Он получил отличное театральное образование, но актером не стал. Он не был ни  искусствоведом, ни живописцем, но обладал редким «чутьем к искусству» и стал своим человеком для художников Ладо Гудиашвили, Давида Какабадзе и купца-мецената, коллекционера театральной старины, создателя частного литературно-театрального музея Алексея Бахрушина. Он не писал рассказов и стихов, но сумел создать основу Литературного музея Грузии. Он начинал замечательные дела, которые продолжали другие. Его увольняли в самый разгар удачной работы, считали то чудаковатым энтузиастом, то подвижником. С самым высоким начальством он, Давид Арсенишвили, разговаривал на равных и никогда не просил, а требовал. Академик Дмитрий Лихачев вспоминал: «…Он входил в учреждения как власть имеющий – в нем было это сознание, ибо он служил высокой идее. Если кто-то не поддавался его уговорам, медлил, проявлял равнодушие, он пускал в ход свой последний аргумент: «Я грузин и хочу, чтобы Музей русского искусства был открыт, был достоин своего призвания. А вы кто? Вы русский, и вы этого не хотите!».
В 1905 году, когда в селе Дабадзвели близ Ткибули в семье Ильи Арсенишвили появился на свет шестой ребенок – Давид, глава семейства потерял работу. Он был полицейским приставом, но весьма необычным – настолько прогрессивных взглядов, что даже сочувствовал революционным идеям. И, естественно, после подавления революции 1905 года его отстраняют от должности. Став просто государственным служащим, он работает в Баку, Гагра, Кутаиси, Тифлисе. В этих городах и учится Давид, закончив в итоге Кутаисскую гимназию. Казалось бы, яркая творческая судьба ему не уготована – в 1921-м он поступает в Тбилисский индустриальный техникум и через пару лет получает диплом экономиста. Ан, нет! Учась в техникуме, 16-18-летний парень не связывает себя ни с чем промышленным, а работает секретарем Театрального отдела в Народном комиссариате просвещения (Наркомпросе)  Грузинской ССР. Да еще сотрудничает с газетой «Трибуна». Экономическое образование – желание родителей, но друг Давида поэт Рюрик Ивнев свидетельствует: тот с детства мечтал о театре. И Давид уговаривает знакомую своих родителей (мол, с ними все согласовано) взять его с собой в Москву. Отъезд этот приходится обставить именно театрально, в духе романтическо-приключенческих постановок: квартира оказывается запертой, и Давид спускается с четвертого этажа по канату, свитому из простыней!
Добравшись до Москвы, он оканчивает театральную студию под руководством актрисы МХАТ Марии Роксановой, первой исполнительницы роли Заречной в «Чайке». Но его влечет не какая-то конкретная сцена, а весь необъятный театральный мир. Возможность окунуться в него предоставляет работа с 1924 по 1927 годы в Тбилисском современном студии-театре. Там Арсенишвили и режиссер, и заместитель директора по научной части, и лектор по истории театра. Материалов же для этих лекций он «накропал» немало – около трех тысяч экспонатов, иллюстрирующих историю грузинского театра. Из них примерно шестьсот собраны лично Арсенишвили. Научный труд на эту тему, представленный Давидом в 1927-м в Государственную академию художественных наук, подкрепляется соответствующей выставкой.
Выставка настолько значительна и интересна, что уже на следующий год Наркомпрос республики  учреждает первый во всем Закавказье Государственный театральный музей Грузинской ССР во главе с двадцатишестилетним Арсенишвили. В нем – отделы театра, музыки, балета, оперы, цирка и кино. Помимо материалов об истории непосредственно грузинского театра, немало экспонатов и о национальных театрах, внесших свой вклад в культурную жизнь страны. Это – итальянская опера, русская драма,  французский, армянский и азербайджанский театры. Представлены экземпляры трагедий Шекспира на английском языке с пометками Иване Мачабели – выдающегося переводчика этих пьес на грузинский язык. Рядом с ними – макеты, эскизы декораций и костюмов различных постановок. В отделе музыки – ноты первых грузинских опер.
Поначалу, еще не получив официальный статус, музей располагается в сырых полуподвальных восьми комнатах и двух залах здания бывшей гостиницы «Beau Monde» на углу улиц Некрасова и Клары Цеткин (ныне Цинамдзгвришвили). Естественно, долгое время уникальную коллекцию там не продержишь, и через год экспозицию переносят в здание Государственного исторического музея Грузии. Но там ей предоставляют… один зал. И энтузиастам во главе с Арсенишвили приходится устраивать временные выставки, в том числе и вне стен музея. Давид Ильич организует десять таких самостоятельных выставок, в том числе и театрально-декорационного искусства. Шесть из них посвящены театральному деятелю Александру Сумбаташвили-Южину, режиссеру и театральному педагогу Вахтангу Мчедлишвили, классику азербайджанской литературы Мирзе Фатали Ахундову, певцу Харлампию Саванели. А самый большой резонанс у выставки, посвященной памяти Александра  Грибоедова.
В 1928 году на заседании Академии художественных наук Арсенишвили делает доклад  «Грибоедов в Грузии и Персии», посвященный 100-летию со дня гибели поэта и драматурга. Найденные в Тбилиси архивные документы позволяют ему уточнить некоторые важные детали биографии Грибоедова. И прямо на этом заседании Давид Ильич избирается  членом-корреспондентом Академии художественных наук. Однако  грибоедовская тема для него не исчерпана. В конце того же года в Тифлисский горисполком из Театрального музея за подписью Арсенишвили отправляется просьба провести на могиле Грибоедова ремонтно-восстановительные работы. И деньги на это находятся, могила приведена в порядок. А Давид Ильич продолжает огромную работу, посвященную памяти Александра Сергеевича.
В 1928-1929 годах афиша на грузинском и русском языках извещает, что Театральный музей организовал в Доме работников просвещения  выставку «Грибоедов в Грузии». У нее около 300 экспонатов и замечательный каталог. Материалы о жизни и творчестве писателя, которого в Грузии называют «русским зятем», настолько значительны, что ими заинтересовался Московский государственный театральный музей. Он приглашает Арсенишвили принять участие в своей выставке, посвященной Грибоедову. А экспозиция тбилисского  Театрального музея становится передвижной, в Баку и Ереване также на двух языках печатаются афиши о ее приездах.
Затем в столице Грузии, по просьбе Арсенишвили, эта выставка становится постоянной, власти решают разместить ее в двух комнатах большого дома, стоящего у церкви Святого Давида рядом с могилой Грибоедова. Дом принадлежит священнику Мачарашвили.  В этой экспозиции немало материалов и о выдающихся поэтах Грузии первой половины XIX века, о Пушкине, Лермонтове, видных военных и политических деятелях, о литературных салонах Тифлиса. Именно на основе этих материалов, собранных Арсенишвили и его единомышленниками, потом рождается Литературный музей Грузии. Заметьте, это уже второй музей, основателем которого стал Давид Ильич.
А в 1929 году издается сборник «Грибоедов в Грузии: 1829-1929». Авторы – Арсенишвили и его соратник по созданию Литературного музея Иван Ениколопов. Перу Давида Ильича в этом сборнике принадлежат предисловие, биографический очерк на грузинском языке о Грибоедове  и статья на русском «Первые постановки «Горя от ума» на Кавказе». Еще через четыре года – новый триумф Театрального музея: в помещении Союза художников Грузии проходит выставка, посвященная театральному искусству республики, она – уже о современности, о сезоне 1932-33 годов. Фотографии сцен, макеты декораций, эскизы костюмов лучших постановок Театра имени Шота Руставели, созданных выдающимся режиссером Сандро Ахметели, и Второго государственного театра Грузии, возглавляемого Котэ Марджанишвили, русского, армянского и азербайджанского драматических театров, театра юного зрителя.
Казалось бы, все складывается удачно. В 1932 году Арсенишвили  командируют в Москву на выставку «15 лет советской книги». Там он организует отдел «Советская книга в Закавказье» и пишет статью «Советская книга за 15 лет», которую потом перепечатывают на немецком языке в Берлине. А через год, вновь в столице СССР, он представляет Закавказье на Международной олимпиаде революционных театров и выступает там с докладом «Архитектура нового театра». Так грузинское театроведение впервые выходит на международный уровень. В 1934-м с издевательским цинизмом власти, наконец, находят постоянное помещение для Театрального музея. Это… церковь Норашен.
На дворе – то самое время, когда церкви превращаются в склады, спортзалы, библиотеки. Так что Норашену «везет». Но не везет Арсенишвили и его немногочисленным сотрудникам: стены храма расписаны, а уничтожать фрески, чтобы можно было размещать экспозиции и расставлять стеллажи, для Давида Ильича – кощунство. Так что о полноценной музейной работе речь не идет: весь музейный материал складывается на полу, стекла разбиты, нет никакого отопления, катастрофически не хватает выделяемых денег. Да и в штате музея всего четыре человека: директор, его заместитель, уборщица и сторож. А товарищи  из комиссии, созданной Наркомпросом, категорически требуют «привести здание в надлежащий вид». То есть, «вывезти все, напоминающее церковь с ее украшениями, росписями по стенам, произвести ряд перестроек и переделок, завести папки, шкафы и т. п., приступить к каталогизации инвентаря».
Подобные предписания Арсенишвили, в основном, не выполняет, единственное, что он рад делать – составлять каталоги и описания. Первый этап создания музея проходит успешно – Давид Ильич собрал, спас колоссальный материал, но начать второй этап он не успевает – приказом N 176 по Наркомпросу от 19 марта 1935 года его отстраняют от должности. И повод-то какой нашли: «Самовольно уехал на длительное время» (он ездил по музейным делам в Баку). Так на долгие тринадцать с лишним лет «устроитель музеев», как назвали его коллеги, отстраняется от любимого дела. А чтобы он не «мозолил глаза», не раздражал своей настойчивостью разнокалиберных чиновников, Комитет по делам искусств Грузинской ССР командирует его для повышения квалификации в Москву. Там в студии Константина  Станиславского его зачисляют в ассистентскую группу, и он проходит курс знаменитой системы великого режиссера. Живет Давид Ильич тем, что по договорам выполняет художественно-оформительские работы. Но пару раз находит и возможность вернуться к любимому делу. В 1936 году, к столетию со дня рождения Ильи Чавчавадзе, организует выставку о жизни и творчестве этого поэта и общественного деятеля. А через год – еще одну, посвященную 750-летнему юбилею Шота Руставели.
В Тбилиси он возвращается в начале Великой Отечественной войны. Ведет работу по созданию противовоздушной маскировки грузинской столицы, становится заведующим сектором охраны памятников архитектуры Грузии. По поручению Грузинского отделения Художественного фонда СССР собирает произведения современного грузинского искусства, пишет большую статью о нем, создает в Тбилиси художественный салон. Вроде бы его начинают ценить – награждают медалями «За оборону Кавказа»,  «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», избирают депутатом Тбилисского горсовета. И, наконец, в 1949-м, распоряжением Комитета по делам архитектуры при Совете Министров СССР, переводят в Москву. Однако этот перевод назвать награждением нельзя, хотя он и возвращает Арсенишвили к любимому делу. Грузинскому специалисту предстоит создать Музей древнерусского искусства имени Андрея Рублева. Фактически из ничего, на руинах бывшего Андроникова монастыря.
Постановление Совета Министров СССР об основании этого мемориального  музея подписано Сталиным еще в 1947-м, когда на высшем государственном уровне отмечался 800-летний юбилей Москвы. Вся территория монастыря была объявлена историко-архитектурным заповедником имени Андрея Рублева, а для музея выделили Спасский собор. Когда Арсенишвили появляется на этой территории, музеем там, как говорится, и не пахнет. Существует лишь соответствующее постановление правительства, на бумаге. А все постройки надо не только срочно реставрировать, но и освобождать от ютящихся в них людей. В переданном музею Спасском соборе остается архив Главного управления военных трибуналов Вооруженных сил СССР. Почти год понадобился Давиду Ильичу, чтобы добиться перевода этого архива. Потом приходится бороться за ликвидацию душа и туалета, построенных возле собора временными жильцами, и  футбольного поля, расположившегося на территории древнего некрополя. Но оказывается, что это лишь начало настоящей борьбы за лакомый для многих кусок земли.
Начинается бюрократическая чехарда. Правительство передает музей в ведение Управления по делам архитектуры при Совете Министров РСФСР, а оно, в свою очередь, предлагает отдать его Академии художеств СССР. Между тем, в системе Академии наук СССР есть Институт истории искусств, и Арсенишвили просит передать музей туда. В просьбе отказано, и Управление по делам архитектуры начинает настоящую войну с музеем. Спасский собор не реставрируют, а размещают в нем Отдел охраны памятников и Главную инспекцию Государственного архитектурного контроля РСФСР. Эти организации занимают два больших помещения, оставив музею со всеми его коллекциями лишь одну двадцатиметровую комнату. В собор перевозятся оборудование телефонной станции и старый инвентарь.
Как же удается Арсенишвили со штатом в пять сотрудников выстоять перед таким давлением?  В научном мире живут легенды о том, как он находил ходы на «самый-самый верх». Научный сотрудник Ирина Васильева-Иванова, дружившая с Арсенишвили и  вместе с ним создававшая музей, утверждала, что следующая история вовсе не легенда, а чистая правда. По ее словам, некий грузин, знакомый Давиду Ильичу еще с детства, работал поваром у Берия. И передал просьбу Арсенишвили о помощи самому Лаврентию Павловичу, а тот, в свою очередь – самому Иосифу Виссарионовичу. Трудно сказать, насколько это соответствует действительности. Но то, что Давид Ильич выступил перед  секретарем ЦК ВКП (б) Михаилом Сусловым, неоспоримо. В ноябре 1951-го Совет Министров РСФСР предложил вообще ликвидировать музей и передать его помещения специальной научно-реставрационной мастерской Архитектурного управления. Вопрос рассматривался у Суслова. Тот выслушал «вдохновенную речь Давида Ильича о значении и перспективах музея» и «высказал пожелание, чтобы к делу создания Музея подключились авторитетные организации». Такое пожелание равно приказу.
Признаемся, в наши дни трудно представить, что, выходя на такие «инстанции», человек ничего не попросил для себя лично… Все, что «выбивал» Давид Ильич, касалось только музея, он был настоящим бессребреником. Не имел квартиры в Москве и спал на раскладушке, которую ставил в Спасском соборе, получал 69, потом – 75 рублей в месяц. И имел один, но отлично выглаженный костюм. А как же иначе?  Ведь Арсенишвили не только ходил «по верхам», но и общался с дипломатами, пытаясь популяризировать Рублева. И когда его приглашали в посольства, он брал не такси, а какого-нибудь частника – чтобы выглядело так, будто он приехал на личной машине  с шофером.
Все время, пока идет борьба за выживание музея, Арсенишвили, его научные сотрудники Наталья Демина и Ирина Васильева-Иванова, которых  в Секторе древнерусской литературы Пушкинского Дома Академии наук СССР называют «святой троицей», успевают и ездить по городам и весям. Они собирают образцы древнерусского искусства, спасают их от разрушительного действия времени в недействующих церквях или в запасниках краеведческих музеев, где их не включали в экспозиции как «предметы культового назначения». Эта огромная работа ведется во Владимире и Суздале,  Ярославле и Ростове, Угличе и Вологде, Калуге и Твери, во многих других древнерусских городах. Академик Лихачев говорил, что «две слабые, но преданные делу и знающие женщины и рыцарственно служащий своей идее грузин» не только стойко «держали оборону», но и активно работали, пополняя музей редчайшими экспонатами. Два года уходят у них на то, чтобы обследовать фонды периферийных музеев, составить списки с тысячами наименований древней иконописи, спасти от гибели и вывезти в Андроников монастырь свыше ста уникальных икон XV-XVII веков, погибавших от сырости и  плесени.
К середине 1950-х в музее уже имеются  библиотека в  480 томов (без учета периодических изданий Академии наук) и огромное собрание архивных материалов. Арсенишвили и его сотрудники начинают давать консультации, рецензии и справки, проводят экспертизы и помогают периферийным музеям. Конечно же, не обходится без передвижных фотовыставок. Одна из них – «Андрей Рублев и мастера древнерусского искусства», организованная музеем вместе с Московским союзом художников, имеет огромный успех в феврале 1954 года. Как же оценивается властями эта огромная работа? Прочтем документ, созданный в 1956 году, Государственным комитетом Совмина  РСФСР по делам строительства и архитектуры: «Проводимая музеем полезная работа по собиранию памятников древнерусского искусства и по популяризации творчества Андрея Рублева изображается как своего рода «подвижничество». Это мешает коллективу целеустремленно работать над организацией музея с тем, чтобы в ближайшее время начать показ творческого наследия Андрея Рублева широким массам советских граждан».
Дело доходит до прямого абсурда. Музею ставят задачу подготовиться к 600-летию со дня рождения Рублева, а все собранные редкости ютятся в одной комнате, и нет никакой возможности организовать экспозиции. Моссовет же готовит в это время постановление о передаче зданий бывшего монастыря под административно-хозяйственные нужды. Жильцы с территории заповедника не выселены,  полуразвалившиеся строения не снесены, открываются гаражи, склады, различные мастерские. Деньги на реставрацию Спасского собора не выделяются.
Десятки комиссий, проводящие проверки в самой грубой форме, мешают нормальной работе. Достаточно прочесть вывод одной из них (в 1937-м такого вывода хватило бы для приговора): «Т.Арсенишвили келейно продолжает показ экспонатов, не утвержденных в установленном порядке и размещенных в неотремонтированном помещении, не приспособленном на сегодняшний день для музейного показа. Несмотря на то, что музей еще не открыт, его часто посещают отдельные граждане, представители духовенства, иностранные подданные, в том числе послы западных держав. Самовольно разрешая доступ в музей, экспозиция которого не утверждена и размещена в неприспособленном для показа помещении, т.Арсенишвили проявляет тем самым политическую близорукость и дискредитирует самую идею популяризации творчества Андрея Рублева. Кроме того, экскурсоводческая работа по незавершенным музейным фондам отвлекает коллектив от решения основной задачи – подготовки музея к открытию». И все это вместо одного лишь слова: «Спасибо!»
Арсенишвили обращается в самые различные инстанции, общественность то и дело встает на защиту музея, его поддерживают видный искусствовед, член Австрийской  академии наук Михаил Алпатов, академик Дмитрий Лихачев, писатель, председатель  Всемирного совета мира Илья Эренбург, знаменитый археолог Борис Рыбаков и многие другие, известные на всю планету люди. А тут еще и ЮНЕСКО объявляет 1960 год годом Андрея Рублева. Власти ясно, что от открытия музея никуда не уйдешь. Но никого не боящийся, «политически близорукий» директор ей не нужен. И за полтора года до юбилея Давида Ильича увольняют. Воспользовавшись тем, что он серьезно болен. 21 сентября 1960 года Музей имени Андрея Рублева торжественно открывают уже без участия Арсенишвили.
…В 1963 году в одной из тбилисских больниц пациент, страдающий от бронхиальной астмы, просит уборщицу не натирать мастикой пол в его палате. Но она выполняет указание начальства и поэтому отсылает больного к палатному врачу. Тот – к главному. Главврач краток: «Так положено». На следующий день больной умирает от сильнейшего астматического приступа. И 23 ноября газета «Советская культура» публикует извещение: «Министерство культуры СССР, Академия художеств СССР, Институт истории искусств Министерства культуры СССР и Музей древнерусского искусства имени Андрея Рублева с глубоким прискорбием извещают о кончине талантливого организатора музейного дела Давида Ильича Арсенишвили, последовавшей на 58-м году жизни в Тбилиси, и выражают соболезнование семье покойного».
Человек, всю жизнь преодолевавший черствость, бездушие и некомпетентность на самых высоких уровнях, не смог преодолеть их в больничных стенах. Он спас от гибели бесчисленные шедевры грузинской и русской культуры, спасти его самого просто не пожелали. Но вспомним еще одну фразу Дмитрия Лихачева, назвавшего Арсенишвили самым грузинским из грузин:  «Вечным и лучшим памятником грузинского характера навсегда останется основанный грузином в Москве Музей древнерусского искусства имени Андрея Рублева. Низкий поклон Давиду Ильичу Арсенишвили».


Владимир Головин