Культуролог, актер и режиссер Дмитрий Девдариани с 2002 года живет и работает в Лондоне. За это время он поставил свыше 50 спектаклей, среди которых первая театральная постановка «Соляриса» Станислава Лема на английском языке, «Антигона» Софокла, «Дядя Ваня» и «Антон Павлович шутит» (по одноактным пьесам А.П. Чехова), «Бегущая по волнам» и «Искатель приключений» А. Грина, последняя в переводе Девдариани на английский при поддержке Музея А. Грина в Феодосии, мюзиклы и многое другое. А началось все с постановки им пьесы Станислава Лема «Окно» силами молодежной труппы театра им. А. Грибоедова, созданной Л. Джаши в середине 90-х. В 2001 году в Театральном подвале на пр. Руставели с успехом прошла его пьеса о Ван Гоге «Ухо».
Д. Девдариани снимается в фильмах, играет на сцене, пишет стихи, рисует, преподает актерское мастерство в Академии «Музыка Нова». Из последних его наград можно назвать Приз за лучший театральный спектакль («Женитьба» Гоголя) фестиваля искусств «Центральная Азия», Лондон, март-апрель 2017 г., а также II место в контексте рисунка на фестивале «Звезды Альбиона» (февраль 2018 г.).
Публикуемые пьесы написаны автором в возрасте 22 лет.

ПОСЛЕ КАЗНИ
ЖАННЫ д’Арк

Действующие лица:
Монашка
Юноша
«Жанна д’арк»
Голос режиссера

Франция. Площадь, посреди которой горит огромный костер, поглотивший Жанну д’арк. Народ уже разошелся. Неподалеку от костра Монашка и Юноша.

Монашка: Вы влюблены в нее?
Юноша: Я любил ее всем сердцем!
Монашка: Я заметила вас в толпе, ваши глаза рассказали обо всем. Вы знали ее?
Юноша: Только издалека, сестра. Слышал о ее славных делах, знаю, как она говорила с инквизиторами... (Плачет).
Монашка (подходит ближе): Не плачьте, она была недосягаема для вас, и не только для вас. Она была святой!
Юноша (радостно): Вы верите в это?!
Монашка: О да! Она говорила со святыми, и слышала голоса ангелов. Она действовала только по их указаниям.
Юноша: Сестра!!
Монашка: Умоляю вас, тише! Нас могут услышать.
Юноша: Никого нет. Даже палачи оставили этот костер... Боже, бедняжка! (Снова слезы). Ее боль была невыносимой. Она так кричала! А жадный огонь...
Монашка: Огонь лишь слепая стихая. Она вознеслась.
Юноша (с надеждой): Вознеслась?
Монашка: Она теперь беседует с ангелами.
Юноша: Но только что она была земной, страдающей женщиной, ее можно было обнять! Под мужской одеждой скрывалась удивительная, неповторимая женщина, самая женственная из всех! (Делает шаг по направлению к костру).
Монашка (хватает его сзади за плечи): Не надо! Ее уже не вернуть, Жанна далеко от нас...
Юноша: Спасибо за то, что остались здесь со мной, сестра. Со мной и с Жанной Д’Арк.
Монашка: Ваши глаза рассказали о многом. Давайте молиться. Бог услышит нас! (Становится на колени).
Юноша (полушепотом): А что дальше?
Монашка (тоже тихо): Не помню.

Неожиданно из костра высовывается голова «Жанны».
«Жанна»: Сколько я могу здесь гореть и ждать, пока вы поймете, что несете отсебятину?! Эти красные ленты так и хлещут меня по лицу!
(Костер сразу же «опадает», это уже не пламя, а причудливое бутафорское сооружение).
Юноша (пытается что-то возразить): Но...
«Жанна»: Никаких «но»! (С иронией): А вы что молчите, господин режиссер?
Режиссер (из зала): В этом было что-то...
«Жанна» (сошла на сцену): Интересно, что же? (Монашке) Вам, дорогая моя, необходимо срочно похудеть, иначе на премьере вы провалите сцену. Вы ходите, как корова! (Юноше) А вы, Лука, если вы думаете, что вам светит амплуа героя-любовника, очень заблуждаетесь. У вас ужасная внешность и нет ни капли таланта! Да, и выучите текст, господа! С меня довольно, я пошла в гримерную! (Быстро уходит. Ее походка говорит о последней степени раздражения).
Юноша (настолько вышел из себя, что его шепот слишком хорошо слышен. Он совсем забылся): Ненавижу премьерш!!!
Монашка (отвечает ему взглядом, полным ужаса).
Голос режиссера (свирепо): Эй, что вы там сказали о моей жене?!
Лука покорно снимает костюм и остается в белой рубашке. Он уныло плетется за кулисы. Занавес медленно закрывается.
Конец

НИТЬ

Действующие лица:
Джакомо и Антонио – братья

На сцене серый половик. Задник изображает старинный город. Посередине сцены стоит Джакомо, он крепко держит в руке конец тонкой, едва заметной нити, она ведет куда-то за кулисы. Входит Антонио и пристально рассматривает его.

Антонио: Чем это ты занимаешься, братец? (Молчание). Ну-ну, ответь мне! (Молчание). Повеситься на этой тонкой ниточке ты не сможешь. Мне сказали, что ты стоишь здесь с этой ниткой! (Смеется). Спятил с горя?
Джакомо (неприязненно): Я занят.
Антонио: Чем это?
Джакомо: Я должен здесь быть.
Антонио: В конце концов, она может принадлежать нам двоим. Джакомо (двинулся в порыве ярости, но тут же вспомнил о нити и застыл на месте): Ты грязный подонок!
Антонио: Что же ты остановился? Почему ты не убил меня, когда застал нас с Джиной? Ты говорил когда-то, что...
Джакомо (закрыв глаза, стиснув зубы): Что не прощу ей измены, что убью ее, если, что я... Что она для меня единственная... (кричит). Я считал ее святой!
Антонио: Но как ты убедился, она далеко не святая, женщины вообще бывают святыми только в книгах.
Джакомо: Замолчи!
Антонио: Заставь меня замолчать! Мне нравится мучать тебя, ты знаешь. Я всегда был удачливее, чем ты, я презираю тебя.
Джакомо: Что ты делаешь, Антонио?
Антонио: Ты сам виноват, Джина слишком молода для тебя. Ты все время работаешь, а малютка Коррадо все равно не ест досыта.
Джакомо: Антонио, у меня есть власть над тобой.
Антонио (смеется): Нет, у тебя нет ничего, даже семьи. Знаешь, такой женщине, как Джина, нужно внимание, ласка, а ты, мой старший брат, стареешь. Хорошо, что малютка Коррадо пошел погулять, но ты вернулся слишком рано. Тебя терзали сомнения?
Джакомо: Нет, я даже не мог подумать!
Антонио: Может быть, это было не в первый раз.
Джакомо: Ты наслаждаешься тем, что разрываешь мое сердце на мелкие клочки. Если бы я мог, если бы я только мог пошевелиться!
Антонио: Тебя удерживает эта нить? Послушай, ты так посмотрел на меня и свою жену, что я приготовился к смерти, но ты убежал. Тогда я подумал, что твое тело найдут в море, но ты стоишь здесь.
Джакомо: Я бы пролил много крови, если бы не должен был держать... Так хотел ангел. В тот момент я услышал его голос.
Антонио (смеется): Ангел?! Ты точно спятил. Я пришел предложить тебе...
Джакомо (Как завороженный, не слушая его): Да-да, я услышал голос ангела-хранителя... Он сказал: «Иди на окраину, там я дам тебе нить, которая спасет город. Только твои руки способны удержать его на плаву. Я дам тебе нить, и ты будешь держать всю Венецию до конца своих дней. В этом твое предназначение». У меня есть сила.
Антонио: Сила?! Сумасшедший! Ты хочешь сказать, что удерживаешь всю Венецию? Ты думаешь, что эта тоненькая ниточка..? (хохочет) Зачем ты рассказываешь про ангела мне?
Джакомо: Я повторяю для себя, чтобы не забыть. У меня есть сила.
Антонио: Послушай, мы действительно могли бы поделить Джину. Она согласна.
Джакомо: Согласна?!
Антонио: Да, да, ничего не имеет против.
Джакомо: Мне... мне очень хочется отпустить нить...
Антонио (насмешливо): А как же люди, Венеция, ангел? А как же Коррадо?    
Джакомо (холодно): Это ее ребенок. (Отпускает нить).

Город на заднике постепенно уступает место зеленоватому небу. Шум падающей воды. Антонио мечется по сцене.

Антонио: Это правда? (Подбегает к Джакомо, кричит) Неужели это правда? (Трясет его за плечи) Сделай, сделай что-нибудь! (Становится на колени). Земля уходит из-под ног! (У Джакомо абсолютно непроницаемое лицо). А Коррадо, а Джина! (Вскакивает). Джина! Джина!
Джакомо (страшно улыбнувшись): Мы погружаемся.
Конец

АЙСЕДОРА!
Пьеса-диалог

Действующие лица:
Айседора Дункан
Ее шарф

Сцена – это серая лента дороги, уходящая вдаль. Ее перечеркивает тело знаменитой танцовщицы Айседоры Дункан, вокруг ее шеи обвит длинный полупрозрачный шарф. Ее глаза закрыты, но это не смерть, а глубокий сон. Вдруг шарф, словно ожив, плавно освободил ее шею и уполз. Айседора проснулась и проводила эту «змею» взглядом, полным ужаса.

Айседора: Белая змея!
Шарф (вернувшись): Я не змея!
Айседора: О, боже! (Отскакивает).
Шарф: Какая замечательная пластика!
Айседора (сжавшись): Что это?
Шарф: Смерть, Айседора. Всего лишь смерть.
Айседора: Смерть?!
Шарф: Да. Ты считала себя бессмертной? Впрочем, в отличие от многих ты бессмертна.
Айседора (выпрямившись и трагически опустив веки): Я иду к славе...
Шарф: Ты пришла.
Айседора: Ты и есть моя слава?!
Шарф: Может быть.
Айседора (садится рядом): Я представляла ее другой. (Поглаживает шарф).
Шарф: Ты ушла так оригинально, что человечество будет помнить не только твою жизнь, но и твою смерть, и это благодаря мне!
Айседора (отпрянула, словно обжегшись): Я так любила шарфы! (Хватается за шею) Как больно, как больно! (Шарфу) Жестокий!
Шарф: Иначе не могло быть. Айседора. Я только орудие в руках...
Айседора: В чьих руках?
(Молчание).
В чьих руках?
(Молчание).
В чьих руках?
Шарф (Страх в голосе): Не знаю.
Айседора: Кого ты так боишься? Это называют провидением, судьбой, это...
Шарф: Самое безжалостное, что существует на свете. Мне очень жаль.
Айседора: Как не вовремя эта смерть. Я хочу танцевать, танцевать, танцевать!
Шарф: Смерть это тоже танец. Танцуй.
Айседора (с надеждой): Можно?
Шарф: Танцуй, Айседора!    
(На сцене неожиданно появляются босоножки, спиной к публике. Сбоку на их застывшие фигуры падает красный свет).
Айседора (босоножкам): Не совсем то движение. Посмотрите, это делается по-другому. (Хочет показать, но что-то мешает ей). Нет, я чувствую дыхание вечности. Я не могу... Откуда этот свет?
Шарф: Это пылает твоя душа, Айседора.
Айседора: Конечно, это она научила меня танцевать. Моя душа соткана из огня.
Шарф: Теперь это пламя свободно...
(«Босоножки» исчезают).
Айседора: Почему их не стало?
Шарф: Потому что нет тебя.
Айседора: Меня нет?! (Растерянно). А как же ты, мой немыслимый собеседник, ты, оживший кусок прозрачной ткани?
Шарф: Я держал в своих нежных объятиях твою прекрасную, лебединую шею. Я так давно мечтал об этом. Я скучал по тебе, Айседора!
Айседора: Скучал по мне? Это не смерть, а сон.
Шарф: Возможно, но я был так счастлив снова почувствовать тебя. Ты писала, что тебя так потрясло то, что сделал я, что ты поступишь так же, но ты хотела войти в море. Но... меня убили, Айседора.
Айседора: Убили?! Чей это голос? (Шарф превращается в молодого мужчину). Сергей! (Она порывисто обнимает его). Неужели это ты, Сергей? Откуда? Убили? Ты говоришь, что тебя убили? Значит... кто? Боже, Сергей!
Сергей: Они надругались надо мной, они повесили мое тело, они так ненавидели меня, Айседора, они... (Прижимается к ней).
Айседора: Твоя родина – монстр, гигантский эшафот для поэтов, художников, литераторов... Россия, Россия, безумная, непредсказуемая! Где мы, Сергей? Ты говорил правду, это действительно смерть?
Сергей: Да, дорогая моя. Я так рад.
Айседора: Умереть?
Сергей: Умереть вместе с тобой.
Айседора: Ты мог написать прекрасные стихи.
Сергей: Я могу и сейчас.
Айседора: Нет. Здесь тебе помешает дыхание вечности. Оно затуманит образы, спутает рифмы... Зачем ты сделал это?
Сергей: Айседора... тебя будут помнить всегда.
Айседора: Я ушла слишком рано. Зачем ты сделал это?
Сергей: Мы были так далеко друг от друга, а теперь... Я наконец снова обнял тебя и привел сюда. Теперь ты со мной.
Айседора: Зачем?
Сергей: Мы должны были быть рядом, Айседора.
Айседора: Моя жизнь – танец. Как ты мог, Сергей, как ты...
Сергей: Моя душа стала прозрачным шарфом, и...
Айседора (пытается драться с ним, ожесточенно действует тонкими руками): Убийца, убийца! (Вдруг обнаруживает в своих руках обрывки тонкого прозрачного шарфа). Сергей?! Что это, что это?! Ведь это был ты... Поговори со мной, не молчи!.. Я убила тебя, растерзала твою странную, прозрачную душу! Почему ничего нельзя исправить? Сергей!.. (Прикладывает к лицу кусочек шарфа, неожиданно успокоившись. Задумчиво, убаюкивающим тоном). Мы идем к славе, мы идем к славе, к славе... (Она покачивается в полусонном, почти сомнамбулическом состоянии, шепча что-то уже неслышное, пока круг света, озаряющий ее, не гаснет совсем).
Конец


творчество