В Большом зале театра имени А.С. Грибоедова вспоминали любимого всеми Эльдара Рязанова в связи с его 90-летним юбилеем. Вспоминали веселые и грустные, мудрые и светлые кинофильмы режиссера – их с наслаждением смотрит не одно поколение зрителей, музыку выдающихся композиторов, в сотворчестве с которыми Рязанов творил свой уникальный мир. В ностальгическом концерте приняли участие: гостья из Москвы, народная артистка России Светлана Немоляева, народные артисты СССР Эльдар Шенгелая и Нани Брегвадзе, народная артистка Грузии Гуранда Габуния, заслуженная артистка Грузии Ирма Сохадзе, певцы Майя Бараташвили, Эка Мамаладзе, Темо Татарашвили, Нино Дзоценидзе, Давид Отиашвили, Давид Гвелесиани, Андрия Гвелесиани, Лела Телия, Темо Рцхиладзе, Рамина Мальцева, Ия Томаш, Темо Саджая, трио «Натали», актеры-грибоедовцы: заслуженная артистка Грузии Людмила Артемова-Мгебришвили, Ирина Мегвинетухуцеси, Арчил Бараташвили, Нино Кикачеишвили. Организатор проекта – МКПС «Русский клуб» при поддержке Банка ВТБ, режиссер праздника – президент «Русского клуба», директор театра имени А.С. Грибоедова, заслуженный артист России, заслуженный деятель искусств России Николай Свентицкий.
Изюминкой вечера стало выступление очаровательной Светланы Владимировны Немоляевой – актриса прочитала пронзительное стихотворение Беллы Ахмадулиной «О, мой застенчивый герой!», прозвучавшее в фильме «Служебный роман» в ее же исполнении. Стихи читает страдающая от неразделенной любви и предательства Оленька Рыжова – героиня Немоляевой. И зрители проникаются ее тихой болью... как некогда сострадали другому персонажу Светланы Владимировны – несчастной Бланш Дюбуа из знаменитого спектакля московского театра имени В. Маяковского «Трамвай «Желание».
– Знаю, что ваша любимая роль – Бланш Дюбуа из спектакля «Трамвай «Желание». Как она к вам пришла, трудно ли она вам далась и почему она стала самой любимой?
– Пришла она ко мне совершенно неожиданно, можно сказать – внезапно. Как будто свалилась с небес. Потому что, когда в театр Маяковского пришел Андрей Гончаров, я была совсем еще молодая актриса. Играла полудетские роли – студенток, девочек. При Николае Охлопкове у нас было очень много советской драматургии – там были Нинки, Машки, Вальки и прочие какие угодно девчонки, которых я играла очень много. И женских ролей у меня практически не было. Из таких серьезных образов мощного репертуара была разве что шекспировская Офелия... Но все равно это была молоденькая девочка. И когда Гончаров мне предложил прочитать на труппе пьесу Теннесси Уильямса, это стало полной неожиданностью. Во-первых, о пьесах Теннесси Уильямса я слышала в то время очень мало. Знала пьесу «Стеклянный зверинец», и больше ничего. И вот получилось так, что Гончаров дал мне прочесть сборник его пьес. Я была очень удивлена, потому что никогда на труппе ничего не читала. У нас были артисты с прекрасной дикцией, которые всегда читали с толком, чувством и расстановкой. Читали роскошно! А ко мне это не имело никакого отношения. И тем не менее я взяла сборник – велено, значит велено. Это было в Риге, на гастролях, и я стала читать пьесу на ночь глядя после спектакля... и просто задохнулась! Во мне произошел полный душевный переворот. В совершенном потрясении я сказала своему мужу Саше: «Это немыслимо!» И на следующий день в Рижском оперном театре, в репетиционном зале, где стоял балетный станок, я села читать. Я захлебывалась от эмоций, так что вся труппа кричала: «Уберите Светку, это невозможно слушать, она черт знает как читает! Давайте попросим Борю Левинсона!» Он, кстати, действительно прекрасно читал! Но Гончаров заставил меня дочитать пьесу до конца. В конце концов я справилась со своим волнением и второй акт прочитала более или менее членораздельно. И когда мы выходили – я это хорошо помню, словно это было вчера, хотя это происходило сто лет назад! – и шли по коридору, который вел из репетиционного зала к сцене, Гончаров прошел вперед, я – за ним. И он сказал мне: «Я, наверное, вам дам эту роль!» Я была в полуобморочном состоянии от радости. Психологически я уже стала жить с мыслью, что буду играть Бланш Дюбуа. Но потом, когда начались репетиции и началась жизнь, связанная с этой ролью, все стало происходить с точностью до наоборот. Гончаров обо мне забыл, он дал эту роль другой актрисе. Потом еще одна актриса, которая имела большое значение в театре и была достаточно талантлива и прелестна, сказала: «Спорьте, спорьте, а играть Бланш буду я!» Третья говорила, что заболеет, если ей не дадут эту роль, потому что это про ее жизнь. В общем, началась круговерть, которая обычно бывает в театре. Ее никогда не избежать. В результате я получила эту роль, но сначала во втором составе. На каждую главную роль пьесы было назначено по два человека. Мы репетировали вдвоем с одной актрисой. Но на финишную прямую вышла я. Это все продолжалось почти два года! И за месяц до премьеры Гончаров оставил меня, Светлану Мизери и Армена Джигарханяна, сказав, что второй состав будет играть потом. Таким образом, я стала играть Бланш Дюбуа и делала это целых 24 года! В 1970 году под Новый год была премьера. Играла я одна. Со временем все поменялись, появились другие составы. А последний мой спектакль «Трамвай «Желание» состоялся в 1994 году.
– Что так привлекло, взволновало вас в этом образе? Чем Бланш Дюбуа близка вам?
– Я не сравниваю себя с ней! Я столько сыграла ролей. Неблагодарно и неправильно сравнивать себя со своими персонажами. Я знаю это по себе. В моем репертуаре были и трагические, и драматические, и характерные, и острохарактерные роли. И эпизоды, и большие роли, я выходила даже в массовке. По моему мнению, Бланш – трагическая роль... Глупо сравнивать. По словам Андрея Гончарова, актерский постулат звучит так: надо стараться вытащить из себя, как бы ты поступил на месте героя, какая была бы твоя реакция. Одно дело – когда ты непосредственно реагируешь, если тебя кто-то испугал. А другое дело – сыграть испуг так, чтобы тебе все поверили. Когда ты читаешь пьесу, она кажется прозрачной и ясной, тебе кажется, что ее легко сыграть. А когда ты начинаешь работать, то понимаешь, как это немыслимо тяжело!
– Вы сказали, работа продолжалась два года? Так долго?
– С Гончаровым мы всегда работали очень долго. Долго не выпускал. Он мог одну сцену репетировать целую неделю! Пока не добьется сути. В чем была тяжесть репетиций? Он разговаривал вместе с нами. Это помимо постоянного крика. Об этом все знают, говорят в среде осведомленных. Но я об этом вспоминать не хочу, потому что это уже навязло на зубах и вызывает оскомину. Гончаров был безумно терпелив и фанатичен. Пока не добьется того, что он как режиссер слышит, не отпускал людей с репетиции. Поэтому он и репетировал так долго.
– Потому и шедевры получались, которые годами шли на сцене театра Маяковского.
– Да, у него было несколько настоящих шедевров. И они проходили через трупы, через страхи и ужасы, через ломки актерских судеб, когда снимали с ролей и назначали других актеров...
– А в вашей судьбе было нечто подобное?
– У меня это было постоянно! С ролей он меня, правда, не снимал. Но костерил почем зря и делал из меня мальчика для битья, и это было перед каждым спектаклем. Вспоминаю репетиции спектакля «Трамвай «Желание». Первая сцена с сестрой, трагичная, когда Бланш рассказывает о том, почему все пропало, почему она нищая, что ей негде жить и некуда деваться, и почему это все произошло. Сразу с места в карьер! Дикая драма... Это было очень трудно сделать. И когда Гончаров репетировал, он разговаривал вместе с нами. Бегал по залу и говорил. То есть мы одни не говорили, и это было немыслимо и невыносимо. В конце концов мы смирились и стали с ним жить этой жизнью. Но вдруг наступила тишина. Моя партнерша Светлана Мизери, игравшая Стеллу, говорит свои слова, я – свои. И я вдруг настолько стушевалась, что остановила репетицию, а за это тоже могли убить, и спросила: «А что, Андрея Александровича нет?» «Здесь я! – рявкнул Гончаров. – Продолжайте!» И мы поняли, что дело пошло, спектакль получается.
– Была в вашей судьбе еще такая роль – такого же трагического наполнения?
– Практически каждая моя роль идет с трагедийным уклоном. Процитирую вновь Гончарова, который мне говорил: «Вы плачете там, где надо и не надо!» До сих пор некоторые помнят, что меня называли «водопроводом театра Маяковского». Я действительно везде могу подпустить слезу. Драматическая основа моих ролей даже в комедии существует. Что-то случилось с моим внутренним миром. Но такой роли, как Бланш Дюбуа, у меня больше не было никогда. Когда был оглушительный успех, когда была фантастическая премьера в Москве, которая буквально сшибла с ног людей, Гончаров мне сказал: «Учтите, что самые страшные репетиции потом оказываются самыми прекрасными. И такой роли, Света, у вас больше не будет никогда!»
– И это было пророчеством?
– И то, и другое. Эти страшные репетиции были действительно самыми прекрасными. Что касается роли Бланш Дюбуа, то она считается такой же сложной в женском репертуаре, как Гамлет – в мужском.
– И многие актрисы мечтают сыграть ее.
– Может быть, и мечтают. Наверное!
– Вы говорили, что у каждой вашей роли, даже в комедиях, драматическая подоплека. Конечно, вспоминаются ваши хрупкие героини в фильмах Эльдара Рязанова – «Гараж», «Служебный роман»...
– Да, в этих образах – жена Гуськова, Оленька Рыжова – есть эта надтреснутость, надлом человеческой судьбы. Когда мы обсуждали с Эльдаром Александровичем, с которым очень дружили, моих героинь из «Гаража» и «Служебного романа», то сошлись с ним в том, что они, по сути, чем-то похожи. Их никто не боится. Они могут сколько угодно кричать или сердиться, что-то просить или требовать, но ни один человек не испугается ни одну, ни другую. И жена Гуськова, и Рыжова в сущности совершенно беззащитны. Поэтому зрители так сопереживают и той, и другой.
– Как, впрочем, и Бланш Дюбуа, которая говорит о себе: «Я всегда зависела от доброты первого встречного».
– Да, и она абсолютно беззащитна...
– Это так, но все ваши чудесные героини сильны своим необыкновенным человеческим теплом и обаянием. За это мы их и любим. Как и фильмы Эльдара Александровича Рязанова.
Инна БЕЗИРГАНОВА
|
