К 95-летию со дня рождения Чабуа Амирэджиби

История семьи человека-легенды Чабуа Амирэджиби повторяет трагическую историю Грузии ХХ века. Его отец был арестован в 1938 году и погиб во время следствия, мать провела в ссылке более 10 лет. Сам Чабуа в 1944 году был приговорен к 25 годам заключения за участие  в студенческой политической группе «Белый Георгий». Он трижды бежал. Во время одного из побегов судьба занесла Чабуа в Белоруссию на должность директора крупного деревообрабатывающего комбината, откуда он даже выезжал в загранкомандировки. Дела при нем пошли настолько в гору, что передового руководителя решили представить к ордену. Стали готовить наградные документы, и выяснилось, что кандидат в орденоносцы беглый зэк. На сей раз его отправили на Колыму, и освобождение пришло лишь в 1959 году. У меня есть все основания предполагать, что Чабуа все эти долгие и страшные годы обдумывал свои литературные произведения, сразу же привлекшие внимание грузинского читателя и легко вписавшиеся в «новую волну» щедрых 60-х годов.
Мне, начинающему переводчику, посчастливилось именно в эту пору познакомиться с «начинающим автором»,  и в результате лестного для меня сотрудничества на русском языке появилась книга «Цена перевала». По понятным причинам блестяще знавший русский язык Чабуа работал со мной над текстом бок о бок достаточно придирчиво, что явилось для меня важной школой жизни и мастерства. Однако всемирную славу Чабуа принесли не эти рассказы, брызжущие талантом, написанные отточенным, богатым грузинским языком, а знаменитый роман-притча «Дата Туташхия» (1973–1975). Популярность этой подлинной эпопеи трудно преувеличить. Многосерийный телевизионный фильм «Берега» с великолепным Отаром Мегвинетухуцеси в главной роли расширил круг читателей как в самой Грузии, так и за ее пределами. Молодое поколение, наверное, помнит, как в 80-е годы в каждом тбилисском дворе мальчишки играли «в Дату». В одном из своих интервью Амирэджиби говорил: «Дата Туташхия – образ собирательный. Мне трудно судить, насколько соответствует он реальному грузину. Мы ведь очень разные. Есть и такие, кто по своим душевным качествам весьма близок моему герою». Герой, на самом деле, не просто Робин Гуд, боровшийся за справедливость, но личность сложная, многоплановая, философ и мыслитель. Личность к тому же абсолютно трагическая и, на мой взгляд, заведомо обреченная. В конце грандиозного четырехчастного сочинения Дата гибнет от руки собственного сына.
За этим последовал роман «Гора Мборгали» (1994), а за ним «Георгий Блистательный» (2005). Герой второго романа Иагор Каргаретели по прозвищу Гора Мборгали в известной степени повторяет судьбу самого автора. Этот человек рвется к свободе и готов бороться за нее до последнего вздоха. Заканчивая роман «Гора Мборгали», Чабуа в беседе с известным писателем-правозащитником Ильей Дадашидзе говорил: «Здесь есть чрезвычайно важная для меня мысль – каждый человек в своей биографии повторяет биографию своего народа. Что пережил его народ на протяжении своей истории, то и человеку суждено пережить на протяжении его жизни. Каким его народ сложился, такой же сформируется и его собственная жизнь – с той же суммой успехов и невзгод». Собственно, именно этими словами Чабуа навеяно начало моего скромного эссе. Ведь не зря родители дали своему сыну при рождении имя героя грузинского фольклора – Мзечабуки. Не случайно сам Чабуа своего любимого героя Дата Туташхия называет именем героя древней грузинской мифологии Туташхи. И порой мне кажется, что гибель сына Чабуа Ираклия на абхазской войне тоже была предопределена и самой судьбой, и всей грузинской историей.
Если меня спросят, что главное в творчестве Амирэджиби, что самое привлекательное в нем? Я отвечу – любовь к родине. По силе и интенсивности этого чувства писатель является прямым преемником наших классиков – Ильи, Акакия, Важа. А если вернуться в глубокую древность, то основной источник, питающий мощное искусство прозаика – это Библия и Жития Святых. Чабуа Амирэджиби – подлинно христианский писатель. Он весь полон духовности. Но при этом он сочувствует человеку и никогда не отрывается от живой жизни, как и его великий предтеча Шота Руставели. Лично мне кажется, что когда Амирэджиби создает своих героев, он невольно ориентируется на Тариэла, Автандила, Фридона. В прозе Амирэджиби, подобно шедевру Руставели, эпос сочетается с лирикой, рыцарская суровость с глубокой нежностью и любовью.
В начале 90-х годов волею судеб я оказалась в Крестовом монастыре в Иерусалиме. Надо ли описывать мое волнение и трепет при посещении этого не только святого, но и священного для каждого грузина места. При виде фрески с изображением Руставели у меня страшно забилось сердце – я увидела не только нашего гения Шота, я увидела Чабуа: та же благородная осанка, облик святого старца, типично грузинское лицо, даже не лицо, а лик. Хочу напомнить, что в те годы Чабуа еще не был монахом. Но, возможно, в нем уже созревало это судьбоносное решение.  
Чабуа Амирэджиби всегда был преданным сыном своей земли и своего народа. Народа, вместе с которым он прошел все горести, радости и страдания. Чабуа мог бы повторить вслед за Анной Ахматовой: «Я была тогда с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был». Пронизанное национальным духом творчество писателя заставляет нас вспомнить неповторимого Давида Гурамишвили с его «Бедами Грузии». Здесь мы видим такое же слияние собственной биографии с судьбой отчизны. Сохраняя этот национальный дух, Чабуа Амирэджиби занимает достойное место в антологии мировой прозы. Это писатель блестящей европейской школы, продолжатель лучших традиций как грузинской, так и западной литературы.
Конечно, Чабуа в первую очередь был сыном своих необыкновенных родителей – отца, в честь которого он назвал своего старшего сына, и матери, за которой он так нежно ухаживал, когда она наконец вернулась из ссылки. Они взрастили подлинного рыцаря без страха и упрека, истинного патриота, человека, на которого всегда и во всем можно положиться. В своей собственной семье Чабук и Тамрико таким же волшебным образом воспитали своих сыновей. Приходит на память забавный и в то же время о многом говорящий случай в Квишхети. В Доме писателей мы жили рядом. Однажды я постучала к ним в дверь, обеспокоенная детскими криками. Совсем маленькие Куцна и Шалва «выясняли между собой отношения». Посреди этого переполоха сидела невозмутимая Тамрико (прошу прощения, что так фамильярно называю супругу Чабуа, известную поэтессу Тамар Джавахишвили) и очень выразительно, не повышая голоса, читала детям «Вепхисткаосани». На мой недоуменный вопрос, подействует ли это на разбушевавшихся мальчиков, она спокойно ответила, что лучшего воспитателя, чем Руставели, она себе не представляет.  Тамрико оказалась права: Куцна и Шалва Амирэджиби – достойные продолжатели своего рода. Раз уж мы заговорили о роде, то хочу добавить несколько слов и о породе. Много лет назад в московском Доме литераторов, где всегда очень многолюдно и шумно, я увидела, как затихла и расступилась публика – из зала выходил Чабуа и две его красавицы сестры: Родам и Натия...  И я подумала, где же вы, бедные звезды Голливуда! Нет, не зря говорил Достоевский, что красота спасет мир. И не зря кто-то из классиков писал: «Природа – мать, когда б таких людей ты иногда не посылала миру, засохла б нива жизни».  
Я помню то отчаяние, в которое мы все впали, узнав о роковом диагнозе, поставленном Чабуку врачами. Помню так же, как он удивленно пожал плечами: «Я никогда не сдавался, не сдамся и сейчас».  Хочу сказать, что наш незабвенный друг много лет оставался с нами не только благодаря врачам, но в первую очередь благодаря несгибаемой воле. Когда он уже не мог говорить, он писал на грифельной доске, и это были не менее важные мысли и слова, чем сделанное им прежде.
В 2010 году неожиданно для многих Чабуа Амирэджиби принял монашеский постриг под именем Давид, в честь святого царя Давида Строителя. По состоянию здоровья Илиа Второй разрешил ему пребывать не в монастыре, а в собственном доме. Патриарх благословил писателя на продолжение творческой деятельности.
Я помню, как я по телефону (из Москвы) спросила Тамрико о причинах такого поворота в его судьбе. Ответ Чабуа был кратким: «Я больше ничего не могу сделать для своего народа, кроме как молиться за него». Чуть позже Чабуа написал об этом же в письме, которое я впервые публикую полностью.

24-27.09.2011
Ида, дорогая. Я соскучился по тебе и, главным образом, по этой причине согласился ответить на вопрос – что толкнуло меня пойти в монахи. Пишу, беседую с тобой: духовный конфликт с окружением девяносто лет насиловал меня разными способами в зависимости от того, какими политическими взглядами старался он духовно покорить человека и общество.
Каждое правление старалось разуверить меня во всем, во что верили мои предки и я сам, что и толкнуло меня вернуться к предкам. Я ограничился тем, что противопоставил себя тем, что не поддался требованиям идеологически сменяемой верхушки. Живу, не подчиняясь никакому диктату, навязываемому часто меняющимися «идеологиями». Я вернулся к предкам, т.е. к многовековому вероисповеданию грузинского народа.
Моя келья – мой рабочий кабинет в моей квартире, что ни в коей мере не означает ссору с окружением. Это не отшельничество, а собственный способ активного общения с миром.
Я, Чабуа Амирэджиби – монах Давид.
Прошу прощения за почерк – я очень стар.
…Ч.Амирэджиби    
Тбилиси
(Письмо написано на русском языке)

Понятно, что к такому письму мне добавить нечего, и в комментариях оно не нуждается. Это драгоценное послание, абсолютно искреннее и откровенное – боль и в то же время надежда. Спасибо тебе, Чабук, Чабуа, Мзечабуки, монах Давид. Ты всегда будешь с нами и даже в мире ином, если мы этого заслуживаем.


Анаида Беставашвили