click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни. Федор Достоевский


СТОЛЕТИЕ МАСТЕРА

 

В Национальной картинной галерее имени Дмитрия Шеварднадзе прошла выставка работ видного художника-монументалиста, народного художника Грузии, лауреата Государственной премии СССР Роберта Ивановича Стуруа. Событие было приурочено к 100-летнему юбилею мастера и вызвало большой интерес в Тбилиси. На открытие пришли представители культурной элиты Грузии, и, конечно, сын художника – прославленный режиссер Роберт Стуруа-младший.
Были экспонированы портреты, пейзажи, натюрморты, репродукции театральных декораций, эскизы росписей плафонов, рукописи, фотографии, карандашные наброски, а также инструменты художника – кисти, краски.
Роберт Стуруа – не только замечательный художник-монументалист, но и мастер женского портрета. Его модели – прекрасные грузинки. Среди них – близкие и родные художника, которых он рисует много и охотно, известные актрисы Медея Джапаридзе, Марина Тбилели (последняя работа художника) и другие, поэтэсса Анна Каландадзе. Последняя запечатлена на экзотическом зеленом фоне с маками. Это мифопоэтический образ, символ неувядаемой молодости, красоты и женского очарования. Невольно вспомнились стихи Беллы Ахмадулиной, назвавшей Анну Каландадзе «сообщником природы». «У трав, у луны, у тумана и малого нет недостатка. И я понимаю, что Анна – явление того же порядка», – пишет Белла.
Привлекает внимание и большой портрет Нино Арсенишвили в платье изумрудного цвета на алом фоне – торжество юности и красоты. Девушка изображена со вскинутыми руками – словно птица, готовая вспорхнуть. Не меньше впечатляет нафантазированный, мифологизированный образ еще одной прекрасной грузинки – царицы Тамары.
Художник работает в разных техниках: масло, темпера, пастель, карандаш, акварель, в смешанной технике.
Особая тема в творчестве художника – религиозная. Мы наслаждаемся пейзажами с церквами Светицховели, Алаверди, картиной «Девушка из церкви», на переднем плане которой – молодая монахиня с выразительным, аскетичным лицом. Излюбленная цветовая гамма Роберта Стуруа в этой серии – зеленоватые оттенки. Это, если так можно выразиться, суровая, лаконичная живопись – как и сама грузинская храмовая архитектура.
Особый интерес посетителей вызвало огромное полотно, классический пример соцарта в живописи на тему, характерную для эпохи, в которой творил Роберт Стуруа, – оно называется «Праздник осени» (роспись плафона в зале театра им. Акакия Церетели в Чиатуре, за которую художник был награжден Сталинской премией второй степени). Пиршество эмоционально-насыщенных, ярко-красных, желтых, оранжевых, зеленых красок буквально завораживает, наполняет радостью жизни, оптимистическим мироощущением. Прочитывается и мифологический дискурс – в первую очередь, в образе юной всадницы. Большой кувшин, гроздья винограда вызывают ассоциации с древнегреческими празднествами в честь бога растительности, виноградарства и виноделия Диониса.
Кроме «Праздника осени», Роберту Стуруа-старшему принадлежит роспись плафона «Дружба народов» в Доме культуры села Шрома Озургетского района, «Добро побеждает зло» – в Доме культуры шахтеров в Ткибули и многие другие работы. Художник интересно реализовал себя и в книжной графике: Роберт Стуруа – автор иллюстраций к произведениям Ильи Чавчавадзе и Важа Пшавела.
Режиссер Роберт Стуруа рассказал о своем замечательном отце:
– Две истории, быть может, смогут разъяснить, каким необыкновенным человеком был мой отец – красавец, настоящий рыцарь, типичный представитель тифлисской богемы, быть может, «последний из могикан» нашего города. Хотя отец появился в городе в начале двадцатых. Ведь детство он провел в селе Набакеви, близ знаменитого еврейского поселения Кулаши. Откуда и появилось столь экзотичное, совсем не имеретинское имя – Роберт. Дело в том, что отец моего отца – Вано Стуруа, мой дедушка, был известным большевиком (по его рекомендации в коммунистическую партию был принят Иосиф Джугашвили, то бишь, Сталин!). Естественно, отца моего не посмели крестить: перед ссылкой дед мой приказал не крестить сына. И вот рос будущий художник без имени, вызывая насмешки среди крестьянских детей. Однажды в деревню приехал дядя отца – Георгий Стуруа (отец известных в стране людей, Мэлора и Дэви Стуруа), тоже известный революционер. Отец пожаловался ему, что жить без имени ему уже невмоготу, и попросил как-то решить эту проблему. И вот дядя Георгий рано утром разбудил своего племянника, повел в поле, раздел, поднял в воздух, бросил на землю и прокричал: «С сегодняшнего дня ты Роберт! Роберт Стуруа!» (В то время Георгий был увлечен трудами известного английского экономиста Роберта Оуэна, – вот откуда взялось это имя). Потом появился я, тоже Роберт. Более того, отец попросил меня, чтобы своего сына я тоже назвал Робертом. «Кто-то из Робертов Стуруа, – шутил отец, – попадет в историю, и пусть выясняют, какой из Робертов!» Но моя жена была категорически против, напомнив мне вереницу Людовиков в истории Франции: «Вы не Бурбоны, хватит!».
Мне было 19 лет, когда отец вместе с друзьями крестил меня в Светицховели! Я стал Георгием! Но имя не прижилось! Так же, как и Константин не стал именем моего отца. Напомню, что Стуруа были крепостными князей Микеладзе, и княгиня Ниночка Микеладзе (она давала уроки русского языка моему отцу) тайно крестила будущего художника из семьи ортодоксальных революционеров под именем Константин! Но и оно не прижилось! В итоге и он Роберт, и я!
Несколько лет отец осваивал технику монументальной живописи. Для этого он поступил в московскую аспирантуру, в класс известного художника-монументалиста Е.Е. Лансере. В 1945 году в городе Чиатура строился театр (по проекту К. Чхеидзе), и молодому Роберту Ивановичу предложили расписать плафон на тему Победы! А ниши – портретами великих грузинских артистов. А молодому скульптору В. Топуридзе было предложено на фасаде театра установить статую Победы. Художнику Роберту Стуруа выдали аванс, который быстро был истрачен в бесконечных застольях. И он взялся за работу. Был создан эскиз плафона. Куплены штабеля холста, минеральные краски, масла, растворители и тысяча куриных яиц! Напомню, что в послевоенные годы темпера в тюбиках не продавалась, нужно было самому изготавливать ее, смешивая сухие, хорошо измельченные в ступках краски с яичными желтками – как делали художники Ренессанса. Все приобреталось в долг. Нас с сестрой кормили яичницей из белков. Потом еще долго меня мутило от омлетов... Наконец, все было закончено. Театр готов, плафон великолепно смотрелся. В нишах красовались Верико Анджапаридзе, Ушанги Чхеидзе, Медея Джапаридзе, Акакий Хорава и Акакий Васадзе. Вся наша семья с нетерпением ждала, когда же измученному художнику выдадут деньги за нечеловеческий труд. Даже если кистью просто выкрасить потолок, то и это каторжная работа. Но почему-то отцу денег не давали! В это время прошел слух, что ожидается денежная реформа и большие суммы по приказу свыше выдадут только к Новому году, чтобы люди не успели поменять деньги. И вот 27 декабря 1947 года моего отца вызвали в Чиатура и вручили ему значительную сумму денег. В сберкассах меняли только 2000 рублей, остальные – десять к одному. Отец даже не думал становиться в длиннющие очереди обездоленных людей! Комиссионные были пусты. А в гастрономах продавали шампанское и протухший шоколад. Сел мой отец на поезд и поехал в Зестафони! Между Чиатура и Шорапани курсировала узкоколейка. Выглянув в окно поезда, художник увидел потрясающий имеретинский пейзаж. И опустил стоп-кран! «Друзья! – обратился он к пассажирам. – Нам некуда спешить, а у меня есть деньги! Пошлем мальчиков вот в ту деревню, – говорил он, передавая детям пачки сторублевок, – пусть купят у крестьян вино, быстро, как это делают здесь, в Имерети, напекут хачапури, зажарят цыплят, бажэ, ткемали не забудьте! Горячие мчади и сыр! И будем кутить, нам уже нечего терять!» И вот представьте почти сюрреалистическую картину: за столами, сбитыми на скорую руку и заставленными фантастическими яствами, сидят пассажиры и пируют, а тамада, мой отец, произносит необыкновенные тосты. А в Зестафони в это время паника, поезд из Чиатура не пришел! Если авария, то начальника станции – в Сибирь (это 1947 год)! Посылают для выяснения обстоятельств дрезину с начальником станции и... не верят глазам своим! И они – тоже за стол: кутеж продолжается! А на станции уже точно решили: катастрофа на путях, и, наверное, много жертв! Отправляют на помощь санитарный вагон с врачами! А пир длился до утра... Первого января 1948 года отец разбудил меня и дал 25 новых рублей. Все, что осталось от гонорара за плафон «День Победы».


Анна НЕВЕРОВА


 
Пятница, 19. Апреля 2024