Одному из лучших  грузинских режиссеров, педагогов, заслуженному деятелю искусств Грузии и Аджарии, профессору Теймуразу Абашидзе, в творческом багаже которого множество интересных, ярких спектаклей  разных жанров, поставленных не только в Грузии, но и на многих сценах бывшего Союза и за рубежом, исполнилось 80 лет. Он выпустил целый ряд изданий о театральном искусстве – его теории и истории. Теймураз Абашидзе – один из авторов журнала «Русский клуб». Предлагаем вниманию читателей его материал, посвященный выдающимся грузинским артистам.

В быту понятия «талантливый», «способный» и «профессионал», «профессиональный» часто путают, используют одно вместо другого. «Способные» и «талантливые» чувствуют себя в театре гораздо комфортнее «профессионалов», А вот «талантливый профессионал» – явление достаточно редкое, однако именно их наличие в составе труппы определяет ее уровень, возможности, класс. Но бывают особые случаи, которые «вырываются» за рамки – это «актеры-феномены», особо одаренные люди, каким был Акакий Хорава.
Акакий Хорава (1895-1972 гг.) – особенный, неповторимый экземпляр «рода человеческого». И эта «необыкновенность» бросалась в глаза изначально, сразу: при его появлении все будто бы «уменьшались» в размерах. На первом курсе я был у него помрежем на спектакле «Анжелло» Виктора Гюго, который он ставил в своей абхазской группе, набранной специально для Сухумского театра; в этой группе учились замечательные ребята, красивые, рослые – Нурбей Камкия, Чинчор Чжения, Амиран Тания и другие. Но и они «уменьшались», когда он поднимался на институтскую сцену, чтобы что-то показать или объяснить. «Посмотри, Чинчор, это же так просто…», – говорил он, что-нибудь показывая. Однажды Чинчор не выдержал. «Это не просто, Акакий Алексеевич... делать, как Вы делаете, совсем не просто», – сказал он ему. Правильно сказал. Точно. Делать все «просто и естественно», оставаясь при этом таким же значительным, впечатляющим, «титаничным» мог только он, только Хорава.
Во время последней Декады грузинского искусства в Москве царя Эдипа играли четыре исполнителя: Хорава, Серго Закариадзе, Акакий Васадзе и Эроси Манджгаладзе, а мы, студенты театрального, работали в массовых сценах и участвовали в том дневном спектакле, который, по просьбе ВТО, был сыгран специально для московских коллег и театроведов. Все российские суперзвезды во главе с председателем Театрального общества России, Народным артистом СССР, директором и худруком Малого театра Михаилом Царевым пришли на этот спектакль. Такого триумфа, такого восторга и благодарности, какие выпали на долю Акакия Алексеевича в тот день, я больше никогда не видел в драматическом театре. «Большое созвездие» России, поднявшись с мест, стоя, без конца аплодировало великому исполнению, великой роли, великому артисту. Точно такой же триумф через несколько дней выпал и на долю постановщика и исполнителя балета «Отелло» – Вахтанга Чабукиани в Большом театре Союза ССР.
В молодости Хорава любил застолье. Войдя в возраст, иногда «ностальгировал» по этому поводу и изредка, посадив в свою коричневую «Победу» хорошо поющих грузинские песни Эроси Манджгаладзе, Рамаза Чхиквадзе, Карло Саканделидзе, отправлялся кутить на природе. Он замечательно пел, замечательно. Мне пришлось несколько раз аккомпанировать ему во время репетиции (Хорава пел «Соловушку» в спектакле Михаила Туманишвили «Иркутская история», где исполнял роль «шефа» экскаваторщиков по фамилии Сердюк. Это была небольшая роль руководителя бригады, состоящей из Эроси, Рамаза, Гурама Сагарадзе, Бадри Кобахидзе, они и были его «бригадой»!). Сам спектакль получился так себе, но Хорава я помню. Десятки лет прошли, а помню так же, как не забываю его в последней роли, которую он исполнил в пьесе Эбралидзе «Современная трагедия», – профессора Мора; помню, перед глазами стоит: огромный, с гривой седых волос, с поднятым воротом и палкой-тростью на сгибе руки.
Большой актер. Неповторимый. К сожалению, я не видел его в самых звездных ролях – Карла Моора в «Разбойниках» Шиллера, Берсенева в «Разломе», Анзора, в которых он буквально ошеломил москвичей во время первой Декады грузинского искусства, но то, что я успел посмотреть – Отелло, Эдип, Борис Годунов, осталось со мной навсегда. Таким был Акакий Хорава – большой драматический артист большого грузинского драматического театра. А рядом другой великий Акакий – Васадзе.
Акакий Васадзе (1899-1978 гг.) – артист невероятного масштаба и разнообразия, педагог, режиссер, для которого театр, репетиция, роль были и целью, и смыслом; таким необыкновенным, жесточайшим отношением к себе он создавал в любом спектакле или на репетиции какую-то особую творческую «ауру», которая расширяла возможности каждого. Играть рядом с ним, играть вместе с ним всегда было и приятно, и заразительно, и очень полезно. Как творческие «единицы» Хорава и Васадзе в театре Руставели были ничуть не менее ценны и значимы, чем режиссер Сандро Ахметели. Поэтому, на мой взгляд, их удаление из труппы в результате общеизвестного конфликта нанесло удар труппе: театр понес невосполнимые потери из-за того, что не был найден достойный компромисс, который обязан был организовать руководитель театра. А руководителем был Ахметели.
Акакий Васадзе – образец профессионализма и творческой дисциплины, постоянной устремленности к самосовершенствованию, неугомонный защитник и пример бескомпромиссной творческой требовательности к себе и трудолюбия. В грузинском театре советского периода я могу назвать трех таких фантастических актеров-тружеников: Вахтанг Чабукиани, Серго Закариадзе и Акакий Васадзе. Его актерские «умения», техника были на недосягаемом уровне. Когда он показывал различные виды «плача» и по его «окаменевшему» лицу начинали градом катиться слезы, а само лицо делалось то «отчаявшимся», то «глупым», то комичным, смешным, становилось понятно, что такое «актерское мастерство». Конечно, сегодня эта атрибутика не входит в «арсенал» подготовки современных актеров, как уже не входила в период моего обучения, но лично я всегда восторгался, видя пусть устаревшую, но такую утонченную технику, такой уникальный актерский профессиональный диапазон.
Совершенно без заметных усилий он осваивал диаметрально противоположную стилистику, жанровые «разности», с одинаковым успехом мог играть дюрренматовского Бидермана и Яго, сегодняшнего Исидоре и Франца Моора, с равным удовольствием, с азартом работал в театре Руставели и в театре Марджанишвили, в Рустави, в Кутаиси, в музыкальном театре и в институте.
Кахи Кавсадзе, его сосед по дому, по лестничной площадке, рассказал: «Он серьезно болел и уже не вставал с постели… Я зашел к нему, а он вдруг спрашивает: «Как ты думаешь, на том свете театр есть?!» Такого АРТИСТА ни убирать, ни увольнять из театра нельзя. Это УНИКУМ.
Вахтанг Чабукиани (1910-1992 гг.) – самый большой, самый известный, самый разносторонний и притягательный из грузинских актеров; основоположник и создатель грузинской школы классического танца, воспитатель всех наших известных танцовщиков и танцовщиц, сочинитель, постановщик и главный исполнитель всех классических национальных грузинских балетов. В СССР на всей территории Союза только три «точки» вызывали интерес серьезных балетоманов - Большой, Кировский и... Вахтанг Чабукиани.
Балет был гордостью грузинского искусства, каждая новая постановка вызывала огромный общественный интерес, рождала поколения новых зрителей, годами сохранялась в репертуаре.
При жизни Вахтанга Чабукиани театр имени Палиашвили был театром «балета и оперы». Все большие национальные премьеры были балетными. Это: «Сердце гор», «Горда», «Синатле», «Отелло», «Демон» – вот его основные хореографические постановки и исполнительские шедевры; никогда после него грузинский балет не добивался такого высокого уровня, популярности и уважения. После его ухода театр Палиашвили снова стал театром «оперы и балета», лишь ненадолго воспрянув, когда из Москвы руководителем был приглашен супер-солист Большого театра Михаил Лавровский, ожививший грузинский балет прекрасной постановкой и замечательным личным исполнением партии Порги в балете на музыку Джорджа Гершвина «Порги и Бесс». Этот спектакль был последним всплеском, после которого опера никогда, даже приблизительно, не достигала уровня «Абесалома», а балет навсегда переключился на «дивертисменты» и «одноактные миниатюры».
Много-много лет прошло после ухода Вахтанга Михайловича. Сменились школы, изменились стили, усовершенствовалась техника, расширились «умения» исполнителей, но никто, никогда не сумел так завораживать, так восхищать, как это делал Чабукиани. Трудно объяснить, что отличает «великого» артиста от «хорошего», ведь оба, в сущности, делают одно и то же – говорят одни и те же слова, поют одни и те же ноты, на одну и ту же музыку «вертятся», «прыгают», «ходят», но это «одно и то же», на самом деле, совсем не «одно и то же». Ибо в театре разницу воздействия на зрителя, слушателя рождает талант.
Когда Чабукиани только выходил на «соло», в зале наступала какая-то особенная, мертвая тишина. Публика ждала, все ждали… Так было всегда – в «Дон-Кихоте», в «Лауренсии», в «Отелло», перед его потрясающим «Мавританским танцем» вот это ожидание, этот короткий миг, момент и делает пребывание человека в зрительном зале осмысленным, незабываемым. Момент, когда ты ждешь «откровения искусства», которое через мгновение, на твоих глазах сотворит Великий Артист. Так в свое время я ждал великую Майю Плисецкую в «Умирающем лебеде», так ожидал появления на сцене великого Аркадия Райкина или выхода Лучано Паваротти.
Для театра, в принципе, все премьеры – праздник, все – результат тяжелого, нервного труда. Но есть особые, которые выходят за обычные рамки, рвут стандарты, границы, делаются национальным достоянием. Таким общепризнанным шедевром, без сомнения, является балет «Отелло» в постановке и исполнении Вахтанга Чабукиани, в замечательных декорациях и костюмах великого грузинского театрального художника – Соломона (Солико) Вирсаладзе.
В театр имени К. Марджанишвили меня пригласили работать по инициативе Софико Чиаурели (1937-2008 гг.). Она хотела, чтобы я поставил для нее конкретную пьесу – «Мадам Сан-Жен» Сарду и Моро. Эта пьеса в советском театре ставилась для звездных составов, и театр Марджанишвили тоже хотел занять в спектакле всех звезд – Котэ Махарадзе, Отара Мегвинетухуцеси, Тариела Сакварелидзе, Мераба Тавадзе, звездную молодежь и т.д. Спектакль задумывался, как гала-представление, таким и получился.
На премьере присутствовала легендарная матушка Софико – Верико Анджапаридзе, которая уже очень редко появлялась в театре, но на этой премьере побывала и даже после спектакля пришла за кулисы, чтобы поздравить меня, всех участников, даже выступила. «Это совсем другой спектакль, – сказала она. – Тамар (первая в Грузии Сан-Жен – актриса Тамара Чавчавадзе) была совсем другая, ее Катрин была героическая, величественная, амбициозная. А Софа совсем другая… Ваша интерпретация мне нравится больше… У вас все современнее, разнообразнее… и т.д.». Я был очень горд и доволен высокой оценкой «Самой Верико», тем более, что мы все считали своей основной концептуальной задачей – придание этой, в общем-то, заигранной пьесе, какого-то нового интереса, обобщения. Потому в интерпретации Тариела Сакварелидзе, наш император Наполеон Бонапарт смотрелся, скорее, как несчастный влюбленный, Жозеф Фуше – Котэ Махарадзе, виделся человеком, который профессию «сыскаря» вознес до уровня великого искусства, а граф Нейпер в исполнении Мераба Тавадзе выглядел настолько очаровательным и элегантным, что все беспричинные эскапады ревности Бонапарта в адрес супруги смотрелись абсолютно логично и правдоподобно; что касается – фельдмаршала Лефевра, то если бы его сыграл Мегвинетухуцеси, как и планировалось сначала, он приобрел бы совсем другой размах, но Отар не пожелал. Хотя Сосо Гогичаишвили, назначенный на эту роль вместо него, смотрелся в звездном составе вполне «по-звездному».
На премьеру из Москвы прилетела большая телегруппа, которая засняла весь спектакль, записала интервью всех участников. А потом в течение многих лет его показывали, как телевизионный «фильм-спектакль» по всесоюзному» и республиканскому каналам. Позднее, во время гражданских войн и перестрелок, когда тбилисский «телецентр» перманентно переходил из рук в руки, этот «фильм» исчез, как мне сказали. Во всяком случае, больше его уже не показывали, а жаль, потому что Катрин Лефевр и звезды Марджанишвили могли бы иногда радовать и сегодняшних зрителей.
Софико – т.е. Софья Михаиловна Чиаурели ушла из жизни так, что никто и никогда, ни разу не назвал ее по имени-отчеству, несмотря на возраст, на все, какие только возможно, заслуги, награды и звания. Она для всех была и осталась – Софико, замечательной актрисой и прекрасным человеком, личностью редчайшего обаяния, с поразительным внутренним и внешним артистизмом. Странно, но публика звала марджановцев всегда по именам – Верико, Васо, Цецилия, Лена, Софико, при этом никому и никогда не пришло бы в голову назвать Хорава или Васадзе – Акакием, их всегда звали по фамилиям, официально.
Киногений Серго Параджанов считал Софико своим талисманом и снимал во всех своих великих фильмах, оставив нам феноменальные по выразительности кадры-«миражи» в «Саят-Нова». Что касается театра, то, начав свою карьеру «марджановской» актрисы с пьесы «Девочка с ленточкой» и переиграв на сцене прославленного театра весь великий классический репертуар – Юдифь в «Уриэль Акоста», Анну Каренину, Катрин Лефевр, другие огромные роли, она так же охотно «отрабатывала» и маленькие, даже крохотные роли, например свою знаменитую дворничиху Заре с ее «курдским» танцем, которому «бисировали» всегда, пока этот спектакль оставался в репертуаре.
Последние десятилетия XX века творческий профиль театра имени Марджанишвили определяли два человека – это Софико Чиаурели и Отар Мегвинетухуцеси.
Отар Мегвинетухуцеси (1932-2013 гг.) – это, на мой взгляд, один из самых талантливых, отмеченных Богом и природой, артистов второй половины XX века. В ряду грузинских актеров Мегвинетухуцеси – это самый интересный, разносторонний универсал, который в течение всей карьеры на сцене и на экране утверждал свое бесспорное лидерство и творческий авторитет. В свой 80-летний юбилей он показал фантастический объем проделанной им работы: это и Сирано де Бержерак, и Отелло, и Эдип, и Пиросмани, и Николай I, это – Дата Туташхиа, Царь Георгий, множество других персонажей менее известных фильмов. Это, наконец, выдающаяся работа в спектакле «Хаки Адзба», где он создал новый, некультивированный в советском театре положительный образ князя-патриота, князя-жертвы, выявил нехарактерную в СССР проблему обязанности князя-владетеля защитить, уберечь «всех», даже ценой «себя».
Отар прошел многообразный творческий путь от своей первой большой и успешной роли – Чонта в спектакле Чхартишвили «Отверженный», до монолога врача в спектакле – юбилее, посвященном гибели Ильи Чавчавадзе, когда он превратил чтение обыкновенного, сухого «патологоанатомического заключения» в трагический монолог, в артистический шедевр. И еще мне хотелось бы отметить особенно глубоко врезавшуюся мне в память сцену допроса императором Николаем I главы восставших декабристов. За свою долгую жизнь в различных театрах я повидал многое и многих. И должен с удовольствием отметить, что эта сцена в исполнении Отара и другого прекрасного актера – Ираклия Учанеишвили, остается для меня одним их самых больших театральных впечатлений.
Отар Мегвинетухуцеси в грузинском театре – одна из самых интересных и нестандартных личностей, с неповторимой актерской манерой, неожиданным, оригинальным мышлением, особенной пластикой. Я не припоминаю ни одной проваленной им роли. Другое дело, что одни получились успешнее, ярче, глубже, интереснее, другие – менее, но всегда это была продуманная, актерски обусловленная, грамотная работа профессионала.
Помню, давно-давно на гастроли в Тбилиси приехал знаменитый английский театр «Олд Вик». Их костюмы, декорации, реквизиты застряли где-то в дороге, и им пришлось играть Шекспира в своих, современных костюмах. Мы, профессионалы, были в восторге от их творческой находчивости, смелости, решимости, с которой англичане преодолели этот «форс-мажор». Так что, наверное, неважно, в чем ты играешь, важно, как играешь. Люди, про которых я пытался рассказать, никогда не играли классику в майках и джинсах, но то, что они играли, играли замечательно! За что современники навсегда полюбили их.



Теймураз АБАШИДЗЕ