Девятого июня исполнилось 23 года, как умер гениальный артист Евгений Лебедев. Осталась память. Лишь зыбкая память. И она подводит, потому что артиста надо видеть на сцене! Это, по словам самого Лебедева, – ПАМЯТЬ ТЕХ, КТО ВИДЕЛ ТЕБЯ.
Нам трудно представить Евгения Лебедева молодым человеком. Мы узнали его уже зрелым мастером. Да и само время еще не убежало от нас слишком далеко. Благодаря техническим средствам мы услышали голос артиста, увидели его пластику, манеру игры, глаза, движения. Мы знаем его Холстомера, Бессеменова, Артуро Уи… Но даже в ранней работе, сохранившей облик, как нам кажется, совсем молодого Евгения Лебедева, ему уже 38 лет – это Ромашов в фильме «Два капитана» (1955 г.)
В 1940 году, сразу после окончания училища Камерного театра (реорганизованного в Московское городское театральное училище), Евгений Лебедев приехал в Тбилисский Русский театр юного зрителя им. Л.М. Кагановича. Его «сговорил» старший товарищ – Гога Товстоногов по простой и, на первый взгляд, смешной причине: у молодого артиста не было зимнего пальто, а, по словам Гоги, в южном городе можно было спокойно без него обойтись. За плечами Лебедева осталась непростая, полная треволнений и скитаний, жизнь «поповского сынка».
В Тбилиси Евгений Лебедев приехал, когда ему было 23 года, а уехал из Тбилиси, когда ему было почти 32.
Русский ТЮЗ являлся в то время совершенно уникальным театром даже для такого театрального города, как Тбилиси. Это был первый в Закавказье театр для детей, созданный в 1927 году по инициативе Н.Я. Маршака (главного режиссера ТЮЗа вплоть до 1960 года) и К.Я. Шах-Азизова (знаменитого впоследствии директора Центрального Детского театра в Москве).
Мечта о создании театра для детей зародилась у Маршака в период, когда он руководил детским домом. Он являлся и одним из инициаторов создания первой в Союзе детской железной дороги, которая работала в знаменитом городском саду Муштаид. Николай Яковлевич был предан «идее детства». Имея некоторое внешнее сходство с известным детским поэтом и такое же отчество, он взял себе псевдонимом фамилию Маршак, что впоследствии породило некоторую путаницу исследователей и биографов, считающих их родными братьями. На самом деле настоящая фамилия Николая Яковлевича – Чечет; семья жила в отдельном домике во дворе католического костела на улице Калинина, и, вероятнее всего, кто-то из его предков был католическим священнослужителем.
Русский ТЮЗ, возглавляемый Маршаком, был подчинен общему пониманию высокой миссии – служению Детству. Свидетельством энтузиазма, которым был охвачен весь коллектив, может послужить такой случай. За афишами первого спектакля – «Гайавата» – отправился администратор М.Г. Барутчев. Он вернулся с афишами, но без зубов. Цена оказалась больше, чем рассчитывали, и Михаил Григорьевич, не раздумывая, расплатился своими золотыми зубами (впоследствии именно Барутчев дал путевку в «театральную» жизнь Р.М. Мерабову, который начинал при нем мальчиком-администратором; его дочь, Татьяна Барутчева-Мергелова, стала руководителем педагогической части ТЮЗа, а внук работает сегодня главным администратором в Театре музыки и песни Елены Камбуровой). Перед коллективом стояла задача приобщить детей к искусству, познакомить с произведениями русской и мировой драматургии, научить языку театра. Отношение к детям было любовное и очень серьезное. Юные зрители писали о своих впечатлениях от спектаклей в тюзовскую многотиражку «Дети Октября», позднее – «Вестник ТЮЗа». Работал «Актив школьников», в который стремились попасть, кажется, все школьники грузинской столицы. Педагогическая часть занималась с детьми читкой пьес и разбором спектаклей. В репертуаре стояли «Ромео и Джульетта», «Коварство и любовь», «Разбойники», «Бедность – не порок», «Поздняя любовь», «Сказки Пушкина», «Василиса Прекрасная», «Овод», «Дубровский»…
В пеструю, многокрасочную и богатую впечатлениями театральную жизнь Тбилиси Русский ТЮЗ вписывался абсолютно и органично.
Многие известные деятели отечественной культуры начинали свой творческий путь именно с Тбилисского Русского ТЮЗа.
Свой первый в жизни профессиональный спектакль «Предложение» Г.А. Товстоногов поставил именно здесь в 1933 году; совсем мальчиком он сыграл Балду в пушкинской сказке и в общей сложности проработал в Русском ТЮЗе до 1940-го года, где поставил большое количество спектаклей. В начале 70-х на встрече с представителями тбилисской театральной общественности Георгий Александрович Товстоногов сказал: «Мизансцинированию я научился у великого режиссера Маршака».
Кинодраматург и публицист Анатолий Гребнев еще школьником стал главным редактором многотиражки «Дети Октября», газеты, созданной в Русском ТЮЗе в 30-е годы…
В театре работал Энвер Бейбутов – старший брат знаменитого певца Рашида Бейбутова, многолетний главный режиссер Ростовского театра, а затем – русского драматического театра в Баку; работал молодой Рафик Экимян – будущий директор Московского драматического театра имени К.С. Станиславского и впоследствии многолетний директор Московского театра Ленком.
Юный Булат Окуджава начинал свою трудовую деятельность рабочим сцены в Русском ТЮЗе. Через много лет, уже известным поэтом, находясь в Днепропетровске, он с юмором рассказывал сотрудникам Московского областного ТЮЗа, который там гастролировал, о своей работе монтировщиком в Русском ТЮЗе: «Лебедев меня тогда на дух не замечал. Но зато потом, в своих мемуарах, он все-таки написал, что работал в тбилисском ТЮЗе, в котором рабочим сцены был я».
После выхода на экраны фильма «Дом, в котором я живу» зрителям с гордостью показывали место, которое по абонементу когда-то принадлежало мальчику Леве Кулиджанову, бывшему «активисту школьников при ТЮЗе».
Говорили, что и Марлен Хуциев был частым посетителем тюзовских спектаклей, и Евгений Примаков…
Начинающий артист Евгений Лебедев приехал, когда ТЮЗ был на взлете. Великолепные артисты составляли эту уникальную труппу: потрясающие актрисы-травести Ч. Кирова, М. Бубутеишвили и З. Лаврова; герои-любовники по амплуа, разные, каждый со своей особенностью и манерой, красавцы-мужчины Ю. Новиков, Г. Чодришвили, В. Урусов; комики, «злодеи», характерные, простаки – А. Юдин, К. Ефимов, Н. Глобенко, О. Орел; артисты на роли трогательного, слабого, забитого жизнью «маленького человека» – П. Нерясов, П. Штогрин, А. Барсанова; «светская львица» Т. Папиташвили; социальный герой – Л. Романов; наконец, А.Н. Энгельгардт – потомственный дворянин, из старинного знаменитого рода Энгельгардтов, один из которых был директором Царскосельского лицея, спасал А.С. Пушкина от ссылки и которому принадлежит крылатая фраза: «Не смерть страшна, а страшно бесчестие».
Во многих спектаклях партнершей Лебедева была Ольга Беленко, первая актриса театра, обладающая поразительной многогранностью сценического дарования («Бедность – не порок»: Митя и Любовь Гордеевна; «Свои люди – сочтемся»: Подхалюзин и Липочка; «Слуга двух господ»: Труфальдино и Смеральдина). Позднее ее звал к себе в Ленинград Г.А. Товстоногов. Лебедев поехал, а она отказалась. Невероятно скромная в жизни, скорее всего, испугалась.
Женой Евгения Лебедева стала актриса, красавица Катя Агаларова, которую все называли Малышкой. Наполовину азербайджанка, наполовину грузинка, с удлиненным разрезом глаз она была похожа на восточную миниатюру. При этом она еще и пела! Красивым теплым сопрано. Вначале молодая семья жила на тогдашней Татьяновской улице в комнате, которую им сдавала мама Гоги Товстоногова. Фактически это был просто замкнутый угловой «кусочек» длинного тбилисского балкона, который шел вдоль всего дома.
Позже Лебедев и Агаларова жили в тюзовском общежитии в трехэтажном здании бывшего склада декораций с комнатушками-пеналами по пять на этаже, с печным отоплением, общей кухней и туалетом. Дом «в стиле ранний Вайсерманс», шутили артисты, причудливо соединяя слово Ренессанс и фамилию директора театра Вайсермана. О, это знаменитое общежитие Русского ТЮЗа во дворе Дома железнодорожников на проспекте Плеханова N127! На третий этаж, где жили первые актеры труппы (Урусов, Беленко, Лебедев с Агаларовой, Энгельгардт), вела пристроенная снаружи гремящая металлическая лестница; ступеньки были с дырками в виде кружочков и линий, перила слегка поддерживались редкими металлическими подпорками. Лестница была вся какая-то прозрачная, почти воздушная. Она возвышалась и над Домом железнодорожников, и над Плехановским проспектом с его платанами в три обхвата и казалась лестницей в небо.
Очень скоро Евгений Лебедев стал одним из ведущих актеров театра. Он сыграл Митю в пьесе «Бедность не порок», Подхалюзина в пьесе «Свои люди – сочтемся», Бабу-Ягу в «Василисе Прекрасной», Труфальдино в «Слуге двух господ», Павку Корчагина в спектакле «Как закалялась сталь», Сережу Тюленина в «Молодой гвардии» и молодого Сталина в спектакле «Побег» (позже, в 1949 году, в первом спектакле Г.А. Товстоногова в ленинградском Ленкоме «Из искры…» за исполнение роли Сталина Е.Лебедев получит Сталинскую премию I степени).
Во время войны и в первые послевоенные годы бригада тюзовцев много ездила по госпиталям с концертами. С участием Лебедева были сцена с Липочкой из «Своих людей...» и мимическая сценка «Рыболов».
Похоже, что именно здесь, в Русском ТЮЗе, сформировалась особая актерская индивидуальность Лебедева, и были намечены основные темы его творчества. Представляется, что в актерской природе Лебедева была заложена некоторая физиологичность исполнения: он играл как бы чуть-чуть «над реализмом»; можно использовать и общепринятую формулировку – сюрреализм, как ни покажется неожиданным этот термин применительно к игре драматического актера. В эти первые девять лет работы в театре он проявил себя как характерный артист, склонный к эксцентрике, владеющий редким жанром гротескной игры в сочетании с тонким психологизмом. В нем непостижимым образом блистательно слились два направления русской театральной школы – школа представления, эксцентриада, яркая определенность формы и глубокое переживание, сердечный душевный надрыв, «жизнь человеческого духа», по определению К.С. Станиславского.
К сожалению, почти не осталось людей, которые видели этот ранний, самый ранний период актерского творчества Евгения Лебедева. Воспоминания обрывочны, не полны, но и по ним все-таки можно составить некоторое представление о том, как это было.
Мне рассказали о мизансценах в «Молодой гвардии», которые навсегда врезались в память одному «юному зрителю», видевшему спектакль более 60-ти лет назад. На авансцене Сережа Тюленин (Е. Лебедев) прикалывал на спину проходящему полицаю (Г. Барановский) листовку с текстом типа «Я – предатель» или что-то в этом роде. Делалось это очень ловко и неизменно срывало аплодисменты. Кончался спектакль очень выразительной «скульптурной» композицией – памятником героям. Это впечатляло: Любка Шевцова – О. Беленко, Олег Кошевой – В. Урусов, Иван Земнухов – М. Минеев, Ульяна Громова – Т. Щекин-Кротова, Сергей Тюленин – Е. Лебедев.
В спектакле «Слуга двух господ» была сцена, когда Труфальдино пытается заклеить чужое распечатанное письмо мякишем хлеба и непроизвольно проглатывает его, и не один раз! (Не следует забывать, что происходит это в самые голодные годы). Настоящий концертный номер, собиравший у верхнего окошка тюзовского закулисья, откуда актеры обычно наблюдали ход спектакля, толпу. Более поздний общеизвестный аналог – лебедевский шедевр в «Энергичных людях» В. Шукшина.
Бабу-Ягу Лебедева мне посчастливилось видеть несколько раз, правда, уже в поздние годы и только в концертном исполнении. На наших глазах Лебедев вдруг превращался в томную и кокетничающую старуху, которая время от времени вскидывала острые глазки, чтобы проверить, какое впечатление она произвела. Лебедев демонстрировал чудеса актерской техники и полного владения своим телом, лицом, каждой его мышцей: одна сторона дергалась, другая была спокойна; правый глаз плакал, левый смотрел весело; смена выражений происходила в секунды. Казалось, такого не бывает, просто не может быть, невозможно!
Иногда в статьях встречается ошибочное утверждение, что концертное исполнение Лебедевым роли Бабы-Яги ведет свое начало от Ведьмы в спектакле «Аленький цветочек» в Ленинградском театре имени Ленинского комсомола. Здесь мы снова встречаемся с тем, что актер Лебедев стал широко известен в более поздний период. На самом деле и Ведьма в «Аленьком цветочке», и знаменитый концертный номер восходят к спектаклю, который считался «золотым фондом» Русского ТЮЗа и шел многие годы, – «Василиса Прекрасная», поставленная А. Гинзбургом в 1941 году. По рассказам очевидцев, на сцене стояло огромное дерево, из дупла которого была выдвинута доска. По ней с диким визгом и громким гиканьем съезжала лебедевская Баба-Яга с длинным острым носом и живыми точками – глазками. Театральный костюм был скроен из множества лоскутов, по отдельности прикрепленных друг к другу. Эти подвижные шевелящиеся лохмотья создавали особый эффект. Казалось, что нет отдельно тела и отдельно одежды, а вот эта вся шевелящаяся материя, ветошь, которая зыбко поднималась и клочкообразно опадала, казалось, это и есть само тело этой сказочной страшной и веселой старухи.
В «Золотом ключике» Лебедев играл пуделя Артемона. Судя по тому, как еще три десятилетия спустя сами артисты вспоминали спектакль и пуделя Артемона, это была выдающаяся работа. Спектакль ставил сам Маршак. Как всегда, он вчувствовался в авторский мир писателя, проникся его мироощущением, его юмором, его особой стилистикой. Артисты рассказывали, что иногда создавалось впечатление, что он почти идентифицировал себя с автором, чуть ли не считал себя Алексеем Толстым. Работая с артистами, он часто говорил: «А вот мы с Алексеем Толстым думаем так…» И не всегда было понятно, шутит он или говорит всерьез.
Но так же ощущали себя и актеры, «вживаясь» в тех, кого играли. И, конечно, среди всех выделялся Лебедев, в котором острая эксцентрика, гротеск всегда соединялись с глубоким проникновением в сущность образа. Как-то на одной из репетиций он, уже совершенно ощущая себя пуделем Артемоном, подошел к столбику на сцене и по-собачьи поднял ногу. Рассказывали, что сам он даже и не сразу понял, почему раздался такой гомерический хохот всех, кто увидел эту сценку.
Как-то Евгений Лебедев привел на репетицию маленькую девушку в морской форме. Это была его сестра, которая приехала из госпиталя после тяжелой контузии, полученной во время боев за Керчь. Неожиданно в середине репетиции она вдруг вскочила и взволнованно прокричала примерно следующее: «Я не понимаю! Идет война! Может, именно сейчас кто-то гибнет, жизни не жалеет ради победы, а вы сказочками занимаетесь! Там пули свистят, а тут мой брат собаку изображает!»
На Лебедева это произвело огромное впечатление. Он ушел на фронт добровольцем и оказался в той части, которая дислоцировалась в Керчи. Директору К.Н. Вайсерману пришлось приложить много усилий, чтобы убедить военное начальство в том, что этот артист совершенно необходим ТЮЗу. Константин Николаевич лично поехал за Лебедевым и увез его из Керчи буквально накануне одного из самых страшных сражений, где погибли почти все. Вайсерман сделал «броню от фронта» еще нескольким талантливым артистам. Многие поколения юных зрителей навсегда запомнили этого замечательного человека. Когда заканчивался спектакль, и в последний раз задвигался золотисто-солнечный занавес, на сцену выходил директор К.Н. Вайсерман. Он, как дирижер, взмахивал рукой, из оркестровой ямы раздавался бодрый марш, и, начиная с первого ряда, цепочкой – один за другим – юные зрители покидали зал. Это торжественное «шествие» детей под музыку через весь зал позволяло избежать толкучки и суматохи в раздевалке («Театр начинается с вешалки»!) и придавало самому посещению театра вкус значительности и особой праздничности.
Война закончилась, Лебедев так сильно был увлечен работой в ТЮЗе, что, получив письмо от А.Я. Таирова с предложением работы в Камерном театре, просто не ответил на него.
Но вскоре он начал тосковать о России. «Меня не отпускали, – рассказывал Евгений Алексеевич. – Ждали, когда я успокоюсь, смирюсь, привыкну. А я не успокаивался, не смирялся, я тосковал, бунтовал, просил привезти земли русской… Мне ее привезли… в спичечной коробке… из Москвы… Я хранил ее у себя в гримерной». В 1949 году он все же вырвался в Москву и некоторое время работал в Театре Промкооперации.
В том же 1949 году, по приглашению Георгия Товстоногова, возглавившего Ленинградский театр имени Ленинского комсомола, Лебедев уехал в Ленинград. Вместе с Георгием Товстоноговым в Ленинград переехала и его сестра Натела. Она была на десять лет младше Евгения Лебедева, и если в Тбилиси молодой артист никакого внимания не обращал на школьницу, то сейчас он не мог не отметить ее стать и красоту. В 1950 году они поженились.
Всякий раз, бывая в Тбилиси, став знаменитым, всемирно известным артистом, Лебедев обязательно находил время встретиться с тюзовцами и, по рассказам участников этих встреч, они всегда были радостными, наполненными воспоминаниями и юмором. Веселый возглас при встрече: «Оля! Ты прекрасно выглядишь! Такая же! Ну ни капельки не изменилась!» Моментальная реплика в ответ: «Не хочешь ли ты сказать, что я так выглядела в мои 25 лет?!» И общий счастливый хохот.
Сердечность и душевная мягкость оставались главными чертами личности Евгения Алексеевича. В 1956 году в Ленинграде он очень тепло приветил мальчишку – бывшего соседа по тбилисскому актерскому общежитию, сына своих коллег О. Беленко и Ю. Новикова, оказавшегося далеко от дома, в период его учебы в Нахимовском училище.
Понимая мимолетность и незакрепленность профессии театрального актера, Евгений Лебедев задумывался о том, запомнят ли люди его творчество. Он писал: «Пересматриваешь старые фотографии, свидетели прожитых лет… Если бы не моя профессия, их могло бы и не быть. У артиста только и остается, что фотографии.
Да память! Память тех, кто видел тебя и запомнил…»


Лана ГАРОН