Волейболу 125 лет

Мы знаем, что футболу официально 157 лет, и его придумали в Англии оксфордские студенты вместе с работягами-металлургами. Правда, на самом деле схожая игра была и в Китае, и в Древнем Египте, и у римских легионеров под названием «гарпастум», и в средневековой Италии под названием «флорентийский кальчо». Мы знаем и про другие игры с мячом. Ведь они были у человечества всегда. Скажем, мушкетеры Дюма играли во что-то похожее на теннис. Нам известно также, что в баскетболе мяч сначала забрасывался в самую настоящую старую корзину без дна, а команде победителей вручали живую индейку. А когда же появилась самая демократичная игра с мячом, в которую играли не только на спортивной площадке, но и на улице, на полянке, на пляже или во дворе, просто протянув на двухметровой высоте веревку? Мы говорим о волейболе. Так вот, 9 февраля 1895 года и была изобретена эта великолепная игра, то есть 125 лет назад в городе Холиоке американского штата Массачусетс. Придумал ее конкретный человек – молодой учитель Уильям Морган. Он смешал правила нескольких игр, позаимствовал сетку от тенниса, только поднял ее на высоту 196 сантиметров. Сначала могли играть сколько угодно участников, столько, сколько разместятся на площадке. Нужно было просто перекидывать мяч на другую сторону. Но Морган решил игру усложнить. Он вместе с первыми игроками определился с количеством касаний мяча – не более трех, потом с числом игроков, и, наконец, с самым главным правилом – мяч нельзя брать в руки, а всегда держать на лету. Так игру и назвали – волейбол от «at the volley» (на лету) и «ball» (мяч). И теперь в него играют миллионы людей по всему миру.


Последнее фото

Мы привыкли, что облики многих великих людей прежних времен дошли до нас только в виде живописных работ. И до сих пор точно не известно, как выглядели титаны мировой культуры – Леонардо, Бах, Моцарт, Шекспир и Гете. Парадные или жанровые портреты не всегда точно их изображали. Мы до сих пор сетуем, что наш Пушкин не дожил нескольких лет до изобретения фотографии. А вот гениальный польский композитор Фредерик Шопен, представьте, дожил. Его убедили сфотографироваться друзья за несколько недель до его смерти. Уж неизвестно, какими аргументами они оперировали. Усталый, изможденный и совсем не старый человек стоит на улице у своего последнего места жительства в Париже на Вандомской площади, 12. И в его глазах читается многое – и прощание с жизнью, и досада на то, что успел не все. Он-то понимал, что смерть близка, что друзья хотят запечатлеть его прощальный образ. Шопен знал себе цену, как знали и все вокруг. Как говорил кто-то из знаменитых: «Шопен для поляков – то же, что и Моцарт для австрийцев». В конце февраля исполняется 210 лет со дня его рождения. Есть прекрасный повод послушать вальсы, мазурки и ноктюрны Шопена в исполнении, скажем, Беллы Давидович или Артура Рубинштейна.


Цыганский гений

Наш герой едва знал грамоту, ибо был манушем – французским цыганом с севера страны и в начальную школу не ходил. Он стал великим музыкантом, но при этом не знал нот. На его искалеченной руке действовали всего два пальца, но он остался в истории музыки феноменальным гитарным виртуозом. Еще он был мистиком, верил гаданиям и боялся привидений, но при этом был отважным и бесстрашным. Азартный игрок в карты и в рулетку, он никогда не проигрывал, потому что хорошо умел играть. А еще этот человек, родившийся в цыганской повозке и исколесивший в детстве весь юг Европы и Северную Африку, обладал манерами наследного принца, имел безупречный вкус и был настоящим джентльменом и верным другом. Он безумно любил кино и с шиком носил широкополые гангстерские шляпы, и у него была ручная обезьянка. Его звали Жан-Батист «Джанго» Рейнхардт, и нынешний февраль отмечен его столетием.
Он начинал свою музыкальную карьеру в юном возрасте, играя еще на банджо в кабачке «Rose Blanche» – «Белая роза», что на Порт-де-Клиньянкур, где сейчас конечная станция 4-й линии метро. Там, у старой таможни, на краю пустыря у известного на весь Париж блошиного рынка разбивали бивуаки цыганские таборы. Вместе со своим братом Жозефом, игравшем на скрипке, наш герой аккомпанировал популярному итальянскому аккордеонисту Витезе Гуэрино. «Белая роза» была настоящая гангет – полубандитская таверна, где можно было посидеть за луковым супом, устрицами, жареной картошкой и бокалом белого вина, а потом потанцевать под популярные песенки. Джанго быстро прославился как замечательный гитарист. Особенно людям нравились мелодии, которые он тут же сочинял на ходу. Но случилась беда – в их таборе произошел пожар. Одна цыганка делала целлулоидные цветы на продажу и опрокинула на их ворох свечу. Джанго бросился на помощь и получил жуткий ожог левой руки, от которого лечился в больнице почти полтора года. У него остались только два полноценных пальца. И за несколько месяцев Джанго научился ими управляться даже лучше, чем раньше. И снова продолжил выступать. Именно тогда, в начале тридцатых, Джанго и познакомился со своим верным партнером – скрипачом Стефаном Грапелли. Они создали ансамбль и перед войной стали невероятно популярны не только в Париже, но и по всей Европе. Даже с приходом немцев, которые не жаловали джазменов и отправляли в лагеря и газовые камеры цыган, Джанго никуда не уехал и не перестал играть в кабачках. Говорят, некоторые из фашистов, тайно любившие джаз, «прикрывали» его от гестапо. Когда же до него почти добрались их ищейки, Джанго ушел в скитания по Европе с выжившими цыганами и маленькими музыкальными группами. В конце войны он вновь вернулся в Париж, открыл свой клуб «Фургончик» и написал мессу для органа, хора и струнных инструментов «Реквием по цыганским братьям». К сожалению, ныне этот шедевр утрачен – не сохранилось нот, а только отдельные фрагменты. Джанго влился в ряды высшей лиги мировых джазменов и даже концертировал в США с ансамблем Дюка Эллингтона. Но наступили новые времена и новый стиль – бибоп. Эра свинга начала угасать, и слава Джанго меркнуть. Прожил этот гениальный музыкант немного, всего 43 года, и далеко не все из его наследия сохранилось. Но как же хороша его музыка!


Юбилей Бориса Пастернака

В эпоху повсеместного распространения интернета пересказывать биографии великих людей стало делом неблагодарным. Как говорят молодые люди: «Гугл вам в помощь». Мы не станем пересказывать события жизни гениального русского поэта ХХ века Бориса Леонидовича Пастернака. Скажем только, что ему на роду было написано стать незаурядным деятелем культуры, ведь появился он 130 лет назад в семье выдающегося художника – одного из немногих русских импрессионистов Леонида Пастернака, академика живописи. И в их доме бывали выдающиеся творцы того времени: Лев Толстой, Чехов, Нестеров, Левитан и Поленов, композитор Скрябин, ставший для мальчика кумиром и учителем. Ведь Борис сначала собирался в консерваторию, но семья и сам Скрябин его отговорили. Сохранились музыкальные сочинения будущего поэта, но они заметно юношеские и уж совсем ученические. Говорят, Скрябин сказал: стихи у тебя лучше. Это и предопределило будущее нашего поэтического гения. В историю русской литературы Борис Пастернак вошел как гениальный поэт, прозаик и переводчик, подаривший нам блестящие переводы трагедий Шекспира, драмы «Марии Стюарт» Шиллера и «Фауста» Гете. Прекрасные стихи грузинских поэтов благодаря ему стали известны российскому читателю. Рассказывать о его стихах не стоит, лучше их прочитать, как и его прекрасную прозу. И, конечно, сыгравший в его судьбе трагическую роль роман «Доктор Живаго», за который он был удостоен Нобелевской премии и подвергнут на родине страшной травле. Известный питерский артист Владимир Рецептер говорил о Пастернаке своему приятелю-футболисту «Зенита»: «Он для поэзии, как Пеле для футбола». Пастернак и человеком был достойным и, что нечасто встречается среди трепетных «служителей музы», бесстрашным. Он не боялся помогать репрессированным в страшные годы сталинского террора – заступался перед Сталиным за сына А. Ахматовой, посылал посылки дочери Марины Цветаевой, не забывал семьи своих грузинских друзей-поэтов, Тициана Табидзе и Паоло Яшвили. Последние годы своей жизни Борис Леонидович провел на даче в подмосковном Переделкине, там же умер, там и похоронен. Когда на его похоронах районное партийное руководство попыталось не допустить массовой процессии, а людей проводить Бориса Пастернака собралось около четырех тысяч, его жена, Зинаида Николаевна, жестко им ответила: «Стрелять не будут. Шествие состоит из рабочих и крестьян. Все его любили. Из-за этой любви никто не посмеет нарушить порядок». Своей второй родиной Пастернак считал Грузию, здесь жили его друзья, здесь он неоднократно бывал и здесь бережно хранят его память. Но не только для Грузии имя Пастернака знакомо и любимо. Однажды в Москву приехал известный и весьма экстравагантный кинорежиссер Квентин Тарантино. И, представьте, первое, что он сказал встречающим, спустившись с трапа самолета: «Отвезите меня на могилу Пастернака». И отвезли. Тарантино прислонился к памятнику поэта и под проливным дождем просидел долго-долго – оказывается, он с юности преклонялся перед Пастернаком и знал многие его стихи наизусть.