click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Наука — это организованные знания, мудрость — это организованная жизнь.  Иммануил Кант


СВОЯ СРЕДА

https://scontent.ftbs5-1.fna.fbcdn.net/v/t1.0-9/29511634_422204844905279_4430906675768374459_n.jpg?_nc_cat=0&oh=74cf0aba5c4487edee5d39a619aacde6&oe=5B342EC9

Вечер, посвященный 80-летнему юбилею Владимира Высоцкого, собрал немало интересных гостей. Среди них – российский литературовед, текстолог, библиограф, один из лучших специалистов в области авторской песни Андрей Евгеньевич Крылов. Он занимается историографией и текстологией этого рода литературы с 1972 года. В 1979-85 годы – главный редактор самиздатской газеты «Менестрель». С 1980 по 1991 гг. был председателем комиссии по наследию Владимира Высоцкого при Всесоюзном совете клубов авторской песни. С 1996 по 2003 годы – заместитель директора по музейной и научной работе Государственного культурного центра-музея В.С. Высоцкого. С 2003 года А. Крылов – главный редактор и составитель ежегодного альманаха «Голос надежды. Новое о Булате», посвященного жизни и творчеству выдающегося поэта и прозаика Булата Шалвовича Окуджава. Издания разных лет этого альманаха Андрей Евгеньевич передал в дар театру имени А.С. Грибоедова и МКПС «Русский клуб». Интереснейший факт: среди документации отдела кадров театра имени А.С. Грибоедова Андрей Крылов обнаружил (с помощью сотрудников театра) любопытную информацию о Булате Окуджава – 16 августа 1945 года он был принят в театр им.А.С. Грибоедова сотрудником вспомогательного состава «с месячным испытательным сроком» и окладом в 200 рублей. Правда, уже с 1 ноября того же года был освобожден от занимаемой должности «согласно личной просьбе».

– Андрей Евгеньевич, представьте, пожалуйста, нашему читателю «Голос надежды». Как создавался альманах?
– В 2003 году собрались единомышленники и сами, за счет одного из членов редколлегии и авторов этого альманаха Марата Гизатуллина стали небольшим коллективом издавать «Голос надежды. Новое о Булате». Это продолжалось десять лет, пока Гизатуллин на этом не разорился. Чем альманах хорош? Тем, что мы ничего ниоткуда не перепечатывали. Перепечатки – только если оригиналы на другом языке или опубликованы на Западе и в России недоступны. Так что здесь действительно новые материалы – то, что удалось раздобыть. То, что филологи, лингвисты, биографы пишут об Окуджава и только эксклюзивно для нашего альманаха. Потому что, по нашему мнению, если что-то опубликовано, значит, попало в библиографию. Кому надо – найдет. А новое? Мы пытались донести до читателей свои находки и открытия. В изданиях альманаха опубликованы работы исследователей в области лингвистики, поэтики, новые факты биографии. К примеру, не были известны зарубежные поездки Булата Окуджава – в наших изданиях они довольно подробно отражены. К примеру, его поездки в США, Германию. Материалы подобраны по разделам. Нами впервые было опубликовано более 100 писем, больше сотни интервью – либо напечатанных в малодоступной русскоязычной прессе на Западе, либо переведенных с иностранных языков. Конечно, случались повторы, но мы рассчитываем на интерес исследователей. То, что опубликовано в этих изданиях, – закрытые белые пятнышки в окуджавоведении. Хотя творчество Булата Окуджава – абсолютно неисчерпаемая тема для исследования! Жаль, что у нас нет возможности издавать альманах дальше...
Увы, интерес к книгам в России снизился, и число читающих в нашей стране составляет по итогам опроса ВЦИОМ всего десять процентов населения. Хотя и эта цифра относительна. Кто-то приврал, что вообще читает, другой просматривает только прессу, третий предпочитает фантастику и любовные романы. Так что мы можем лишь предположить, сколько процентов читателей из этих десяти приходится на литературу нон-фикшн. Спрос на книги очень снизился. Раньше новые издания раскупались в один день, а сейчас книга, которую ты свободно можешь приобрести в течение года, издана тиражом всего в 1000 экземпляров! А сейчас уже и 500 экземпляров. То есть, это уже заранее библиографические редкости.

– Вы говорите о снижении интереса к чтению. Точно такая же тенденция наблюдается и в отношении слушателей к авторской песне. Новое поколение в основном равнодушно к этому жанру.
– Многие не умеют слушать там, где нужно работать, поверхностно воспринимают текст. Конечно, не все, но основная масса. Тем, кто совсем не интересуется авторской песней, вполне достаточно «шедевров» типа «Два кусочека колбаски» и «Ты целуй меня везде...». Гораздо сложнее воспринять то, что требует погружения в глубину, интеллектуального труда. У бардовской или авторской песни всегда было меньше слушателей, чем у того же рока. Даже в лучшие ее годы. Я провел эксперимент – заходил в магазинчики, где торгуют дисками, и интересовался, что у них есть из авторской песни. В лучшем случае мне выкладывали Сергея Никитина, в основном же – Юрия Лозу, который не имеет никакого отошения к авторской песне. Сейчас это называют шансоном. Делаю вывод, что в понимании многих авторская песня сегодня – это нечто совершенно другое. Хотя раньше данным словосочетанием определялось некое закрытое сообщество. Как говорят ученые, когда размываются границы жанра, явления, то исчезает и само явление. Потому что нет границ – и оно исчезло, растворилось!
В 10-30-е годы XX столетия одновременно выступали Александр Вертинский и Михаил Кузмин. С точки зрения авторской песни в современном понимании они занимались одним и тем же; с точки зрения жанра – сочиняли и пели свои стихи, один под аккомпанемент рояля, другой – даже под собственный аккомпанемент. В чем отличие одного от другого? Ни в чем. Разве что в аудитории. Кузмин и Вертинский делали вроде бы одно и то же – это все называлось песней. В то же время один был поэтом – Михаил Кузмин, а второй именовал себя артистом – Вертинский. Но просто не было никакой потребности назвать это авторской песней!
А в 50-е годы XX века такая потребность появилась... Начало авторской песни определяется появлением магнитофона как единственной в СССР возможности свободного распространения материала, а кончается отменой цензуры. Магнитофон был действительно единственным способом распространения авторской песни, но со временем перестал быть таковым. Сегодня вы написали песни, вас никто не знает, и нужно просто найти спонсоров и издать свой текст, исполненный под гитару. Каждый, кто выходит в наше время к аудитории с гитарой, – это уже бард! А тот, кто сам сочиняет и исполняет свои произведения, – авторская песня! Вот она – размытость границ...

– Какое место в истории авторской песни занимает, на ваш взгляд, Булат Окуджава?
– Булат Окуджава – явление. Он не первый начал писать песни, которые стали попадать на магнитофоны. Студенческие песни Юрия Визбора, Ады Якушевой, Юлия Кима появились задолго до Окуджава. Но пришел Булат Шалвович и показал, что можно еще и так писать. Визбор и другие ничего пафосного не сочиняли, не славили партию и Ленина, это были бытовые вещи... Но когда появился Окуджава, те же авторы поняли, что можно в песни и подтекст вкладывать. Вместе с филологом Инной Алексеевной Соколовой, автором работы «Авторская песня: от фольклора к поэзии», мы осуществили исследование и обратили внимание на то, как изменились песни Визбора после того, как появился Окуджава. Произошел просто резкий качественный скачок! Поэтому Окуджава и считают родоночальником авторской песни. По инерции мы называем авторской песней и то, что было до Окуджава, хотя на самом деле это две качественно разные ступеньки.

– Каков же вклад Владимира Высоцкого в развитие традиций авторской песни?
– Обычно когда в публицистике пишут о том, что такое авторская песня, обязательно называют три имени: Окуджава, Высоцкий, Галич. Четвертым может быть кто угодно. Тот же Михаил Анчаров, который писал еще в 40-е годы, до Визбора и поющего МГПИ (Московский государственный педагогический институт. – И.Б.). Говорят про Новеллу Матвееву, Юлия Кима, Юрия Визбора. Даже Александра Розенбаума называют иногда четвертым. Кстати, в авторской песне выделяются два направления. К примеру, Окуджава называл свои песни стихами, исполненными под гитару. Это – одно. А другое направление представляли Виктор Берковский, Александр Суханов, Сергей Никитин – композиторы, поющие песни на чужие стихи. Но это тоже относилось к авторской песне. Во всяком случае, в истории оба направления остались как нечто единое. Они же и вместе выступали, в одних и тех же концертах принимали участие. Другое дело, что филологу не интересен набор стихов, которые собрал Сергей Никитин. Так что с точки зрения литературоведа авторская песня – это только первая ветвь. А с точки зрения музыковеда это – единое целое. Хотя музыковеды по большому счету этим жанром пока не заинтересовались. Единицы.
Возвращаясь к Высоцкому. Для кого-то он первый. Чем он привлекателен, в отличие от Окуджава и Галича? Как известно, существует теория восприятия искусства. Кто-то воспринимает внешний сюжет. И таким «Санты-Барбары» вполне достаточно. Другой отмечает в фильме какие-то отдельные моменты – музыку, искусство художника, оператора, еще что-то. Третий видит целое. А четвертый, высший уровень восприятия, – попытка понять, что хотел выразить творец. Окуджава и Галич на первом, сюжетном уровне понятны. Хотя, возможно, Галич понятен больше, чем Окуджава. Но Высоцкий здесь лидирует. Потому что у него разные песни, в том числе сюжетные. И «Про Ваню и Зину» воспринимает любой слушатель – все четыре «слоя» слушателей. Окуджаву люди первого уровня воспринимают меньше, Галича редко. Галич не так распространен, хотя у него много сюжетного. Еще и советская власть с органами КГБ поработала – изымала пленки Галича. И как бы ни говорили, что Галич вернулся на родину, это всего лишь красивая метафора. Он вернулся только к тем, кто его знал. А для молодежи – стена.
Что касается интереса к Высоцкому, то он, во всяком случае, не меньше интереса к Ахматовой и Пастернаку. Не то, что «Высоцкий для всех», с оттенком пренебрежительности! На самом деле он и для первых, и для вторых, и для третьих, и для четвертых. «Кони привередливые» поклонники «Санта-Барбары» не очень-то поймут. Высоцкий сокращал эту песню для иностранцев будучи за границей – все равно, мол, смысла не понимают. Для фильма – тоже, потому что длинная. Но и для слушателей тоже иногда можно сократить – все равно публика больше тяготеет к Ване и Зине, к этой части репертуара Высоцкого.

– К сожалению, вокруг имени Владимира Высоцкого много конъюнктуры и спекуляции. Иногда даже внутренний протест возникает... Не слишком ли этого много?
– Да, возникает протест. Особенно у тех, кто не любит Высоцкого, спокойно относится к его творчеству. Вот у них что-то может вызвать внутренний протест. Я это заметил в 1988 году, в юбилейные дни. После того, как сняли запреты, везде звучал Высоцкий. Как и в этот юбилей – он был целый день по ТВ. Я понимаю: человек, который равнодушен к Высоцкому или даже знает пару его песен и способен их воспроизвести, может возмутиться, если каждый час долбать его Высоцким и по ТВ, и по радио, и со страниц печатных изданий: какую газету ни открой – всюду Он. Это, конечно, может раздражать. Но дело вот в чем. То, что мы раньше наблюдали, было, как правило, организовано сверху. Создавались комиссии по празднованию юбилея «великого писателя», и мы уже сегодня забыли фамилию этого писателя. А здесь все – снизу. Смотришь интернет – в каждом городе проходит выставка, проводится вечер, мемориальную доску открыли, а то и памятник поставили. Это даже не на уровне руководства города. Это – инициатива снизу. Любители создают, приходят в какой-нибудь руководящий орган города, и там их поддерживают или не поддерживают. В этом – принципиальная разница.

– Вы подарили нам издания альманаха, посвященного Булату Окуджава. Подобное не выпускается о Высоцком?
– Я работал в музее Высоцкого семь лет. До 2003 года. Музей издавал альманах «Мир Высоцкого», успели выпустить семь томов. Потом я ушел, и дело заглохло. За последние 15-20 лет выпустили еще два тома. Энтузиазма у руководства музея не было. Я пришел в музей в 1996 году спасать положение, тогда там по штату числилось много научных сотрудников. Но их по разным причинам все ужимали, ужимали... Сейчас там, к сожалению, работает минимум научных кадров. Однако было объявлено о реконструкции музея, может быть, после этого, на что я очень надеюсь, увеличат штат научных сотрудников.

– Что можете отметить нового, интересного в высоцковедении, окуджавоведении?
– Меня интересует в этих областях движение вперед. То, что россиянин Вадим Панюта вместе с грузинкой Ниной Шадури сделали книгу «Высоцкий в Грузии», – это просто замечательно! Сама идея не нова. Выходили книжки «Высоцкий в Калуге», «Высоцкий в Белгороде», «...в Дубне», еще где-то. Такие книжки есть, и мне нравится, что они выходят. А еще мне нравится в высоцковедении то, что диски издают концертами. Это очень важно как для исследователя,так и для простого слушателя. Слушать диск, на котором записан весь концерт, – это здорово. Ты узнаешь, как Высоцкий строит программу. С чего начинает, чем заканчивает. Ощущаешь сам дух выступления, особенно, когда слушаешь концерты, на которых ты сам был. Возникает ощущение, будто ты снова там оказался, окунулся в ту атмосферу. Зрительные, слуховые моменты вспоминаются и на эту фонограмму накладываются. Даже если ты не был ни на одном концерте, все равно этот момент присутствия очень много прибавляет к восприятию записи. Они отличаются друг от друга какими-то существенными моментами. К примеру, тут он сказал три важных слова, которых больше нет нигде. Есть твердая уверенность, что все концерты со временем выйдут на дисках. Для исследователей это клад.
А лет пять назад начались исследования в области комментариев к песням Высоцкого. Время изменилось резко, некоторые вещи ушли в прошлое, и стало непонятно, о чем идет речь в той или иной песне. Благо, появились исследования этого пласта – исторические, литературоведческие и реальные комментарии. У Высоцкого есть такая песня: «Мы про взрывы, про пожары сочинили ноту ТАСС». Какие взрывы, какие пожары? Современному слушателю это ничего не говорит. Но были взрывы в метро, горела гостиница «Москва». Намеки в комментариях должны быть прояснены... Или в песне «Честь шахматной короны» есть такие слова: «Он мою защиту разрушает – старую индийскую – в момент, – это смутно мне напоминает индо-пакистанский инцидент...»... Да, был такой инцидент, когда Высоцкий писал эту песню. Но раз в два-три года подобный инцидент вновь и вновь происходит, и эта строчка Высоцкого каждый раз актуализируется. А с другой стороны, когда человек слушает песню, ему все равно, был или не был такой инцидент. Кто-то понимает, а кто-то – нет. Все равно человек воспринимает не факт, а ситуацию. Но в комментариях нужно такие вещи разъяснять, потому что это добавляет глубину, объем. А кто знает географию, тот понимает иронию.
Очень развивается и лингвистическое направление, которое занимается крылатыми выражениями. Мы же говорим словами Высоцкого, цитируем его в публицистике, в газетных заголовках. Все это очень и очень интересно! На эту тему есть уже диссертация по Высоцкому, причем очень глубокая. Автор – Инна Шумкина из Самары, название: «Функционирование цитат из авторской песни в газетно-публицистических текстах». По Высоцкому, только на этом материале, вообще написано больше сорока диссертаций. Хотя ему уделяется внимание и в других научных трудах, посвященных авторской песне.
Научные конференции, посвященные Высоцкому проводятся регулярно. В Орле, Воронеже, в Новосибирске уже будет вторая. Это очень много.
У ученых должен быть стимул. Если они знают, что регулярно издается альманах или проводится очередная конференция, то стараются к этому что-то подготовить. В музее Булата Окуджава были люди, которые занимались организацией научных конференций, и три с половиной конференции прошли (три с половиной – потому что одна была для студентов и аспирантов)... И у авторов нашего альманаха «Голос надежды» был стимул: напишу и пошлю в очередной сборник. Знали, что мы каждый год стабильно издаем его. Мы старались публиковать новое, не повторяться, со знанием нынешнего уровня окуджавоведения. А не то, что читалось бы в 80-90-е годы как открытие, а сейчас воспринимается как общее место. Естественно, мы это отбирали. И тем не менее... такая возможность публикаций у ученого была. Сейчас и в музее Булата Окуджава такие конференции не проводятся, и наш альманах «скончался». Тем не менее, публикации в научных журналах есть, их много. В сборниках (помимо монографий) печатается примерно 15-20 публикаций в год про Булата Окуджава. Про Высоцкого, естественно, еще больше выходит. Раза в три-четыре. А к Галичу научного интереса меньше. Но нам довелось выпустить три альманаха, посвященных Александру Галичу.

– Видите среди представителей молодого поколения продолжателей традиций авторской песни?
– Не могу кого-то выделить. Потому что среди авторов много моих друзей, которых не хочу обижать. И потом, я, наверное, остался в 60-70-х годах прошлого века. Мне там интереснее быть, чем следить за новинками, за тем, что сейчас называют авторской песней.

– Самая любимая ваша песня Высоцкого?
– У меня нет любимых. Ах, вся эта литературная критика, даже уже посмертная!.. Умом я понимаю, что есть у Высоцкого песни слабые. Существует еще один подводный камень. Когда артисты обращаются к песням Высоцкого, то не разделяют те, что он написал для себя, для собственного исполнения, и другие, написанные им для других исполнителей. Поэтому когда со сцены звучат песни «Я несла свою беду», «Так случилось, мужчины ушли» или «Как по Волге-матушке», ожидаешь удачи гораздо чаще, чем когда поют «Идет охота на волков» или «Кони привередливые». Потому что в тех песнях, которые он написал для себя, Высоцкий рассчитывал на собственные возможности, а возможности у него были огромные! Он мог спеть «Баньку по-белому», исполняя все куплеты по-разному. А другие интерпретаторы чаще всего воспроизводят эту песню более монотонно, у них нет такого богатого спектра, как у Высоцкого. Потому и так редки удачи. Невозможно это сделать хотя бы на уровне Высоцкого! А те песни, которые Владимир Семенович написал для фильмов, которые поют другие актеры, для «Алисы в Стране Чудес» или для Марины Влади, получаются у многих, как говорится, на раз.

– Вам не нравится, как звучат песни Высоцкого в исполнении современных исполнителей?
– Не то, что не нравится... просто это очень трудно сделать. И когда кто-то берется за это... они либо переоценивают свои возможности, либо недооценивают песню. Кстати, в Тбилиси, на концерте, посвященном юбилею Высоцкого, произошла одна интересная вещь. «Кони привередливые» на тбилисском вечере мне было интересно слушать. Ее очень трудно воспроизвести, понять, глубоко через себя пропустить. Грузинский исполнитель не копировал манеру Высоцкого, делал что-то по-своему, и мне нравится то, что он делал, его мелодические нюансы. Но была и другая сторона. Артист использовал известную аранжировку Георгия Гараняна с советской пластинки. Когда вносишь что-то свое, и хорошо вносишь, но при этом используешь аранжировку Гараняна, то это отсылает к самой записи Высоцкого. Получается, что слушаешь другого исполнителя, и раз – в голове Высоцкий! И ты не можешь до конца погрузиться в нынешнее исполнение. Если бы грузинский певец взял другую аранжировку, может быть, не такую яркую, было бы гораздо лучше. И удача артиста была бы очевиднее...


Инна БЕРИДЗЕ


 
Пятница, 13. Декабря 2024