правда, физически играть «Кастинг» достаточно сложно, но я этого не замечаю, потому что идет импровизация, появилась легкость. - Эта работа для вас и какая-то творческая компенсация: несыгранные роли вы представили, пусть фрагментарно, в спектакле «Кастинг» - Медея, Мария Стюарт, Незнакомка Стефана Цвейга… - Да, поэтому для меня «Кастинг» - очень дорогой спектакль. Жаль только, что это так поздно случилось. Дай Бог, чтобы я могла его играть еще хотя бы год-два, учитывая огромную физическую нагрузку. Хотя некоторые актрисы МХАТа до 90 лет работали в театре – выходили на сцену, да еще в каких ролях! Тогда был актерский театр. Увы, сегодня стирается актерская индивидуальность. Нет в этом заинтересованности. Хотя, как мне кажется, режиссура – это возможность открыть в артисте что-то новое. В этом и заключается главный интерес режиссерской профессии – вот он это сыграл, а сможет ли сыграть что-то другое? - А какие режиссеры помогли вам раскрыться, показать себя? - Многие, начиная с Михаила Туманишвили и Додо Алексидзе. У Михаила Туманишвили еще в институте я сыграла интересную роль в трагикомедии «Похождения зубного врача» А.Володина. У Додо Алексидзе – две роли в спектакле «Васса Железнова» Горького. Михаил Туманишвили работал в те годы еще в театре Руставели, у него был трудный период – он собирался уйти из этого театра. С нами, студентами третьего курса, он и сделал дипломный спектакль «Похождения зубного врача». Михаил Иванович сразу полюбил меня как актрису. Женя Гинзбург, он учился на режиссерском, и я сыграли в этом спектакле влюбленную пару. В постановке была затронута тема предательства – как ученики предают своего учителя. В тот период она была для Туманишвили очень актуальной. У Гиги Лордкипанидзе уже в театре Грибоедова я сыграла роль Натальи Гончаровой в спектакле «Шаги командора» В.Коростылева. Работа с этим замечательным режиссером тоже оставила след в моей памяти. У Александра Товстоногова я сыграла Елену в спектакле «Сон в летнюю ночь» Шекспира. Роль была потрясающая! Когда театр возглавлял Гизо Жордания, мне доверили роль Марютки в спектакле «Сорок первый» Б.Лавренева, запомнились также работы в спектаклях «Утешитель вдов» Б.Рандоне, Д.Маротта, «Ловушка» Р.Тома, «Восточная трибуна» А.Галина… Конечно, ролей все равно было недостаточно. В театре работало много талантливых актрис, не могли же на всех каждый год новый спектакль ставить? Я много сыграла, но еще больше так и осталось в мечтах. Впрочем, актер, как правило, не удовлетворен, ему всегда хочется играть еще и еще. Я много страдала, плакала перед доской, где висело распределение ролей на очередную постановку. Особенно когда понимала, что могла бы сыграть в спектакле, но, увы, не получила роли. Судьба актера чаще всего драматична, подчас трагична. Но она не зависит от степени одаренности. Главное – везение. Потому что я знаю много талантливых людей, которые так и не пробились. И кто-то даже погиб из-за этого. Именно поэтому я никогда не хотела, чтобы кто-то из моих близких шел работать в театр, никогда! И сама, если бы пришлось прожить жизнь заново, ни за что не пошла бы в актрисы. Актеры – очень зависимые и ранимые люди. Я давно поняла, что, помимо способностей, нужен еще и характер. Надо работать локтями, а я этого никогда не умела. Мой педагог по сценической речи, старейшая актриса театра Грибоедова Екатерина Сатина, говорила: какой бы талантливой актрисой ты не была, в театре у тебя еще должна быть твердая натура, которая не сломается. А тут малейшая проблема, и у меня опускаются руки, я теряю веру в себя. Я еще практически ни разу не сказала себе: «Ах, как я сегодня довольна своей игрой!» Это бывает очень-очень редко, да и бывает ли? Уходя со сцены, я обычно сетую: «Ну почему я сделала так, а не по-другому?» И испытываю при этом острое чувство неудовлетворенности. Единственный момент, когда я ощущаю себя иначе – когда выхожу после спектакля на сцену и слышу аплодисменты. В эти мгновения я понимаю, что зрители мне благодарны, значит, я сделала нечто такое, что доставило людям удовольствие. Но вот захожу в гримерку, и начинается самоедство: «Не то сказала, не так повернулась!» И все равно сцена притягивает, все равно этим хочется заниматься, разочаровываться, страдать, умирать и воскресать вновь. Конечно, очень жалею, что в свое время не пошла в режиссуру. Мне предлагали это, когда я оканчивала институт. Педагоги очень любили всю нашу группу – у нас было много талантливых ребят. Я это стала понимать только со временем. Когда институт был уже для нас позади, ректор Этери Гугушвили говорила: «Скучно стало, когда ушла русская группа!» Мы, кстати, были первым русским курсом, открытым в Театральном институте. - А почему вы все-таки не пошли в режиссуру? - Из-за собственной глупости. Я уже была в театре Грибоедова, и Этери Гугушвили уговаривала меня: «Ира, приходи, посадим сразу на второй курс!» Нет, что вы! Я хотела быть актрисой, только актрисой! А можно было в театре работать и заочно окончить режиссерский, чтобы получить диплом. И еще получить знания, ведь в вузе тогда работали прекрасные педагоги! - Вернемся, если позволите, к «Кастингу». Мария Стюарт, которую я увидела в «Кастинге», - на мой взгляд, ваша роль. - Еще Екатерина Сатина поручила мне в институте диалог Марии Стюарт и Елизаветы. Я еще девчонкой играла это с большим удовольствием. - Была у вас в творческой биографии одна масштабная роль, которую вы сыграли всего несколько раз – Екатерина Великая. - Мне очень больно об этом вспоминать. Очень. Для меня судьба этого спектакля – большой удар. Моя Екатерина могла вырасти в очень интересную работу. - Доставляет ли вам удовольствие выходить в совершенно других по характеру ролях – Свахи в «Женитьбе» Н.Гоголя и матери Вани Шишкова в спектакле «Достоевский.ru»? - Конечно, я люблю играть характерные роли. Я за них очень благодарна и Авто Варсимашвили, и Андро Енукидзе. Я даже не знала, что могу играть острохарактерные роли старух. Интересно работать и в спектакле «Английский детектив» в постановке Вахо Николава. - Вы честолюбивы? - Я практически никогда не читала и не собирала статей о себе. - Каково было работать с братом – автором пьесы и режиссером-постановщиком Никой Квижинадзе? - В процессе работы, случалось, ругались. Ника всегда обожал театр, вырос в кулисах, любил актеров. Давно хотел со мной поставить спектакль, еще в молодости мы даже что-то репетировали, эмоционально спорили, но всерьез друг на друга не обижались. У нас всегда было взаимопонимание – как и с другим братом, Зауром Квижинадзе. Ника и Заур – талантливые люди. Они могли связать свою жизнь с театром, но, увы, судьба распорядилась иначе… Я очень благодарна своим братьям. Они очень помогли моей работе в московской Детской школе искусств – писали и пишут пьесы-сказки с интересным сюжетом, яркими образами. Эти произведения учат добру, любви. Хочу отметить, что мои спектакли по пьесам Заура и Ники занимали первые места на конкурсах. Кстати, Заур работал в театре Грибоедова завлитом и вспоминает эти годы как самые счастливые в своей жизни. - Все Квижинадзе – творческие люди… - Это у нас от бабушки. Еще в дореволюционную эпоху бабушка, будучи врачом, в течение двадцати лет играла в народном театре. Мама тоже была очень увлечена сценой. В те годы были модны народные театры, где бы мы ни жили. Мама в те годы, конечно, не могла пойти учиться: жилось тяжело, нужно было работать. И мама всю жизнь страдала от того, что не пошла в театральный. Мы приехали в Грузию, когда я только окончила десятилетку. Мама меня заставила поступить в педагогический институт на филфак. И когда я уже заканчивала вуз, в театральном открылся русский сектор. Но я не могла туда пойти, потому что мне оставался еще год обучения в пединституте. Однако когда я все-таки пришла в театральный, меня сразу взяли на второй курс. Так что я проучилась всего три года… А о том, что окончила филфак, никогда не жалела. Ведь я там проходила философию, психологию, изучала другие науки, и это мне в дальнейшем очень помогло. Именно в те годы я прочла большое количество литературы. - Ваши любимые партнеры. - Я люблю всех партнеров, с которыми доводилось работать. Среди них – Борис Казинец, Валерий Харютченко, Михаил Амбросов. Часто вспоминаю Джемала Сихарулидзе, с ним я играла в «Ловушке», в «Вишневом саде»… - Последняя ваша роль перед отъездом в Москву – Раневская. - К сожалению, это был ввод. Я была назначена Гоги Кавтарадзе сразу на две роли – Вари и Раневской. Раневскую в первых спектаклях сыграла Нелли Килосанидзе, а я вышла в роли Вари. Я очень любила эту свою работу. А потом Килосанидзе уехала в Москву, и, конечно, в новом сезоне сразу ввели на роль Раневской меня. Причем за очень короткий срок – за неделю. Конечно, я и до этого думала о своей роли, поскольку была назначена. И текст учила. Но я не репетировала… И, по-моему, моя роль была в итоге недоделана. Очень обидно… Да, зритель принял мою работу хорошо, но я очень страдала. Времени было мало, спектакль шел один-два раза в месяц. А потом я тоже уехала в Москву и не успела реализовать задуманное, довести роль до совершенства. Когда ты входишь в готовый спектакль, то не можешь ничего поменять ни в мизансценах, ни в чем-либо другом. Многое мне было непонятно. А от меня, между тем, зависели партнеры, которые уже были в этой системе координат. Я была втиснута в определенные рамки, а ведь могла здесь так раскрыться! Собиралась по возвращении в Тбилиси обязательно сыграть Раневскую так, как мне хотелось. Но так больше эту роль и не сыграла – когда вернулась в Грузию, спектакль уже не шел… Я очень благодарна Николаю Свентицкому и Авто Варсимашвили за то, что они пригласили меня в театр и дали возможность работать. Спасибо Николаю Николаевичу за детскую студию «Золотое крыльцо», которая является смыслом моей жизни, спасибо и Авто, доверившему мне интересные, яркие роли. - Почему уехали в Москву? - У нас сложились тяжелые семейные обстоятельства. Я была вынуждена уехать, нужно же было на что-то жить. Коля и Заур были в Москве, в театре не платили зарплату. А там у меня появилась работа… - Какими для вас были годы, проведенные в Москве? - Вначале было действительно очень тяжело. Кем я только в Москве не работала! И даже потом, через два года, когда я стала режиссером детской студии искусств, я продолжала еще ухаживать за тяжелобольными. Мне нужно было что-то заработать на квартиру, чтобы не занимать столько денег для оплаты наемной жилплощади. - О вас говорят, что вы очень трудолюбивый и работоспособный человек. - Это так. Но вдобавок я всегда была оптимисткой. Это мне помогало. В любых ситуациях я была легкая, жизнерадостная. Что бы со мной не происходило. - Расскажите, пожалуйста, о ваших самых сильных театральных впечатлениях. - На меня производят сильное впечатление все спектакли Виктюка. Потому что это – праздник! Я считаю, что Виктюк – один из талантливейших режиссеров. Ну и Петр Фоменко, конечно. Почти все спектакли. Я была с ним знакома, мы очень дружили. Фоменко так хотел, чтобы мы с ним встретились после долгого перерыва! Но не удалось, и сейчас я, конечно, очень сожалею об этом… Петр Наумович Фоменко – это был сплошной юмор! При всей своей тяжелой жизни, когда его не признавали, когда у него не было театра, хотя он был одним из талантливейших людей, он оставался жизнерадостным человеком. Никогда не возникало мысли о том, что у него что-то не в порядке. Тонко чувствующий человек… По-моему, на сцене Фоменко материализовал даже звуки, запахи. Когда смотришь его спектакли, ощущаешь эти запахи, как будто он это тоже ставил. Фантастика! Это был удивительный режиссер! Увы, сегодня пошла тенденция развлекать зрителя, и от этого, естественно, страдает искусство, беднеет репертуар. Классику превращают в фарс, каждый изощряется, как может, - кто во что горазд. В классике – вечные проблемы. Зачем мне Гамлет на тачке, если проблема, затронутая в трагедии Шекспира, существует и сегодня? Я и так пойму – на то она и классика. Как вечен человек – так вечны и его проблемы. А я хочу эстетический театр, хочу прийти на спектакль и увидеть красивые костюмы, красивых артистов, а не балаган. Я жила в Москве восемь лет и пересмотрела множество спектаклей. В принципе нет театра, в котором все спектакли сплошь гениальны. Обычно идешь или на актера, или на режиссера, или на пьесу. Очень мало спектаклей, которые интересны во всех отношениях, в которых все гармонично соединяется. Пришло новое время, и театр очень пострадал в этой неразберихе. Театральный зритель оскудел, мы его потеряли. Вернее, мы его не воспитали. - А работа в театре-студии «Золотое крыльцо» приносит вам удовлетворение? Ведь вы работаете с ребятами самого трудного возраста. Как вам удается создавать с этими порой неуправляемыми подростками искусство? - Только любовью. Я даже не подозревала, что очень люблю детей. Поняла это еще в Москве, когда была просто вынуждена работать с детьми. Тогда я еще даже не представляла, справлюсь ли с ними… И вдруг почувствовала, что очень люблю детей, легко нахожу с ними общий язык. Сейчас мне очень интересно с моими воспитанниками, и я нахожу в студии «Золотое крыльцо» не только какую-то отдушину, но и самореализацию. Когда что-то получается, у меня хорошее настроение, я просто счастлива! И мне хочется делать с этими ребятами все больше и больше, хотя, увы, не позволяет время – они все учатся, работают, безумно заняты. В моей студии 44 человека, и все очень заинтересованы в существовании «Золотого крыльца»… Студия многих очень изменила – это сейчас абсолютно другие люди. Мои дети никогда не пойдут на улицу, не будут грубить старшим. Они уже знают творчество Пушкина, Лермонтова, Чехова, Горького. Не говоря уже о том, что теперь они имеют представление о том, что такое театр. Это благое дело! Мальчишки 14-16 лет говорят мне вполне искренне: «Если не будет театра, я, наверное, умру!» Молодежи некуда деться, и здесь они находят то, что им на самом деле нужно и интересно. Сегодня мне уже легче, потому что рядом со мной не только юные артисты, но и повзрослевшие студийцы. Они уже многое понимают, нестандартно мыслят. Когда мы начинали работать над «Демоном», ребята вообще не знали этого произведения. В процессе же репетиций «Демон» навел их на какие-то размышления, они даже стихи на эту тему написали. Мне их так жалко, когда подумаю, что неизбежно когда-нибудь оставлю это дело – год-два, и все! - Почему такой короткий срок себе определяете? - Потому что годы-то идут… Дай Бог здоровья! Физически, конечно, устаю. Но чувствую, что если я своим ребятам что-то даю, то и они мне продлевают жизнь. Кстати, мне всегда очень помогает в работе сын Саша – это было и в Москве, и в Тбилиси. Он великолепный звукорежиссер, хорошо чувствует сцену, актеров. У него обнаружились прекрасные данные для этой работы. Я очень благодарна и хореографам Гураму и Давиду Метревели, а также композитору Тенгизу Джаиани – они много делают для того, чтобы спектакли студии были яркими и интересными. - Какова концепция вашей студии? Как вы строите репертуар? - Главная моя задача – приобщение студийцев к большой литературе, к классике. Чтобы они имели об этом какое-то представление. Я часто обращаюсь к сказкам – ведь это детская студия. Но стараюсь не брать избитый материал. Хочу, чтобы мои воспитанники учились создавать разные образы, в разных жанрах – комедии, трагедии. Я поставила в театре-студии почти все рассказы Чехова. А сейчас буду делать «Идиота» Достоевского. Конечно, это будет на уровне детской студии, но я хочу, чтобы у моих ребят был и этот опыт. - Вы обмолвились, что и сами развиваетесь… И как режиссер, наверное? - Да, наверное. Но главное – с ребятами я все время в тонусе, обдумываю новые идеи. То, что не сыграла на сцене, проигрываю вместе с моими студийцами. Так что происходит процесс взаимообогащения. Инна БЕЗИРГАНОВА |
|
Ирина Мегвинетухуцеси – актриса Тбилисского русского театра им. А.С. Грибоедова, броская и яркая на сцене, в жизни предпочитает не светиться. Ее не встретишь на театральных тусовках или гламурных вечеринках. Она не «подает» себя, не любит красоваться, хотя красотой ее Бог не обделил, не говоря уже о таланте. Она остается некоей загадкой, вещью в себе. Вот и свой юбилейный день рождения она не афиширует, хотя на грибоедовской сцене с 1984 года. Кстати, ее дебют был в роли Золушки, что кажется символичным. А дальше в списке ее ролей – Анна Каренина, Аня в «Вишневом саде», Тереза Ракен, Ханума, Кабаниха в «Грозе» - калейдоскоп разноплановых характеров на тбилисской сцене. Ирину Мегвинетухуцеси хорошо знают и в Петербурге. Она участвовала в фестивале «Балтийский дом» с моноспектаклем Свободного театра «Желтый ангел» об Александре Вертинском, где раскрылся ее музыкальный и вокальный дар. Это был Вертинский без тени подражательства, в собственной актерской интерпретации. Потом ее пригласили на фестиваль актерской песни имени Андрея Миронова в Москве, где она представляла Грузию. Но мне особенно запомнилось ее выступление на сцене БДТ по приглашению Темура Чхеидзе, где она играла моноспектакль «Ангелова кукла» по рассказам главного художника театра Эдуарда Кочергина в постановке молодого петербургского режиссера и автора сценической версии Мити Егорова. После показа было обсуждение спектакля ведущими питерскими театральными критиками, на котором был и Резо Габриадзе. Выступавшие высоко оценили и спектакль, и игру актрисы. Это неудивительно, проникновенность и заразительность ее игры ни тогда, ни сейчас не оставляют никого равнодушным. В свой день рождения в июле Ирина Мегвинетухуцеси принимала поздравления и от «Русского клуба».
- Как воспринимаете день рождения, что он для вас? - Я спокойно к этому отношусь. Сама в этот день никогда ничего не праздную. Только если окружающие делают мне сюрприз и собираются. Я вообще пафос не люблю по жизни. - А нынешняя круглая дата как пройдет? - Тоже попытаюсь проскочить. Для меня эта дата ничего не говорит. Не потому что я кокетничаю как женщина, мол, я не чувствую свой возраст, совсем нет (смеется). - С днем рождения все ясно. А теперь расскажите, как и почему русскоязычная актриса из Украины с фамилией Мегвинетухуцеси оказалась в Тбилиси? - Я родилась в Харькове, там же закончила театральный институт. У моего отца мечта была, чтобы хоть я вернулась на его родину, поскольку в Грузии его корни, и по менталитету он был абсолютным грузином, хотя всю жизнь прожил в Украине. В Тбилиси жили родственники – мой погибший на войне дедушка был старшим братом Отара Мегвинетухуцеси, так что я оказалась не совсем одна в незнакомом городе. - А что для вас Отар Мегвинетухуцеси? - Отар был и остается для меня кумиром и примером – и в профессии и в жизни. Его уход для меня невыносимая боль и горе. - Когда для вас открылся мир театра, и вы решили стать актрисой? Или решение было неосознанным и спонтанным? - Наверное, генетика сработала (смеется). Я с детства была абсолютной бандиткой и клоуном. У моих родителей и в мыслях не было, что дочь станет инженером или кем-то еще. Я с детского сада вокруг себя собирала детей, и мы постоянно что-то вытворяли, разыгрывали. Так что относительно моего будущего вопросов не возникало. - Поступить в театральный институт удалось с первого раза? - Да. И мне повезло, у нас был потрясающий педагог Лесь Сердюк, ученик знаменитого авангардиста Леся Курбаса, создателя театра «Березиль» и расстрелянного во время «великого террора» в 1934 году. - Театральная школа в Харькове, сохраняя основы классической школы, несла в себе элементы нового театра, как в Тбилиси школа Товстоногова и Туманишвили? - Интересный вопрос. Казалось бы, абсолютное различие школ украинской и грузинской, тем не менее, украинский классический театр основан на эмоциях и романтизме, и в этом большая схожесть с грузинским театром. И там, и здесь – эти выбросы эмоциональности, порой даже котурны. Поэтому в институте мне легко было понимать педагога, во мне все это уже изначально сидело. Получив украинскую театральную школу, мне было комфортно в Тбилиси, потому что школы совпадали. Хотя я больше всего люблю сочетание русского психологического театра и, так сказать, грузинского национального. Но это уже с годами пришло, я сама себе эту дорожку протоптала. - Наверное, период адаптации в Тбилиси был непростой? - Конечно. Я пришла в незнакомый коллектив, у меня, естественно, было какое-то стеснение, но когда я выходила на сцену, эта робость очень быстро прошла. Кстати, благодаря грибоедовцам старшего поколения, они дали потрясающий тренинг. А мой педагог в институте научил меня главному – актерской выдержке: будь это стадион или маленькая аудитория с тремя зрителями, все твои неприятности и беды должны оставаться в кулисах. - Как прошел дебют в театре Грибоедова? - Меня взяли в театр и сразу дали роль Золушки. Как хорошо, что так случилось! То время для меня было сказкой – особая атмосфера в театре, замечательные актеры Борис Казинец, Тамара Белоусова, Валентина Семина, Наталья Бурмистрова... - В те времена за актером обычно закреплялось определенное амплуа. Сейчас в каждой роли у вас найден индивидуальный характер. Интересно, а в театральном институте изначально какое амплуа у вас было? - К счастью, мое амплуа сломалось еще в институте. Я поступала в 1980 году, в это время проходила Олимпиада, и Москва была закрыта для абитуриентов. Конкурс в Харьковский театральный был сумасшедший. Меня взяли на лишнее место, потому что на фоне породистых, высоких, грудастых украинок я выглядела маленькой девчонкой, взяли на амплуа инженю. А потом оказалось, что у меня голос, и наш педагог по вокалу (спасибо ей большое!) со мной отдельно занималась, и в результате, мой первоначально высокий голос приобрел другой тембр, стал низким, и на дипломных спектаклях я уже играла героинь. А в современном театре грани амплуа уже стерты. - Не удивительно, что дебют в «Золушке» был успешным – с одной стороны вы героиня, с другой – в вас элементы характерности. Какие из ролей стали для вас знаковыми, где удалось сделать то, что вы хотели? - К своим удачам и неудачам, несмотря на то, что я Рак по гороскопу, а может и поэтому, я отношусь с очень холодной головой. Не могу сказать – эта роль была удачная, эта нет. Кстати, вот почему совершенно не воспринимаю творческую критику в свой адрес. Я никогда не стеснялась это говорить – да, я не люблю критику. Почему? Я настолько копаю себя, уничтожаю после того, как уже закончена работа, что мне этого вполне достаточно. Если кто-то извне мне что-то говорит, я плохо реагирую. Актеры врут, если говорят, что обожают критику. И потом, критик критику рознь. Критик – это как хороший актер, штучная профессия. Из 100 человек найдется один, его я и буду слушать. - И все-таки, какие роли вам особенно дороги? - Анна Каренина – одна из первых моих ролей, которая дала мне огромный опыт, Тереза Ракен, Наталья в спектакле Свободного театра «Комедианты», Елена в «Двух парах» с Никушей Гомелаури. - Для актрисы быть матерью не легкая работа. Как это совмещается с театром? Дочь росла за кулисами? Почему не пошла по вашим стопам? - Прекрасно совмещается. Никаких проблем с дочерью не было и нет. Я сделала все, чтобы мой ребенок не стоял в кулисах, не лежал в гримерке, не готовил там уроки. Я полностью избавила свою дочь от театрального мира. Потому что к тому времени я уже начала соображать, что театр, помимо этой прекрасной иллюзии, которая есть у зрителя, имеет свои реалии. Поэтому избавила ребенка от этих нюансов. - Даниил Гранин говорил, что единственное, что освещает и освящает человеческую жизнь – это любовь к человеку, природе, Богу. Вы с этим согласны? - С этим трудно спорить, потому что эти слова – абсолютная правда. Но при этом я часто вспоминаю крылатую фразу Ницше: «Чем шире ты раскрываешь объятья, тем легче тебя распять». - Что вы больше всего цените в людях? - Порядочность. - А что абсолютно не принимаете? - Предательство. - Актеры – народ непредсказуемый. Не только в ролях, но и на репетициях, в работе. Вы как-то говорили о своих особых взаимоотношениях с текстом своих ролей. - У меня очень плохие взаимоотношения с текстом роли. Я не могу учить его дома. Режиссеры, с которыми я работаю, это знают. Текст запоминается и начинает жить в моменты репетиции. Я ищу нюансы в сиюминутном, и то, что рождается в какой-то момент, это и остается. Потом слова текста становятся очень важным элементом роли, мелодика слов, манера подачи. Вот Никуша Гомелаури это отлично чувствовал. Я люблю, когда актеры «вкусно» относятся к словам, потому что слова – это как поэзия. Я люблю поэзию, для меня это абсолютная математика – инопланетная. Освоить ее невозможно, мне это не дано, единственное, что мне нужно сделать, поймать мелодию, скрытый код этой математики. - Соавторствовать наперекор режиссеру, как говорила Алла Демидова, вы пробовали? Получалось? - Наперекор? А зачем? Если ты доверяешь режиссеру, то репетиции это обоюдный творческий процесс. Конечно, иногда приходится спорить. Но последнее слово все-таки за режиссером. - Из наших разговоров об актерских профессиональных зигзагах, я помню, вы говорили еще о необычном состоянии актера после спектакля. Можете поделиться? - Да, здесь есть свои закавыки. В молодости, когда мало профессионального опыта, главная проблема, когда сыгранная роль остается в тебе и после спектакля. Помню, как однажды после «Терезы Ракен», ко мне в гримерку зашла актриса театра Руставели со словами: «Деточка, так нельзя. Вы себя убьете». Да, Тереза – это не тот одуванчик, с которым можно было жить внутри. Я очень любила эту роль, и буквально по лезвию бритвы ходила в своих чувствах на сцене, а потом и в жизни. Только с годами я научилась – и не позволю роли разрушить меня. - «Ангелова кукла» в этом смысле тоже была рискованной. Там острота психологических излияний зашкаливала. Но тогда, наверное, уже сказался ваш актерский опыт, и риск заразиться трагическими судьбами этих ярких персонажей был для вас не столь опасен. Но зрителей они будоражили основательно. Как жаль, что в Грибоедовском этот замечательный моноспектакль так редко идет. - Работа над этим спектаклем подарила мне знакомство с Эдуардом Кочергиным – это человек-планета. Я с благодарностью и теплотой вспоминаю то время, я его называю «питерский период». Поездка в Питер была незабываемой. - Да, политика разводит мосты, а культура их выстраивает. Недаром в связи с 160-летием театра вы вместе с коллегами были награждены президентом России орденом Дружбы. Что такое русский театр в Грузии сегодня? - Как в любой республике бывшего Советского Союза, русский театр в Грузии и сейчас имеет свое назначение. Надо знакомить молодежь, которая и так не очень много читает, с русской классикой – ведь это настоящий клад. Поскольку Грузия многонациональная, а тем более Тбилиси, русский язык очень важен и для общения, и для деловых и творческих контактов. Очень хорошо, что наш грибоедовский театр стал в Тбилиси практически центром русской культуры. - Ирина, а в кино вы не снимались? - Как говорит моя героиня из пьесы Радзинского «Убить мужчину» Нина, «ты понимаешь, какая штука – в кино не берут». А если серьезно, я не очень хорошо знаю грузинский язык, и сейчас безумно жалею об этом, потому что незнание языка исключило из моей жизни работу с грузинскими режиссерами театра и кино. - Думаете «кина не будет»? Но кто его знает, может, еще получится! - Может быть. Наверное, с возрастом я стала более спокойно относиться к несыгранным ролям. Надо двигаться вперед и жить. - Кроме актрисы кем бы вы могли себя представить? - Мне в юности много чего было интересно: путешествия (но в нашей стране тогда туристического бизнеса не было), можно было стать геологом, архитектором, психологом, адвокатом. Школьный учитель по праву – был у нас такой предмет в школе – умолял моих родителей, чтобы они отдали меня на юридический, уверял, что у меня есть способность к анализу, к криминалистике. «Пусть только подаст документы, я гарантирую, что она пройдет, - убеждал он. - У нее талант, это клад. Ведь эта профессия тоже публичная, и красивая женщина-адвокат, это абсолютный успех. Это тот же театр – она выходит на сцену и начинает воздействовать на людей, здесь важна внешность, голос, умение убеждать...» Родители только развели руками – с ней давно все решено. Теперь иногда жалею, что не послушалась учителя. - Но вы все равно адвокат, только своих героинь. Даже в спектакле «Убить мужчину» вы абсолютно убедительны, и зрители на вашей стороне. А чего вы хотели бы себе пожелать? - Я всегда хотела много-много путешествовать, ведь весь мир – театр. Мне интересно сравнить разные культуры, понять, почему я оказалась в это время, именно в этой точке Земли. И, конечно, хочу здоровья и благополучия маме и моим родным – и это не банально. У меня в жизни было слишком много потерь. Больше не хочу терять. Сейчас я в том периоде, когда мне хочется взять рюкзачок и побродить по свету. Дочка выросла, будет обрастать своей жизнью, я уже вряд ли смогу ее чему-то научить. - А как же театр? - Это моя профессия, ремесло – кстати, я к этому слову очень хорошо отношусь, хотя оно почему-то стало ругательным. У меня нет заоблачных фантазий относительно своей профессии. Я отношусь к театру как к крепкому супружеству. Мои отношения с театром прошли много стадий; это можно сравнить с человеческими взаимоотношениями: влюбленность, роман, потом страсть, расставания и потери, а также радости, победы и много счастливых минут. - Вы верите в судьбу? - Да, я верю в судьбу и во все мистическое. Театр – ведь тоже мистика.
Вера ЦЕРЕТЕЛИ |
Валечка, Валя Воинова… Язык не поворачивается назвать эту замечательную актрису Валентиной Ивановной – несмотря на юбилей, статус заслуженной артистки Грузии и многолетнее служение грибоедовской сцене. Ее легкость, молодость духа и непосредственность в общении с людьми совершенно исключают «Ивановну» и предполагают «Валечку». Именно так к Воиновой и обращаются любящие ее люди – родные, друзья, сослуживцы. По болезни актриса уже долгое время не выходит на сцену, но в гримерке лежит ее косметичка и терпеливо ждет свою хозяйку…
СЧАСТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК - Все время перебираю события своей жизни – я, наверное, счастливый человек, хотя в моей жизни было много потерь, расставаний, простоев в работе – как известно, когда меняется начальство, меняется и жизнь в театре. И все-таки с первых мгновений моего появления в Тбилиси и по сегодняшний день я самый счастливый человек в мире! А привез меня сюда из Севастополя народный артист Грузии, потрясающий мастер сцены Анатолий Дмитриевич Смиранин. В тот период он снимался в знаменитом фильме «Человек-амфибия», и съемки проходили в Крыму. Анатолий Дмитриевич увидел меня в Севастополе, на улице. Завязался разговор. Смиранин спросил меня, не хочу ли я работать в Тбилиси, рассказал о театре имени А.С. Грибоедова. Своим обаянием, внимательным отношением, рассказом о замечательном Тбилиси Анатолий Дмитриевич меня убедил, и я ответила: «Хочу!» Вскоре я получила три телеграммы. Одну прислал директор театра Пако Мургулия, который, кстати, стал для меня впоследствии олицетворением Грузии. Высокий, красивый, с представительной внешностью, он был очень хорошим директором. Автором второй телеграммы был главный режиссер театра Абрам Рубин, а третью написал сам Смиранин. И я приехала в Грузию. С тех пор прошло целых 53 года! Я тогда была молодой актрисой, сыгравшей несколько ролей на севастопольской сцене. О карьере не думала – играла и играла! И абсолютно не сомневалась, ехать мне в Тбилиси или нет. Мне было 22 года.
САРАТОВ - Мои родители из донских казаков, кулаков. Деда расстреляли. Мама трудилась на тяжелых работах. Папа погиб в 1943 году. Я всегда, сколько себя помню, стремилась в театр – он был для меня воплощением другого, прекрасного мира. Одноклассница, тоже мечтавшая стать актрисой, сказала мне, что в Саратове есть высшее театральное учебное заведение. Кстати, в знаменитом Саратовском театральном училище имени И.А. Слонова азы актерского мастерства постигали Борис Андреев, Олег Янковский, Владимир Конкин, Евгений Миронов и другие известные личности. Я поступила легко. Прочитала монологи Липочки из комедии Островского «Свои люди – сочтемся», Катерины из «Грозы» - я тогда мечтала сыграть эту роль. Не сдала экзамен по истории, но меня все равно взяли: сначала – вольнослушателем, через месяц – кандидатом в студенты, а еще через месяц я стала студенткой, получающей стипендию в 200 рублей. Моим педагогом в училище был Юрий Петрович Киселев, к которому я была неравнодушна. Однажды меня едва не выгнали за воровство – я украла со стенда его фотографию. Берегу ее по сей день. Это был потрясающий педагог!.. Весь наш курс оставляли в знаменитом Саратовском ТЮЗе, который славился своими спектаклями. Но мне хотелось вырваться из Саратова, выйти на новую орбиту!.. Спустя годы Киселев приезжал в Тбилиси на конференцию, разыскал меня в театре, а позднее даже прислал в Тбилиси свою дочь Машеньку.
СЕВАСТОПОЛЬ - После Саратова был Севастополь. Пригласил меня главный режиссер Севастопольского русского драматического театра имени А.В. Луначарского Борис Александрович Рябикин – он присутствовал на дипломном спектакле «Мещане» Горького. У меня была роль Поли – не самая интересная в пьесе. Я уже к тому времени привыкла к другим, более ярким ролям – например, гоголевская Агафья Тихоновна. В Севастополе сыграла Марину в спектакле «Власть тьмы» Толстого, еще несколько ролей. Но об одной своей работе хочу сказать особо: я сыграла потрясающую роль, которая случается один раз в жизни. Жаль, что сегодня не ставят Луначарского, написавшего две прекрасные, на мой взгляд, пьесы «Яд» и «Королевский брадобрей». Именно в «Королевском брадобрее» в постановке Бориса Рябикина я выступила в роли сумасшедшей сестры Доротеи, призывающей народ к бунту. Мне повезло: актриса, игравшая эту роль, уехала в Москву. Образ Доротеи – для опытной актрисы, обладающей зрелым мастерством. А тут – я, совсем еще молодая артистка, делающая первые шаги на сцене! Особенно трудно было работать с белым стихом, которым написан монолог моей героини. Перед выходом я ужасно волновалась, а уходя, чувствовала себя опустошенной… Я показывала свою Доротею в Днепропетровске, Одессе и даже в Тбилиси. Во время гастролей в Одессе увидела плакат, оповещающий о гастролях театра имени Грибоедова. На афише была изображена Наталья Бурмистрова в какой-то роли. Иди не верь теперь в судьбу!
ТБИЛИСИ - В Тбилиси я влюбилась сразу, едва выйдя на улицу из гостиницы, куда меня поселили сразу после приезда. Прошла буквально один квартал до театра, и на меня буквально нахлынули чувства. Смотрю и понимаю, что уже люблю этот город. Запомнила всем известных «биржевиков», кричавших мне: «Красавица, живи сто лет!» А я проходила с независимым видом, словно это меня совершенно не касается. К сожалению, сегодня атмосфера в городе изменилась – нет прежней доброжелательности, домашности, тепла в отношениях между людьми. Еще одна моя любовь с первого взгляда – это, конечно, театр. Меня окружили вниманием, заботой, и сразу родилось ощущение, что я работала на грибоедовской сцене всю жизнь. Первой моей работой в Тбилиси стала роль, сыгранная в спектакле «Старый дурак» Константина Финна. Моим партнером был, без преувеличения, гениальный актер Александр Сергеевич Ермилов. Артисту было тогда уже немало лет. Я играла в спектакле его внучку, а молодая Наталья Бурмистрова – Таську Грачеву. Играть с ними рядом было праздником! Рядом со мной в театре были прекраснейшие женщины: Наташа Бурмистрова, Тамара Белоусова, Лиля Зверева, Муся Кебадзе, Нонна Плотникова, Ядвига Осиповна Максимова! Я не ощущала разницы в возрасте, хотя нас разделяло не одно десятилетие… Жила я тогда на проспекте Руставели в условиях коридорной системы, имевшей свои плюсы и минусы. Не забуду наши девичники. К нам, женщинам, присоединялся и знаменитый мэтр: актер и режиссер Мавр Пясецкий – в косынке, в фартучке… Сейчас вспоминаю все это и думаю: «Господи, какая же я была счастливая, в какой любви я жила!» Поэтому у меня ни разу не возникло желания что-нибудь поменять в своей жизни. Понедельник был самым нежеланным днем, потому что я не знала, куда себя деть в выходной. В отпуск ехала к маме и сестре, а возвращалась домой – в Тбилиси. Здесь меня за пять десятилетий ни разу никто не обидел, не оскорбил. Даже коридорная система, с ужасными бытовыми условиями вспоминается сегодня с добрыми чувствами – я прожила бок о бок с соседями-грузинами одиннадцать лет в любви и согласии. В моей маленькой комнате собирались музыканты, художники, артисты. Вокруг меня сложился определенный круг, и нам было интересно жить! Стоит ли удивляться, что «коридорный» период я вспоминаю как лучшее время своей жизни? Соседи плакали, и я плакала, они радовались – и я радовалась вместе с ними… А мои вечные и верные друзья? С изменением политической ситуации на постсоветском пространстве многие уехали из Грузии. Мы пережили тяжелейшие времена голода, холода, безденежья, тем не менее театр посещался зрителями. Помню, как мы сидели в театре зимой в малюсенькой комнате и грелись. Но никогда не возникало желания уехать, никогда! Потому что всю жизнь прожила в любви.
МОИ РЕЖИССЕРЫ… Хочется сказать о Гиге Лордкипанидзе. Сначала он пришел в театр Грибоедова на постановку одного спектакля. По какой системе он работал, сказать не могу. На репетициях мы много шутили, смеялись – ведь Гига просто замечательный рассказчик! Не помню, как шла репетиция, но в результате выходил замечательный спектакль с великолепными актерскими работами. Гига дважды был нашим главным режиссером. Это было прекрасное время, театр переживал настоящий бум! В моей квартире, где я сейчас живу, а тогда – общежитии, мы собирались, скидываясь по 2-3 рубля, и приглашали в нашу компанию Гигу. Он всегда очень хорошо ко мне относился. Александр Осипович Гинзбург – это был просто родной человек! Мы, актеры, с ним и директором Пако Мургулия часто общались в неформальной обстановке. Это были отношения не подчиненных и начальства, а близких людей. Вспоминаю один случай, связанный со спектаклем «Снимается кино» Э.Радзинского. Я играла в нем Блондинку, у моей героини были длинные светлые волосы под Марину Влади. На ней было желтое блестящее платье по фигуре, зеленые туфли на каблуках, в руках она держала сумку такого же цвета. Роль, кстати, была великолепная, я ее очень любила. Со спектаклем «Снимается кино» мы гастролировали в Волгограде, и Гинзбург полушутя вдруг предложил мне перед спектаклем: «Приглашаю тебя в ресторан, но только в таком виде, как сейчас!». «Хорошо!» - отвечаю. После спектакля иду к Александру Осиповичу в номер, одетая в тот же костюм, грим и парик, а со мной – вся труппа. Увидев меня, Гинзбург чуть не упал от изумления. «Я готова, пойдем в ресторан!» - сказала я. По всей видимости, Александр Осипович не ожидал от меня такой прыти, но в ресторан артистов все-таки повел. Вот такие были отношения… Мне довелось поработать с самим Петром Наумовичем Фоменко сразу в двух спектаклях. У меня тогда был грудной ребенок, что создавало, конечно, проблемы. Помню, как Фоменко сидел у меня дома и говорил, что Гига – он был тогда главрежем – собирается меня заменить. Уже была афиша, сроки поджимали, но Фоменко менять меня на другую актрису не хотел. Так и не заменил… В психологической драме «Свой остров» Р.Каугвера я сыграла одну из главных ролей, но спектакль шел недолго, потому что уехали в Москву молодые актеры, занятые в постановке. Второй спектакль Фоменко – комедия «Дорога цветов» В. Катаева. В спектакле вместе со мной играли блестящие актеры – Арчил Гомиашвили, Джемал Сихарулидзе, Лара Крылова, Муся Кебадзе… Какие образы создавал Фоменко, рассказать невозможно! Он работал играючи, легко, а однажды поставил меня в неловкое положение, сказав: «Ну, отреагируй так, как ты умеешь, - неожиданно!» «Петр Наумович, как я сейчас уже могу отреагировать неожиданно? У меня мысли разбегаются: что бы мне такое придумать, чтобы это было неожиданно?!» - растерялась я… Мы порой даже не замечали того, как Фоменко добивался нужного результата. Если режиссер хороший, он, как правило, требователен, обращает внимание на мельчайшие детали образа… В то же время когда тебе легко работается, то и результат получается лучше. Не со всеми мне было так легко! Помню, на репетиции Петр Наумович показал Мусе Кебадзе, как двигается ее героиня. «Вот так будете ходить!» - сказал Петр Наумович и начал подпрыгивать. От этой подпрыгивающей походки у Муси родилось состояние, которое ей предстояло передать. Ларе Крыловой он посоветовал положить на голову грелку и ходить с ней, чтобы вызвать нужное ощущение… Из людей театра часто вспоминаю заместителя директора Гайка Гевеняна – человека, которого знал весь город. Он ко мне очень тепло относился. Гайк Сергеевич всем делал добро, его многие знали и уважали. Настоящий человек театра, преданный своему делу. По-моему, он даже ночевал в театре…. Из театра лучше уходить на год раньше, чем на день позже, - сказала одна умная актриса. Эти слова мне запомнилось навсегда. Театр строится на молодежи, никуда от этого не денешься, ведь на молодых приятнее смотреть, чем на стариков, и с годами я стала жить с этим ощущением. Тем более, что работы, конечно, поубавилось. Однако с приходом в театр нового худрука Авто Варсимашвили мне поручили роль Дорины в спектакле «Тартюф» Мольера в постановке Алекси Джакели, я также приняла участие в грузинском спектакле вместе с актерами руставелевского театра – это были «Провинциальные анекдоты» Вампилова, поставил спектакль Торнике Глонти. Он шел на малой сцене театра Грибоедова. И я была счастлива, что Авто Варсимашвили дает мне возможность выходить на сцену в новых спектаклях! Когда он ставил «Мастера и Маргариту» Михаила Булгакова, то сказал мне: «Валя, к сожалению, нет здесь интересных женских ролей для вас!» Но для меня главным было – работать, быть при деле. За все эти годы мне ни разу не дали почувствовать: «А не пора ли, Валя, уйти на покой?» Я очень благодарна Авто за доброе ко мне отношение. Когда я серьезно заболела, он позвонил и успокоил мою дочь: «Пусть Валя лечится и возвращается в театр, не волнуйтесь, все роли останутся за ней! Когда вернется, будет играть свои роли, и новые, если сможет!» И я расплакалась… С директором Колей Свентицким мы уже много лет делим и горе, и радость. 47 лет вместе прожито – это родной человек! Нам всегда было легко, интересно общаться, и в этом близком общении забывалось время. Коля когда-то жил в небольшой квартирке недалеко от театра, и мы, актеры, часто у него собирались, стали близкими людьми. Не скажу сегодня: «Николай Николаевич!» Для меня он – Коля. Кто выручит в самых затруднительных ситуациях? Коля! Он любит делать добро и получает от этого больше радости, чем тот, кому он помогает. МОИ РОЛИ И ПАРТНЕРЫ - Так получилось, что в основном я играла комедийные роли, но тяготела и к драматическим. Мавр Пясецкий поручил мне сыграть в своем спектакле «Бой с тенью» А.Тур сложную драматическую роль женщины – выпускали его в армянском театре, потому что наше здание рухнуло… В то годы были приняты обсуждения спектаклей, работ актеров, меня хвалили, говорили, что не ожидали того, что я могу создать такой интересный драматический образ. Хотя была в моей актерской копилке и замечательная роль Авдотьи Романовны в спектакле «Преступление и наказание» в постановке Серго Челидзе. А ведь это самое начало! Спектакль имел огромный успех, в первую очередь из-за Юрия Шевчука – Раскольникова. Анатолий Смиранин играл Свидригайлова. Шевчука после этой роли сразу забрали в БДТ. Помню еще одну интересную работу в спектакле «Двойная игра» - здесь моей партнершей была Надежда Сперанская. Мне было интересно с чисто профессиональной точки зрения показать истинную сущность своей героини-шпионки: будучи циничной, вульгарной, врагом, она играла роль нежной, порядочной девушки. Я любила и эпизодические роли – так, в спектакле «Гнездо глухаря» В.Розова я играла маленькую, но очень любимую роль. Моя героиня-продавщица Вера Васильевна – появлялась в самом конце спектакля, но как! Я говорила текст пьесы: «Если что потребуется, в очередь-то не становитесь, а сзади в дверку мне стукните, я открою и... У меня там всегда что-нибудь дефицитное». И я обязательно что-нибудь от себя добавляла, типа: «Даже масло без талонов!» И зал, как правило, взрывался аплодисментами. В спектакле «Сослуживцы» Э.Радзинского я играла секретаршу Верочку. У меня была гениальная партнерша – Валентина Семина, ничуть на уступающая Алисе Фрейндлих, замечательно сыгравшей роль Калугиной в кино. Мне нравились мои роли в спектаклях «Гусиное перо» С.Лунгина и И.Нусинова, «Чудесный день» И.Злобина и М.Селезнева, «Палата» С.Алешина, «Чемодан с наклейками» Д.Угрюмова, «Проводы белых ночей» В.Пановой… В «Дневнике Анны Франк» моей партнершей была прекрасная Ариадна Шенгелая. Этот спектакль произвел настоящий фурор! Вспоминаю спектакль «Физики» Ф.Дюрренматта. Режиссер Сандро Товстоногов выстроил мою роль матери троих детей Лины Розе таким образом, чтобы не было ни одной слезинки, хотя подобное искушение в самом начале репетиций было. В его трактовке пациенты психушки – нормальные люди, а те, кто находятся вне стен клиники, в том числе моя героиня, - сумасшедшие. И это режиссерское решение было намного точнее.
ЛИЧНОЕ - У меня был потрясающий муж – директор театра Отар Папиташвили. С ним я прожила в счастливом браке семнадцать лет. Он заменил моей дочери отца. У меня выросла прекрасная дочь Кетино – умница, добрая, с большим тактом, внутренней культурой. Этому не научишь. Она моя гордость! Кетино не пошла по моим стопам – стала филологом, педагогом, журналистом. Есть у меня и замечательные внуки… Я очень благодарна родным мужа, которые всегда прекрасно ко мне относились и поддерживали в тяжелые времена, а также друзьям – Ларе Крыловой, Нелли Килосанидзе, Норе Кутателадзе, Земе Бокоевой, Замире Григорян, Ариадне Шенгелая, Люсе Артемовой. Сегодня меня очень поддерживает и Гуранда Габуния… Спасибо и молодым актерам театра, которые проявляли ко мне внимание. Все бы отдала, чтобы еще раз посидеть вместе со всеми в гримерке! Мне очень повезло в жизни, и плачу я только от хорошего – в первую очередь, от доброго отношения окружающих. Когда ты не одинок, то уже не так страшно переносить болезни и невзгоды. Записала монолог Инна БЕЗИРГАНОВА |
|