Однажды во время встречи студент сказал Президенту США Рональду Рейгану: «Ваше поколение никогда не сможет понять сегодняшнюю молодежь. Мы родились и выросли во времена интернета, компьютеров, космических полетов и т.д…» Рейган ответил: «Правильно, у нас не было ничего этого, поэтому мы все это – изобрели». Это ключевая фраза, позволяющая понять взаимоотношения поколений: одни придумывают, другие – пользуются, поэтому в организованном обществе приоритетны – взаимопонимание, взаимоуважение, взаимодействие.
В «марджанишвили-ахметелевский» период телевидения еще не существовало, а во времена режиссеров Чхартишвили – Алексидзе – Кушиташвили – Туманишвили оно не было достаточно оснащенным технически, поэтому многие их своеобразные, оригинальные произведения не зафиксированы, несмотря на бесспорно высокое качество. Мастера того поколения отличались утонченной театральностью, аристократизмом и универсализмом; сегодняшняя режиссура более динамична, энергична, она более жесткая и зрелищная, но параллельно оттеснила на второй план теплоту восприятия, актерскую инициативу и индивидуальность.
Батумский театр родился в недрах «Дуруджи» (актерское объединение, созданное в 1924 году в театре им. Ш. Руставели), под личным руководством самого Сандро Ахметели, который выпестовал, «выдрессировал» эту первую труппу, боготворившую ментора и как учителя, и как режиссера, и как личность. Я несколько лет руководил этим театром и подтверждаю, что Батумский театр десятки лет бережно сохранял и ахметелевскую творческую требовательность, и верность его профессиональным традициям, которые Арчил Чхартишвили еще больше углубил и осовременил.
Арчил Чхартишвили (1905-1980 гг.) – один из тех мастеров, которые после изгнания Марджанишвили и гибели Ахметели удержали пошатнувшийся грузинский драматический театр, сохранили его уровень и класс. В отнюдь не длинном списке режиссеров этого поколения Арчил Чхартишвили выглядит особенно рельефно – масштабностью мышления, репертуарной дерзостью, высочайшим уровнем постановок. Писатель – классик американской литературы Джон Стейнбек выразил в своих путевых заметках по Советскому Союзу величайшее удивление, что в небольшом портовом городе, где по всем существующим в мире стандартам должны процветать лишь «Варьете» и «Шантаны», он увидел высокую классику – «Царя Эдипа» Софокла в удивительной постановке и прекрасном исполнении.
Для режиссерского искусства Арчила Чхартишвили характерна новизна тематики, привлечение новых авторов, «отеатраливание» интересных литературных сюжетов. Чхартишвили инсценировал и поставил сперва в Батуми, а затем на сцене театра Марджанишвили «Отверженный» Важа Пшавела, где в роли Чонта блестяще выступил юный дебютант – Отар Мегвинетухуцеси; Медея Еврипида в спектакле, поставленном Арчилом Евстафьевичем, была последней «звездной» ролью великой Верико Анджапаридзе. И в этом спектакле дважды выступала гастролирующая в Тбилиси гениальная гречанка Анастасия Папатанасиу.
В период руководства театром Руставели Арчил Чхартишвили создал незабываемый актерский ансамбль в замечательном спектакле «Старые зурначи» и первым рискнул инсценировать и поставить «Витязя в тигровой шкуре».
В музыкальном театре имени Васо Абашидзе, который всегда служил как бы местом ссылки неугодных ЦК партии или министру культуры личностей (туда дважды назначали Михаила Чиаурели, а Арчила Чхартишвили – даже трижды), он поставил замечательные музыкальные спектакли – «Сильву» Кальмана, «Роз-Мари» Фримля, «Путешествие по Грузии» композитора Алекси Мачавариани. При всем при том этот великий профессионал – интеллигент и настоящий мужчина, – обожал охоту, рыбную ловлю сетью, застолье на природе. Внешне был высоким, стройным, симпатичным, в работе – смелым, раскованным, неприятности воспринимал спокойно, с улыбкой, в общении был внимательным, мягким, дружелюбным.
Арчил Чхартишвили оставил свой фирменный, неизгладимый след везде, где работал, вернее, где дали работать, а город Тбилиси должен особенно благодарить его за сочиненное и поставленное им легендарное «1500-летие Тбилиси», за этот грандиозный, сказочный праздник, в котором я участвовал как один из его ассистентов, и поэтому компетентно могу подтвердить восторг и удивление гостей, приглашенных со всех концов мира. Это был триумф постановщика, триумф города, страны, государства.
Арчил Чхартишвили – замечательный режиссер-мыслитель и такой же интересный, нестандартный человек.
Додо Алексидзе школу окончил в Тбилиси, режиссерский факультет в Москве, был сыном известнейшего врача и братом знаменитой балерины – Иры Алексидзе, так что с самого рождения вращался в разнообразной интеллигентной среде. Несмотря на довольно невзрачную внешность – он был маленький, толстенький, абсолютно лысый, на круглом лице выделялся крупный, крючковатый нос с огромными очками, – обладал настолько активной, энергичной аурой, что вокруг него постоянно толпились люди, не потому что имели к нему какое-нибудь конкретное дело, а потому, что хотели общаться с ним, быть рядом, около.
Додо (Димитрий) Алексидзе (1910-1984 гг.) – в 50-70 годах XX века был самой уважаемой фигурой театрального мира Грузии. Он обладал удивительным творческим началом, которое проявлялось везде – на сборе труппы, собрании, репетиции, лекции, в беседе; любая встреча, любой вид общения с ним были спектаклем, который и учил, и развлекал одновременно. Его публичные выступления обычно начинались тускло, стандартно, но в какой-то момент в нем загорался непонятный импульс, и этот человек будто вспыхивал, будто взрывался, и волны этого «взрыва» с поразительной интенсивностью овладевали залом, аудиторией; с этого момента слушатели, зрители принадлежали ему, и он управлял ими так, как ему хотелось. Ты мог быть совершенно противоположного мнения, других взглядов, вкусов, «хотений», но, несмотря на это, ты огорчался и радовался, протестовал или соглашался с ним, с его аргументами. Заканчивалось выступление, обрывался поток его обаяния, и аудитория вновь индивидуализировалась, возвращалась к собственным взглядам, соображениям, «колдовство» его артистизма развеивалось, испарялось, но оставалась улыбка, оставалась симпатия, и удивление, которое у меня, например, сохраняется всю жизнь.
Я не театральный критик, не исследователь театра, поэтому не стану ни анализировать, ни разбирать его постановки, лишь отмечу – перечень его основных спектаклей указывает на то, что в глубине души этого легкого, веселого, раскрепощенного человека было скрыто истинно трагическое начало. В период с 30-х по 60-е годы прошлого столетия театр имени Руставели осуществил такие значимые спектакли, как «Ламара» Г. Робакидзе по мотивам новелл Важа Пшавела, «Разбойники» Ф. Шиллера, «Загмук» А. Глебова и «Анзор» С. Шаншиашвили – Сандро Ахметели (в 30-е годы), «Царь Эдип» Софокла, «Бахтриони» Д. А. Гачечиладзе по В. Пшавела, «Борис Годунов» А. Пушкина, «Трехгрошовая опера» Б. Брехта с блестящим Мекки-Ножом Рамаза Чхиквадзе в постановке Додо Алексидзе (50-60-е годы). Эти спектакли очертили историческую перспективу грузинской классической режиссуры, зафиксировали ее высокий творческий уровень и обусловили эталоны достижений. Это: «Ламара» – «Разбойники» и «Царь Эдип» – «Бахтриони». Поэтому Додо Алексидзе на том историческом отрезке самый успешный режиссер-постановщик этого театра, несмотря на очень сложную и не всегда справедливую к нему творческую судьбу.
Помню, когда Димитрий Александрович предлагал мне быть его ассистентом и сказал: – «Главное в институте – ассистенты. Ассистенты «главнее» всех, потому что они – будущие профессора». Когда он ставил в Сухумском театре «Венецианского купца» (Шейлока играл Гоги Кавтарадзе), то каждую пятницу уезжал в Сухуми; в театре он уже не работал, оставался только председателем Театрального общества и педагогом театрального института, в субботу, воскресенье и понедельник проводил шесть репетиций, а во вторник уже являлся в Театральное общество и на кафедру. Он очень уставал, ему было глубоко за семьдесят, я работал с ним вторым педагогом и, видя, как ему трудно, как-то сказал: «Зачем вам, Димитрий Александрович, нужна эта каторга?!» Он на меня накричал. Странно накричал… шепотом: «Не могу… Не могу… без репетиции… Не могу». Вот так!!! Его интонацию, его выражение лица помню до сих пор.
Васо Кушиташвили (1894-1962) – или «Мсье Кушита», как его называли в Париже, где он прожил большую часть своей жизни, был наиболее высокообразованным «европеизированным» профессионалом, которого я за свою жизнь встречал в театре, вернее, в театрах. Причем эта образованность очень интересно совмещалась с разносторонней компетентностью, тонким безошибочным вкусом, артистизмом. И все это вкупе создавало интереснейший, уникальный человеческий портрет. Он абсолютно одинаково владел грузинским, русским, французским, немецким и английским языками, обладал легкой, свободной, раскованной манерой общения, и непримиримым неприятием любых проявлений фальши и театрального провинциализма. А провинциализмом считал преувеличенное самомнение, саморекламу, самовлюбленность. Однажды очень известная актриса без конца рассказывала в театре, как ночные воры отняли у нее шубу, а потом, когда она назвала свое имя, вернули отнятое и проводили до дома, «чтобы ее больше никто не обидел». «Мсье Кушита» на другой же день явился в театр с двумя «польтами» и рассказал, как у него отняли пальто, а когда он сказал, что работает в одном театре с вышеупомянутой актрисой – «извинились, проводили до дома, а на прощание, в виде компенсации, подарили второе пальто».
Многие годы «Мсье Кушита» тесно сотрудничал с выдающимися корифеями европейского театра – Сарой Бернар, Шарлем Дюленом, Жаном Кокто. Он является основателем известного Парижского театра «Ателье». И когда этот театр приехал на гастроли в Тбилиси, то вся труппа во главе со знаменитой Дельфин Сейриг отправилась на кладбище к могиле «Мсье Кушита» и минутой молчания почтила память одного из основателей своего театра.
Василий Павлович был с нашей режиссерской группой недолго, всего один первый семестр, но именно он дал нам ту основу, которую потом развил и углубил наш основной учитель – Михаил Туманишвили. За те полгода, которые он провел с нами, как я теперь понимаю, он применил нестандартную, новаторскую для того времени систему обучения режиссеров – более практическую, наглядную. Он водил нас в театр Марджанишвили, которым тогда руководил, на свои репетиции «Ричарда III», где мы, первокурсники, встречались с корифеями грузинской сцены – Васо Годзиашвили, Верико Анджапаридзе, Медеей Джапаридзе, другими.
Спектакли Васо Кушиташвили были подчеркнуто «академичными», слегка консервативными по форме, но великолепными по вкусу и сценической культуре. Его постановка «Человек ли он?!» в хрестоматийном исполнении Васо Годзиашвили роли Луарсаба Таткаридзе является классикой грузинского национального театра.
Михаил Туманишвили (1921-1996 гг.) в тот период, когда его назначили нашим педагогом и руководителем группы, был высоким, худым мужчиной с черными-черными усами и такими же черными, живыми глазами. Со временем он слегка отяжелел, но тем не менее всегда оставался очень подвижным и легким. Михаил Иванович по своей природе, характеру не был сторонником того монументального, героико-романтического стиля, который тогда повсеместно господствовал и являлся фундаментальной концепцией формирования репертуара театра Руставели; постановки Туманишвили стали тем переходным мостом, который соединил исчерпавшую себя стилистику с той актуальной, более разнообразной и гибкой моделью, которая, наконец, заменила господствовавшее однообразие и утвердила то открытое, свободное, раскрепощенное взаимодействие с автором, с пьесой, с театром, с режиссером, со зрителем, существущее по сей день. За что сегодняшний грузинский театр должен сказать ему искреннее «СПАСИБО».
Несмотря на то, что Михаил Иванович Туманишвили всю Великую Отечественную войну прослужил в кавалерии, характером он не был «гусаром». По своим внутренним склонностям он скорее тяготел к камерному, психологическому театру и был категорическим «отрицателем» всех и всяческих междоусобиц, насильственных внутритеатральных столкновений, которыми полна история этого театра. И хотя в грандиозном «междусобойчике», затеянном против Додо Алексидзе, его позиция фактически была нейтральной, после освобождения Алексидзе его пост ненадолго занял Туманишвили, но вскоре был вынужден навсегда покинуть этот театр. К счастью, этот небольшой отрезок времени и должность он в основном использовал, чтобы «активизировать» так называемый «малый» Театр Руставели; именно Михаил Иванович сформулировал оригинальную стилистику «Малого зала», обосновал его идеологию, сформировал отличительный тип режиссерско-актерского творческого подхода и оставил нам два великолепных разнохарактерных образца – «Чинчрака» и «Антигону» Ануя, которые стали камертоном в новейшем руставелевском репертуаре. Это время, несмотря на то, что внутренняя напряженность в театре все более и более возрастала, творчески для Михаила Ивановича было очень плодотворным. Ему удалось убедить, что язык спектакля должен стать многоплановым, разнообразным, что обновления требует язык художника, композитора, а также «драматургический язык»; особенно масштабно ему удалось продемонстрировать это в спектакле «Именем «Молодой гвардии» (пьеса Мераба Гегия), поставленном в театральном институте. После этой постановки его экспериментаторство стало еще более целенаправленным, дерзким, а после перехода в Театр киноактера, который теперь носит его имя, и который был открыт специально для него, его другом и однокурсником, замечательным человеком и министром кинематографии Грузии – Акакием Арчиловичем Двалишвили, полностью переключился на экспериментальную работу. Он создал театр, которого действительно недоставало в панораме театров Тбилиси, и воспитал целую плеяду действующих мастеров сегодняшнего грузинского театрального искусства.
Эти мои воспоминания касаются самых значительных, высокорезультативных грузинских театральных руководителей, людей, чья творческая судьба, история жизни, по логике, должна была соответствовать их умениям, успехам, достижениям, но на деле… Арчил Чхартишвили завершил свой творческий путь в Филармонии постановщиком скетчей, мизансценируя входы и выходы артистов эстрады. Додо Алексидзе возглавлял «половинку» своей бывшей кафедры и ездил репетировать в Сухуми, а Васо Кушиташвили (Мсье Кушита), вынужденный уехать из Тбилиси, руководил грузинской «половинкой» сухумской труппы. Что касается реформатора и новатора Михаила Туманишвили, то ему пришлось уйти из академического театра им. Ш. Руставели – он создал новый театр, Театр киноактера, который сегодня носит его имя.  


Теймураз АБАШИДЗЕ