http://magazines.russ.ru/inostran/2011/1/fr6.html

Роберт Фрост

Стихи

Переводы с английского: Григория Кружкова, Марины Бородицкой, Льва Оборина, Леонида Ситника, Виктора Топорова.

Вступление Леонида Ситника

О стихах Фроста можно написать много правильных слов. Например, о том, как тонко великий американский поэт чувствует настроение природы. Или о том, как твердо верит он в способность человека выдержать холод жизни. И все это будет верно. И все это, низведенное до пословного разбора, превращается в претензионную чепуху, за которую Роберт Фрост так не любил литературных критиков, “видящих фигуры и символы там, где ни у кого не было намерения вывести их, думающих, что им известно не только то, что думал поэт, но и то, что он должен был думать, и - самое главное - портящих своими объяснениями самую суть поэзии - непосредственность восприятия”.

В этой подборке есть одно небольшое стихотворение, “Огонь и лед”, которое интересно тем, что в нем мерцает нечто достаточно редкое для такого смертельно серьезного поэта, как Фрост, а именно - тень юмора. Впрочем, даже эта тень у него довольно мрачна. Зато до каких только глубин и тонкостей ни дошли комментаторы этого “маленького апокалипсиса”, от “волн огненного вдохновения” и “хлада творческих кризисов”, в коих конвульсирует жизнь поэта, до неизбежных ассоциаций с Данте, который самых больших грешников в своем аду погрузил по горло в скованное льдом озеро. Девять строк - это, конечно, девять кругов Дантова ада. “И хотя стихотворение Фроста не повторяет в точности форму воронки, как Дантов ад, но оно значительно сужается в конце”, - рассуждает американский литературовед Джон Серио. И рассуждает, заметьте, без тени юмора.

Давать несколько вариантов перевода одного и того же стихотворения - старинная забава. Но отчасти это еще и попытка уйти от абсолютных, однозначных решений. Слишком много всего - как светлого, так и темного - чувствуется в стихах Фроста, чтобы лепить из него “цельный образ”. Фроста легко принять за певца сельской жизни, который никогда не писал стихов за столом, а использовал все, что попадалось под руку, включая подошвы собственной обуви. А можно разглядеть в нем “трагического философа”, поседевшего не от старости, а от ужаса. Он еще при жизни стал “голосом нации”, и в то же время составители оксфордской “Антологии” упрекали его за “немотивированный пессимизм и опасные обертоны”. В этом поэте свободно угадывается стопроцентный “тихий американец”, считавший, что художественное воображение способно “одолеть русских”, но с не меньшей легкостью его можно записать и в “пионеры духа”, который без малого сорокалетним отцом большого семейства взял и уехал в Англию, чтобы “жить в бедности и писать стихи”. По числу премий и почетных званий Фросту впору претендовать на место в Книге рекордов Гиннеса, но на своей могиле этот человек просил написать: “У меня была любовная ссора с миром”.

Поэтов часто не понимают. Но меньше всего те, кто говорят, что поняли.

На русский язык стихи Фроста переводили много и охотно, однако охватить весь массив его творчества еще предстоит.

In Hardwood Groves

The same leaves over and over again!

They fall from giving shade above

To make one texture of faded brown

And fit the earth like a leather glove.

Before the leaves can mount again

To fill the trees with another shade,

They must go down past things coming up,

They must go down into the dark decayed.

They must be pierced by flowers and put

Beneath the feet of dancing flowers.

However it is in some other world

I know that this is way in ours.

В лиственном лесу

С тенистых крон летит листва!

Осенней выхвачена хваткой,

Спешит земную наготу

Облечь коричневой перчаткой.

И прежде чем вернется вверх

И мир одарит новой тенью,

Листва лежит мертвым-мертва

В тяжелом мраке погребенья.

Но не навеки этот мрак.

Цветы прорвут покров из листьев,

Себе - и им! - путь вверх расчистив.

В мирах - не знаю, в нашем - так!

Перевод Виктора Топорова

В кн.: Роберт Фрост Неизбранная дорога. - СПб.: Кристалл, 2000 - (Библиотека мировой литературы. Малая серия)

В роще

Вновь и вновь плещут листья вверху,

Чтобы осенью пасть без остатка,

Обратиться в коричневую требуху

И расползтись, как перчатка.

Перед тем, как им снова одеть

Лес до нового листопада,

Они должны облететь,

Должны дойти до распада.

Они должны умереть в цветах,

Сгнить под танцующими цветами.

Быть может, в каких-то иных мирах

Все это иначе, но так будет с нами.

Перевод Леонида Ситника

В лесу

Все листья, листья, опять и опять!

Из щедрой тени они летят,

Чтоб светло-бурою тканью стать,

Одеждой, пригнанной в аккурат.

Пока народится опять листва,

Чтоб заново влить в деревья тень,

Она пройдет путем естества,

Она пройдет через тлен и темь.

И ей лежать под ногами цветов -

Пронзив ее, они пустятся в пляс.

Возможно, в мире другом не так,

Но именно так бывает у нас.

Перевод Льва Оборина

Под деревьями

Всё те же листья - который год!

Итог всей роскоши и упадка

Теперь пластом побуревшим льнет

К земле, как кожаная перчатка.

Опавшим листьям вновь суждено

Подняться ввысь, но сперва им надо

Спуститься вниз, на самое дно,

Росткам навстречу - во мрак распада.

И будут они пронзены насквозь,

И лягут пóд ноги первоцветам:

Уж как там в иных мирах повелось -

Не знаю, но так происходит в этом.

Перевод Марины Бородицкой

В роще

И снова в роще листопад!

От крон с тенистою листвой,

Как сброшенный на землю плащ,

Остался листьев бурый слой.

Пред тем, как заново одеть

Весенний лес в зеленый дым,

Листва должна сойти во мрак

И перегноем стать лесным.

Ее должна пронзить трава,

Цветы должны над ней взойти.

Не знаю, как в других мирах,

А здесь - другого нет пути.

Перевод Григория Кружкова