«Спать пора!»
До тех пор пока телевидение не укоренилось почти в каждой семье как «окно в мир», свой досуг очень многие проводили в кинотеатрах. Это сейчас в Батуми лишь один «APOLLO». А было время, когда в местных газетах и по радио объявляли: в каком кинотеатре, Доме культуры, клубе шел тот или иной фильм. И порой, чтобы посмотреть желанную картину, приходилось выстаивать большую очередь.
Однажды меня с сестрой, еще маленьких, мама впервые повела в кинотеатр на детский сеанс. Неожиданно для нас погас свет, стало темно и за мгновенье до того, как засветиться экрану, сестричка успела выкрикнуть на весь зал: «Спать пора! Спать пора!» Реакция окружающих не заставила себя долго ждать. Из-за хохота и шума сеанс прервали, включили свет, каждому хотелось посмотреть на нарушителя. Но это удовольствие не получили все желающие – мама поспешно вывела нас из кинотеатра. Киносеанс, разумеется, состоялся, правда, с большим опозданием. А если верить слухам, в кинотеатрах города еще долго, как только гасили свет, кто-нибудь обязательно провозглашал: «Спать пора! Спать пора!».

Спасибо дельфину
«Не перестаю думать, что характер дельфина, его веселый нрав, услужливое поведение с людьми были во все времена ни чем иным, как поисками контакта с нами... Когда дельфин прижимает к тебе свое мощное гибкое тело, приходит ощущение защищенности и бесстрашия… Объятие дельфина вливает необыкновенную силу, появляется состояние праздничного возбуждения…». Это сказал известный океанолог, ныряльщик Жак Майоль. И это я прочувствовал сам.
В начале 80-х годов минувшего века среди купающихся возле пансионата «Батуми», на месте которого сегодня возвели гостиницу, появился дельфин. Запаниковали многие, я впервые увидел, как взрослый мужчина, размахивая руками, вопил: «Ма-а-а-ма!». Я же напротив (не сочтите за хвастовство), подплыл к дельфину и стал гладить его. Наше общение длилось часа два, пока я не устал и не повернул к берегу. Дельфин все понял и, проводив, насколько это было возможно, уплыл.
На следующий день ранним утром я помчался к морю, новый знакомый уже был на месте. Почти пустынный пляж, а в воде – сверкающая под солнечными лучами блестящая длинноносая мордочка, на которой читалось: «Я ждал этого свидания»… Потом мы виделись дважды в день – утром и вечером. Порой я приводил свою пятилетнюю дочь, сажал ее на дельфина, и мы втроем умудрялись совершать пируэты. Я даже приспособился ласкать его под водой ногами, а он с превеликим удовольствием подставлял свое гладкое белое пузо.
Однажды, в разгар наших игр, дельфин вдруг исчез и через минуту вынырнул… между несколькими женщинами, уже их одаряя своей очаровательной улыбкой. Обиженный, я заплыл довольно далеко, устроил себе отдых на спине, но помешали два мягких толчка. Дельфин носом дал понять, что он меня не бросил… Так продолжалось около двух месяцев, до октября. Погода стала портиться, и мой друг пропустил свидание. Я знал, что перед штормом дельфины уходят в морские глубины. Но через пару дней мой дельфин вновь появился – попрощаться в преддверии очередного надвигавшегося шторма. Теперь уже навсегда. А я продолжал ходить к морю и, в конце концов, стал… местным «моржом».

Многие знания – многие печали
Один из вступительных экзаменов в Тбилисский государственный университет им. И. Джавахишвили был русский письменный. Из трех предложенных тем я выбрал свободную «Москва – столица СССР». Написал о Белокаменной все, что знал из книг и фильмов, на семи листах. Оценили мое творчество на «четыре» (наивысшим баллом в то время была «пятерка»), а чтобы общую оценку по языку (письменный и устный экзамены) довести до отличного результата, надо было пройти собеседование у председателя предметной комиссии. Так я и поступил.
После обычных общих фраз седеющий профессор вдруг спросил:
– В Москве бывал?
– Нет, – честно ответил я.
– Значит, списал, – резюмировал он.
– Каким образом, сама обстановка это исключала, – негодовал я.
– Не знаю, может, ты фокусник. Свободен! – заключил председатель комиссии.
В университет я поступил, но профессорско-председательская «четверка» запомнилась на всю оставшуюся жизнь. Воистину прав Экклезиаст: «Многие знания – много печали»!

Ох, эта сванская шапка…
В 1953-1962 годах советская власть вела «штурм», экспансию целинных земель. Этот период вошел в историю как поднятие (освоение) целины. Задачей было превращение бескрайних степей Северного Казахстана в сельскохозяйственные угодья. Целинником пришлось быть и мне в составе студенческого строительного отряда (ССО) Тбилисского государственного университета. После дороги длиною в пять суток, проведенных в поезде, мы за пару летних месяцев построили два коровника в одном из совхозов Бишкульского района.
В хозяйстве нас ждала теплая встреча, были речи, концерт, банкет и, конечно, танцы. Словом, вечер удался на славу и особенно запомнился таким эпизодом. Во время танца моя партнерша совершенно откровенно выдала следующее: «Какие у вас симпатичные, галантные ребята, но очень жаль, что много больных». Ошарашенный, я даже замедлил шаг и с волнением спросил, почему она так считает. Ответ был потрясающим: «Ну как же, у них за ухом слуховой аппарат, значит, глухие».
Оказывается, узелок шнурка от сванской шапки, который ребята, обычно, закидывали за ухо, был принят за слуховой аппарат (плееров и наушников в то время у советской молодежи не водилось). Когда об этом узнали остальные, от гогота затрясся весь зал.

Как восторжествовала истина
Был период в моей жизни, когда я руководил Морским издательством в Батуми и выпускал ежемесячный журнал «Морской вестник» на грузинском и русском языках. Деньги, выделяемые Морской администрацией на это издание, как и полагалось, распределялись строго по назначению, что подтверждали многочисленные документы.
В один прекрасный день вдруг позвонили из Совета Министров Аджарии и пригласили на заседание правительственной комиссии. По прибытии туда, оказалось, что «на ковер» были вызваны многие, а мой черед подошел только к вечеру. Каждый из девяти заседавших старался задать каверзный вопрос, а я пытался понять: в чем все же дело? В конце концов прозвучало неожиданное: «Куда делись 20 тысяч лари?
Изумленный, я с трудом произнес: «Какие еще двадцать тысяч?» – «Не валяйте дурака, компьютер не может обмануть». Тут я не выдержал и вспылил: «Сначала разберитесь, а уж потом обвиняйте!». Недовольные моим поведением члены комиссии стали перешептываться, длилось это минут пятнадцать-двадцать. И тут меня осенило. Не дождавшись их «вердикта», я заявил: «По-моему, ваши обвинения не по адресу. Они, видимо, должны относиться не к Морскому издательству, а к Морской типографии». Так и вышло. Некий чиновник, проверявший систему всего морского хозяйства, спутал издательство с типографией.
Но самое смешное прозвучало из уст тогдашнего предсовмина после того, как я выразил свое негодование по поводу потерянного зря дня. «Почему зря? Истина-то восторжествовала», – возразил глава правительства.

Как Сталин дисциплину нарушил
Мои студенческие годы прошли в Тбилиси, в университете имени И. Джавахишвили. Не могу похвастать, что посещал исправно все лекции, но аудитории, в которых читались общие с филологами дисциплины (я осваивал азы журналистики), помню хорошо. И вот почему.
На лекциях стали появляться «гости» – люди, не имеющие отношения к университету. Причем с каждым разом их становилось больше. Оказывается, прошел слух, что с нами на одном курсе будет учиться внук Сталина – Василий Васильевич Сталин. Так и случилось, вскоре он появился – симпатичный, среднего роста молодой человек. Разумеется, всем было интересно увидеть его, а если и повезет - познакомиться.
Очень быстро мы подружились. Василий грузинского не знал, но его как внука Сталина определили в усиленную группу по изучению языка, где преподавал профессор-фронтовик батони Павлэ (фамилию умышленно не упоминаю). На первое же занятие Василий опоздал, чего вообще не терпел строгий профессор. Он тут же выгнал «нарушителя дисциплины». На перемене наш «штатный заводила» Темури Сепиашвили (к сожалению, ныне покойный Тамир Сапир, ставший в Нью-Йорке предпринимателем-миллиардером, партнером Дональда Трампа) сообщил профессору, что «нарушитель» – внук Сталина.
«Не имеет значения, кто он», – ответил батони Павлэ. А через пару минут он тихонько, незаметно для остальных, подозвал Темури, попросил его найти и привести Василия, добавив: «Надеюсь, это останется между нами». Оставшееся лекционное время было посвящено вождю и «отцу всех народов».
Не прошло и года, как Василий уехал. Грузинского он так и не выучил, да и стремления к этому не было.

«Вердикт» партбюро
В 1976 году в газете «Заря Востока» (печатном органе Центрального комитета компартии Грузии) была напечатана статья «Путешествие по голубому Дунаю». В ней с сарказмом рассказывалось о многолюдной свадьбе некоего должностного лица. После большого застолья он со своей суженой отправился в свадебное путешествие по Дунаю. Объектом критики стал и тамада, занимавший номенклатурную должность. Так в нашей республике началась кампания против многолюдных свадеб, которую возглавил ЦК КП Грузии, принявший соответствующее постановление.
И надо ж такому случиться – именно в это время я решил жениться. Узнав об этом, руководство газеты, в которой я работал, вызвало меня, поздравило и поинтересовалось, кого же собираюсь пригласить. Не задумываясь, я ответил: «Разумеется, весь коллектив». Мне дали понять, что это невозможно. И тут же созвали партийное бюро, которое, не считаясь с моим мнением, составило список «приглашенных» из… семи человек.
Вместо ресторана свадьбу сыграли дома, то есть в тесноте, да не в обиде. Конечно, я пригласил всех сотрудников. Однако «вердикт» партбюро все же внес свои коррективы. И оставил неприятный осадок на всю жизнь.


Тамаз ГЕНДЗЕХАДЗЕ