Дима Амбросов родился в Тбилиси в 1989 году в актерской семье Михаила Амбросова и Светланы Конюшенко. После окончания школы поступил в Тбилисский университет на юридический факультет и Афинский на филологический факультет. Уехал учиться в Афины. Там же работал  в грузинском посольстве помощником   военного атташе Николоза Джанджгава. После окончания филологического факультета поступил на юридический, параллельно создавал персонажи для компьютерных игр, которые до сих пор «гуляют в интернете». В данный момент с семьей живет на Кипре, воспитывает сына.

Здравствуй, читатель. Как ты? Надеюсь, хорошо, раз ты нашел время на чтение. А если ты читаешь – значит, готов к внутреннему разговору со мной и с самим собой. Отлично! За мной, мой друг, я, как всегда, поведу тебя и покажу кое-что весьма и весьма интересное. Сегодня это не кое-что, а, скорее даже кое-кто. Нет, мы не будем его тревожить и требовать знакомства, этому созданию сейчас совершенно не до нас, он занят. Нет, это не совсем человек. Он был им когда-то, не одно десятилетие назад. Сейчас же в нем от человека осталось лишь самое главное – стремление жить. Я боюсь даже представить, в каком состоянии находится его тело, не подпитываемое абсолютно ничем, кроме его внутренней мощи, на протяжении десятилетий, если не сотен лет. Путь нам предстоит неблизкий, но книга тем и хороша, она в мгновение ока может погрузить тебя на дно океана и через минуту со скоростью нескольких строк вознести к звездному одеялу. Сегодня, конечно, мы не отправимся к небесным широтам. Мы опустимся на дно океана. Нет, конечно, я не шучу. Именно на дно океана. При помощи одной только книги. Чудеса, ничего не скажешь. Нет, акваланг ни мне, ни тебе не понадобится, прочие дыхательные приспособления тоже. Совсем здорово. Вперед, мой друг, точнее – вниз! Вниз! К землям, живущим по своим законам, к холодным владениям, никогда не ощущавшим живительного тепла солнечного света!
Описывать окружающую обстановку нет абсолютно никакого смысла, мы находимся в кромешной темноте. Лишь чувствуем под ногами песок, спрессованный чудовищной силой толщи воды, да и ладно. Да еще эта чудовищная, гнетущая душу и тело тяжесть. И голова кружится. Источников света мы с собой тоже брать не будем, чтобы не тревожить понапрасну того, к кому собираемся наведаться в гости, мы здесь не для этого. Тот, кто здесь обитает – слишком привык к немыслимому холоду, к отсутствию свежего воздуха, которым мы дышим и в то же время так глупо забываем, как же это великолепно – дышать. Мы слишком привыкли к свежим глоткам жизни, нам его не понять. А мы с тобой, читатель, – лишь наблюдаем, но ни в коем случае не вмешиваемся в его жизнь, запомни… Гул в ушах? Еще бы, здесь, на такой глубине – дом океана. И он разговаривает со своими обитателями открыто, никого не таясь. Даже там, наверху, он зачастую показывает, кто в доме хозяин, круша и переворачивая утлые суденышки тех, кто называет себя хозяевами планеты. Но мы же не опустились сюда, чтобы разглагольствовать о силе и бессилии, не так ведь? Мы хотим лишь посмотреть… Да где же он?.. Вон, смотри, ты увидел, как вдалеке что-то блеснуло? Это его фонарь! Пойдем! Я понимаю, что эта задача не из самых легких, идти практически невозможно на такой глубине, но мы должны. Он ведь может, а на нас нет ни окованных свинцом ботинок, как у него, ни насквозь проржавевшего шара старинного акваланга, нет даже безвольно свисающего обрывка кислородной трубки. Но мы все же пойдем к этой мерцающей, далекой, но все же режущей глаза искре. Она то гаснет, то вновь вспыхивает таинственным огоньком. Ближе. Еще ближе. Обогнув мрачную базальтовую глыбу, испещренную морщинами, оставленными острейшим резцом времени, давай укроемся в этой расселине, нас видно не будет, в то время как мы – увидим все-все! Видишь фонарь, стоящий прямо на песке, раскидывающий причудливые сполохи света вокруг? А за ним видишь абрис повернутого к нам спиной человека? Нет, я не имею никакого понятия, по какой причине его еще не размазало по дну титаническое давление воды. Не знаю. Подойдя, вернее сказать – переместившись еще чуть ближе и укрывшись для надежности за огромным валуном, мы увидим еще кое-что. Пристальнее. Еще. Даже не так. Шире. Смотри шире. Видишь неясный силуэт вдали чего-то поистине астрономических размеров? Да, именно это размытое темное пятно. Мы ознакомимся с ним поближе, лишь только наш новый знакомый отойдет подальше, как я уже говорил, понапрасну его тревожить не стоит. Он сейчас подойдет поближе к фонарю, и мы сможем без труда его разглядеть. Действительно, подходит. Посмотри на него. Настоящий морской титан. Именно таким должен быть морской титан – в глубоководном скафандре, с тяжеленными свинцовыми ботинками и круглым шлемом, покрытом космами водорослей, мерно колышущихся даже тут, под таким огромным слоем воды. Матово поблескивают иллюминаторы. Лица за ними не видно, но это не страшно. Не хотел бы я, знаешь ли, заглянуть в один из этих иллюминаторов. А вдруг за ними никого нет, кроме зияющей пустоты? Или жуткого оскала черепа? А может быть, шлем скрывает волевое лицо мужчины? Не знаю, и пусть это останется загадкой. Тайна должна оставаться тайной, в противном случае она уже называется совершенно по-другому. Мы совершенно по-человечески переключимся на личность, а этого произойти не должно. Тот, кого мы сейчас видим, должен нам запомниться именно таким, морским титаном в глубоководном костюме, выдержавшем испытание временем, солью и жутким, пронизывающим холодом. Почему он не снимет этот костюм, раз в нем нет никакой надобности? Не знаю. Может быть, по той же причине, что мы не заглядываем в его иллюминатор, может быть, по совершенно другой. А может быть, он теперь считает тяжелый, сковывающий движения костюм своим телом? Сколько лет прошло с последнего момента, как он не без посторонней помощи стаскивал с себя жуткую тяжесть металлического шлема и не откидывал рукой мокрую от пота прядь волос? Мой друг, я не знаю ответа на эти вопросы, такие крохотные, но такие важные… Что у него за спиной? Огромный якорь. Когда-то этот якорь врезался в плоть дна какого-нибудь моря и удерживал своей силой целый корабль. Он вправе собой гордиться, посмотри, какой он внушительный, осознающий свою важность и цену инструмент. Теперь же у него другое предназначение. Он вновь служит инструментом, но теперь уже совершенно иным способом. Им раскалываются огромные куски базальта, рассекаются заросли кораллов, он – крюк-кошка, позволяющий своему хозяину карабкаться на отвесные скалы. Даже от акул и других морских обитателей поможет защититься при некоей сноровке. Сразу скажу, что использовать таким образом этот якорь Титану ни разу не пришлось. Океан признал его за своего, а значит – и все морские жители. Да и кисловатый металлический вкус мало кому нравится, разве что маленьким детям, так и норовящим попробовать все подряд. Я помню, как, будучи совсем малышом, любил жевать бумагу… Видишь, какая ирония… Однако, я отвлекаюсь. Не для того мы опустились на самое дно океана, под такую толщу воды, чтобы вспоминать о своих детских привычках. Давай лучше понаблюдаем за ним, за Ним. Он двигается очень медленно, неторопливо. Может быть, сказывается чудовищный гнет воды, при обычных обстоятельствах расплющивший бы его в медную монетку, а может быть ему некуда торопиться. Вот он аккуратно, бережно кладет свой гигантский якорь на песок, взметнув целую пустынную бурю, а сам взваливает на плечо невесть откуда взявшуюся гигантских размеров… сумку? Короб? Резервуар? Нечто, скорее похожее на искусно разрисованный многочисленными заклепками и заплатками, весь покрытый конгломератом морских уточек мешок. Неторопливо поправляет лямки своего самодельного рюкзака. Затем так же медленно нагибается, так же бережно касается пальцами в огромных защитных перчатках своего бессменного спутника-якоря, который знает великое множество всяческих подводных историй, без особого труда взваливает его на плечо и, наконец, вновь опускается, берет фонарь и так же медленно, неторопливо, начинает шагать. Пройдя пару шагов, он вдруг разворачивается. Рука с фонарем медленно-медленно поднимается. Матовый иллюминатор становится ярко-светящимся круглым куском золота, подобно старинной монете, на которой старый мастер дрожащими руками долотом набил надчеканы в виде черных полос решеток…  Нет, не заметил. Фонарь вновь опускается, безропотно следующий его руке. Вновь Титан медленно разворачивается, перекидывает поудобнее свой якорь и… уходит, подмигивая нам кругом света, отбрасывающем причудливые, ни на что не похожие тени. Смотри, как далеко он уже ушел, превратившись в крохотную, мерцающую точку! Погасла… Вновь появилась… И вновь погасла, оставив нас наедине с чернильной темнотой… У нас не так много времени на осмотр этого поистине удивительного места, пока его хозяин отсутствует! Он уже успел уйти далеко-далеко, и сейчас, наверное, уже идет по так знакомому ему коридору, некогда бывшему коралловой чащей, довольно близко познакомившейся с его якорем. Подойди поближе! Стой! Стой! Неужели твой живот не сжался от тревожного ощущения чего-то бездонного рядом? Дай мне минуту, я первый спущусь туда, в мрачное глубинное чрево. Где-то здесь должны быть ступени… Но я не хочу, чтобы ты опускался, по совершенно другой причине. Постой тут… И я бы посоветовал зажмуриться, шкипер.
Беззвучно скрипит проворачиваемый рычаг. И бездна, такая мрачная, такая страшная, таящая в себе нечто, наполняется светом. Столб света, вырвавшийся с ее дна, разорвал вовсе не чернильную, а тонкую, эфемерную темноту. Как пройдет резь в глазах, подойди к самому ее краю и загляни вниз.
Да. Десятки, сотни затонувших кораблей, покрытых ржавчиной, испещренных многочисленными пробоинами, сотни морских исполинов, выложенных в форме невообразимых размеров кольца. Даже сейчас, находясь в столь жалком состоянии, они, кажется, еще не потеряли надежд вновь почувствовать на себе тепло солнечного света и дуновение морских ветров. Посмотри, как стойко, гордо держатся накренившиеся вкривь и вкось мачты. Разбитые носы, так похожие на человеческие, кажется, шепчут: «Ничего, мы еще заживем»… А, может быть, не в этом заключается предмет их гордости? Совсем не в этом? Как думаешь, читатель? Посмотри, как много огней! Как много света! Ты представляешь себе, какие невообразимые, удивительные, головокружительные тени отбрасывают эти корабли по изрезанным тем же резцом времени стенам Бездны? Тысячи, тысячи тысяч светящихся разноцветных точек освещают этот мертвый круг. Зеленые и красные бортовые огни, медленно вращающиеся тревожные рубиновые огни, топовые, круговые, кормовые… Настоящий огненный рой! А представь, сколько сил и времени потратил тот, кто сейчас далеко-далеко неподвижно стоит и разглядывает одну из базальтовых скал, чтобы запустить генераторы, провести провода, чтобы починить, чтобы залатать, чтобы вдохнуть остатки жизни в эти суда? И ты даже не представляешь, что тебя ожидает впереди. Прыгай, просто прыгай сюда вниз, не разобьешься!  Медленно опускайся и постарайся запечатлеть в своей памяти все, что увидишь, каждую сломанную мачту, каждый изорванный парус, каждую разбитую радарную сеть этого поистине удивительного обиталища, сложенного, подобно дому из кирпичей - из галер и авианосцев, подводных лодок и легких фрегатов, из некогда грозных кораблей корсаров и маленьких рыбацких суденышек. Какие мы все-таки мизерные, маленькие, и в то же время большие… Посмотри, во что превратили руки человека затонувшие, погибшие суда… Да не падай ты. Голова кружится? Присядь, потому что сейчас мы войдем внутрь… Давай помогу встать. Ну что, войдем в эту морскую обитель и посмотрим, какие в ней хранятся сокровища, что же здесь собирает наш знакомец? Может быть, подобно капитану Немо, он собирает знания? Или золото и самоцветы, непосильными силами добытые из недр земли и подаренные океану людьми?..
Вновь беззвучно поворачивается рычаг. С глубинным скрежетом, более напоминающим рык какого-нибудь подводного монстра, раздвигаются широкие ржавые створки, очевидно, некогда представлявшие собой левый и правый борт какого-то суда. Представь, как много времени и поистине нечеловеческих сил нужно было, чтобы выстроить все это? Но что такое время, когда у тебя в запасе вечность, да? И что такое силы, когда ты живешь чем-то совершенно иным… Взгляни на этих осыпающихся колоссов… Высящиеся остовы нагроможденных друг на друга морских судов, кажется, смотрят на нас, таких маленьких, зияющими пробоинами и иллюминаторами… Они, конечно, знают нам цену.
Мы входим в эту подводную крепость, полностью сложенную из суден, перетянутых шкотами, безвольно повисшими и натянутыми до предела, из кусков мачт, из остатков рыболовецких сетей, из водорослей, радарных рубок, цепей, искореженных кусков металла, некогда бывших чем-то рукотворным, но вскоре подаренным человеком на перековку океану… Огромный, широчайший круг, вверенный истлевшей, но все еще грозной охране… Посреди круга, смахивающего на бойцовскую арену Колизея, стоит наполовину вкопанный в грунт потрепанный временем и людьми парусный бриг, к которому ведет узенькая, извилистая, выложенная из камней дорожка. По обе ее стороны из земли проступают какие-то странные темные наросты, при ближайшем рассмотрении подтверждающие, что являются кое-как ограненными кусками базальта. На каждом камне стоит по какому-то маленькому то ли цилиндру, то ли конусу… Это что… кладбище? Кто? Кто все эти люди?! И люди ли?! Свет, источаемый тысячами тысяч разноцветных ламп, поможет нам в нелегком деле – читать выцарапанные якорем строки на ограненных тем же якорем глыбах.
«Хосе Мария де Фернандес, «Калькутта», обрел покой 24 июля».
«Димитрий Алквиадис, «Каламари» обрел покой 21 сентября».
«Ольга Третьякова и сын Николай, «Святой Георгий», обрели покой 17 мая».
Люди… Сотни имен. Сотни тех, кто ушел в море, но не вернулся на землю.
«Корсар, «Морской Черт», обрел покой 8 февраля».
Подле этой могилы неизвестного пирата лежит рваная-рваная косынка, на ней, как на бархатной подушке – украшенный царапинами кремневый пистоль. Рядом примостилось два брата – два свинцовых шарика.
«Джереми Фишер, «Калькутта», обрел покой 3 марта»
На надгробии лежит маленький, покрытый маленькими блестящими кристалликами соли медальон. Ну, конечно же внутри будет ее фотография, без сомнений.
«Яннис Петрис, рыбацкое судно, обрел покой 3 ноября».
Выцветший поплавок и маленькая бутылочка со стертой этикеткой.
«Мальчик, берег Маркелы, обрел покой 8 апреля».
Рядом еще одна крохотная могилка и потрепанный собачий ошейник.
Понял, мой друг, что стало со всеми этими людьми? Океан приютил их, накрыл одеялом, а тот, кто уже возвращается (даже не спрашивай, что помогает ему ходить так быстро, будучи медленным и неповоротливым, я не знаю), то и дело поправляя заметно потяжелевший мешок, позаботился о том, чтобы ни один, ни один не остался без покоя. Никто не исчез, они все здесь, на этом кладбище кораблей и людей. Они вверены надежным рукам, которые могут якорем раскалывать огромные куски базальта, могут превратить тот же якорь в крюк-кошку, позволяя своему хозяину карабкаться на отвесные скалы, могут рассекать заросли кораллов, тащить за собой по океанскому дну корабли и подводные лодки, некогда проглоченные морской пучиной… Пойдем по дороге, друг, пойдем заберемся на этот бриг, словно памятник стоящий в центре этой цитадели жизни и смерти. Взгляни-ка поближе на эти два куска базальта, уютно устроившиеся совсем рядом. Два камня, один побольше, другой поменьше. Не стоит читать, что там написано, не наклоняйся к ним, я очень тебя прошу. Ты ведь  только тем фактом, что увидел их и все понял, отдал дань живой легенде. Я тоже, когда побывал здесь впервые, заметил, что на двух этих могилах нет никаких памятных предметов. Я думаю, я даже знаю, почему…  Давай лучше, пошли, пошли вперед! Поднимайся по лестнице… Вот так… А теперь давай зайдем в капитанскую рубку. Вниз, в трюмы мы с тобой не спустимся, там лежат аккуратные ряды документов, засоленные океаном и перевязанные бечевками, лежат еще кое-какие вещи, но нам туда не надо, мы сюда пришли не за этим. Входи сюда. И не ударь голову, здесь дверной косяк очень низкий. Здесь, с капитанской рубки, мы с тобой отлично все увидим, она, увитая водорослями, но все еще потрясающе сохранившаяся, сейчас даст тебе ответ, почему это место – цитадель не только смерти, но и жизни. Видишь эти три рычага? Для начала опусти вот этот, левый. Чем больше он опускается, тем темнее становится, медленно гаснет, словно остывая, хор мириадов огней. Давай, жми до упора. Уф, даже глаза болят от этих световых перепадов… Теперь, когда мы погрузились в кромешную темноту, нашарь второй рычаг как-нибудь, и начни поднимать его вверх. Ну как?..
Каждый цилиндр, установленный на каждой могиле и являющийся ничем иным, как корабельной лампой, начинает неясно светиться. Вновь мерцающий рой, но уже не хаотический, а ровными рядами тянущийся во все стороны, начинает ясно блестеть под чернильным одеялом… Выйди на мостик. Посмотри на картину, открывшуюся тебе… Настоящее поле светлячков. В то время как живые ставят наверху свечи и просят свет о своих близких, то же самое происходит и здесь, внизу, в кромешной, но уже переставшей казаться враждебной, неясной тьме...
А теперь пора уходить. Выключаем свет полностью и пора собираться, пора возвращаться, мой друг, в мир суши и солнца. Что? Это же штурвал, как можно не знать, с его помощью управляют кораблем! А это рупор – отдавать приказы команде… Эти рычаги вмонтировал уже сам Титан, они включают свет на могилах, в самой цитадели, а этот, третий – на самом бриге… Наверное, когда-то, еще будучи человеком, Титан ходил под его парусами. Я не знаю, как он называется, я же все-таки не колдун – все-все знать… Позволь-ка… Ладно, ничего… Ну что ж, нам все-таки пора уходить, наше время истекает. Попрощайся с этим местом и с его создателем, безымянном герое с огромным якорем. Мы уходим, унося частичку этого чудесного, поистине чудесного места в себе, там, где сейчас у нас с тобой все сжимается, освобождая немного пространства для этой самой частички…

P.S.
Впервые за много-много лет Титан очень удивился, медленно, грузно опускаясь по ступеням в Бездну. Не часто он включал огни своего корабля, и уж точно никогда не забывал их погасить перед уходом. И еще дольше он задумчиво стоял, держа в широкой ладони защитной перчатки маленькую конфету в радужной обертке. Знаете, такие конфеты каким-то таинственным образом часто оказываются у нас, читателей, в карманах, чтобы быть безнаказанно съеденными чуть позже. Постоял, положил ее обратно туда, где нашел, и, бережно опустив свой заплечный мешок, раскрыл его.

Всем, не вернувшимся из моря, посвящается.