|
Выдающемуся живописцу, графику, портретисту Зурабу Нижарадзе исполнилось 90 лет. Весной нынешнего года в Тбилиси, в Национальной картинной галерее, что на проспекте Руставели, прошла персональная выставка Зураба Нижарадзе, посвященная этой знаменательной дате. Редакция «Русского клуба» поздравляет юбиляра, желает ему создать еще много шедевров и публикует, как отклик на прошедшие события, статью известного грузинского художника Резо Адамиа «Большая выставка» (в сокращении).
Живописец и график Зураб Нижарадзе – один из величайших художников современности. Цвет, ритмичная форма и легкая, как ветерок линия – все это, кажется, исходит из таинственных глубин космоса. В городах мира живут сотни художников, выдающихся и не столь выдающихся, но лишь единицы могут доставить подлинное наслаждение и радость удивительной чистотой гармонии и высоким вкусом. Я помню, как был опьянен созерцанием полотен Амедео Модильяни в красивейшем дворце в Люксембургском саду (Париж) в 2006 году. Экспозиция представляла 75 полотен великого итальянца. Очарованный ходил я по залам персональной выставки бога живописи – Ренуара, потрясен был шедеврами Гогена. А совместная экспозиция Пикассо и Матисса в храме искусства в Гран Пале вообще забросила меня в какой-то невероятный мир. Тогда мне вспомнилась смелая фраза великого философа – «человек – это упавший бог, который помнит небо». С этим же настроением ходил я по персональной выставке Тициана в солнечном Лувре. Полная коллекция Сандро Боттичелли в Арабском дворце восхитила меня. Высокий вкус и духовная культура шедевров остается недоступной для понимания многих. Внешние, зримые, и затаенные достоинства подлинно возвышенных произведений не поддаются анализу разума, как и феномен любви, который невозможно раскрыть и проанализировать никакой мудростью. Одна из недосягаемых и неописуемых форм гениального искусства – таинственность художественного вкуса даже мысленно недостижимого мира. Примеры тому – Сандро Боттичелли, опять же Амедео Модильяни, Пикассо, Брак, Матисс, Ладо Гудиашвили, Хуан Миро и космический гений абстракции Кандинский. Такие же вулканические вспышки вкуса происходят и в поэзии, прозе, музыке, скульптуре, архитектуре и т.п. И как не вспомнить здесь Нико Пиросмани! А где-то там, позади возникают в памяти наскальные рисунки, это чудо древности, произведения мастеров, неизвестные имена которых хранит пространственная память забытых веков, космические творения древних египтян, шедевры Древней Греции и Рима. В незримом, но неразрывном единстве со всем этим – красочная, озаренная божественным светом, пронизанная энергией солнца и звезд живопись Зураба Нижарадзе. С любого его полотна льется беззвучная музыка, подобная органным симфониям Баха или концертам Моцарта и любая его работа тихо нашептывает строки высокой поэзии, подобные стихам Бодлера, Галактиона, Гранели… Деликатный, мудрый интеллектуал наделен Всевышним волшебным мастерством, любовью к прекрасному, неистребимой устремленностью к добру и свету. Мастер же преисполнен почтения и благодарности Творцу. Его шедевры безусловно станут достоянием планеты.
…Я неспешно проходил по залу, и вдруг мое внимание привлек портрет Отара Иоселиани, выполненный в 1978 году. Бумага. Пастель. Но разве имеет значение, какой материал использует маэстро? Чудо происходит в его груди, в его душе и сердце. Отар Иоселиани один из самых выдающихся кинорежиссеров ХХ-ХХI веков глядит с портрета подобно египетскому архитектору, строителю пирамид. И в то же время это сильный духом колхо-ибериец. В произведении – слияние двух сильнейших личностей. Этого никогда не коснется смерть.
Далее, следуя экспозиции, вы не можете не остановиться перед портретом выдающегося грузинского поэта и прозаика Отара Чиладзе (1980). Какой пронизывающий и проникающий вглубь взгляд! Вы видите свет внутреннего мира поэта. Художник достигает этого непостижимым таинством высокого мастерства. Бумага и карандаш – их возможности здесь достигают кульминации, и портрет приближается к фреске…
Портрет Мзии Бакрадзе (1967) своей легкостью и прозрачностью, чистотой линий, столь присущей мастеру портрета и пейзажа Зурабу Нижарадзе, благородством, душевной и внешней красотой привлекает внимание, как и портрет Цицино Цицишвили, супруги маэстро, выполненный в 1958 году. Мне невольно вспомнился фрагмент из старой французской энциклопедии, где сказано, что «красивейший народ в мире – это грузины». Материал здесь, видимо, итальянский карандаш, и художник достигает максимума технических возможностей. От работы веет прелестью Ренессанса, тонкая красота женского лица и глубина проникновения и раскрытия внутреннего мира, как и в портрете Мзии Бакрадзе, поражают.
Очень интересен живописный портрет Отара Челидзе (1962). Фигура поэта чуть наклонена влево и вперед, что отражает его неудержимое стремление. Колорит глубинный, в который вкрадывается тайная драма.
Прекрасен портрет Лелы Патаридзе. Какая непосредственность во всем, и взгляд чуть печальный. Это живопись высокого класса.
А вот портрет Ладо Месхишвили (1978). В нем проступает некая библейская грусть и одновременно чувствуется большая сила воли.
Портрет Маки (1984) пленяет необыкновенно теплым колоритом, любовью, добром и чистотой, которые излучает женское лицо.
Портрет одной из красивейших и талантливейших киноактрис Лики Кавжарадзе (1978) отражает глубокую духовность.
Портрет Анны Нижарадзе (1981) – праздник добра, благородства, написан в изысканной гамме.
И в том же 1981 году создан великолепный портрет звезды грузинского балета, сверкавшей на знаменитых сценах мира Нино Ананиашвили. Удивительное творение кисти живописца, колорит, линия, форма – все восходит к небесной гармонии. Перед этим портретом нельзя не остановиться надолго.
Но вот – Софико Чиаурели (2000). Здесь синтез легенды, мифа и – реальности. Созерцаю изображение и в моей памяти постепенно оживают и окружают портрет образы, гениально воплощенные на сцене и на экране неподражаемой актрисой…
Вот девочка-сванка. Картина написана в 2003 году. Это уже что-то совсем новое. Колорит, гамма красок и характер – опять шедевр живописи.
Вершиной вкуса и духовной культуры являются на этой поразительной, богатейшей выставке несколько ню. Удивительные композиции, выполненные в разные годы, натюрморты и графика. Теоретически объяснить вкус автора невозможно и не нужно. Это праздник возвышенной живописи, влекущий к космическим глубинам. Вот несколько ню, выполненные в разные годы. Эта светлая пространственная живопись – еще одно проявление тонкого вкуса и высокой духовности культуры автора.
Я как иконописец и глубоко верующий человек ясно вижу, что Господь вдохновляет Зураба Нижарадзе. В его произведениях угадывается непрерывный контакт с Всевышним, без чего невозможно создавать шедевры.
Интересно, что параллельно с выставкой Зураба Нижарадзе, на втором этаже Картинной галереи был выставлен один из шедевров Тициана – «Мадонна с младенцем». Мне эта экспозиция, этот несказанный эстетический праздник, который всегда ощущаешь от соприкосновения с высочайшим искусством, показалась как бы напоминанием того, что планета без таких гениев невероятно оскудела бы. Зураб Нижарадзе своим светлым творчеством не только радует, но и учит многому. Лично я благодарен ему за все то, чему научился у него.
Медленно перехожу в другой зал. И вдруг вижу – в отдалении сидит в кресле госпожа Цицино Цицишвили и созерцает экспозицию со слезами на глазах. Кто знает, какие воспоминания всплывают перед ее глазами, ведь ей известна биография каждой картины. Выставка закрывалась в тот день. Я автор множества персональных выставок и хорошо знаю, какие грустные мысли и настроения присущи этому дню. Пять моих персональных выставок прошли в Париже, открытие выставки – это день твоего рождения и рождения картин, а день закрытия подобен закату солнца и окутан грустью. Вероятно, подобные чувства испытывала и госпожа Цицино.
Я тихо прошел в соседний зал, не потревожив ее.
Зураб Нижарадзе создает свои картины благодаря собственному богатейшему духовному миру и искре Божией, которая освещает каждую его работу. Он борется с проблемой цвета, в общем-то неразрешимой, поскольку пространство полно индивидуальным цветом и колоритом, они не помечены никак и выбор зависит от индивидуума и его духовности.
Подлинное искусство – это стремление к солнцу.
Гоген учит: «Прочь от природы», однако ни одно направление искусства не проповедует полного отрыва от природы. Корни любого модернистского направления питает природа и космос. Из ничего ничего не создашь. Каждое великое произведение приходит из пространства и обретает плоть на плодотворной земной почве. Зураб Нижарадзе может разорвать звездные формы, но он мастер Божественного уравновешенного вкуса. Свой цвет он обрел неустанным трудом и мудро подчинил его линии форме, ритму, гармонии, и так родилась его пластика. Большое искусство сложно и непостижимо, не каждый проникнет в его глубины.
Так, например, цвет, колорит и его внутренняя органичность, духовность или солнечная пластика неопределенны. Бесконечность мира – это ведь полный мрак. Эта невероятная беспредельность имеет свой сильнейший цвет и колорит со своим неопределенным, неясным приглушенным регистром…
Удивительный гений в созданном линией рисунке приобщает нас форме, цвету и феноменальной таинственности. Например – Микеланджело, Леонардо, Рафаэль, Энгр, Матисс, Модильяни или японская графика, персидские и грузинские миниатюры.
Все рассмотренное выше, образы и пространство – в таинственной живописи Зураба Нижарадзе.
Для каждого из нас одним из счастливейших моментов является тот отрезок времени, когда стоишь в молчаливом уединении перед шедевром-портретом либо пейзажем, погружаешься в его идеальные глубины, и созерцание и постижение его возносит тебя на вершины духовного наслаждения. Ты не разбираешь, не критикуешь созерцаемое, ибо оно уже недосягаемость, а расставание с ним – душевная драма, и шедевр навсегда остается в твоей памяти. Такого зрителя, посетителя выставки я высоко ценю и приветствую невидимую магическую силу каждого большого художника.
Ни один большой маэстро не прочертит ни малейшую линию на своей картине под влиянием работы другого художника, потому что его обуревают образы собственного художественного воображения и пространственные посылы, и он твердой рукой создает свои неповторимые работы.
Зураб Нижарадзе в совершенстве владеет искусством цвета, ему не надо думать и размышлять о цвете, и это дар Божий. Он создает удивительные формы на уровне гениального французского скульптора Аристида Майоля. Если подолгу смотреть на картины, перед глазами возникнет фантастическое видение, словно вы сидите в самолете и в иллюминаторе перед вами расстилаются красивейшие кадры – синее небо с красочными облаками, а потом снова возвращаетесь к великолепным картинам реальной экспозиции. Когда присматриваешься к некоторым живописным работам, особенно к женским фигурам, они воспринимаются как зов неких волшебных рельефных форм из глубин бесконечности, творения как бы выплывают издалека. В таких работах цвет, форма и бессмертный дух Божий обретают согласие.
Зураб Нижарадзе своим светлым творчеством не только радует, но и учит многому. Лично я глубоко благодарен ему за все то, чему научился у него!
Спасибо Господу и долгие лета маэстро!
Резо АДАМИА |
|
«О тех, кто с Грузией дружит» |
|
История человечества знает личности, творчество которых почти с зеркальной точностью отображает интеллектуальные деяния, сферу и масштабы человеческих отношений конкретной эпохи, конкретной страны. В настоящей статье речь пойдет о выдающемся мастере портрета Кетеван Магалашвили, которая оставила народу Грузии богатое культурное наследие. Она создала целую галерею портретов, которые рассказывают о многом. И эта нарративность придает особое звучание даже тем портретам, которые отличаются глубоким психологизмом и которые, являясь артефактами, вовсе не нуждаются в помощи какого-либо контекста. О значении творчества К. Магалашвили сказано при жизни художницы. На сей раз нахожу уместным процитировать неповторимого мастера слова и пера, нашего соотечественника Ираклия Андроникова: «Какое уносишь поэтическое и широкое представление о наших современниках, о грузинской культуре, о грузинской науке. И о тех, кто с Грузией дружит! И о таланте, о своеобразии самой художницы. С какой любовью написан каждый портрет».
Да, нетрудно догадаться, что лейтмотивом моего сюжета являются отношения портретируемых с Грузией. Портреты представителей разных национальностей – Ганса Фохта, Эрнста Галопа, Генриха Нейгауза и его супруги – Сильвии Нейгауз, Василия Шухаева, Ирины Чижовой, Нины Дорлиак, Святослава Рихтера, Георгия Товстоногова, Юрия Григоровича, Елены Гоголевой, Никиты Толстого, Марии Гринберг, Елены Тагер, Валентины Стешенко-Куфтиной воспроизводят в памяти незабываемые истории искренней любви к Грузии и судьбы людей, которые запечатлелись в истории культуры Грузии ХХ века.
Портрет пианистки В. Стешенко-Куфтиной, написанный в 1941 году, можно отнести к самым показательным явлениям и по масштабам повествовательного материала и по характерологическому аспекту, наполненному глубоким драматизмом. Магалашвилевский портрет – это не просто изображение человека, а сага о личности. Зная трагическую судьбу пианистки, зрителя приводит в удивление умение мастера так глубоко вникнуть в образ модели. Вспоминается запись прославленного специалиста, колоритного представителя медицинской сферы в книге впечатлений на выставке 1972 года: «Вы являетесь блестящим психологом. Это говорю Вам я – Авлип Зурабишвили. Я как представитель сферы психологии воистину горжусь Вами... Творчество К.М. представляет высший академический персонологический мир в искусстве». Тот, кто хоть раз позировал художнице, мгновенно раскрывал «секрет» мастера-рассказчика. Хотя она его не скрывала. Вот послушайте и сами убедитесь: «Перед началом работы объект моего замысла вызываю на диалог, спор или же иным способом стараюсь как-то оживить, чтобы уловить движение лица, рук, глаз».
В 1995 году в связи с ретроспективной выставкой художницы, работая над материалом для публикации, я специально встретилась с некоторыми из тех, кто был изображен на ее полотнах. Гениальная поэтесса Анна Каландадзе рассказывала мне об удивительном преображении художницы во время сеансов. Дело в том, что в обычной жизни, в быту Кето (так ее называли близкие) не славилась многословием. Современники в своих мемуарах отмечают, что ее отношения с многочисленными друзьями, даже с самыми близкими людьми, носили «камерный», «статичный» характер. Она выделялась «солидностью», «умеренностью», «сдержанностью не только в поведении, но и в речи». «А сеансы – это ее стихия». «Во время сеансов происходило нечто невероятное». Не случайно, что большинство портретируемых становились ее друзьями. Анна Каландадзе после стольких лет не скрывала своего восторга и сохранила впечатления от сеансов на всю жизнь. Она показала мне скрупулезную запись этих бесед, и настолько интересными находила их, что намеревалась опубликовать, что и осуществила позже. Для нас же знание своеобразия творческого метода мастера является значительным моментом с профессиональной точки зрения, так как раскрывает секрет правдоподобия портрета-рассказа. Легкое движение торса, головы, рук или же выражение лица, направление взора, ракурс иной раз играют роль главной, определяющей реплики в характеристике модели. К. Магалашвили, как хороший актер, точно знала, «куда деть руки», как создать настроение спокойствия или же напряженности.
Безусловно, творчество Кетеван Магалашвили составляет важную часть национального культурного наследия Грузии. По моему глубокому убеждению, характерной чертой магалашвилевского наследия является тот факт, что интерес к ее богатой портретной галерее не погаснет никогда, а скорее всего наоборот – со временем она превратится в незаменимый источник, позволяющий черпать идеи для научных открытий, темы, сюжеты для больших и малых рассказов, для воспроизведения утерянных или забытых эпизодов человеческих судеб. Каждая картина – это летопись. Поэтому историзм и есть самый главный объединяющий и обобщающий показатель данной уникальной галереи портретов, среди которых находятся и истинные шедевры этого жанра искусства.
Для моего рассказа на этот раз я выбрала вышеупомянутый портрет пианистки Валентины Стешенко-Куфтиной. В музыкальной, археологической и историко-искусствоведческой среде фамилия Куфтиных, своими благими деяниями (а не на уровне риторики!) ассоциируется с доброжелательностью и любовью к Грузии. Борис Куфтин – супруг Валентины Стешенко внес весомый вклад в развитие археологической науки Грузии. Определяющим фактором в этом, скажем так, непростом деле, являлась независимо мыслящая натура талантливой личности, которая не подчинялась строго установленным, псевдонаучным, монополистическим директивам ни царской, ни советской империи. Эта природная внутренняя независимость способствовала становлению профессионализма наивысшего уровня. Достаточно вспомнить несколько фактов из его биографии: за участие в студенческих движениях 1910-11 гг. был исключен из Московского университета, уехал за границу (Франция, Швейцария, Италия), в 1913 г. вернулся по амнистии в связи с 300-летием дома Романовых; «Партийно-государственное давление на науку значительно усилилось, в научных и учебных заведениях прошла волна чисток. Попал в нее и Борис Алексеевич: 27 сентября 1930 года был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности и выслан на Север сроком на три года, ссылку отбывал в Вологде»; «Однако даже в этих условиях Куфтин не прекращает попыток заниматься наукой: в1932 г.он пишет статью «Архитектура туземцев Дальнего Востока» для готовившейся в то время «Дальневосточной энциклопедии»; «В 1933 г. Куфтин был восстановлен в правах, но продолжать работу в Москве уже не было возможности: он был официально отнесен к «группе идеологов либеральной буржуазии», которым ставилось в вину «некритическое восприятие буржуазного наследства»; Переезд в Тбилиси «по-видимому, уберег ученого от новых репрессий. В конце 1933 - начале 1934 г. по сфабрикованному «делу славистов» была арестована большая группа ученых-гуманитариев, среди них – девять этнографов, в том числе ближайшая сотрудница Куфтина по ЦМН Н.А. Лебедева»; Ходят слухи о подозрительной «случайности» его смерти. По официальной версии, погиб в результате несчастного случая летом 1953 г. в Прибалтике, во время отдыха.
«Заслуги Куфтина перед национальной археологической и исторической наукой Грузии были по достоинству оценены. В 1944 г. он был избран членом-корреспондентом грузинской Академии наук Грузии, в 1946 г. – ее действительным членом. Его работы широко публиковались».
А все началось с того, что, будучи прославленным и титулованным ученым, этнографом, археологом, профессором, членом многих международных престижных научных обществ, Борис Алексеевич Куфтин в апреле 1933 года обратился к своему грузинскому коллеге, известному археологу Георгию Ниорадзе с просьбой о помощи в деле переезда на постоянное место жительства в Грузию.
«Систематизировав и изучив все известные к тому времени археологические материалы, Б.А. Куфтин воссоздал картину развития бронзовой культуры на территории Грузии и сделал принципиально правильное заключение, что «прекрасная родина грузинского народа должна рассматриваться и как прародина его культуры». «...Им с самого начала была воссоздана в основном правильная картина культурно-исторического развития и сделан вполне обоснованный вывод, что древнейшие корни истории грузинского народа следует искать в далеком прошлом... Дальнейшие исследования, давшие огромный фактический материал, еще более уточнили и утвердили выдвинутые им положения о ранних стадиях истории Грузии».
Известный археолог и специалист музейного дела Серго Надимашвили (1917-2009 г.) неоднократно принимал участие в руководимых Куфтиным археологических экспедициях с 1936 до 1952 г. и по праву считал себя учеником Бориса Алексеевича. Сын археолога искусствовед Соломон Надимашвили любезно поделился со мной своими впечатлениями о научной сессии, посвященной 110-летию со дня рождения Б.А. Куфтина. «Сессия, которая была организована Центром археологических исследований Академии наук Грузии и Государственным музеем Грузии, состоялась 18 и 19 февраля 2002 года. На сессии были представлены довольно интересные доклады. Выступил и отец. Он вместе с Куфтиным вспомнил его супругу – госпожу Валентину Стешенко, которая также внесла весомый вклад в изучение культуры Грузии. 18 февраля участники сессии и приглашенные гости отправились в Пантеон общественных деятелей, где возложили цветы на могилы замечательной супружеской пары. Отец тогда со слезами на глазах рассказал мне историю их кончины и о том, что Борис Алексеевич завещал похоронить его на грузинской земле. Мемориал установили в том же году, а позже, в 60-х годах, украсили на основе специального конкурсного проекта».
Без преувеличения можно сказать, что они были созданы друг для друга. Общие интересы – истоки древнейших народов и их культурное наследие, профессиональные показатели – отношение к научным исследованиям, высший уровень исполнительского и исследовательского мастерства и т.д. определили их судьбу. Валентина Константиновна окончила Киевскую консерваторию по классу фортепиано в 1923 г. Однако увлечение народным творчеством переросло в истинные научные изыскания, и уже с 1928 года она собирает и изучает музыкальный фольклор, участвует в фольклорных экспедициях. Расцвет исполнительского мастерства и научной деятельности пианистки приходится на 1935 год, после переезда на постоянное место жительства в Грузию, где была богатая почва для работы этих одаренных людей.
С 1935 г. В. Стешенко преподает специальное фортепиано в Тбилисской государственной консерватории, в 1947-1950 годах заведует кафедрой фортепиано, также читает курс лекций по истории и теории пианизма. Ее высокохудожественное исполнение получает большое признание тбилисской публики – искушенной и избалованной выступлениями таких знаменитостей, как Генрих Нейгауз, Святослав Рихтер, Мария Гринберг и др.
Следует вспомнить одну тбилисскую особенность: большую роль в культурной жизни города играли также сольные концерты, творческие встречи знаменитостей в мастерской Елены Ахвледиани. В этом элитарном салоне подружилась и сблизилась семья Куфтиных с Кетеван Магалашвили, которая в 1941 г. создает портрет пианистки. Однако лишь красивые и тонкие руки модели «намекают» на профессию. История Куфтиных помогает угадать замысел автора портрета. Видимо, целью художницы было представить не только исполнителя, а в первую очередь, глубокомыслящего, целеустремленного ученого, осознававшего все трудности и возможные трагические последствия искателя правды. Ведь с 1935 года Валентина Константиновна – научный сотрудник этнографического отделения Государственного музея Грузии, а уже в 1936 году концертом «Фольклорный жанр в современной музыке» она продемонстрировала блестящий пример синтеза своих творческих и научных исканий. Куфтины всегда были вместе в экспедициях, в кругу друзей и даже в ссылке. Таким образом она была в курсе директив империи в научно-исследовательской сфере. Что касается нашумевшего портрета, это уже мастерство К. Магалашвили, которая так образно раскрыла глубину духовного мира близкого ей человека.
О Куфтиных написано много. Нахожу целесообразным вспомнить фрагмент из воспоминания С. Надимашвили – ученика и коллеги археолога: «Научные открытия господина Куфтина, Кавказ и, в частности, Грузию поставили рядом с цивилизациями древнейших стран древнего мира: Шумеры, Египет, Ассиро-Вавилония, Крито-микенская цивилизация. На основе археологического материала было установлено, что в ранней бронзовой эпохе картвельские племена имели отношения со странами Ближнего Востока и с Крито-Микенским миром... Спутницей жизни господина Куфтина была бесподобная украинская госпожа, талантливая пианистка Валентина Константиновна Стешенко, которая также искренне, от всей души полюбила Грузию, как ее супруг... Она на научном уровне изучила разновидности грузинских музыкальных инструментов «саламури» – «ларчеми» и «соинари», на которых играли в Гурии и Самегрело. Госпожа Куфтина на нотную систему перенесла ряд песен. Ее исследование под названием «Флейта Пана» было опубликовано в Тбилиси в 1936 году («Древнейшие инструментальные основы грузинской народной музыки».). Этот труд выделяется роскошью параллельного материала. В нем представлены музыкальные инструменты, изображенные на археологическом материале древнего мира, конкретно – на рельефах. Исследователь на высоком научном уровне как с исторической, так с музыковедческой точки зрения знакомит нас с происхождением «ларчеми» и «соинари», а также со сложной техникой игры на этих инструментах.
Для Валентины Константиновны Борис Алексеевич являлся не только супругом, но и великим ученым и верным другом. Это и определило трагический конец ее жизни. Летом 1953 года они отдыхали под Ригой. Из-за несчастного случая Борис Алексеевич сильно пострадал и после операции, проведенной в госпитале, в результате тромбоэмболии скончался 2 августа. Валентина Константиновна там же, в госпитале покончила с собой. Брат Бориса Алексеевича Алексей Куфтин привез их в Тбилиси. Здесь нашла свою вечную обитель влюбленная в Грузию и ее культуру эта замечательная супружеская пара».
У нас их помнят, любят, ценят...
Лия Буадзе |
|
|
И МЯГКО КИСТЬ СКОЛЬЗИТ, СОЕДИНЯЯ ВРЕМЯ |
|
Выход в свет альбома работ Александры Григорьевны Костюриной-Тавадзе, а затем выставка произведений художницы в Государственном музее народного и прикладного искусства Грузии – события значительные по своей сути. В культурном пространстве Грузии – после долгих лет – вновь возродилось имя художницы редкостного дара, работавшей в сложной технике росписи на шелковых тканях.
Альбом, который предшествовал выставке, ввел зрителя в мир Александры Григорьевны, подготовил к визуальной радости встречи с изящным, тонким искусством, своеобразным театром цвета, пластики линий, формы. Альбом (издатель Международный культурно-просветительский Союз «Русский клуб», руководитель проекта Николай Свентицкий) подготовлен автором-составителем – дочерью А.Г. Костюриной – известной грузинской художницей Олесей Тавадзе. Вместе с группой творческих единомышленников и сотрудников Музея прикладного искусства Олесе Тавадзе удалось создать альбом, который стал и данью памяти матери, и явлением художественной жизни Грузии. Предисловие к альбому, вышедшему на трех языках, Олеся Тавадзе назвала «Магией синей скатерти». Это точно найденное определение стало, можно сказать, путеводным, своеобразным ключом для понимания художественных и творческих приоритетов Александры Григорьевны Костюриной-Тавадзе. Для того, чтобы войти в этот мир, понять его, обратимся к фрагментам биографии художницы.
Александра родилась в 1900 году в семье старинного дворянского рода в украинском городе Бердянске на Азовском море. Припортовый город был интересен и своим местоположением, и личностями, которых привлекали перспективы бурно развивающейся экономики. В 1876 году градоначальником и начальником порта был назначен контр-адмирал П.П.Шмидт – отец Петра Шмидта, возглавившего в 1905 году восстание на крейсере «Очаков». Контр-адмирал содействовал не только расширению порта, но и благоустройству города, его европейской ориентации. Стоит заметить, что сад, который он заложил на свои средства на Таможенной площади Бердянска, до сих пор носит его имя. Добавим еще один штрих: в этом городе было более полутора десятков аккредитованных консульств, которые защищали интересы многочисленных иностранных фирм.
Шурочка, так звали Александру дома, была старшей сестрой для двух братьев и двух сестер. Окончила гимназию для благородных девиц. Получила прекрасное образование, знала языки, ее рисунки обращали на себя внимание. Ее детство и юность были безоблачными. До того времени, пока на семью, город, страну не обрушилась война и революция. И тут необходимо отметить, что Александра Григорьевна никогда не рассказывала о тех испытаниях, которые выпали на ее долю и на долю всей семьи. Никогда – это слово в большой степени определило в последующие годы ее характер. По скудным сведениям, добытым дочерью, можно сказать, что тяжесть пережитого ею была так велика, что она несколько лет практически вычеркнула из своей жизни и никому, даже близким, не рассказывала обо всем, с чем ей пришлось столкнуться. Не могу не привести слова выдающегося грузинского философа Мераба Мамардашвили, которые точно и емко отражают стиль поведения Александры: «Это особого рода трагизм, который содержит абсолютный формальный запрет отягощать других, окружающих, своей трагедией...».
В 1918 году в городе сложилось тяжелое положение: с севера наступали австрийцы и немцы, за ними шли гайдамаки, с запада отряды белогвардейцев под руководством полковника Дроздовского. Хаос, расстрелы на улицах города и постоянная смена власти. Город переходил из рук в руки. А.Блок в поэме «Возмездие» писал: «Двадцатый век... еще бездомней, Еще страшнее жизни мгла, Еще чернее и огромней Тень Люциферова крыла... И черная, земная кровь Сулит нам, раздувая вены, Все разрушая рубежи, Неслыханные перемены, Невиданные мятежи»...
Что пережила семья Костюриных и юная Шурочка можно только догадываться. Единственным упоминанием о страшных событиях может служить открытка (по всей видимости, привезенная из Англии), на которой в пятницу 22 февраля 1918 года Александра написала: «приезд матросов (босяков) большевиков». Что произошло в тот день, почему она сохранила эту единственную открытку с этой датой, неизвестно.
Известно, что из большой семьи остались только она, ее брат Борис и мать Прасковья Львовна Гончарова.
Она много рисовала, даже в сложные для себя годы: цветы, цветы. Ничего торжественного, помпезного – спокойная, лаконичная эстетика, тонкая игра с оттенками. И только после того, как стали известны факты ее биографии, вспомнились строки Марины Цветаевой: « ...За этот ад, За этот бред, Пошли мне сад На старость лет». Эти цветы, возможно, были своеобразным погружением в мир, который остался в ее прошлой жизни, возможно, в сад ее детства. Но годы спустя, уже в другой жизни, в ее работах вновь появляется много, очень много цветов. Произошло обретение другого сада, который принес ей утешение и радость общения с природой.
...В 20-е годы она в Москве, поступила во ВХУТЕМАС. (Можно предположить, что ей пришлось скрывать свое дворянское происхождение). ВХУТЕМАС (Высшие художественно-технические мастерские) был создан в 1918 году на базе Императорского Строгановского художественно-промышленного училища. Школа рисования в отношении к искусствам и ремеслам – так называлась она при своем рождении в 1825 году. Ее основатель граф Сергей Григорьевич Строганов был, безусловно, дальновидным человеком: он создал школу ремесленников, которых по полному праву можно назвать рукотворцами, поистине творческих людей, умеющих расписывать фарфор и ткани. Среди восьми факультетов ВХУТЕМАСа был и текстильный, который окончила Александра. Руководителем мастерской, в которой она училась, был Павел Пашков, человек глубоких и разносторонних знаний. Он преподавал рисунок, композицию, сфера его деятельности была довольно широка, он с легкостью переходил из одной области в другую и достигал в каждой больших высот. Его называли «духовным кладезем» национальных традиций в прикладном искусстве, знатоком тканей. При участии Павла Пашкова годами позже был создан факультет художественного оформления тканей Московского текстильного института, где он преподавал редкий предмет – историю художественных тканей и костюмов. Среди преподавателей ВХУТЕМАСа были имена, которые вписаны в золотой фонд искусства ХХ века, историю живописи, архитектуры, скульптуры, прикладного искусства. Вот только несколько из них: Павел Флоренский, Роберт Фальк, Аристарх Лентулов, Федор Шехтель, Давид Штеренберг, Владимир Фаворский.
Этот экскурс в далекую историю понадобился для того, чтобы понять, откуда у Александры Григорьевны была такая любовь к тканям, в частности, к шелку, такое знание специфики росписи на ткани. И каким запасом ранообразных теоретических знаний она была вооружена в годы учебы.
После окончания курсов она перебирается в Ленинград к матери, которой удалось с огромным трудом получить небольшую комнатку (вместо доходного дома, которым в свое время располагала в Петербурге семья).
На одной из выставок с Александрой знакомится Пимен Тавадзе, молодой ученый-биолог из Грузии, за которого она в 1936 году выходит замуж. Отныне Грузия - страна новой жизни Костюриной-Тавадзе. Города, деревни, где она бывала и жила, краски, пейзажи, национальные костюмы, ковры, вышивка, хевсурская одежда, головные уборы становятся источником ее вдохновения, притяжения ее таланта, восторженного отношения к грузинской письменности, сочетанию цветов, рисункам, линиям, искусному мастерству рукодельниц. В Тбилиси она начинает работать на шелкоткацкой фабрике художником и в Музее народного и прикладного искусства. Свои авторские работы очень скоро она стала подписывать фамилией Тавадзе на грузинском языке.
Были годы, когда всей семьей они жили в Кахети при Институте виноградарства и виноделия, где работал доктор биологических наук, профессор Пимен Тавадзе. Дома сотрудников располагались между селами Курдгелаури и Шалаури. Какими красками были наполнены для нее пейзажи летней Кахети и особенно воскресные базары, на которые съезжались не только из окрестных деревень, но и везли на арбах свои продукты и товары крестьяне из Хевсурети, Тушети! Александра Григорьевна долгие часы проводила на базаре, вглядываясь в рисунки, запоминая линии, орнамент, делая наброски. Она любила работать и работала неустанно. Приучала к усидчивости, терпеливому и вдумчивому труду свою дочь с малых лет.
– Прыгать и бегать потом, а пока рисуй, читай и записывай впечатления о прочитанном, – таково было ее строгое указание, ослушаться которого было нельзя.
Наверно, именно поэтому в Музее, где прошла выставка Александры Григорьевны, на одной из стен - масса рисунков 12-летней Олеси Тавадзе – интересных расцветок, яркие, гармоничные. В этих детских работах ощутим художественный вкус и твердая рука, которая обещала независимый взгляд подлинного художника.
В начале Второй мировой войны мать и брат Александры были в Ленинграде. Прасковью Львовну сын Борис – военный инженер, один из тех, кто прокладывал Дорогу жизни через Ладогу, смог эвакуировать. Но она вернулась в Ленинград. И погибла в блокаду. Была похоронена в братской могиле. Борис стал известным инженером, остался жить в городе, который стал ему особенно дорогим.
И в годы войны и позже Александра Григорьевна продолжала много работать. Ее профессиональным занятием, пожалуй, любимым стала синяя скатерть. Синяя скатерть в Грузии имеет многовековые традиции. Самое раннее упоминание в документах относится к XYI веку, но, как утверждают специалисты, ее делали и гораздо раньше. Синяя скатерть была характерной деталью быта практически во всех домах, как богатых, так и бедных. Обычно ею – парадной скатертью - покрывали столы на большие праздники: Рождество, Пасху, Новый год. И, конечно, украшали синей скатертью свадебные столы. Грузинская скатерть с поверхностью, полностью насыщенной разнообразными узорами и изображениями животных или растений, всегда цвета индиго. Помните у Николоза Бараташвили: «Цвет небесный, синий цвет...Это цвет моей мечты. Это краска высоты. В этот голубой раствор Погружен земной простор...». Скатерть синего цвета приносит в дом спокойствие, он ассоциируется с умиротворением и является одним из важнейших символических цветов магии. По мнению специалистов, это скорее духовный, чем эмоциональный цвет.
Александра Григорьевна работала в сложной технике. За коротким словом «батик» было столько сложнейших движений рук, столько умения, столько мягкого и вместе с тем точного скольжения кистью.
Батик – индонезийское слово. Чаще всего его переводят как капля воска. Однако родиной его является не Индонезия, а Китайская империя, возраст которой – тысячелетия. Именно в Поднебесной умельцы изобрели наилучший для окрашивания в стиле батик материал – китайский шелк, заметим, знаменитый китайский шелк. Почему бы не предположить, что Великий шелковый путь, к которому и Грузия имела отношение, оставил шелковый след и в нашей стране.
Горячий батик может быть выполнен на хлопке или шелке. Воск наносится на ткань кистью. Процесс начинается с нанесения на шелк контуров рисунка. На следующей стадии полотно снова покрывают воском и окрашивают. При использовании техники горячего батика эта процедура повторяется не больше четырех раз, так как при более частом смешивании красок ткань начинает терять качество и интенсивность цвета. Снимают восковой налет посредством глажки окрашенной ткани, предварительно «закутав» ее с обеих сторон бумагой.
Художественная особенность холодного батика в том, что обязательный цветной контур придает рисункам четкий, графический характер. В технике холодного батика используется в основном натуральный шелк. Батик на шелке очень хорошо закрепляется при помощи запаривания. После этого его можно было стирать и гладить, не боясь, что краска смоется или побледнеет.
Костюрина-Тавадзе работала исключительно на шелковой ткани. Сама проверяла прочность деревянных рам для ручного окрашивания ткани. Все делала сама. И рассказывая о том, насколько сложна техника росписи шелковых тканей, нельзя не сказать о том, что процесс этой работы представляет собой, конечно же, единение искусства с ремеслом. Ремесло – понятие, требующее к себе самого уважительного отношения. Пожалуй, это фундамент, на котором рождается художник. В средние века, в эпоху Возрождения, термин «художник» появился достаточно поздно, живописец, скульптор служили званием ремесленника. Живописцы состояли в одной гильдии с фармацевтами, у которых покупали красители. Леонардо, как рассказывают нам историки искусства, помимо, конечно, других «ремесел», любил работать с тканями, занимался дизайном костюмов.
Процесс слияния мастера со своим произведением так и хочется назвать волшебным. Ведь всякий сбой, нечеткость, неуверенность, страх, неумелое владение кистью означает провал. А работы Костюриной- Тавадзе – это изумительные линии и безупречная техника, изящные декоративные рисунки, сложнейшие орнаментальные вариации, сюжетные композиции, которые можно не только рассматривать, но читать как книгу, расшифровывая символы и удивляясь высокому мастерству исполнения.
...Александры Григорьевны не стало в 1978 году. Она уходила, как и жила – без единого слова жалобы. В последний день она слабеющей рукой обводила контуры цветов. Это было ее прощанием с жизнью.
Марина Мамацашвили |
|
МОСЭ ТОИДЗЕ – ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО МЕЖДУ СВЕТОМ И ТЕНЬЮ |
|
Холодным январским днем 1871 года в бедном доме на окраине Тбилиси, в семье Иване Тоидзе родился третий сын – Мосэ. Мальчику было всего несколько месяцев, когда скончался отец и все заботы о детях легли на плечи хрупкой женщины, матери мальчиков – Маки.
Через много лет, в 1904 году, ставший уже известным художником, Мосэ Тоидзе напишет портрет своей матери. Немолодая женщина с уставшим и сосредоточенным лицом, в типичной для своего времени одежде горожанки, с лечаки и чихтикопи на голове, сидит в кресле. Ее поза, взгляд сквозь очки, упавшие на колени руки передают тяжесть пройденной жизни. Освещение выхватывает из общего темного тона картины лицо и руки. Особенно тщательно прорисованы вышитые края лечаки, книга, очки – такими немногочисленными деталями художник передал непростую историю своей матери. К этому мы вернемся позже, а пока обратимся к жизни самого Мосэ Тоидзе.
Его творческая и общественная деятельность была так насыщена и богата событиями, что ее хватило бы на несколько человек. Но две основные линии в истории жизненного пути художника прослеживаются особенно четко.
Одна из них – зафиксирована, документирована и изложена в монографиях и многочисленных статьях о художнике (все они относятся к советскому периоду).
Другая – в течение многих лет бережно хранилась в памяти нескольких поколений семьи.
Первая из них проработана в полном соответствии с идеологией советского времени и отличается прямолинейностью и будничностью.
Вторая история – полная романтизма, а иногда и тайны сделала Тоидзе настоящим, большим художником!
В этой стороне его личной и творческой жизни события то становятся яркими, то таятся в тени и возникают в виде удивительных событий и чудесных картин.
Этот дуализм, это постоянное существование между обыденностью и высокой поэзией были изначально, уже при рождении заложены в судьбе художника.
Обратимся ко много раз озвученной версии о происхождении Мосэ Тоидзе, в которой говорится, что будущий художник был рожден в бедной крестьянской семье и отец его был аробщиком.
В мифотворчестве советского времени создание подобной легенды о происхождении было понятным – ведь принадлежность к рабоче-крестьянскому классу давала шанс не только на успех, но, в некоторых случаях, и на саму жизнь!
Что же было на самом деле? А была история тайной любви – любви девушки из княжеского рода Туркестанишвили и ремесленника Иване Тоидзе. Родители лишили дочь благословения и приданого, и опальная молодая семья действительно жила бедно.
Особенно трудно стало после смерти отца, но Мака обладала не только твердым характером, но и жизнестойкостью, и удивительным трудолюбием! Уже в зрелые годы Мосэ Тоидзе сравнил свою мать с Отаровой вдовой – мужественной женщиной, которая могла постоять за себя и за свою семью. Мака к тому же была образованной женщиной, и искусной мастерицей-вышивальщицей (об этом и рассказал художник в своем «Портрете матери»). Эти способности, как в грузинской сказке о царе, которого спасло от смерти умение ткать ковры, помогли семье выжить. Мака вышивала шелком предметы женского туалета, панно с сюжетами из «Витязя в тигровой шкуре», портреты Шота Руставели и царицы Тамары. Вероятно, она умела и рисовать, и маленький Мосе получал дома не только первые уроки рисования и истории своей страны, но, что особенно важно, рос, осененный светом большой материнской любви и самоотверженности.
Много лет спустя сын почти с симметричной точностью повторил романтическую историю своих родителей. Это была, действительно, удивительная история, и чтобы не утратить из нее ни единого нюанса, обратимся к воспоминаниям внучки художника – Нателлы Тоидзе: «Дедушка Мосэ Тоидзе учился в императорской академии у Репина. Он был безумно красив, и Репин тогда с него писал Христа, для чего дедушка отпустил бороду и усы. Однажды для студентов устроили бал-маскарад, и пригласили девочек-послушниц, которые учились в школе иконописи. Одна из девочек (Александра Сутина – авт.) безумно понравилась моему дедушке, но он не знал, как к ней подойти. Тогда он побежал в мастерскую, разделся, натянул на себя суровый мешок, подвязался веревкой и босиком вышел к моей бабушке. Будучи послушницей, она попросту не смогла отказаться от знакомства с человеком, который предстал перед ней в облике Христа. Но она воспитывалась в весьма религиозной, состоятельной семье. Когда дедушка сделал ей предложение, все ее родственники категорически воспротивились тому, чтобы она вышла замуж за грузина, да еще художника. И она просто сбежала с дедушкой в Тифлис...»
Репин не случайно остановил свой выбор на грузинском юноше, как на модели для изображения Христа. Не только восточный тип красоты Мосэ Тоидзе, но и его склонность к идеализму, благородство и одухотворенность всего облика определили этот выбор. Помимо этих качеств М.Тоидзе обладал и обостренным чувством собственного достоинства – несмотря на крайнюю нужду, на то, что в холодном и сыром Петербурге он часто и тяжело болел, он ни разу не обратился за помощью к проживающим там родственникам матери – князьям Туркестанишвили. В нем все еще жила обида за своих униженных и отвергнутых родителей.
Репин изобразил Мосэ Тоидзе в образе Христа в картине «После Гефсиманской ночи» (не сохранилась). Позже И.Репин использовал этот же образ в другом произведении – «Искушение Христа» (или «Иди за мной, Сатано»). Это полотно проникнуто духом мистицизма: композиционный строй, цветовая гамма, экспрессивность близки к символизму и, в особенности, к произведениям Одилона Редона. Почти в это же самое время Репин написал совершенно отличные по духу и манере исполнения работы: академичные парадные портреты императора Николая II и был автором таких известных передвижнических картин, как «Бурлаки на Волге», «Не ждали» и др.
Такое сосуществование противоположных по идейному содержанию и художественному воплощению произведений в творчестве любимого и уважаемого учителя во многом определило дальнейший путь Мосэ Тоидзе в искусстве.
В период обучения в Петербурге, в Императорской Академии художеств М.Тоидзе написал «передвижнические» по теме и живописной манере картины «Прачка» и «Хатоба». Масштабное полотно «Хатоба» было задумано, как дипломная работа. При ее создании перед выпускником Академии ставились определенные задачи – построение многофигурной композиции с правильным размещением фигур в пространстве, изображение разных типажей и т.д. В основном, эти требования М.Тоидзе были осуществлены, но защитить диплом он не успел, т.к. за участие в студенческой демонстрации был исключен из Академии и выслан на родину.
Впоследствии М.Тоидзе дважды переписывал это полотно: менял детали, изменил архитектуру на заднем плане... Картина получила новое название – «Мцхетоба».
В 1901 году «Мцхетоба» была выставлена на юбилейной сельскохозяйственой выставке в саду Муштаид, в павильоне искусства. Картина тогда еще неизвестного молодого художника экспонировалась рядом с проиведениями прославленного в Грузии живописца Гиго Габашвили. Это уже был успех! Еще большим успехом стало награждение Мосэ Тоидзе большой золотой медалью. Так, неожиданно, Мосэ Тоидзе получил признание и известность.
В последующие несколько лет Мосэ Тоидзе создает ряд живописных портретов и тематических картин: «Жарит шашлык», «Ремесленник-лезгин» и др., в которых еще сильно влияние русского передвижничества. Все эти картины, как и «Мцхетоба» отличаются почти недиференцированным колоритом, в котором преобладают коричневые тона. Свет, падающий во всех композициях слева, выхватывает отдельные фрагменты изображения. Такое «постановочное» освещение придает всей композиции ощущение скованности и неестественности. Фабула и социальный контекст выходят на передний план, а живопись служит лишь средством их передачи.
Однако уже тогда, в первые годы ХХ века, художник ставит перед собой новые задачи.
Семейная, камерная по настроению сцена в картинах «Бабушка и внучата», «Семья художника» изображена в интерьере. Свет, который проникает с заднего плана, волнами расходится по комнате, окрашивает все в теплые тона, прозрачным ореолом окружает головки детей. Позы персонажей, их взгляды, мимика кажутся случайно увиденными, «подсмотренными»...
Эта незамысловатость и непринужденность сюжета, стремление к передаче воздуха, естественного освещения демонстрируют зарождающийся интерес Мосэ Тоидзе к импрессионизму.
Этот интерес, еще ярче проявился в плэнерных произведениях 1910-х годов: «Качели», «Женщина с зонтиком», «Приход жениха» и др. Все эти работы носят этюдный характер. Свободная манера письма быстрыми и широкими мазками, сопоставление света и тени, теплых и холодных цветов, насыщенная палитра придают им характер непосредственно схваченного и зафиксированного момента.
Этюдность, как самостоятельная форма живописи, одна из характерных черт творчества Мосэ Тоидзе 1910-1920 годов. Он близко подходит к импрессионизму, но не останавливается в своем выборе, а идет дальше в поисках новых возможностей живописи.
За короткий отрезок времени он создает произведения, в которых видны черты уже постимпрессионистических направлений – фовизма, стиля модерн, группы наби... Но всегда, в разных по теме и живописных решениях композициях, он сохраняет свой собственный почерк, свою индивидуальность.
В многофигурных композициях «Базазхана», «Восточная сцена» фигуры сливаются в калейдоскопическом многоцветье с окружающей средой; их роль и значение в композиции не больше, чем у узора ковра или ветвей деревьев. Яркая пестрота, любование цветовыми контрастами, декоративность, свойственная восточным орнаментам, приближают эти произведения к поискам чистого цвета в творчестве фовистов.
Самоценность живописи, ее способность, не опираясь на сюжет, передать красоту окружающего мира становится важным творческим достижением художника в 20-х годах.
Он вполне осознанно выбирает такие пейзажные мотивы, в которых нет ничего примечательного – невыразительные городские или сельские ландшафты, безымянные улицы и дома – в них нет излюбленной художниками экзотики старого Тбилиси. Помещенные в пейзажную среду фигуры не имеют самостоятельного значения, индивидуальности – художник даже не прописывает лица... Все могло быть скучным и однообразным, если бы не прикосновение волшебной кисти художника! И вот в будничном виде открывается глубинная красота пейзажа! Яркий свет южного солнца, охра черепичных крыш, золото пыльных улиц, глубокие синие, фиолетовые тени, контрасты освещения и цветов – все схвачено остро, быстро, написано общо, без намека на детализацию. Эти произведения сохраняют тот эмоциональный заряд, который испытал мастер; и по прошествии целого века передают его с той же свежестью и силой творческого воздействия!
Еще более смело, свободно Мосэ Тоидзе решает живописно-декоративные и колористические задачи в серии произведений, где изображен ночной пейзаж.
В картине «Лунная ночь» резкие светлые и темные полосы диагонально пересекают композицию. Холодный зеленовато-голубой свет луны ритмически чередуется с глубокими, почти черными тенями. Цветовые пятна резко очерчены и разграничены. Все полотно решено в едином по интенсивности цвета и света ключе. Яркое освещение дематериализует архитектуру, растения, фигуры людей... Пейзаж кажется фантастическим еще и потому, что зритель не видит ни источника этого освещения, ни те, находящиеся вне картинной плоскости предметы, которые отбрасывают эти бесконечные, причудливо изогнутые тени... Единственная точка, которая «привязывает» этот призрачный мир к реальности – это светящееся оранжевым окно на заднем плане. Этот светоцветовой акцент придает остальным цветам еще большую выразительность и глубину.
Условность и обобщенность формы и цвета, декоративность, переход реальности в состояние метафизики приближают композицию «Лунная ночь» к абстракции.
Несомненно, создавший это произведение художник стоял на пороге знаменательных творческих открытий – открытий важных как для его дальнейшего творчества, так и всего грузинского искусства.
Однако, именно на этом, решающем этапе история совершает очередной виток, и Мосэ Тоидзе, как и вся страна, оказывается вовлечен в новую реальность под названием «социалистический реализм». Предыдущие достижения, новаторство, творческие искания 10-20-х годов были на десятилетия изгнаны из художественной жизни! В 1930-1950-х годах актуальными стали темы труда в колхозах и на производстве, революционного прошлого, портреты вождей...
В некотором смысле это было возвратом к искусству передвижников, то есть к тому, с чего начинался путь Тоидзе, но задачи были еще больше социализированы и упрощены. Изменилась и эмоциональная окраска от «критического реализма» к реализму «оптимистическому».
Идеологический смысл сюжета, иллюзионистически переданная форма стали определять всю значимость произведения.
Мосэ Тоидзе, для которого живопись была не только призванием, но и профессией, продолжает рисовать. В эти годы он становится за свой художественный станок-мольберт и работает так, как в юности работал за станком токарным – упорно и старательно. Он пишет и ударников соцтруда, и счастливых колхозников, и товарища Сталина. Но смог ли найти художник в этих, заданных государством темах, источник вдохновения?
Ответом служат сами картины. В тех случаях, когда тема по смыслу и сюжету эмоционально близка его жизненной позиции и мировозрению, он пишет с прежним энтузиазмом. В нескольких, схожих по сюжету картинах «Кузница», «Плавильный цех», «Индустрия», художник передает своеобразную красоту сильных, занятых тяжелым трудом людей (ведь в юности Тоидзе и сам был кузнецом). Сполохи огня плавильной печи, клубы дыма, фигуры рабочих сливаются в едином экспрессивном ритме.
Тогда же, когда тема ему неинтересна, то картины с их псевдооптимистичным настроем и «хрестоматийной» для соцреализма манерой исполнения, явно демонстрируют позицию художника.
В двух маленьких эскизах, которые хранятся в фондах Музея искусств Грузии, хорошо видны этапы работы М.Тоидзе и его отношение к подобной работе.
Первоначально он прорисовывает контуры будущей композиции, затем одну за другой аккуратно и методично раскрашивает фигуры... Ни следа импровизации и эмоций, которые так привлекательны в творчестве прежних лет!
Если в ранней юности он был захвачен мечтой о равенстве и справедливости и искал их в идеях марксизма, а позже отозвался на события 1917 года романтической картиной «Восстание», то теперь эти иллюзии и утопические устремления остались в прошлом! Может быть, именно сейчас, когда он уже немолод, он стал настоящим реалистом? Реалистом в самом обычном, житейском смысле. Он не смог сделать счастливыми всех, но он – Мосэ Тоидзе – теперь известный и уважаемый художник, профессор, орденоносец, может помочь тем, кто рядом. И он тайком, между страницами книг оставляет своим многочисленным ученикам небольшие суммы денег; жителям высокогорного села дарит свой автомобиль, в другое село подводит водопровод... Он большую часть своего времени отдает преподаванию, и целая плеяда его учеников стала стержнем грузинской культуры.
Через его большую жизнь прошли эпохи-войны, революции... Он был и свидетелем, и участником этих событий. Он пережил смерти близких, любимой жены Александры, маленького сына... Но сильный дух его матери – Маки Туркестанишвили дал ему силы – он вырастил пятерых прекрасных детей и создал в своих картинах удивительный мир! Мир, где реальность и мечта существуют рядом и щедро даруют зрителям многоцветные сокровища красоты и любви!
Марина МЕДЗМАРИАШВИЛИ |
|
