|
СНЫ НАЯВУ, ИЛИ ЧИСТАЯ ПРАВДА ЖАНРИ ЛОЛАШВИЛИ |
|
Отправляясь на интервью к Народному артисту Грузии Жанри Лолашвили, я попросила сказать о нем несколько слов Автандила Варсимашвили, который творчески сотрудничал с ним в свою бытность режиссером Театра им. Руставели. «Един в трех лицах, – немедленно ответил Автандил Эдуардович. – Прекрасный художник, человек, актер. И в первую очередь он все-таки художник».
Я полагала, что об этих «составляющих» мы и поговорим. Но разговор сложился иначе. Жанри Георгиевичу оказалось интереснее вспоминать о прошлом, нежели сетовать на настоящее или загадывать о будущем. А прошлое порой и в самом деле бывает живее существующей реальности…
– Лично я не заинтересован в интервью. Вообще, если хочешь уничтожить человека, нужно каждый день что-то о нем писать и показывать его по телевидению.
– Но однажды вы сказали, что никому никогда не отказывали в интервью.
– Да, это так. Почти никогда не отказывал.
– Почему?
– Потому что я уважаю чужой труд. Говорить о себе, конечно, тяжко. Это не очень хорошее занятие, честно говоря.
– Тогда давайте начнем с того, с чего начинается каждый из нас – с родителей.
– Этим все сказано. Они – родители. Это – любовь. Что еще можно сказать?
– Вы говорили, что хотели бы быть похожим на своего отца. В чем?
– В честности. В стремлении к познанию. Отец все время смотрел на мир широко открытыми глазами. Огромной ценностью для него было общение. И не обязательно прочесть Экзюпери, чтобы понять – это самая большая роскошь на свете. Самый ценный подарок – время. Мы с вами сейчас друг другу даруем наше время. Его и так дано мало, но мы дарим друг другу. Важно, что не транжирим, а – дарим. Это и называется отношениями, и их надо ценить. Для чего живет человек? Я бы ответил: для отношений.
– Ваш отец понимал в этом толк, да?
– Он был очень хороший человек. Когда выходил на улицу, то даже перед мальчишками во дворе снимал шляпу. Он всегда здоровался первым – и с ребенком, и со взрослым. И обязательно старался перемолвиться хоть несколькими словами. Его это очень интересовало. А знаете, почему я стал художником? Потому что отец для меня, шестилетнего, как-то нарисовал индюка. Это был потрясающий индюк, невероятный! Рисунок произвел на меня огромное впечатление. Я много потом нарисовал индюков, самых разных. Это помогало мне вернуться к отцу. Это – память. Но иногда вспоминать больно… Как-то раз он мне сказал – давай мы с тобой выпьем по бокалу вина. А я ответил – нет, меня ребята ждут. И ушел. И вернулся пьяный. Меня это мучит до сих пор. Стыдно до слез. Как я мог отказать отцу! Простить себе не могу…
– Столько лет прошло, а не забывается…
– И хорошо, что не забывается. Значит, совесть есть. Сегодня, когда я думаю о моих родителях, со мной происходит что-то страшное... Я их очень любил. Они были чистейшими людьми… Хорошими. Мы не понимаем до конца, какое это высокое понятие – хорошие люди.
– Вы много читали?
– Очень много. А в школе учился плохо. Пропускал, потом наверстывал и экзамены сдавал нормально. Но мои мысли были направлены совсем в другую сторону, не на школу. Понимаете, каждый понедельник я удирал с уроков.
– Почему именно в понедельник?
– С понедельника в кинотеатрах начинался показ новых фильмов. Выбраться из школы было невозможно. У входных дверей стояла охрана. Потолки пятиметровые, в окно не прыгнешь. Но за окном стояла береза. А за ней – дом, где жила моя одноклассница. Я по ветвям березы перелезал из окна школы на противоположный балкон, проходил мимо комнаты, в которой, между прочим, жил Женя Примаков, выходил на Ленинградскую улицу и шел в кинотеатр «Аполло» на проспекте Плеханова. Когда я, посмотрев первый утренний сеанс, выходил из кино, ребята с «биржи» на Плехановском ждали меня, чтобы спросить мое мнение. «Ну, о чем картина?» – «О том, как коррупция погубила Испанию». – «О! Надо посмотреть». Речь шла о фильме «Главная улица» Бардема. Я просто не мог не посмотреть новую картину самым первым. И знал: ребята ждут, что я скажу.
– Какие картины вас потрясли?
– Например, фильм японского режиссера Канэто Синдо «Голый остров». В картине не звучит ни одного слова. Только в финале – стон. Я был потрясен… После кино я обычно шел прогуляться по городу. Помню длинный ряд крохотных мастерских в районе площади Воронцова – «Плиссе», «Гофре», «Мережка», «Шлапа» (именно так и было написано)… Я шел полюбоваться женщинами, которые приходили в эти мастерские. Я не мог отвести глаз. Как они были элегантны, как одевались! Наряды из креп-жоржета, креп-сатина, коверкота, габардина… А липы на плечах? А шляпки? Эх…
– Тогда, в детстве, вы много рисовали?
– Не очень. Я все время читал. Читал запрещенного Григола Робакидзе, запрещенный журнал «Н2SО4», где были потрясающие стихи – Хлебникова, Симона Чиковани, Северянина… Даже на уроках читал – на парте лежал учебник, а в парте – книга. Шло огромное познание – всего, все время! А какие потрясающе интересные люди были вокруг! Помню, рядом с нами жила Софья Борисовна Вульфович, дантистка. Весь наш двор у нее бесплатно лечил зубы. Я заходил к ней, чтобы посмотреть на грамоту, висевшую на стене. Там было написано «Божьей милостью, мы, Николай Второй…». И прочее, и прочее – награждался какой-то Катенин за сражение при Ахалцихе. Прошли годы. Она постарела, и бормашина у нее была старая, и кошками пахло в квартире. И никто к ней уже не ходил. Надо отметить, что Софья Борисовна на праздники вывешивала из окна флаг Грузии. И не снимала. Приходил уполномоченный милиции, кутаисец Шота и ругался: «Что это ваша Софья Борисовна флаг не снимает? Висит и висит, троллейбусам мешает». Заходил к ней. Она его встречала чаем, какао, галетами, цукатами. Они пили чай и беседовали. Шота уходил, а вскоре она снова вывешивала флаг. И ждала, когда придет Шота… И снова так происходило, и опять. Потом она умерла. Когда мы зашли в ее комнату, то увидели, что на каждом предмете написано имя того соседа, кому она его завещает. На грамоте, которой я любовался, была записка – «Жанрику»… Настал день похорон. Играл оркестрик. Маленькая процессия вышла со двора… И вдруг раздался крик милиционера Шота: «Стойте! Стойте!» Мы остановились. А он поднялся в квартиру Софьи Борисовны, сорвал пломбу, вошел и вывесил в окно флаг Грузии. И похоронная процессия прошла под флагом.
– Да это история для кино!
– У меня много историй… После школы пошел работать на киностудию «Грузия-фильм», а потом поступил на Высшие курсы во ВГИК. Гениальный Юра Норштейн – мой друг и однокурсник. Кстати, на курсах мы проходили актерское мастерство, и мой педагог Анатолий Стабилини просто настаивал, чтобы я стал артистом... Сколько у меня историй из того времени!
– Можно хотя бы одну?
– Можно. Только без фамилий. В Москве, на Каляевской, рядом с домом, где я снимал комнату, находилась диетическая столовая. Закрытая. А я устал ходить куда-то далеко, чтоб поесть, и решил попасть в эту столовую. Познакомился с администратором Фаиной, объяснил ситуацию. Договорились. Я ей приносил томаты, аджику, ткемали, которые мне присылали. Как-то раз один из генералов, большой любитель подливок и приправ, спросил у Фаины: «Откуда у тебя такое?» – «Да вот, приносит один студент». Мы с генералом познакомились и, можно сказать, подружились. Он меня называл «сыночек», а иногда – «Жанри Георгиевич». Познакомил меня со своей семьей, мы ездили в Белые Столбы, где находится Госфильмофонд, и смотрели кино. А еще бывали в Алабино. Сейчас там стоит президентский кавалерийский полк, а в 60-е годы в этом подмосковном местечке располагался прославленный конный полк «Мосфильма», находились конюшни, куда зарубежные специалисты приезжали выбирать и покупать лошадей. Генералы частенько ездили в Алабино – пили чешское пиво, ели креветки и смотрели на лошадей. Как-то раз дает мне генерал родословную одной лошади и говорит – просмотри и придумай ей имя, у тебя есть воображение, справишься. Я зажегся. Прочел документы, где подробно описывались привычки и качества родителей и самого жеребца. Он был спокойный, задумчивый… Под номером 22, как сейчас помню. Придумал имя, написал, положил листок в конверт, заклеил и отдал генералу. Приезжаем в Алабино. Генерал сдал конверт. Сидим, смотрим, ждем, когда объявят победителя смотра. И тут объявляют: «Первое место – номер 22, жеребец Сосредоточенный». Генерал долго не мог успокоиться, настолько ему понравилось имя… Прошло 25 лет. Я снимаюсь в роли Наполеона в фильме «Багратион». Съемки проходят в Алабино. Живу в люксе. В гостинице работает пожилая администратор Маша. Спрашиваю: «Вы давно здесь работаете?» – «Всю жизнь». – «Много лет назад я здесь бывал. Тут проходили смотры-продажи лошадей. Такого-то генерала знали?» – «Михаила Григорьевича? Конечно. Когда он сюда приезжал, то жил в том номере, в котором сейчас живете вы». Я потерял дар речи… И почувствовал, что хочу разрыдаться... Таких историй, когда прошлое перекликается с настоящим, в моей жизни случалось очень много. Эти истории, то грустные, то забавные, помогают жить правильно. Красиво жить… Помню, в Зугдиди собирались закрыть драматический театр – точнее, он должен был перестать быть государственным. Чтобы этого не произошло, мы, несколько молодых актеров, поехали поддержать Зугдидский театр и остались там работать. Я, Темур Чхеидзе… Однажды я пригласил в Зугдиди Акакия Хорава и Медею Чахава. Хорава был гениальный, но, в хорошем смысле слова, старомодный актер. Пафосный, с гениальным голосом и потрясающим телосложением. Хорава и Чахава сидят на скамейке перед домом и разговаривают по-мегрельски. А это, как вы знаете, очень своеобразная речь. Я слушал-слушал, потом подошел и сказал: «Акакий Алексеевич, что же это я сейчас слушал?» – «А что такое?» – «Да это же были инвенции и фуги Баха». «Молодец! Расскажи всем!» – закричал Хорава. А вот схожая история. Я обожал Отара Мегвинетухуцеси, мы дружили. Как-то в Доме книги в Питере я купил несколько книг, в том числе – «Историю государства Российского» Карамзина в красивом кожаном переплете. Недешево стоило, но я взял. Показал Отару. Он пришел в восторг. А у него, знаете, бывали такие моменты, когда он восторгался. Лично для меня восторгаться другими – это самое большое человеческое дарование. Отар умел это делать… И я подарил эту книгу Отару на его день рождения. Он был потрясен... Потом мы сидели, беседовали, и я говорю: «Знаешь, что сказал Сартр?» – «Что?» – «Сартр сказал, что Джоконду надо сжечь». – «Зачем?» – «Потому что Джоконда – это точка отчета. А в искусстве не должно быть точки отсчета. Не догадываешься, почему я об этом тебе говорю? Тебя тоже надо сжечь!» – «Молодец! Расскажи всем!» – воскликнул Отар.
– Вы по сей день продолжаете рисовать. У вас есть учителя в живописи?
– Нет, никого. Я сам себе художник, режиссер, сценограф и драматург.
– Картины, которые я вижу в вашем доме, вам особенно дороги?
– Есть картины, которые мы с Татули очень любим (супруга, актриса Татули Долидзе). Вот, посмотрите, это дерево увидела Татули и заставила меня его нарисовать. И получился символ. У нее потрясающий вкус. Вообще она гениальный человек.
– Как рождаются ваши картины?
– Не знаю. Наверное, по подсказке сверху. У моих картин нет названий, и я никогда не знаю, что сейчас напишу. Я делаю общую «мазню», вижу в ней будущую картину и пишу. Обязательно за один сеанс. Не люблю реализм. Всегда увожу свои работы от настоящего к иллюзорному. Знаете, когда я выхожу на улицу после спектакля, то есть после окончания иллюзорной жизни, и начинается гиперреализм, это действует на меня просто убийственно. Мы живем иллюзиями, и только.
– Значит, вторая реальность – театр, кино, живопись – более настоящая, чем реальная жизнь?
– Конечно. Мне очень трудно возвращаться к реальности. Потом это чувство, конечно, проходит. А куда деваться? В конце концов привыкаешь ко всему… Как-то я сидел вот здесь, в этом кресле, и умер.
– В каком смысле?
– В прямом.
– ?!
– По-настоящему умер. Врачи запустили сердце третьим ударом электрошока. Повезло… Но скажу вам честно – там было очень хорошо. Мне не хотелось возвращаться.
– Зато теперь умирать не страшно, раз точно знаешь, что там – прекрасно.
– Да ну, умереть – это раз плюнуть, это уже очень легко… Понятие «суета сует» во мне появилось уже давно. Вопросов много, но я думаю – а зачем это? Невозможно все знать. И не надо. Достаточно прочитать две-три книги. Этого хватит.
– На всю жизнь?
– Конечно.
– Первая книга – это Библия, видимо. А еще?
– У меня на этот счет свое мнение. Библия списана с Книги мертвых, которую древние египтяне писали на стенах гробниц. Библия создана для того, чтобы завоевать, подчинить людей, владеть ими. В евангелии от Иуды, которое спрятано в Ватикане от всех глаз, сказано, что распятие было спектаклем, а сам Иуда никого не предавал. Все это было придумано, чтобы кого-то возвысить, а потом доминировать над людьми. Я смотрел документальный фильм «Дух времени» – «Zeitgeist», там рассказывается о том, что у богов разных религий повторяются атрибуты: каждый родился от непорочной девы 25 декабря, в 30 лет начал проповедовать, имел 12 учеников, путешествовал и совершал чудеса, был убит, похоронен, а затем воскрес. Это и Гор, и Атисс, и Кришна… Во многом можно усомниться.
– Не могу понять, вы верующий человек?
– Я верю в бога Шота Руставели: «romelman Seqmna samyarom» – «Он, что создал свод небесный» (в переводе Бальмонта)… В один прекрасный день я увидел, что перед моими окнами растет гениальное дерево. А ведь я долго не обращал на него внимания, смотрел сквозь дерево. А потом настал момент, и я его увидел. Вышел из дома и долго на него смотрел. Это было… Как сказать…
– Прозрение?
– Да, прозрение. Озарение. Такие истории со мной происходят. Абсурдные истории. Но, с другой стороны, почему абсурдные? Наоборот! Тертуллиан сказал: «Верую, ибо абсурдно». Может, все, что я вам рассказал, я это увидел во сне? Но это было наяву. Может, я все выдумал? Не без этого, конечно (улыбается). Но это чистая правда.
Нина ШАДУРИ |
|
«ОБАЯНИЕ НА ДЕСЯТЬ ЧЕЛОВЕК» |
|
Жизнерадостная, наделенная чувством юмора и самоиронией, обладающая непередаваемым женским шармом и обаянием (известный режиссер театра Абрам Рубин однажды так охарактеризовал эту актрису: «Обаяние на десять человек!») – такой окружающие знают и любят Ингу Садкову. Эти свойства ее личности ярко раскрылись на театральных подмостках Тбилисского русского театра юного зрителя – и не только...
Заслуженная артистка Грузии, лауреат театральных фестивалей Инга Садкова – травести. То есть актриса, играющая детей и подростков. Это особое, в нынешние времена редкое, можно сказать, уникальное театральное амплуа, которое всегда очень ценилось.
Путь Инги на сцену был отнюдь не длинным и не тернистым. Потому что уже в раннем детстве стало понятно: она прирожденная артистка! В пятилетнем возрасте Инга сыграла лисичку-сестричку в какой-то сказке и привлекла своей искренностью и тем самым обаянием огромное внимание. Все были единодушны: «Она обязательно будет актрисой!» Пророчество сбылось очень скоро... Да и как могло быть иначе? Сцена будто ждала миниатюрную очаровательную девчушку с большими серо-зелеными глазами.
Сначала Инга Садкова попала в труппу драматического кружка-студии Дома офицеров, где с юными актерами работал талантливый человек Рэм Давыдович Шаптошвили – их учили сценическому движению, сценической речи, мелодекламации. Под его руководством Инга переиграла множество ролей – в спектаклях «Белеет парус одинокий», «Аленький цветочек» и т.д. и т.п. Интересно проявляла она себя и в качестве ведущей концертов. По всей видимости, опытный мастер Рэм Шаптошвили однажды почувствовал: молодому дарованию необходимо выходить на новую орбиту. И отвел пятнадцатилетнюю Ингу в ТЮЗ, на сцене которого она сыграла свыше 150 ролей!
– Тбилисский русский ТЮЗ – уникальное явление грузинской культуры. Это третий детский театр в мире! – говорит режиссер Теймураз Абашидзе, возглавлявший Театр юного зрителя с 1968 по 1973-й и с 1981 по 1983 гг. – Первые два – Центральный детский театр в Москве, основанный Наталией Сац, и ленинградский ТЮЗ, открытый Александром Брянцевым, – театр сейчас носит имя этого замечательного театрального деятеля. Третий, тбилисский, в 1927 году открыл выдающийся режиссер детского театра Николай Яковлевич Маршак, создавший его труппу, репертуар, актив драматургов, художников, композиторов. Русский ТЮЗ был настолько знаменит, что специально для него Закавказская железная дорога (это был целый комплекс – театр, детская железная дорога и т.д.) построила здание. Сегодня его занимает Тбилисский культурный центр.
Николай Яковлевич Маршак принял Ингу в труппу в процессе обновления творческих сил театра. Вспоминает Инга Садкова:
– Рэм Давыдович Шаптошвили, очень меня любивший, отвел меня в ТЮЗ – я должна была сыграть роль, на которую в самом театре подходящей актрисы не нашлось, и меня ввели в спектакль буквально за одну репетицию. Это была «Машенька» А. Афиногенова – в спектакле были заняты ведущие актеры ТЮЗа Ножери Чонишвили, Ольга Беленко, Александр Энгельгардт. А я тогда еще училась в школе. Главную героиню Машеньку блистательно сыграла Светлана Евангелиди, а я выступила в симпатичной роли ее подружки, Гали-хохотушки и имела оглушительный успех. И не удивительно – на сцену выходила хорошенькая пухленькая девочка и заразительно хохотала. Роль была построена таким образом, что на любое сказанное слово я отвечала смехом, иногда хохоча даже сползала с кресла на пол. На спектакль «Машенька» пришли дети из моей школы... и был настоящий триумф! Смеялась я легко – так же, как и обливалась слезами в спектакле «Сын полка» В. Катаева, когда по сюжету погибал капитан Енакиев – его играл Ножери Чонишвили.
Николай Маршак был очень доволен юной актрисой и сказал, что «Инга Садкова – это будущее нашего театра». Напомним, что в то время в ТЮЗе работали такие мастера, как Чара Кирова, Мария Бубутеишвили...
– Я играла очень много, по 24 часа пропадала в театре! Сразу же после дебюта мне поручили роль пацана-беспризорника Жигана в спектакле «РВС» А. Гайдара, – вспоминает Инга. – Я играла на деревянных ложках и пела: «Позабыт, позаброшен, с молодых ранних лет. Ах, какой я хороший, молодой человек!»... Сюжет был революционный: белые, красные, зеленые... Помню еще один спектакль на ту же тему – «Именем революции» М. Шатрова в постановке В. Вольгуста... В центре пьесы – оставшиеся без родителей, голодающие братья-подростки Петя и Вася, которых играли мы со Светой Евангелиди. Идет сцена: появляются Ленин и Дзержинский. «Здравствуйте, молодые люди! Как поживаете? Давайте побеседуем!» – предлагает вождь мирового пролетариата Пете и Васе. «Чего побеседуем? – встревожился мой Петька. – А сам хвать котелок (с едой) и бежать?!». На этой реплике зал всегда взрывался долгими овациями и смехом. Успокоить зрителей было невозможно! Большевики нам предлагали бутерброды, мы их жадно ели, что-то стараясь припрятать на потом. На нас смотрели с жалостью и распоряжались, чтобы беспризорным детям уделили внимание..., но мы убегали в зал. И пока бежали по залу, юные зрители старались нас подкормить – совали бублики, конфеты. А буфетчица тетя Клава на генеральной репетиции просто рыдала: «Полно пирожков, пончиков! А Ингочка и Светочка голодные!» Хотя на самом деле мы были, естественно, сытыми!
Потом выпустили «Приключения Гекльберри Фина» М. Твена. И в первой постановке мне поручили роль Сида. Но сыграла я его только два раза: Маршак перевел меня на Тома Сойера. Сказал, что мне нельзя поручать роли орицательные. Потому что все зрители были на стороне «послушного» Сида, всегда готового наябедничать на брата, а Тому в исполнении Марии Бубутеишвили свистели – а этого никак нельзя было допустить... В «Снежной королеве» мне поручили сразу две роли – Герды и Маленькой разбойницы. Николай Яковлевич говорил мне: «Развивайся!» Сначала готовилась к роли Герды. Хоть это и совершенно не мое! И вот на генеральной репетиции, прямо перед выходом на сцену, ко мне подходит актриса, исполнявшая эту роль до меня, и срывает с меня парик со словами: «Это мой парик! Не сметь надевать!» Естественно, я в слезы...
В итоге Инга блистательно сыграла Маленькую разбойницу, на каждом спектакле срывая овации зрительного зала... А в спектакле «Волшебник изумрудного города» перевоплотилась в Элли, но эту работу не любила – была очень недовольна собой, потому что сразу после рождения сына не успела прийти в хорошую физическую форму.
Когда в ТЮЗ пришли главный режиссер Теймураз Георгиевич Абашидзе и директор Иван Сергеевич Гвинчидзе, начался новый невероятный расцвет театра.
– Гвинчидзе как раз и привел в ТЮЗ меня, Рэма Шаптошвили, собрал художников – таких, как Кока Игнатов, – рассказывает Т. Абашидзе. – Маршак к этому времени ушел – в театре начались интриги, и он уехал в Москву, глубоко оскорбленный – там и умер в 1962 году. Труппа, конечно, была на его стороне... А когда в 1968 году в ТЮЗ пришел я, то вместе с Кокой Игнатовым поставил спектакль «Романтики» Ростана, в котором Инга сыграла Сильветту.
– Теймураз впервые меня увидел в спектакле Гурама Жвания «Похищение луковиц, или Сокровища Бразилии» К. Машаду, – продолжает Инга. – С моим потрясающим партнером Евгением Басилашвили мы играли главные роли и исполняли зажигательные латиноамериканские танцы с маракасами. После чего Теймураз и пригласил меня на роль Сильветты в спектакль «Романтики». А потом мы поженились – роль Сильветты оказалась судьбоносной и связала меня с этим человеком на всю жизнь. А материал был великолепный! Комедийная стихотворная пьеса на сюжет «Ромео и Джульетты». В спектакле моими партнерами были прекрасные актеры Джемал Вадакария, Рэм Папиев, Юрий Айвазов. Затем Теймураз поставил замечательный спектакль «Слуга двух господ» Гольдони – я играла Марианну. Большой зрительской любовью пользовался знаменитейший мюзикл в постановке Темура Абашидзе «Робин Гуд», в котором я играла в разное время две роли – маленького Джона и Клоринды. Талантливо оформили спектакль «Самеули» – группа известных театральных художников: Олег Кочакидзе, Александр Словинский и Юрий Чикваидзе. Они были награждены в Праге на биеннале – всемирной художественной выставке – за свой эскиз к спектаклю «Робин Гуд». Я играла в популярных мюзиклах «Мой брат играет на кларнете» А. Алексина в постановке В. Вольгуста, «Карусель» С. Маршака в постановке Т. Абашидзе – в этом спектакле я исполнила сразу несколько ролей: старичка, отца-лентяя, торговку на базарной площади, писателя-недоумка и Петрушку...
– Я всегда считал, что детский театр должен быть музыкальным, особенно для школьников младших классов, – говорит Т. Абашидзе. – Детей этого возраста нужно учить любить театр. А любить театр маленькие зрители начинают в том случае, когда он доставляет им удовольствие. Когда много песен, танцев, веселых ситуаций. Так что основной репертуар ТЮЗа должен быть музыкальный. Поэтому спектакли, которые мы ставили в те годы, строились преимущественно на музыкальном материале. Были задействованы композиторы экстракласса – например, Саша Раквиашвили – великолепнейший пианист и замечательный автор. Он написал для нас несколько музыкальных спектаклей – в том числе «Робин Гуда». Заглавного героя замечательно играл Игорь Копченко. Был у нас в репертуаре музыкальный спектакль «Вовка на планете Ялмез» В. Коростылева в постановке В. Вольгуста, в котором Вовку играла Инга. А музыку написал Георгий Цабадзе.
Спектакль «Вовка на планете Ялмез» с большим успехом показали в Москве. После чего Инга Садкова была приглашена на постоянную работу в Московский ТЮЗ. Позднее ее звал в Ленинград, в свой ТЮЗ, известный режиссер Зиновий Корогодский. Но Инга предпочла остаться на родине, с семьей.
– Для меня никакого плюса не было в том обстоятельстве, что муж являлся главным режиссером, – рассказывает актриса. – Текст я запоминаю с первого прочтения. У меня не было никаких поблажек и послаблений – скорее наоборот. Никогда не вела себя как прима. Темур бы мне этого не позволил. К тому же я его настолько уважаю, что сама бы себе этого никогда не позволила...
У меня много приятных, ярких воспоминаний! Помню спектакль «Пламя Пуэрто-Соридо» Е. Мина и А. Минчковского, в котором была отражена тема кубинской революции. А я играла маленького негритенка Джорджи. Спектакль с большим успехом показали в Москве, в Кремлевском театре Министерства культуры СССР. Было приглашено посольство Кубы, и после спектакля его представители поднялись на сцену. Мы сфотографировались в обнимку с кубинским послом и выглядели как два родных брата, что привело дипломатов в неописуемый восторг. Еще одно воспоминание. К нам приехал Евгений Лебедев – бывший тюзовец, он отмечал в Тбилиси свой юбилей. Мы с ним сыграли маленькую сценку: я – Кот-в-сапогах, Лебедев – Жан. После выступления Евгений Лебедев сказал мне с восхищением: «Ну, мать, ты дала!..» Это было самое прекрасное, счастливое, хоть и трудное время моей жизни. Меня так любили зрители!
Увы, все в прошлом. Мне пришлось уйти из театра очень рано – в возрасте 46 лет. Не нашла общего языка с новыми руководителями... Очень тяжело переживала полное игнорирование, а затем уход из родного театра. Хотя могла бы проявить себя в новом амплуа – мне довелось с успехом выступать в характерных ролях, например, в «Бане» Маяковского. Но не случилось – я все-таки ушла из ТЮЗа, которому на протяжении многих лет самоотверженно служила... Помню, как выходила на сцену, невзирая на плохое самочувствие. Иногда с высокой температурой, с флюсом, с какими-то другими серьезными проблемами. И сцена – лечила! Часто с теплом вспоминаю своих коллег – Наталью Нелюбову, Светлану Евангелиди, Галину Пряжникову, многих других. Нежные отношения связывали меня с потрясающей актрисой Грибоедовского театра Натальей Михайловной Бурмистровой. Она говорила мне: «Ты слишком миниатюрная, а то я бы способствовала твоему переходу в театр Грибоедова, и ты бы очень даже проявилась у нас!» Но мне это было не надо – я долгие годы чувствовала себя хорошо в моем театре, это была моя семья!
После ухода из театра, пережив огромный стресс, Инга не сдалась обстоятельствам. И нашла себя в другой, по-своему очень интересной области – к счастью, у Садковой проявились способности к языкам, и она стала преподавать иностранный, получив второе образование специалиста английского языка.
Инга полноценно реализует себя и в семейной жизни – в нежной и трогательной заботе о любимых муже и сыне Гоге. И при этом остается привлекательной, тщательно ухоженной, влюбленной в жизнь и никогда не унывающей Женщиной. Актрисой.
– Ингу я знала довольно близко в тот достаточно ранний и прекрасный период русского тбилисского ТЮЗа, - вспоминает театровед Лана Гарон. - Очаровательная, пухленькая, как бывают маленькие дети, с перетяжками на ручках и ножках. Совершенно уникальное обаяние. Огромные глаза – чистые и наивные. Абсолютная органичность! Помню Ингу в спектаклях «Сомбреро», «Машенька», «О чем рассказали волшебники», в сказках... Она с полным правом соперничала с блистательной актрисой-травести Чарой Абрамовной Кировой. Но Инга побеждала молодостью. Яркая, очень доброжелательная, жизнерадостная. С чувством юмора. Инга Садкова для меня – одно из самых светлых воспоминаний юности.
– Для меня Инга Садкова – блестящее травести, эталон актрисы детского театра! – говорит актер Давид Енукашвили. – К сожалению, мне не довелось стоять с ней рядом на сцене, быть ее партнером. С восторгом вспоминаю ее работы. К тому же Инга – удивительно теплый человек, с чувством юмора... Долгих ей лет жизни!
Инна БЕЗИРГАНОВА |
|
|
«Я НЕ ИМЕЮ ПРАВА ОТСТУПАТЬ» |
|
14 января – День грузинского театра
В конце 2017 года председателем Театрального общества Грузии был избран Георгий Гегечкори, известный художник, сценограф, лауреат премии им. Котэ Марджанишвили, советник министра культуры и охраны памятников Грузии. Подобного события культурная общественность страны ожидала с большим нетерпением – как говорится, накипело. Нет надобности объяснять, что значил для нашего города Дом актера, какова была роль Театрального общества Грузии для всей страны. Люди среднего и старшего поколения (молодое поколение, увы, этого не застало) прекрасно помнят культурный центр, в котором вовсю кипела творческая жизнь: выступали любимые артисты, проходили театральные встречи, обсуждались все горячие новости искусства, Театр «Дружба» проводил триумфальные гастроли лучших театров и артистов СССР и мира, издательство радовало великолепными новинками…
С приходом в Театральное общество Грузии Георгия Гегечкори появилась уверенность в том, что новый председатель вольет свежее вино в старые мехи. А то, что Гегечкори умеет это делать, сочетая уважение к традициям с самым смелым новаторством, он доказал уже не раз. На его счету – целый ряд осуществленных проектов поистине общегосударственного значения. Об этом и многом другом мы и поговорили с самим Георгием Гегечкори.
– Главный вопрос: в каком состоянии вы приняли Театральное общество Грузии и что намерены делать на посту председателя?
– Это не такой простой вопрос, как кажется. Постараюсь быть четким. В 2011 году в Грузии радикально изменилось отношение к понятию государственности. Можно сказать, что совершился переворот. Дело в том, что после развала Советского Союза не было идеологии, на которой можно было бы восстановить государственность страны. А ведь государство, тем более – маленькое, не может существовать без объединяющей основы. Такой основой в свое время стали христианство, принятое в 326 году при царе Мириане, и алфавит, азбука времен царя Парнаваза. Как сказано в «Картлис цховреба», «Парнаваз был первым царем в Картли из племени Картлоса, он распространил язык грузинский и больше уж не говорили в Картли на ином языке, кроме грузинского. И создал он грузинскую письменность…».
– Вы проводите параллели с такими фундаментальными событиями…
– Именно так. Во время царицы Тамары Грузия стала очень мощным и влиятельным государством в Малой Азии. И существовавших основ идеологии – азбуки и христианства – оказалось недостаточно. Царица Тамара, по всей вероятности, отдала приказ Шота Руставели написать своего рода кодекс государства. Этим кодексом и стал «Витязь в тигровой шкуре». В произведении не говорится ни о христианстве, ни о мусульманстве, ни о других конфессиях. Но идеология тогдашнего грузинского государства, основанная на определенных идеях, принципах, ценностях, в нем воплощена. Все великие отцы и умы нации понимали, что без духовного стержня существование государства невозможно. Илья Чавчавадзе лучше многих осознавал, что подобный фундамент необходим. И что он сделал? Не только основал Общество грамотности и Национальный банк, но и организовал новое издание «Витязя...», подготовленное специальной комиссией, в которую вместе с ним вошли Акакий Церетели, Дмитрий Кипиани и другие. Денег на издание, однако, не было. И тут к Иванэ Мачабели пришел предприниматель Георгий Картвелишвили с вопросом: «Что я могу сделать для своей страны?» Мачабели ответил: «Издать «Витязя». К тому же в Грузии тогда, в 1881 году, находился венгерский художник Михай Зичи. (Кстати, как раз сегодня министр культуры Венгрии возложил венок к памятнику Зичи в Тбилиси). Зичи начал ставить живые картины – выбирал отрывки из поэмы, находил подходящих людей среди аристократии, одевал их в костюмы и выводил на сцену. За кулисами читался соответствующий текст из поэмы. Потом эти живые картины Илья Чавчавадзе возил по всей Грузии. Всего Михай Зичи поставил одиннадцать живых картин, одиннадцать ключевых сцен поэмы… В 1991 году распался СССР, и к власти пришел Звиад Гамсахурдиа. Он тоже понимал значение духовного фундамента для нации. В том же году он получил степень доктора по «Витязю…». У него, увы, не было ни опыта, ни денег, ни поддержки. Что тогда творилось, страшно вспоминать... Но необходимость национальной идеи Гамсахурдиа понимал. Позднее я сам неоднократно беседовал и с Эдуардом Шеварднадзе, и с членами его правительства, пытался объяснить, что если «Витязь…» не станет национальной идеологией, мы не сможем создать сильное государство, не сможем восстановить то, что утрачено. Они меня слушали, но не понимали.
– Почему?
– Наверное, думали, что «Витязь в тигровой шкуре» – просто литература. А это – кодекс. Тогда же я предложил создать музей «Витязя…». Не такой, чтобы положить туда книгу и смотреть на нее, а живой музей, где заново, современными средствами, будет прочувствовано и представлено то, что стоит на книжной полке в каждом грузинском доме. В 2010 году ко мне в мастерскую пришел Бидзина Иванишвили. Тогда я не знал о его намерении прийти в политику, и никто ничего об этом не знал. У нас состоялся разговор. Вообще-то первоначально я хотел создать Зал «Витязя…» как Центр евразийской культуры и рассказал об этом Иванишвили. А он сказал – нет, давай сделаем музей. Понимаете, он сам всю жизнь живет по заповедям «Витязя…». Каковы фундаментальные заповеди? «Что ты спрятал – то пропало, что ты отдал – то твое», «Кто друзей себе не ищет, самому себе он враг», «Лучше гибель, но со славой, чем бесславных дней позор»... Мой сын два года работал его личным помощником, и наблюдал, как каждый день Иванишвили, перекрестившись, выходил из дома, не зная, вернется ли... Он пришел к власти без единого выстрела, только на доверии и авторитете, которые выстраивал годами. Ему поверили. Потому что раньше, до 2011 года, мы вели недостойное человека существование. Я, например, не хотел жить в такой стране. Повторяю, сам Иванишвили живет так, как сказано в «Витязе…». Возможности у него огромные, и он их использует для страны. Он финансирует театры, библиотеки, музеи и помогает деятелям искусства... Потому что понимает: только на духовных ценностях и стоит государственность. И если такие люди погибнут с голоду, то некому будет создавать и укреплять государство.
– И вы пришли в Министерство культуры…
– Да, пришел… А ведь я девять лет туда не входил. Около 300 человек были в «черном» списке – все деятели искусства, на которых держится грузинская культура. Министерство находилось в совершенно невозможном состоянии. Вы просто представить себе не можете, как расходовались деньги. Например, на одну постановку «Кето и Котэ» было потрачено 1 миллион 725 тысяч лари. А за каждый показ спектакля перечислялось 50 тысяч, прима постановки получала 28 тысяч. В течение девяти лет, до 2012 года, из Президентского фонда Министерству культуры ежегодно перечисляли 21 миллион лари. То есть из фонда, средства которого должны расходоваться на ликвидацию последствий стихийных бедствий и подобные экстремальные ситуации.
Министерство мы получили в ужасном состоянии и в первую очередь начали уборку. Во всех смыслах. Мое направление, в основном, – изобразительное искусство. Но и театры, конечно, также находятся в поле моего зрения, потому что я, можно сказать, родился в театре, это моя семья. Однако в первую очередь я все-таки обратил внимание на Академию художеств. Еще год-два, и ее здание просто рухнуло бы. А это шедевр архитектуры. Фасад решен в стиле неоклассицизма с элементами барокко. Внутреннее убранство выполнено в восточном стиле. Роспись потолка исполнена в технике стукко. Оформление каждого следующего этажа отличается от предыдущего. На стенах – уникальные фрески.
– Что вы сделали для спасения здания Академии?
– Я разместил в Академии свою выставку, чтобы воочию показать, в каком состоянии находится здание. На выставку пришли министр финансов Нодар Хадури, посол США в Грузии Ричард Норланд, почти все министры и парламентарии. Я буквально заставил министра финансов дать слово, что в следующем году реконструкция Академии художеств будет включена в план. И был уговор, что часть от доходов проекта Check in Georgia (а это 400 миллионов лари, вошедших в бюджет, при затратах в 29 миллионов) будет выделена на реабилитацию Академии художеств. Что и было сделано. Сейчас почти все уже готово, и в будущем году я приглашу вас на открытие.
– А что вы успели сделать в области театральной?
– Первые практические шаги здесь были связаны с Телавским театром имени Важа Пшавела. Это огромное здание со стеклянным фасадом, внутри которого находится базилика. При прежнем правительстве здание было изуродовано – на фасаде установили 78 бетонных столбов, сам фасад перекрасили в белый цвет, на крыше собирались сделать вертолетную площадку, а театр имени Важа Пшавела переделать в казино.
– Какое-то извращенное воображение...
– Абсолютно! Как можно было так поступить с единственным театром в Кахети, с культурным центром региона? Так совпало, что у меня в том районе, в деревне неподалеку, есть дом. Я там в школе работал, когда закончил Академию художеств. Сельские учителя в то время получали «бронь» от армии, и я предпочел уехать в Цинандали, а не в Афганистан. Пять лет проработал в сельской школе, учил детей рисовать. Оформил несколько спектаклей в Телавском театре. Моя сестра вышла замуж за телавца. То есть появились контакты, наладились какие-то личные связи и отношения с этим регионом. Я часто там бывал и просто не мог больше выносить этот ужас – изуродованный театр. И мы с тогдашним руководством министерства культуры, по личной просьбе министра Гурама Одишария (кстати, многое из сделанного начиналось именно при нем) поехали в Телави. Встретились с губернатором, мэром города и, конечно, с руководителями театра. Один из архитекторов здания – мой старший друг Котэ Меманишвили. Я попросил его сделать новый проект реконструкции театра. Буквально за копейки. Он согласился, потому что сам не мог смотреть на то, как изуродовали его произведение. Потом мы нашли деньги, чтобы снять эти столбы, а затем деньги от проведения джаз-фестиваля – около миллиона лари – были направлены на реабилитацию Телавского театра. Сейчас в театре работает система отопления и охлаждения, отремонтированы коридоры и гримуборные. Перед зданием установлен монитор, на котором транслируются рекламные ролики спектаклей. Министр культуры Михаил Гиоргадзе открыл обновленный театр и передал в дар ему бюст Важа Пшавела, который установили в фойе.
Это были наши первые практические шаги. Конечно, всего их было много, но реконструкция Академии художеств и Телавского театра – фундаментальные проекты.
– На памяти еще один значительный проект – восстановление легендарного занавеса Тбилисского театра оперы и балета им. З. Палиашвили.
– Идея была высказана министром культуры Михаилом Гиоргадзе: восстановить занавес, созданный в 1960 году известным грузинским художником Серго Кобуладзе. Это было очень сложно, потому что в 1973 году занавес сгорел во время пожара в здании. С предложением восстановить занавес Кобуладзе я обратился к ученикам художника – Темо Гоцадзе, Радишу Тордия, Муразу Мурванидзе и Тамазу Хуцишвили. Но все категорически отказались, потому что сделать это вручную невозможно. Получился бы сценический задник, а такой уровень нас не устраивал. Сам Серго Кобуладзе был очень скрупулезным человеком, он в течение трех лет работал над эскизами занавеса, а потом в течение 11 месяцев собственноручно писал на холсте по своей, очень сложной, технологии. В общем, все отказались. Было очевидно, что занавес необходимо не рисовать, а печатать. И нам, с помощью тогдашнего художественного руководителя Тбилисского театра оперы и балета Давида Сакварелидзе, удалось найти германо-шведскую фирму в Потсдаме, которая готова была взяться за проект.
Размеры «зеркала» оперы – 11 м на 17 м. Фирма бралась напечатать занавес шириной 15 м, а в длину – сколько угодно. Но встал вопрос – с чего печатать? У нас не было никаких материалов. Только эскиз небольшого формата, сделать с которого электронную версию было невозможно. И тут Георгий Каландия, уникальный человек, директор Музея театра, музыки, кино и хореографии, в семье Татишвили, помощника создателя занавеса, нашел эскиз нового занавеса, который собирался делать Кобуладзе. На медиа факультете Академии художеств была создана специальная группа во главе с профессором Наной Иашвили, и студенты в течение трех месяцев сделали электронную версию. 23 ноября (а это праздник Святого Георгия и мой день рождения) мы – я, Нана Иашвили и тогдашний директор Оперного театра Алеко Моцонелидзе – приехали в Потсдам. Там нам показали напечатанные оттиски для будущего занавеса. А что такое оттиск? Это небольшой фрагмент большого целого. Что получится из соединенных в общую картину оттисков, угадать нельзя. Мы, можно сказать, согласились вслепую, рискнули, но интуитивно, конечно, чувствовали: получится хорошо. Да и обратного хода не было. А когда представитель фирмы узнал, что у меня день рождения, то пригласил нас в ресторан, который находится под куполом Рейхстага, где мы и отметили и 23 ноября, и рождение занавеса.
– То есть вы «взяли Рейхстаг»?
– Да, я стал вторым мегрелом после Кантария, который поднялся на купол Рейсхтага (смеется). А вскоре я встречал в тбилисском аэропорту упаковки с занавесом. Между прочим, на каждой упаковке было указано, сколько рабочих ее складывали, сколько времени на это потратили, что они ели и т.д. Немецкая точность! Георгий Каландия сделал фильм о том, как создавался занавес, и вы можете его посмотреть на ютубе.
– Когда в поле вашего внимания попало Театральное общество?
– В начале января ко мне пришел один из заместителей председателя, и мы поговорили о том, в каком состоянии пребывает Театральное общество. Понимаете, оттуда никогда не было никакой инициативы. Ни одного проекта не было заявлено, ни одного! А в свое время Театральное общество Грузии было мощнейшей, очень богатой организацией. Я и сам там работал год-два. Да и вообще – вырос там. Ну а как иначе, если твои родители – Гоги Гегечкори и Натела Урушадзе? Театральное общество – это организация с великой историей. В 1945 году его возглавил Акакий Хорава. В разные годы им руководили Шалва Дадиани, Михаил Мревлишвили, Додо Антадзе, Додо Алексидзе, Гига Лордкипанидзе. Последние годы его возглавлял Гоги Кавтарадзе. В 1955 году общество начало издавать журнал «Театральный вестник». В 1972 году открылся Дом актера имени Хорава. В 1974-м при Обществе был основан Театр «Дружба»...
Какие активы были в распоряжении Общества? Производство, которое сейчас остановлено, площадью 10 000 квадратных метров. Там изготовляли грим, парики, различные театральные аксессуары, канцелярские товары. Три магазина – на улице Леселидзе, на проспекте Плеханова, в подземном переходе на проспекте Руставели. А сейчас грим купить негде!
– Совершенно верно – Грибоедовскому театру, например, приходится закупать грим за рубежом.
– У Театрального общества было сильнейшее издательство, директором которого работал Котэ Абашидзе, художественный руководитель Кутаисского театра, сейчас он мой заместитель. Я спросил у него, каков был капитал издательства? Ответ: годовой оборот составлял 1 700 000 рублей. Представляете, какие это были деньги в то время? Издавались книги, журналы, газеты. В 1990 году в Телави закладывали фундамент пятиэтажного дома, который Общество строило для тамошнего театра. Общество владело домами отдыха в Абхазии (сейчас, увы, это оккупированная территория), Манглиси, Бобоквати. Был целый ряд активов, отнятых предыдущей властью.
– Какими будут ваши первые шаги на новом поприще?
– Видимо, надо сказать о том, в каком состоянии я принял Театральное общество, чтобы читателю был понятен тот объем работ, какой нам предстоит. Кто такой председатель Театрального общества? Это посредник между театральной общественностью и государством, между театральной общественностью и другими сообществами, в том числе и финансовыми. Последний председатель Театрального общества был еще и депутатом. Представляете, какие у него были возможности? Но он сказал, что из-за депутатства у него не было времени заниматься делами Общества. Хотя по своему статусу он мог бы запросто вызвать к себе весь кабинет министров и восстановить Дом актера. Но ничего не было сделано. С 1992 года по сегодняшний день Дом актера целиком сдавался в аренду. Когда-то в зале Дома актера состоялась моя первая выставка. А сейчас в этом зале располагается социальная столовая. Сдавался в аренду кабинет председателя. А еще в здании располагались зал для поминок, телекомпании, частная типография, музыкальный ансамбль. Более того, на странице Общества в фейсбуке были опубликованы объявления о сдаче площадей в аренду! Тут же отмечу, что полностью отсутствовала информация о деятельности Общества – у него нет веб-страницы, оно не освещается в социальных сетях, не ведутся блоги. Отношения с арендаторами не оформлялись нормальными договорами, то есть не существует реальных юридических документов. Журнал, который издавало Общество, неприемлем. А ведь на 6 номеров журнала ежегодно выделялось 20 тысяч лари. То есть один номер журнала, который не приносил никаких доходов, обходился в три с лишним тысячи, а зарплата сотрудников при этом составляла 100-120 лари. Издательства больше не будет, оно не нужно и убыточно. А журнал будет – за те же деньги и прекрасного качества. Будет восстановлен знаменитый Театр «Дружба». Дом актера снова должен стать местом встреч. Мы восстановим сад, устроим там летнюю площадку и кинотеатр.
Вот о чем еще я хотел бы сказать. Совсем недавно вместе с Грибоедовским театром я был на гастролях в Санкт-Петербурге. Спектакль «АЛЖИР» прошел с громадным успехом. Театр принимали на высочайшем уровне. В этом заслуга Николая Свентицкого, его огромного авторитета. Именно он, директор Тбилисского русского театра, избран председателем правления Ассоциации деятелей русских театров зарубежья. А таких театров в мире более трехсот. Николай Николаевич озвучил прекрасную идею: восстановить дом-музей Владимира Немировича-Данченко в Шемокмеди, проводить там международный театральный фестиваль классической драматургии. А неподалеку как раз и расположено Бобоквати, где мы восстановим зону отдыха Театрального общества. Коттеджи там будут именные – имени Верико Анджапаридзе, Михаила Чиаурели, Георгия Товстоногова, Акакия Хорава... Вся атмосфера должна быть наполнена театральными легендами. Вы знаете, моя мама училась в Москве. И когда приехала поступать, привезла рекомендательное письмо от Акакия Хорава. Представьте себе, лекции остановились, все сбежались смотреть на письмо великого актера. И ее сразу зачислили на второй курс.
Я хочу подчеркнуть, что моя программа будет вывешена в Доме актера на самом видном месте, чтобы все могли видеть, как будет реализовываться каждый пункт. Я убежден: когда ты делаешь шаги – все тебя поддержат. Поддерживают только тех, кто совершает позитивное. Я не имею права отступать. Говоря откровенно, мне предложили помощь в назначении на должность председателя. Конечно, я отказался. Назначенный председатель никому не нужен. Я объездил всю Грузию, каждый театр. Мне поверили, заново вступили в Театральное общество, приехали на выборы со всей страны и проголосовали за меня. Я не имею права подвести этих людей.
Вы знаете, никто и представить не мог, что в 2018 году мы откроем обновленную Академию художеств. Так же мы вернем к жизни и Театральное общество Грузии.
Нина ШАДУРИ |
|
АКТРИСА, ПРОДЮСЕР, ПЕВИЦА, ПЕДАГОГ... |
|
Увидев известную белорусскую актрису Веру Полякову после спектакля «Брачный договор», представленного в Тбилиси, на сцене театра киноактера имени Михаила Туманишвили минским театральным коллективом «ТриТформаТ», была поражена: настолько эта интересная, яркая, креативная женщина была не похожа на свою героиню Шифру – домохозяйку средних лет, озабоченную семейными обстоятельствами. Но Веру нисколько не удивила реакция журналиста – актриса привыкла к тому, что ее сценические создания, как правило, отличаются от нее самой. К тому же Поляковой нередко приходится воплощать на сцене образы немолодых женщин. И в этом она столь органична, что вызывает неизменное восхищение публики.
УНИВЕРСАЛЬНЫЙ СОЛДАТ
– У меня много возрастных ролей. Причем таких, какие обычно играют более опытные актрисы – бенефисные. К примеру, в Государственном театре-студии киноактера в мистической драме «Средство Макропулоса» Карела Чапека я играю Эмилию Марти, и моей героине 337 лет! Эта роль для любой актрисы, как Гамлет – для актера. Сыграть Эмилию Марти – большая удача. А мне довелось встретиться с ней в 30 лет. Спектакль, поставленный Татьяной Троянович, идет уже 8 лет. С ним мы много гастролировали. И каждый раз после спектакля ко мне подходят зрители и выражают удивление: «Мы думали, что вам лет 60, а вы так молоды! Внутренняя подача материала такая, словно вы действительно прожили долгую жизнь». Есть в моем репертуаре спектакль «В это же время, в следующем году» Б. Слэйда. В нем шесть картин, и моя героиня проживает жизнь от 30 до 65 лет. Мне, как ни странно, легко далась эта работа.
Когда мы начинали репетиции спектакля «Брачный договор», Таня Троянович мне сказала: «Может, Шифра – это для тебя слишком?» «Нет, – возразила я. – Я ее чувствую, понимаю. Я так же забочусь о своей семье, как моя Шифра. Дома я абсолютно такая, как моя героиня: убираю, готовлю, стираю. Иногда и у меня возникает протест: «Вас три мужика в доме, а я одна!» Моему мужу (Владимир Макей – министр иностранных дел Республики Беларусь. – И.Б.) этот спектакль понравился. На приеме с участием дипломатов разных стран он минут десять рассказывал о нашей постановке послу Израиля. Тот, посмотрев «Брачный договор», тоже очень высоко оценил нашу работу, сказал, что мы поставили лучше, чем это периодически делают в Израиле. Кстати, мы не играли евреев – для нас было важнее показать отношения между людьми, разве что добавляли интонационные акценты... Единственное – мне в Тбилиси не хватило антракта, чтобы перевести дух. В антракте актерам нужно было отдышаться, а мне пришлось петь.
– А вам не нужно было отдышаться?
– Я универсальный солдат, и это все знают. В этом проекте я не только актриса, но и... продюсер, сама продаю билеты, занимаюсь рекламой, окончила Академию управления при президенте Республики Беларусь. Перед приездом в Тбилиси получила диплом о третьем высшем образовании – экономиста-менеджера управления высшего звена при президенте. Мне не хватало экономических знаний, и за эти три года,что я училась, наш театральный проект «ТриТформаТ» очень вырос, с экономической точки зрения. Я научилась грамотно строить нашу стратегию развития, репертуарную политику в том числе. Я ищу спонсоров, предпринимателей, готовых вложиться в театральное дело. Умею договориться. Мне даже говорят: «Никто не может реализовать билеты так, как это делаешь ты. Когда ты рассказываешь о спектакле, то, по сути, показываешь, играешь то, что увидят зрители на сцене, так что мурашки бегут по телу!» Но я очень устаю. Особенно перед премьерой. Очень сложно продавать билеты, рассчитывать, как будут сделаны декорации, сшиты костюмы и в то же время готовить роль! Я бы хотела вырастить в проекте помощника. Такая девочка есть, она администратор, и я уже переключила на нее какие-то полномочия. Она ведет инстаграмм, сайт, фейсбук. Гениально продает программки. Программку продать – это тоже большое искусство! Мы придумали неплохой маркетинговый ход: актеры расписываются на программках. И получается, что продается программа с автографами. И зритель ее уже не выбросит, ведь автографы – это частичка нашей души. Надеюсь, со временем я свою помощницу научу многому и разделю обязанности. Иначе мне будет очень тяжело. Театральное дело – это рутинная работа, которую очень трудно делать в одиночку. Мне часто говорят: «Ты всегда ноешь, а потом в зале раз – и нет свободных мест. Все продано!» Конечно, я нервничаю, когда спектакль будет через неделю, а у меня еще билетов 200 не продано. Но когда я нервничаю, то сразу мобилизуюсь и быстро все распродаю.
ЗА БОКАЛОМ
ШАМПАНСКОГО
– Как затевался ваш проект«ТриТформаТ»? Кстати, название расшифровывается как «Товарищество Театральных Трудоголиков», что тоже, думается, не случайно.
– Проект затевался за бокалом шампанского. Наверное, грузины меня поймут – некоторые вопросы решаются именно за бокалом вина. Немного предыстории. С режиссером Татьяной Михайловной Троянович в театре киноактера мы сделали вместе три спектакля. Потом она приняла решение уйти и создать что-то свое. Открыла Центр экспериментальной режиссуры при Академии искусств. Но уже была сложившаяся команда, артисты театра киноактера, которые понимают друг друга с полуслова и прекрасно находят общий язык с Троянович. Мы как семья, все знаем друг о друге. И вот Татьяна ушла, и мы поняли, что нельзя бросать наше дело, нужно продолжать совместное творчество. Однажды отдыхали в санатории «Озерный» под Гродно. А недалеко жил председатель правления БПС-Сбербанка Беларуси. Он пригласил на бокал шампанского, мы разговорились, рассказали о нашем проекте, о том, что хотим поставить спектакль, что есть режиссер, команда – нет денег. Финансисты выразили желание поддержать нас, вложить деньги в белорусскую культуру – обычно они поддерживали гостей. И вот по возвращении в Минск мы и затеяли театральный проект «ТриТформаТ».
– И какова была ваша эстетическая платформа? Вы ведь ее продумали?
– Конечно, продумали. Мы выкупаем эксклюзивное право на постановку пьес, которые никогда не ставились в Беларуси. Их можно посмотреть только у меня. И это наша главная фишка! Мы ищем современные пьесы. У нас идет, к примеру, интерактивная сказка, в основе которой – современная белорусская драматургия. Она была написана специально для нас. Мы настолько заводим детей во время действия, что они уходят от нас в полном восторге. Во всем, чем мы занимаемся, стараемся искать свое. То, чего нет в других театрах Беларуси.
– А как насчет театральных экспериментов?
– Ищем глубокую идею в материале. Но мы все-таки зрительский театр – как и театр-студия киноактера. Поиски осуществляются в Центре экспериментальной режиссуры – на небольшой площадке, в маленьком зале на 50-60 человек Троянович ставит экспериментальные спектакли. И я в них тоже участвую, конечно. Из последних постановок Центра – «Иллюзии» Ивана Вырыпаева. Спектакль получился, правда, я в нем не играю. Татьяна Троянович очень часто выезжает на фестивали. Я тоже помогаю им с гастролями, сейчас, к примеру, едут в Москву. Это совсем другой театр – театр литературный, я бы сказала. Четыре актера просто рассказывают истории для ограниченной аудитории. На таком спектакле не заработаешь. Поэтому должны идти такие постановки, как «Брачный договор» Эфраима Киршона... Несмотря на то, что «ТриТформаТ» – проектный театр и нас не поддерживает государство, мы ставим и современную белорусскую драматургию. С «Тринадцатой пуговицей Наполеона» драматурга, кинорежиссера Сергея Гиргеля и режиссера Троянович много ездили – были и в Москве, и в Париже, и в Киеве. Драматург, увидевший нашу постановку, сказал: «Ребята, ваш спектакль лучше, чем моя пьеса!» Это высочайшая похвала! Как любой артист, я влюбляюсь в то, что делаю. Если не люблю, то работать не могу. Слава Богу, я не участвую в фильмах и спектаклях, за которые мне было бы стыдно. Стараюсь отказываться от таких проектов, невзирая на возможность заработать. В этом плане я счастливый человек: имею право отказаться.
– А вам в каких спектаклях интереснее работать – в зрительских или экспериментальных?
– Очень сложно разграничить. Любой актер мечтает пострадать и порыдать на сцене. Но как я счастлива, когда играю в комедиях! В репертуаре у меня 70 процентов комедий. Я получаю колоссальное удовольствие, когда зрители в зале хохочут. Меня это заводит, заряжает адреналином. Я замечаю, что на монологе моей Шифры из комедии «Брачный договор», по сути, не очень веселом, зритель... плачет. Значит, публика прониклась чувствами к моей героине. Ведь любая женщина понимает, о чем говорит Шифра. И как обидно, когда ты настолько замкнута в быту, что становишься его рабом! А ведь у моей Шифры и темперамент есть, и ум, но она настолько погрузилась в семейные проблемы, что просто не может вырваться из рутины. И вызывает сочувствие.
– А вот ваш пример совсем другой: максимальная реализация в семейной жизни и в творчестве. Как это вам удается?
– Умею распланировать свой день. Он начинается очень рано: я встаю в 6.30 утра и начинаю готовить еду, всем складывать бутерброды, всех собирать. Дети целиком на мне из-за огромной занятости мужа. По роду профессии мы оба очень загружены. Но в этом есть и свои плюсы: у нас нет ощущения, что мы друг другу надоели, что нам скучно вдвоем, и мы всегда рады видеть друг друга! Но семейные заботы, конечно, на мне. Я ведь реже куда-то уезжаю – максимум два-три раза в год. А муж все время в разъездах.
БЕЗ ПРАВА НА ОШИБКУ
– Но вас хватает и на работу в кино.
– Очень люблю кино. Сейчас начинают снимать продолжение сериала «Ой, мамочки!», в котором я уже играла. Он очень полюбился зрителям. У меня в сериале главная роль акушера-гинеколога. Уже сняли 12 серий, предстоит еще восемь. Хочу отметить, что я не перехожу из одной картины в другую, потому что то, что сейчас снимается, – это ниже всякой критики! Я, как минер, не имею права на ошибку. К примеру, предлагают роль женщины легкого поведения, проститутки. На это я отвечаю категорически: нет! Какая бы это ни была интересная роль, мой статус не позволяет мне участвовать в таком проекте. Конечно, отказываясь от таких ролей, я жертвую финансовым благополучием. Но все-таки я должна играть другие, благородные роли. И главное – там должна быть интересная судьба. Мне жаль, что мои актеры для того, чтобы заработать, вынуждены иногда соглашаться на сомнительные роли в кино и на телевидении. Так, актриса Алеся Пуховая очень много снимается и как-то сказала: «Деньги проела, а позор на всю жизнь!» Но она главная зарабатывающая сила в семье и вынуждена соглашаться на такие предложения. А вот в нашем спектакле «Брачный контракт» Алеся очень вкусная, замечательная!
– Вы ведь преподаете в Академии искусств – еще одна ваша ипостась... Эта работа приносит вам радость?
– И еще в школе веду театральный кружок. Причем я начала работать с детьми с первого класса... Я очень занята, в театре у меня минимум 15 спектаклей в месяц, а то и больше. И мой младший ребенок страдает от этого. Старший, конечно, меньше – ему 18, он уже вполне самостоятельный, взрослый. А вот младшему нужно уделять время. И я у них в школе как раз и создала театральный кружок. Мы уже где-то побеждаем, получаем призы. Недавно поставила 45-минутное действо с учителями... Что касется Академии искусств, то там я преподаю фехтование, технику сценического боя... Я поставила все бои, пластические сцены в наших спектаклях. То есть, кроме того, что играю и занимаюсь продюсированием, я еще и бои ставлю... Научилась я всему этому в Академии искусств. У меня были очень хорошие педагоги. Но они ушли из жизни, и предмет некому стало преподавать. В тот период я как раз поступила в аспирантуру и родила ребенка. И мой руководитель курса предложил мне вести сцендвижение. Я сначала отказалась – не была уверена, что справлюсь. Но меня уговаривали: «Не бойся, у тебя очень круто получается!» Так я задержалась в Академии искусств на 16 лет. Сейчас я могу научить фехтовать любого. Я уже профи! У меня уже настолько выработалась методология преподавания, что ребята, поначалу не знавшие, как вообще подойти к шпаге, позднее выполняли крутые этюды, номера, драматические куски. И в спектакли мы все это внедряем очень круто!
– Сколько сейчас спектаклей в репертуре вашего «ТриТформаТ»?
– Пока четыре, начинаем пятый. Ставим и детские спектакли. Стараемся всего зрителя объять – и взрослых, и детей. Поставили сказку и отыграли ее благотворительно во всех детских домах. Это тоже был совместный проект со Сбербанком. Он был спонсором двух наших спектаклей. Второй – «Держи хвост пистолетом» по мотивам сказки Юлии Лешко и Людмилы Перегудовой. Интерактивный, классный спектакль, современный музыкальный экшн. Мы играли его в Риме и Неаполе, возили в Киев. «Держи хвост пистолетом» всюду очень хорошо принимают. Потом уже была «Тринадцатая пуговица Наполеона». И вот начинаем делать спектакль «Куры не против лис». Была такая картина «Рыжий, честный, влюбленный». Невероятная сказка по мотивам книги шведского писателя Яна Улофа Экхольма! Но мы ее немного переделали под свою команду. Мне кажется, она будет очень добрая. Неважно, какие мы, – дикие или травоядные. Но мы должны быть вместе.
Мы работаем только с Татьяной Троянович. Она – режиссер. Я – продюсер. И все-таки, в первую очередь, я актриса, а потом уже все остальное.
МЕЧТЫ И РЕАЛЬНОСТЬ
– Задам, возможно, тривиальный вопрос: есть роли, о которых мечтаете?
– Когда я вижу материал, который меня трогает, то это и становится ролью моей мечты. Кто-то мечтает сыграть Офелию или Гертруду – это не обо мне. Мне хочется, чтобы были просто интересные, классные роли и спектакли, радующие зрителей, заставляющие их задуматься. Если хотя бы один человек выйдет из зала с каким-то душевным обретением, мы не зря работали. Однажды после спектакля «В будущем году, в то же время» за кулисы пришла плачущая девушка. Обнимает меня и плачет. Говорит: «Вы перевернули мою жизнь! Не знаю, как вы это сделали, но я с вами прожила весь спектакль! Я так боялась, что герои расстанутся! Спасибо за то, что они остались вместе!» Наверное, ради этого мы и выходим на сцену. Ради этого и живем.
– Зрители не остаются равнодушными и к вашему голосу. Услышала ваше исполнение белорусской народной песни в Тбилиси, в антракте «Брачного договора», а потом увидела вас в клипе – роскошную, очаровательную, в другом амплуа – эстрадной дивы. Опять перевоплощение и новый образ. К тому же вы изумительно поете!
– Я вскоре выпущу второй сольный диск. По радио крутят мои песни. Те, кто понятия не имеют о моей работе в театре, знают меня по песням. Они могут не помнить мои имя и фамилию, но они знают названия моих песен. Ту же «Серебряную метель», ставшую хитом.
– Вы из творческой семьи?
– У меня в роду нет вообще никого из мира творчества. Мама – в спорте. Папа – технарь, но по духу всегда был человеком творческим. Он очень хотел когда-то поступать в театральный институт, но родители ему не разрешили. Поначалу и мои родители были категорически против моего поступления и делали все, чтобы я не стала актрисой. Втихаря я все-таки подала документы в театральный, и потом они меня уже очень поддерживали. Тем не менее моя мама до моего 30-летия не воспринимала актерскую профессию, как серьезную. И только когда состоялся мой бенефис и появились какие-то серьезные спектакли, она мне сказала: «Да, теперь я вижу, ты актриса! Актриса до мозга костей!» А папа был вообще всегда за меня.
– Сразу все пошло как надо, или были пробуксовки, неудачи?
– Я всю жизнь пробиваюсь сквозь тернии к звездам. Даже в спектакле «Брачный договор». Премьера у нас была назначена на 14 декабря и лишь 13 декабря в 6 часов вечера был подписан договор с сыном драматурга Эфраима Кишона... Я перенервничала: были вложены большие деньги, завтра премьера... и бесконечное ожидание до последнего момента. Даже сейчас у меня проблемы с разрешением инсценировки сказки шведского автора. Он еще жив... Мне должны подключить ребят из МИДа, чтобы они перевели текст пьесы с английского. У меня самой проблемы с английским, и это мне мешает. Нужно изучать язык, чтобы двигаться дальше.
– Куда?
– Для начала мне хочется стать директором полноценного театра, нужно иметь свою собственную площадку. А сейчас я лишь директор маленького проекта и не имею своей сцены. Хотя мы и работаем в самом сердце города Минска – во Дворце республики, на Октябрьской площади, 1. Шикарная площадка! И все к нам замечательно относятся. Мы вдохнули жизнь в малую сцену, привели зрителей, раскручиваем ее. И я хочу, чтобы она стала моей. Чтобы нам ее отдали со словами: «Вот, Вера, ваш театр!» Мне очень понравился Тбилисский театр киноактера имени Михаила Туманишвили, на сцене которого мы играли «Брачный договор». На приеме я сказала, что только о таком театре – такой сцене, таком фойе можно мечтать. Там есть особая атмосфера.
– Когда-то Михаил Туманишвили осуществил мечту – открыл свой театр...
– Вот и я мечтаю... Хочу еще открыть при театре детскую студию. Такого театра нет в Минске – мечтаю, чтобы взрослые и дети играли на одной сцене, в одних спектаклях! Представляете, какой это будет кайф? Мой младший сын, к примеру, – артист до мозга костей, он не боится сцены, внутренне свободный, раскрепощенный. Ему не важно – взрослый, маленький партнер. Он со всеми находит общий язык, ведет серьезные концерты. И другие дети, с которыми я работаю, тоже не зажаты. Я их не втискиваю в жесткие рамки. Что еще важно? Кто именно преподает в детских студиях. Нельзя детей загонять в шаблон. Потому что они уже сами по себе артисты. Их просто нужно умело, тонко направлять – откуда выйти и куда зайти. И они все сделают. Дети, с которыми я работаю, – это бомба! Но необходим, конечно, титанический труд. Мне хочется, чтобы наши актеры, с которыми я играю на сцене, тоже преподавали детям.
А сцена для моего театра нужна небольшая – 300-400 мест. Я экономически справлюсь. И чтобы были репетиционный зал, классные фойе и театральное кафе. Чтобы зрители в антракте имели возможность съесть канапешку, выпить чашечку кофе и бокальчик вина. В этом весь театр!.. Когда мы отмечали пятилетний юбилей, все было очень красиво. Сыграли спектакль, организовали выставку, на экране шел фильм про наш театр, каждому зрителю мы налили по бокалу шампанского. Угощали конфетами, соками... Это было так круто! Публика тоже, как и мы, почувствовала: это праздник! Я не забыла ни одного зрителя в зале. Каждый был с нами вместе! А в конце мы вынесли торт со свечами, спели песню. И не так уж много я на это потратила, зато всем было радостно...
Век актрисы очень короткий. Я научилась быть немного бизнесменом и могла бы поделиться своим опытом. Для того, чтобы играть экспериментальный спектакль на 50 человек, у тебя должно быть десять таких постановок, чтобы привлечь зрителя. Нельзя поставить 20 спектаклей, рассчитанных разве что на 50 человек, и только два – популярных у зрителей. Все – вы в убытке! Потому что вкалываем и ничего не получаем взамен. Людей нужно обучить театральному маркетингу. Я бы привлекала положительный иностранный опыт – опыт продюсирования. Конечно, театры не могут быть на 100 процентов самоокупаемыми – это утопия. Нужны меценаты, у которых есть желание вкладывать и помогать. Но они должны иметь за это какие-то льготы. Например, послабление в налоговой системе. Бизнесмен тоже не может просто так вкладывать деньги. У него должен быть свой интерес... Вот такие мои мечты и реальность!
Инна БЕЗИРГАНОВА |
|
