| ДОМИНАНТА |
 Тбилисской 43-й школе исполнилось 100 лет! С юбилеем, друзья ! «Полюбуйтесь на этого хулигана!» Одишария Пифагоровы Штаны бросил мел, которым стучал по доске, выводя формулы, подошел к окну. Он наконец увидел то, за чем заинтересованно следил весь класс, - свидание Омарова с Томой, самой симпатичной девчонкой соседней школы. Саша только что стал чемпионом города и купался в лучах славы. В вестибюле женской школы она напомнила о себе дождем записок с объяснениями в любви. Придумавшие раздельное обучение бесполые наробразовские чинуши были посрамлены. Весна превратила в райский сад узкую полоску ничейной земли между дворами и скалой, с грудами щебенки, ржавыми железками, постыдными человеческими отправлениями, бросила слабую, податливую плоть в сильные, годами тренированные руки, привыкшие ломать сопротивление. Они приблизились к стальной трубе, - считалось особым шиком съехать по ней с Комсомольской аллеи, поеживаясь от страха, - зашли за кирпичную кладку, недоступные взглядам, как темная сторона луны, а мы, далекие от консультации по математике, от предстоящего экзамена, ревновали и тревожились за Тому, держа в уме его шоковую откровенность: как он со знакомым, имевшим не одну судимость, встретили за городом двух сельских девчонок и, угрожая ножами, затолкали в Коджорский лес, где, соревнуясь в скотстве, оживленно переговариваясь и торопя последний миг, позабавились ими. «Сумароков на война, Одишария больна, на телефоне Сара». Как часто вспоминалась из школьного фольклора сорок третьей эта фраза уборщицы в гулкой немоте учительской. Сумарокова в школе мы не застали, он начальствовал в летном училище, удостоился звания майора, но уровень учебного процесса, поднятого им на небывалую высоту, долго оставался образцовым. В круговерти годов и событий стерлись в памяти подробности, и нелегко ответить на вопросы шутливой викторины выпускников знаменитой тбилисской школы: вспомнить имя и внешность старика, сололакского жителя, - он имел собственное знамя и за умеренную плату шел с ним во главе похоронной процессии, - и как звали, к примеру, чистильщика обуви на улице Кирова. Как-то весной мы всем классом дружно заболели. Рыженькая доктор – ее спелые округлости лезли из пеннобелого халатика, как опара из квашни, – поставила диагноз: баскетбол. Всей ватагой мы отправлялись на Мтацминду, неся по очереди многострадальный мяч, не зная одышки, взбегали на верхнее плато, где среди скрипа поджаренных на солнце планирующих кузнечиков ждала нас желанная награда – открытая школьным «колумбом» баскетбольная площадка. Наша сорок третья школа преуспела в этой игре, придуманной Джеймсом Нейсмитом, преподавателем Спрингфилдского колледжа из штата Массачусетс, став первой в городе. Марку надо было держать. Класс наш – чемпион школы – твердо помнил: не боги горшки обжигают. Воспитанники сорок третьей Леван Инцкирвели и Тенгиз Медзмариашвили, будучи не намного старше нас, играли в тбилисском «Динамо» – одном из ведущих европейских клубов. А пока, кроме верхнего плато фуникулера, мы облюбовали спортивную площадку в Александровском саду, где обычно решалась судьба городского первенства. Как-то в финале против нашей стартовой пятерки вышли пять баскетболистов сорок четвертой школы, наши недавние ученики. Не поладив с директором, они вынуждены были уйти. Мы приветствовали их перед игрой как наш филиал, и за свою вольность чуть не поплатились дисквалификацией. Я запомнил этот эпизод, потому что в перерыве сам отличился: со второго ряда трибуны забросил в корзину отскочивший мяч – с угла площадки, любимой точки московского армейца Сергея Белова, откуда он забил «золотой» мяч ленинградскому «Спартаку» в решающем матче суперсерии. Только бросок мой был дальше. Мяч по высокой дуге опустился в сетку под одобрительный гул трибуны и реплику капитана школьной команды Рафаэла Джанполадова (Джамбула): «Это наш золотой запас». Через много лет узнаю из газет, что за один сверхдальний бросок одному американскому любителю удалось выиграть миллион долларов, который ему почему-то не выплатили. Так что по части материального поощрения у нас с ним полное равенство, но всякий раз чувствую себя счастливым, вспоминая ту удачу. Одно из самых ярких впечатлений – подготовка к парадам и демонстрациям народного ликования. Гордость школы духовой оркестр, обязанный своим рождением маэстро Николаю Чичинадзе, могучим легким двух дюжин ребят, положенным в общий котел нашим кровным десяткам, становится впереди школьной колонны, которая строевым маршем стекает вниз по улице. Охрипший от команд, физрук Шота Павлович забегает вперед, припадая на правую ногу. Гремит медь оркестра, мельтешат голые коленки, сотни ног печатают на асфальте четкий шаг. Нежный, как девушка, запевала из нашего класса заводит песню: «Летят перелетные птицы». Колонна дружно отзывается: «В штанах». Нам знаком этот нехитрый фокус. Расстояние в двести метров до женской школы, из окон которой свешиваются любопытные головы, - они начинают движение после нас – надо пройти так, чтобы на музыкальную фразу запевалы: «А я остаюся с тобою» радостно выкрикнуть в сотни глоток: «Без штанов». Бедный Исаковский! Бедный Блантер! Теперь мимо моего дома топаем вдоль по набережной, чтобы надолго застрять в районе госцирка, всецело завися от сценария распорядителей праздника. Если повезет – школа, гремя агапкинским маршем «Прощание славянки», идет мимо правительственной трибуны – угрюмо-равнодушных лиц с нахлобученными на уши шляпами, но чаще музыкантов забирали в сводный оркестр, сводя дело к обычной уравниловке. Последние сотни метров проходим по Пушкинской улице, как стадо баранов. На Колхозной площади ненужные знамена летят в раскрытые чрева грузовиков. Жизнь оказалась много сложнее нескольких стаканчиков, пропущенных в винном погребе на Майдане, где у дяди Сандро всегда имелось неразбавленное саперави. Крайне редко шел я на традиционные встречи в Тбилиси и Ереване, на апрельские торжества, к чему нас обязывает школьный устав. Но всегда волнуюсь, оказавшись волею судеб возле трехэтажного здания с высокими окнами, со следами на фронтоне былой надписи: «Манташевская торговая школа», вспоминая, какими мы уже не будем. Александр Семенович Пампалов, наш учитель пения, обладал редким даром рассказчика. В его изложении либретто оперы об истории любви египетского полководца и черной рабыни, дочери эфиопского царя, обретало библейскую поэзию и мудрость, отравляя на всю жизнь сладким дурманом творчества. Неистощимый на лабораторные выдумки милейший Яков Иванович Костава, во славу периодической системы Менделеева, однажды едва не превратил нас в прах, взорвав на уроке адскую смесь собственного приготовления. Неизменно корректный Ник-Ник Тавдгиридзе никогда не прибегал к конспектам и классному журналу, рисуя в записной книжке одному ему понятные знаки, очерчивая на доске одним взмахом руки идеальную окружность, под общий вопль восторга. Елена Георгиевна, урожденная княжна Туманова, приобщила к книге не одно поколение лауреатов и генералов, профессоров, агрономов, авиаконструкторов, писателей, журналистов, юристов, врачей, музыкантов, художников. Это Елена Георгиевна изготовила стенд о своих учениках: с черной обугленной доски, с опаленных огнем листков бумаги смотрят на сегодняшних несмышленышей мальчики, кто навечно остались семнадцати-восемнадцати лет, сгорев в самолетах и танках в первые дни войны, и среди них неожиданно – лицо нашего первого завуча Нины Антоновны Добрыни фотографией ее сына. В 1941 году ученики 11-го класса добровольцами ушли на фронт. Один из них, летчик Георгий Самарчян, сражался в Белоруссии, сбил девять вражеских самолетов. Весной 1944 года в бою над деревней Боровики его самолет загорелся. Летчик до последнего пытался спасти машину, но до земли не дотянул... Отважному герою в тот день исполнилось 22 года. «Дорогие родители Георгия! Гоги был честный и добрый товарищ. Мы потеряли настоящего друга. Мы отомстим за то горе, которое принесли фашисты нашему народу»,- писали боевые друзья Георгия. Зара Юрьевна Мусиева, завуч и педагог русского языка и литературы, после выпускных экзаменов удивила меня советом поступить в технический вуз, а когда я этому воспротивился, сделала запоздалое признание: «Из-за тебя я чуть было не ушла из школы». Помню педсовет, грозный, неумолимый, как суд жрецов в «Аиде», себя, опасную скверну, от которой следовало немедленно избавиться. Но почему она все эти годы молчала? Педсовету предшествовала контрольная работа по основам дарвинизма. Писать я ее отказался, считая бесполезной в данной дисциплине, о чем откровенно сказал Ивану Павловичу, за откровенность удостоился единицы в журнале, был выставлен в коридор, где очень некстати попался на глаза директору школы. Попыхивая знаменитой трубкой, важный и безволосый, как слон, он прохаживался мимо прилежных классных комнат, приторно слащавого афоризма Лаврентия Берия на стене: «Героизм и мужество школьников – это учеба на отлично» и, конечно же, постарался раздуть из этой самой по себе неприятной истории пламя возмездия, перед которым померк бы московский пожар 1812 года. Райком комсомола решение об исключении, ясное дело, не подтвердил. Последняя четверть кончалась. Не будучи аттестованным по предмету и предвидя страшную месть, готовлюсь подороже продать свою жизнь. Для начала одолжил на вечер учебник, которого на весь класс было несколько, прочел от корки до корки. Кавтарадзе вызвал меня первым, предупредил, что задаст три вопроса, и я вышел в открытое море удивительной науки биологии, любимой давно и беззаветно, с неистовством первой любви, которой собирался заняться всерьез, в чем меня поддержал приехавший домой на побывку мамин брат Василий, впервые мной увиденный, в тридцатых годах сосланный на пожизненное поселение в Вятку. Скоро я почувствовал себя неуютно в малознакомых местах, взял себе в спутники молодого смотрителя станционных часов – работа непыльная и соответственно низкооплачиваемая – в губернском городе Козлове, который тогда еще не был Мичуринском, узнавая его мечту покрыть садами родную Тамбовщину. В одном из них, таком малом, что на него можно было накинуть его форменную шинельку, он высмотрел скромную светловолосую девушку, которая, распевая, возилась с цветами, радуясь солнцу и утру. Он просил руки маленькой певуньи и получил согласие, найдя в ее лице восторженную поклонницу и крохотный сад для опытов. Как часто бывает, поначалу он мало знал, смутно представляя себе то, что со временем свяжут с его именем, назовут методом отдаленной гибридизации, а пока заглядывался на плодовые деревья за высокими оградами богатых усадеб, угощался яблоками, когда угощали, пряча украдкой в карман огрызки с драгоценными семенами, пока его не уличили, после объяснения нарвали разных яблок кулек, охотно рассказали о прививках. Он остановил свой выбор на яблоне китайке, низкорослой и неприхотливой, ее кривобокие плоды проигрывали рядом с безупречными формами аристократок – бельфлеров, шафранов, ранетов, кандилей, но могучие жизненные силы, угаданные им в дурнушке-простолюдинке, неизменно побеждали в споре родительских пар, давая высокоустойчивое потомство. «Доминанта!» - сказал Иван Павлович и торжествующе посмотрел в притихший класс. Как жаль, что гордые слова мечтателя из сонного Козлова о невозможности ждать милостей от природы, призыв взять их у нее, объявленный чуть ли не всенародной задачей, - мне кажется, он сказал это, не подумав, - были превратно истолкованы приспособленцами от науки, бездумными авторами рукотворных морей, на дно которых ушли божии храмы, деревенские погосты, старинные поселения с улицами, по которым гуляют волны. Результаты апокалипсические, как это было с другим, не менее известным тезисом буревестника революции: «Если враг не сдается, его уничтожают», оприходованным ежовщиной. Иван Павлович тогда спросил, известны ли мне имена селекционеров-дарвинистов на Западе. Первым называю Лютера Бербанка, прошедшего долгий путь познания, признавшегося в горькую минуту, что ему пора открыть дровяной склад. «Сегодня ваш класс сделал мне подарок, - Кавтарадзе не пытался скрыть волнение, - это самый счастливый день в моей жизни». И теперь, через много лет, в трудные часы разочарования и слабости, черпаю силы в уроке нравственности и великодушия педагога, ставшего выше собственной обиды доминантой добра. Потом по моей просьбе он написал для классной стенгазеты совершенно блестящую статью, которую перепечатали в школьной газете. Она сделала бы честь толстому столичному журналу, - что-то вроде наказа молодежи, вступающей в жизнь, не похожая на заветы вождя, лысого и картавого, вещавшего делегатам третьего всероссийского съезда комсомола в октябре 1920 года о коммунистической нравственности, уже к тому времени полно себя выразившей. Многие делегаты съезда косаревского призыва поплатились за нее жизнью. Осталось загадкой, откуда пришел к нам в школу, никогда не испытывавшую недостатка в блестящих педагогах, этот ученый человек, сочетавший специальные знания с литературным мастерством, как нашел он добрые, человечные слова, смело цитируя сакраментального Ивана Петровича Павлова, великого старца, распинаемого в те годы средневекового мракобесия, странной войны с вейсманизмом-морганизмом, щедрых посулов шарлатанов, обещавших молочные реки в кисельных берегах; и сегодня несть им числа. Мы хоронили Ивана Павловича через одну весну, первого педагога, чья смерть застала нас в школьных стенах, растерянные, шли по пустой улице, перекрытой от транспорта, нетвердо зная, что еще уготовит нам жестокая жизнь. «Сумароков на война, Одишария больна, на телефоне Сара». Для кого-то это смешная история из школьного фольклора, несвязный разговор бедной уборщицы, вынужденной отвечать на телефонные звонки в опустелой учительской далекой военной поры, а я вижу ее как живую. В войну мы приносили из дома по квадратику детской хлебной карточки, за него в школьном буфете выдавали маленькую булочку землистого цвета. В тот день случилось ужасное: я потерял хлебный квадратик, право на дневной паек, и тогда Сара, чей единственный сын так и не вернулся с войны, наша малограмотная Сара, над кем до сих пор незлобно подшучивают, дала мне булочку, свой пайковый хлеб, собственно говоря, незнакомому мальчику, так просто решив для себя государственную задачу: все лучшее - детям. Арсен ЕРЕМЯН Арсен ЕРЕМЯН. СТИХОТВОРЕНИЯ СТАКАН ВОДЫ С лицом не по работе ангельским, Не ощутив наживы зуд, Стоял в саду он Александровском, Что Коммунаров назовут. Легка, как девушка, тележка, На ней сифонами сироп. И ни минуты не помешкав, Он сочиняет нам ситро. С его племянником мы дружим, А три стакана не разор. Мы газировку дружно глушим, И каждый повторить готов. Благословенна длань дающего – Взамен не ждет он ничего. И, знаешь, мы не стали пьющими От угощения того. Жизнь коротка. Желанья стерты, Как наша школьная труба. Мы сорок третьей все когорты: Тот вышел в дамки, тем труба. Потом нас часто звали в гости, На хлебосольные пиры, И не угнаться было просто За газировкой той поры. НЕ ВЕРЬ Не верь, что меня больше нет. Я в чем-то остался навеки. Леван Челидзе Лист бумаги пожелтелой Птицей выпорхнул из книги – Преданных душой и телом В кинозал зовет интрига. Пригласительным билетом О себе мне вновь напомнил. Позабылось, ты ли это С тенью бой затеял в школе. Фильма вашего премьера. Лицедейства блеск гостей. Не последний и не первый Друг средь сонмища теней. Сарояна строчкой ранней, Обнаруженной в томах, Ты мою бередишь рану, Не состарившись в годах. Четверть века пролетела. Пленка старится с годами. Постороннему нет дела До того, что ты не с нами. Надвое надорван пропуск – Контролера знак усердья. Скажем: рана, если спросят, Разорвавшегося сердца. ЗАКЛИНАНИЕ Не отдаляйся от друзей, Случайный опыт неполезен. Пара назвавшихся груздей Силком в твой кузов не полезет. Не отдаляйся от друзей. Ты с возрастом не стал мудрей, Но обходясь без лишней лычки, Вниманьем дорожи друзей, Как чудом уцелевшей спичкой. Не отдаляйся от друзей. С годами чувства поскупей И на общение не настроены. На друга время не жалей – Осталось их от силы трое. Не отдаляйся от друзей. Сбегай-ка на кухню "Программа для чтение книг скачать"и посмотри, не найдется ли чего закусить. Может быть, "Игры на мобильные скачать"он ждал чего-то еще вполне естественно. Так, например, в ту ночь, когда разыгралась драма "Книга скачать серия сталкер"в саду Каса-дель-Корво, по меньшей мере три "Игры логические скачать бесплатно без регистрации"путника поодиночке пересекали равнину, простирающуюся к юго-западу от берегов Леоны. Их было "Гта сан андреас скачать установщик"человек десять; они отличались друг от друга одеждой и цветом кожи. | |||||||
|
|||||||
