Демико Лоладзе не нуждается в особом представлении. Эти имя и фамилию в Грузии знают все. Журналист, публицист, художник, выдающийся знаток футбола Демико Лоладзе – почетный гражданин Тбилиси, член Союза писателей, Союза художников, Союза журналистов, Ассоциации спортивных журналистов Грузии, кавалер многих орденов и медалей, лауреат множества премий, автор 77-ми книг о звездах грузинской культуры и спорта (55 из которых посвящены футболу), двух сборников о национальном герое Грузии Жиули Шартава, фотолетописи «Время и люди» – собрания фотографий из личного архива Д. Лоладзе и семейных архивов современников. Благословляя выход в свет альбома «Многообразие верности», Католикос-Патриарх всея Грузии Илия II написал: «Демико Лоладзе собрал фотографии тех личностей, которые внесли большой вклад в историю недавнего прошлого нашей страны и чьи труды действительно должны быть сполна оценены потомками».
В 2016 году в ознаменование 80-летия со дня рождения великого футболиста Славы Метревели Союз «Русский клуб» издал книгу Демико Лоладзе «Слава Метревели. Футболист мечты» – уникальную энциклопедию жизненного и спортивного пути неподражаемого правого крайнего, чьим мастерством был покорен и восхищен весь мир. Презентация книги состоялась в Театре им. Грибоедова, и мы вспоминаем об этом, как об одном из самых ярких событий в истории «Русского клуба».
– Давайте начнем с самого начала. Расскажите о ваших родителях.
– Мой отец, Реваз Александрович Лоладзе, воевал на фронтах Великой Отечественной. Он был военврачом. Сражался под началом генерал-майора Николая Тариэловича Таварткиладзе. Дивизия под командованием Таварткиладзе в составе 21-й армии принимала участие в наступательных боевых действиях северо-западнее Сталинграда и первой вошла в город. С июля 1943 года дивизия участвовала в Курской битве. После войны отец работал по специальности. Мама, Тина Дмитриевна Канделаки, тоже врач, но ни одного дня врачом не проработала. Курьез, но она, стоматолог по образованию, не могла заставить себя прикоснуться к чужим зубам и всю жизнь трудилась в различных издательствах, как, кстати, и моя младшая сестра Нунушка. В мае маме исполнится 98 лет. Какая у нее память! Такие поразительные истории вспоминает – только успевай записывать! Прадедушка Дмитрий Иванович умер в 1953 году. До революции он был состоятельным человеком, магазины у него были. А во время революции, между прочим, он у себя Сталина прятал. Меня вырастила бабушка по отцовской линии, Нина Дмитриевна. Провожала в школу, встречала, кормила, проверяла уроки… Она великолепно знала французский язык, а я, дурак, так этим и не воспользовался – вместо того, чтобы заниматься с ней французским, убегал играть в футбол или стоять на «бирже» у кинотеатра «Октябрь» и шататься по улицам… Мы скромно жили, только на зарплату. Отца назначили заведующим медучреждениями Ленинского района. А вскоре он написал заявление и уволился по собственному желанию. На этой должности надо было брать и давать, а он не хотел, не умел, не мог. Честный был человек. Школьником я уже работал – в геодезическом отделе проектного института «Гипрогорстрой» на улице Кирова. Рабочим был, держал нивелир, когда геодезисты проводили свои измерения. Откладывал деньги, чтобы летом поехать в Уреки на свои средства, не просить у родителей. Отец со своими родителями и дедом жили на Плеханова, напротив кинотеатра «Комсомолец». В 1938 году этот дом снесли и предлагали им на выбор новую жилплощадь. От Ваке они отказались – зачем, мол, нам эта деревня? Ваке-то тогда был окраиной города. Сабуртало не существовало, а на том месте, где сейчас стоит Дворец спорта, была «толкучка». Кстати, мы были на такой же «толкучке» в Ереване, и родители мне дали какую-то сумму – купи себе, что хочешь. И что я, шестиклассник, купил, как вы думаете? Фирменные открытки с изображениями Жерара Филиппа, Симоны Синьоре, Лолиты Торрес, Жана Маре, Жана Габена, Одри Хепберн, Джины Лоллобриджиды, Сильваны Пампанини… Эти открытки армянская диаспора из Франции присылала своим родственникам в Армении. Они у меня сохранились до сих пор. А еще я купил французские сигареты. Начал покуривать. И однажды попался – отец меня поймал. Ох, как я получил по физиономии! Этот удар я и сегодня помню. Но в тот самый день я завязал с сигаретами на всю оставшуюся жизнь. А что касается квартиры, то в конце концов прадеду предложили вариант на улице Клары Цеткин. И он согласился – потому что до Плеханова было рукой подать. Мы по-прежнему там живем, на втором этаже двухэтажного дома.
– В театр в детстве ходили?
– О! Я не пропускал ни одной премьеры! Театр музкомедии на Плеханова, Театр Санкультуры в Собачьем переулке – там, между прочим, начинали свою карьеру Отар Мегвинетухуцеси и Гуранда Габуния, Театр Руставели – до сих пор помню спектакль «Испанский священник» с Эроси Манджгаладзе и Рамазом Чхиквадзе. Театр Марджанишвили – ну, вообще, слов нет! А когда я смотрел балет «Отелло» с Вахтангом Чабукиани, счастливей меня не было человека на белом свете. Достать билеты было невозможно. Конную милицию я впервые увидел в 1954 году, у стадиона «Динамо», на открытии футбольного сезона, а потом – у оперы, когда шел «Отелло». Не пропускал и спектакли гастролеров. Когда приехал театр Сатиры (конечно, это было значительно позже) – я был с ними все время, каждую минуту.
– А как обстояло дело с кино?
– В понедельник и четверг мы в школу не ходили, потому что в эти дни на экраны выходил новый фильм. И во время сеанса зачастую вдруг зажигался свет в зале, входил директор школы и уводил нас на уроки. Как мы смотрели кино? Заходим на 10-часовой сеанс. За пять минут до финала выходим в фойе, смешиваемся с публикой, а потом снова заходим в зал – на следующий сеанс. И так весь день. Бабушка меня ищет, с ума сходит, а я с утра до вечера сижу в кинотеатре, смотрю «Фанфан-Тюльпан». А Омар Шариф! Что творилось! Около кинотеатра постоянно дежурила «скорая помощь», потому что в одном из фильмов был эпизод, где девушка из-за несчастной любви режет себе вены. Многим в зале становилось плохо. А индийские фильмы? Радж Капур, Наргис! «Бродяга», «Господин 420»! Мы выросли на этих фильмах! Все песни наизусть знали! Фестиваль французских фильмов – хорошо помню «Монпарнас, 19» с Жераром Филиппом и Анук Эме. В Москву тогда приехали Жан Маре и Милен де Монжо, а в Тбилиси – режиссер Жак Беккер, актрисы Паскаль Пети и Паскаль Одре. Я их видел.
– А кем мечтали стать?
– Я учился в музыкальной школе по классу фортепиано. Но через силу – родители заставляли. Я хотел стать футболистом. Очень хотел. Моим кумиром был Эдуард Стрельцов, самый лучший футболист Советского Союза. Правда, большой знаток футбола Гулбат Торадзе говорил, что сильнейший – это Всеволод Бобров. Сколько раз я перелезал через забор стадиона, чтобы попасть на игру! Мне было несложно – в моем дворе стоял турник, на котором я усердно тренировался. Помню, мы – 30 человек, ребята из одного района, – пошли записываться на футбол. Среди нас были ребята, которые отлично играли. Нас посмотрели и – приняли меня одного. Но, увы, у меня не хватило упорства, настойчивости для того, чтобы серьезно заниматься футболом. Помню, мной заинтересовался Виктор Панюков, выдающийся футболист и тренер, позвал меня на «Динамо». На тренировке сказал ударить правой ногой, а я – левша, ударил левой. И он меня сразу выгнал. В общем, футболиста из меня не вышло. Но увлечение футболом осталось навсегда. Кстати, бабушка и отец были отчаянными болельщиками. В 1937 году в Тбилиси приехала сборная Басконии. Бабушка была на их игре с «Динамо» Тбилиси и рассказывала мне об этом. Наши тогда проиграли 0:2. Понимаете, я рос и каждый день слышал имена – Пайчадзе, Дорохов, Бердзенишвили… И я, уже в детстве, начал собирать материалы о футболе. Каждый день читал газеты «Лело», «Советский спорт», вырезал статьи и фотографии. Одна комната в моей квартире целиком заполнена футбольными архивными материалами – книги, папки, тысячи фотографий... Уникальный архив. Много материалов подарил Гулбат Торадзе. Дима Тухарели передал свой архив.
– Я и не знала, что профессор ТГУ Дмитрий Тухарели был болельщиком.
– О, он классно разбирался в футболе и даже писал о нем. Он, кстати, брат моего отца, так что я – его племянник.
– И все-таки, как сделали выбор после окончания школы?
– Мой дед по материнской линии, Дмитрий Иванович, был адвокатом. И я после окончания школы решил поступать на юридический. При этом поступил и в музыкальный техникум на дирижерское отделение – не отстали от меня мои домашние, заставили! Конкурс на юридический факультет был огромный, и Дима Тухарели посоветовал мне поступить на филологический, а потом перевестись. Я так и сделал. А вскоре понял, что никуда переводиться не хочу. К тому времени у меня уже был фотоаппарат «Смена», и я вовсю фотографировал. Снимал всех, в том числе и лекторов – Георгия Ахвледиани, Варлама Топурия, Георгия Джибладзе, Лео Менабде, Элгуджу Хинтибидзе… А что, очень удобно – приходишь на экзамен, подаешь зачетку, а там – фотопортрет экзаменатора. «О, где это ты меня сфотографировал? Как здорово!» – радостно удивляется он. И отметка в кармане! (смеется). Я шучу, конечно. Люди всегда понимают, поступаешь ли ты искренне или ради корысти. А я всю свою жизнь все делаю искренне. В университете Тенгиз Сулханишвили (впоследствии известный журналист и телеведущий – Н.Ш.) и Коля Дроздов, сын Кетеван Орахелашвили (журналист, доктор филологии, автор документальных фильмов, кавалер ордена Чести, лауреат Государственной премии Грузии – Н.Ш.) издавали студенческий журнал. Они писали замечательные тексты, а моя задача состояла в том, чтобы обеспечивать каждый номер иллюстрациями – фотографиями и фотоколлажами. Непростое было дело – никакого фотошопа не существовало, я все делал вручную. Очень интересный был журнал. Но потом кто-то стукнул куда надо, и нас прикрыли. Так вот, после первого курса Тухарели меня спрашивает: «Будешь переводиться на юридический?» – «Конечно, нет!», – ответил я. Как я учился? Легко! У меня был однокурсник Мурман Тавдишвили, хороший порядочный парень. Как-то раз я ему говорю: «Слушай, ну что тебе делать на лекциях? Пошли, в футбол сыграем, потом пива попьем». – «Нет, дорогой, – ответил Мурман. – Ты здесь всех знаешь, тебя все знают, все любят, ты можешь делать, что хочешь. А мне надо заниматься, иначе придется вернуться обратно в деревню. А я не хочу». И не пошел со мной. А недавно нам вручали премию имени Давида Агмашенебели. И я рассказал эту историю, завершив ее такими словами: «Я всю жизнь отлынивал, он – убивался. А сейчас и я получил премию, и он». Публика со стульев попадала от смеха! В общем, я защитил диплом «Переводы произведений Бориса Пастернака грузинских поэтов», окончил университет, поступил в аспирантуру, сдал кандидатский минимум. А потом как-то заскучал над темой диссертации – «Партийная пресса». И бросил аспирантуру, о чем очень жалею. А еще раньше, в 1968 году, мы прослышали, что ЦК комсомола собирает в Бакуриани творческую молодежь. Кто только туда ни приехал! Самые интересные люди, самые известные артисты и режиссеры! Поехал и я. Со всеми перезнакомился, очень много снимал. И понял – мне нравится эта среда, приятна эта атмосфера. Вернулся в Тбилиси и думаю, комсомол, оказывается, интересные дела делает. И стал работать внештатником в горкоме комсомола. Меня назначили председателем лекторской группы. Я должен был организовывать проведение лекций в различных организациях. А потом понял, что эти лекции ни лектору не нужны, ни публике. Тем более на общественных началах. Я стал секретарем комитета комсомола консерватории. Там было интересно. На очередной сбор в Бакуриани от консерватории были приглашены Сулхан Цинцадзе, Гулбат Торадзе, Евгений Мачавариани… Мы потрясающий День музыки провели в Бакуриани! Недавно дирижер Вахтанг Мачавариани, в то время он был студентом консерватории, написал, что «если бы не Демико, первого джазового концерта в Тбилиси не было бы». Это произошло в 1969 году. Но я допустил огромную ошибку – вывесил на улице афишу. И пошла волна! Все звонили в консерваторию и просили билеты! Даже завотделом ЦК позвонил. В общем, собралось такое количество зрителей, что они не только в Малом зале, но и в Большом бы не поместились. Концерт был сорван. А я сказал: «Этот концерт я все равно проведу». И через две недели мы провели концерт в Большом зале. Но того эффекта, который, я уверен, был бы в Малом зале, не было. Но все были довольны. В консерватории я проработал полтора года, потом меня назначили инструктором в ЦК комсомола. Там я проработал лет пять, а затем, в течение 30-ти лет, работал в системе Министерства образования.
– Кого вы считаете своими главными учителями?
– То, что для меня сделал Дмитрий Тухарели, не сделал никто. Он, правда, лекций мне не читал, но был настоящим учителем. Многие лекторы мне хорошо запомнились. Их имена я уже назвал. А своим главным учителем считаю улицу. Именно улица научила меня не совершать ошибок, не сплетничать, уметь молчать…
– А как вы стали футбольным летописцем? Как появилась первая книга?
– Надо начать с 1964 года, когда тбилисские динамовцы отправились в Ташкент, чтобы сыграть с московским «Торпедо». По итогам турнира у команд оказалось по 46 очков, и был назначен дополнительный матч. Москва предлагала играть в Ленинграде, Грузия – в Кутаиси. В итоге выбрали Ташкент. Мне 20 лет. Конечно, я решаю лететь на матч. Кто бы меня остановил? Ведь для нашей команды это был первый шанс стать чемпионами СССР. А денег нет. Лектор по логике влепил мне «тройку», и я остался без стипендии. И тогда мои сокурсники скинулись, собрали мне деньги на дорогу, и я улетел в Ташкент. 18 ноября состоялся матч. Наши, конечно, победили – 4:1 и впервые стали чемпионами страны. Вернувшись, я первым делом вернул друзьям долг. А вскоре стал внештатным корреспондентом газеты «Лело». Первым моим материалом как раз и стал репортаж о матче в Ташкенте. А первую книжку я написал о финальном матче розыгрыша Кубка обладателей кубков между командами «Динамо» и «Карл Цейсс» 13 мая 1981 года в Дюссельдорфе. Мы выиграли со счетом 2:1.
– Как вы попали в Дюссельдорф?
– Как и все 60 человек группы – по блату. Перед поездкой я отправился на «Грузия-фильм», и мне там дали целую коробку пленки А-2. В профессиональной фотографии часто использовался черно-белый кинонегатив. Особой популярностью пользовалась как раз кинопленка А-2. Целую неделю я нарезал из нее пленки для фотоаппарата. Сто пленок сделал! Прилетели в Дюссельдорф. В день матча всех пригласили на экскурсию, но мы отказались – мелькнула глупая мысль: «А вдруг автобус испортится, и мы опоздаем на игру?» Как будто мы были в Тбилиси, а не в ФРГ, и нам предстояло ехать на каком-нибудь старом «пазике»! Начали собираться на стадион. В моем номере лежали сто пленок, а я взял с собой только три штуки. 97 пленок оставил в гостинице. Ну почему я так сделал?! Простить себе не могу! Перед матчем пошел прогуляться вокруг стадиона. Тут подъехал автобус с нашими футболистами, и я вместе с ними вошел на стадион. На меня повесили белый жетон. Я хожу свободно, снимаю. Начинается матч, а меня на поле не пускают – нет, мол, здесь нужен другой пропуск. На свое место на восточной трибуне нет смысла идти – пока дойду, половина игры пройдет. Стою, не знаю что делать... Вдруг подходит какой-то мужчина. По разговору понимаю, что поляк. Слово за слово, он что-то говорит охраннику, надевают на меня накидку с надписью TV и выпускают на поле. Я бегу и становлюсь за воротами немцев. Снимаю, снимаю… Вижу – пленка кончается. Можете представить, что со мной происходило? Меня и сейчас трясет, когда вспоминаю. Что мне помешало бросить в сумку 10 пленок? Не понимаю! А награждение? А раздевалка после игры? Радость, ликование, смех! Я сделал два кадра, и все – пленка закончилась. Там, кроме футболистов, никого не было – только я. Представляете, какие могли быть снимки? А пленки лежали в гостинице… 40 лет прошло, а как вспомню – плохо становится.
– Но вы все-таки сделали уникальные снимки! Зачем жалеть?
– Ну, что теперь говорить… Вернулся я в Тбилиси. Пошел в лабораторию ГПИ – молодой парень, проявивший пленки, обалдел. Говорит – да на этих снимках деньги можно делать! Я только рукой махнул – ты снимки мне напечатай, а себе можешь напечатать сколько хочешь. Он напечатал, и я дарил эти фотографии направо и налево. И тут эти пленки попали к Бондо Дадвадзе – был такой фоторепортер, в Совмине работал. Он их посмотрел и говорит – слушай, на этих пленках деньги можно сделать, отдай их в Музей дружбы народов, там хорошо заплатят! Что такое, думаю, сговорились они, что ли, или издеваются? Подумал-подумал и вместе с другом Гелой Гобеджишвили пошел к Отару Эгадзе в редакцию «Сабчота хеловнеба» («Советское искусство»). И в результате вышла небольшая брошюра – с моими фотографиями и вступительным текстом. Это и была моя самая первая книга. Многие потом говорили, что узнали обо мне благодаря именно этой книжке. Не поймите неправильно, но мне понравилось, как недавно выразился Гриша Ониани: «В лицо Демико не знают, а имя и фамилию знают все». Ну, что тут скажешь… Тема такая – футбол всех интересует и всех объединяет.
– Есть среди ваших книг любимые?
– Есть. Это книга «Футболист мечты» о Славе Метревели, моя единственная книга на русском языке. Я люблю ее потому, что она посвящена не только великому футболисту, но и великому человеку. И очень благодарен за ее издание Николаю Свентицкому.
– 3 апреля вам, верится с трудом, исполнилось 77 лет. Совсем скоро выйдет в свет ваша 77-я книга. И в это тоже трудно поверить!
– Но это именно так. 75-я книга вышла в феврале, 76-я – сейчас, в апреле, а на презентацию 77-й я приглашу вас 13 мая, в день победы тбилисского «Динамо» в розыгрыше Кубка обладателей кубков. За помощь в подготовке книг хочу особо поблагодарить Каху Бахтадзе – замечательного специалиста и прекрасного певца.
– Батоно Демико, а как вы начали рисовать?
– 2010 год для меня выдался очень тяжелым – я перенес операцию, лежал в больнице… В один прекрасный день прихожу в мастерскую к Залико Сулакаури, моему другу, замечательному художнику, который по моей просьбе рисовал отличные шаржи на футболистов. Залико был занят, писал. Ну, я сижу, жду. И от нечего делать попросил у него картон, гуашь (а я прежде никогда кисть в руках не держал) и стал рисовать. Он закончил свой рисунок, я – свой. Залико посмотрел, удивился и сказал – приходи завтра, будем заниматься. Я пришел, нарисовал пару рисунков. «Больше не приходи, – резюмировал Залико. – Возьми каталог Ван Гога и рассматривай. Все». Через два месяца я показал свои картины другим художникам. Оказалось, у меня врожденное чувство цвета и сочетания цветов. К концу года меня приняли в Союз художников Грузии. Ровно полтора года я писал без остановки. Засыпал с мыслью о том, чтобы поскорее взошло солнце, и я сел бы рисовать. Я даже отложил в сторону книгу, над которой работал в то время. Волна пошла! Да, футбол – это моя жизнь. Ничего лучшего для меня на свете не существует. Но я полтора года только рисовал, полтора года не мог закончить очередную книгу о футболе… Единственные книги, которые я открывал в это время, – были альбомы живописи и каталоги художественных аукционов.
– А сейчас пишете?
– Нет, слишком занят. Воодушевление от первого опыта прошло…
– Вашему браку почти 45 лет. В чем секрет семейного долголетия?
– Моя жена, Лариса, родом из Батуми. Училась в Москве, в Плехановском, затем перевелась в Тбилисскую Академию художеств, специалист по моделированию одежды. Она чудесно рисует. Для Ларисы на первом месте всегда была семья. Всю жизнь она занималась детьми, а сейчас – внуками. Ее счастье в том, чтобы думать не о себе, а о семье. Вот и весь секрет. К тому же меня – с моим характером и привычками – мало кто смог бы вытерпеть. Она – смогла. И я ей очень благодарен. Наши дети – выпускники Политехнического института. Старший сын и дочь уже обзавелись семьями, младший – пока холост. У нас двое внуков и три внучки.
– Что ж, излишне задавать вопрос, что вас больше всего радует. А что огорчает?
– Меня огорчают палатки, которые появились перед Домом правительства. А радует доброта. Расскажу вам одну историю. В 1966 году на летних каникулах меня включили в группу студентов, которая ехала в Венгрию. Но оказалось, что мои друзья летят в Прагу. Конечно, я отказался от поездки в Венгрию и записался в пражскую группу. А незадолго до вылета друзья сообщают, что меня в списках нет. Видно, кого-то блатного взяли, а меня выкинули. В общем, я и в Венгрию не попал, и с Чехословакией пролетел. Стою у входа в университет, совершенно убитый. Смотрю – идет ректор Илья Векуа. Не знаю, как решился, но подошел и обо всем ему рассказал. На следующий же день вопрос был решен. Никогда этого не забуду. Многое можно о нем рассказать. Честнейший был человек. Потому и глядит на нас с Мтацминда. Добро забывать нельзя. Недавно был такой случай. Иду я по Руставели, и вдруг ко мне кидается женщина: «Батоно Демико, еще раз огромное вам спасибо! Вы такое доброе дело для нас сделали! У нас внук родился, мы его назвали Демико!» Я не смог вспомнить, чем помог этой женщине. Но, знаете, был счастлив.
Нина ЗАРДАЛИШВИЛИ
|
