Перевод с грузинского Камиллы Мариам Коринтэли

К концу ХII века, предвосхищая и опережая европейский Ренессанс (ХIV-XVII вв.) в Грузии, с древности именуемой Иберией, появляется высокохудожественное объемное произведение «Вепхисткаосани» (что значит «Носящий тигровую шкуру»), которое предстанет блистательным венцом не только предшествующей, к тому времени уже многовековой грузинской литературы, но и засверкает одним из бриллиантов редкой огранки в короне всемирной художественной литературы.  ЮНЕСКО объявила 2016 год годом Шота Руставели.
К сожалению, до нас дошли скудные сведения о великом мастере – авторе поэмы, провозглашающей любовь, дружбу и братство, героизм, патриотизм, мужество, красоту и силу человеческой личности, поклонение женщине и другие идеалы, присущие Ренессансу. Поэма Руставели, родоначальника грузинского литературного языка, по сей день восхищает читателя великолепными образами героев, мудростью, красотой и звучностью стиха.
Руставели происходил из знатного рода владетелей Руставского майората (Месхети, Южная Грузия). Предположительно он родился в 1172 и умер в 1216 году. Известно, что он был хорошо знаком с произведениями древних философов – Сократа, Платона и др., был Государственным казначеем царицы Тамар, которая была для него дамой поклонения, ей он посвятил свое бессмертное творение. Он был наделен и даром живописца – реставрировал и расписал монастырь св. Креста в Иерусалиме, где  провел последние годы. До нас не дошли другие произведения Руставели.
Предания и легенды окутывают фигуру этого великого гуманиста, типичного деятеля Ренессанса легким флером романтизма и таинственности.

Царь Вахтанг VI, первый исследователь и издатель «Вепхисткаосани» («Витязя в барсовой шкуре») был глубоко уверен, что поэма произведение аллегорическое. Такой взгляд в руствелологии солиден и актуален. С данной позиции поэму исследовали известные ученые ХХ столетия – Корнели Кекелидзе, Соломон Иорданишвили, Калистратэ Цинцадзе, Виктор Нозадзе, Мосэ Гогиберидзе, Иванэ Гигинеишвили, Шалва Нуцубидзе, Георгий Надирадзе, Гаиоз Имедашвили, Мери Гугушвили. В том же направлении работают сегодня Мариам Карбелашвили, Элгуджа Хинтибидзе, Гривер Парулава, Нэстан Сулава, Римма Пирцхалаишвили и другие современные ученые.
Настоящая работа касается вопроса мировоззрения Руставели. Обнаружены некоторые аспекты с точки зрения трех основных универсалий, которые известны как богословские добродетели. Апостол Павел в Первом послании к коринфянам говорит следующее: «А теперь пребывают они три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше» (Апостол Павел, I посл.  коринфянам. 13,14).
В руствелологической литературе уже наличествуют эти три универсалии. Например, в работе Звиада Гамсахурдиа «Образность» Вепхисткаосани они персонифицированы: Автандил олицетворяет веру, Фридон – упование, надежду, Тариэл – любовь. Наша задача – показать, как развивается сюжет с учетом этих добродетелей и насколько управляют они поступками и мировоззрением персонажей.
Сюжет поэмы движется к эсхатологическому концу с твердой уверенностью, что «добро побеждает зло, бытие его долгое». Художественное пространство поэмы пронизано глубокой верой в существование Бога. Бог упоминается в тексте около 220 раз. Он определяется хорошо известными в христианском богословии терминологией и символикой. Бог «един», «удивителен и несказуем», «глядящий в сущность», «живой», «благостный», «Господь прав», «растящий все» и т.д. Подобных атрибутов божества мусульманство не знает. Руставели творит мусульманскую среду как художественную условность и, естественно, искать признаки ортодоксального христианства на поверхности поэмы не следует, однако на поверхности же поэмы просматривается мировоззренческий фундамент – христианская идеология. Корнели Кекелидзе выделил из текста поэмы до 30-ти стихов, которые вдохновлены той или иной цитатой из Библии. Список этих цитат дополнили исследователи С. Иорданишвили, К. Цинцадзе и др. Поиск первоисточников афоризмов и высказываний Руставели в книгах Библии продолжается и сегодня.
Зло в поэме не субстантивировано. Персонажи осознают прелесть, добро, гармоничность мира и удивляются: «Почему Творец добра создал и зло?» «Господь являет добро, а зло не рождает»* (Здесь и далее переводы подстрочные).
«Линия развития сюжета поэмы проходит по препятствиям. Горе сменяется веселым пиром, пир – горем», «Мир встречает каждого, как погода: порой солнце сияет, порой небо гневно нахмурится» (Иоанн Златоуст).
Испытание имеет свою функцию. Оно может происходить от недостатка мудрости («от своего знания попал в беду»), или оно может оказаться причиной и предварительным условием духовного усовершенствования человека. Именно испытание является основой духовного развития человека, потому что «от скорби происходит терпение, от терпения – опытность, от опытности – надежда, а надежда не постыжает» (посл. Апостола Павла римлянам, 5.3-3).
Гривер Парулава в статье «Благодать любви и принцип свободы в грузинской духовной литературе» пишет: «В реализации Божественного промысла приближения человека ко Всевышнему момент испытания-искуса необходим. Испытание и искус представляются нам переходными ступенями от предлагаемой свободы к реально испытанной свободе» (Г. Парулава, 2001, 121).
«Момент испытания-искуса» своего рода пробный камень, и лишь достойные переступают шаг к реальной свободе, которая подразумевает преодоление препятствий и основывается на опыте и житейской мудрости. Эту мудрость приобретают главные персонажи поэмы. Их личная доброта – естественная данность, но в окончании поэмы, в завершении их трудного и долгого жизненного пути, они сияют, как закаленное в огне золото, исполненные иной силой и знанием. Таковы Автандил (он изначально же носитель божественной мудрости), Тинатин, Тариэл, Нэстан-Дареджан, Фатман. Из них, как известно, самые динамичные Нэстан-Дареджан и Фатман. Мы видим Нэстан-Дареджан, разъяренную «изменой» Тариэла и совершенно иной предстает она перед нами, когда пишет возлюбленному: «Твоя жизнь достаточна мне будет для надежды сердца». Здесь она владеет внутренней свободой. «Пережитая боль породила в ней новую личность, украшенную мягкостью, скромностью и терпением».
Каково испытание по своей природе, насколько оно тяжело: «Бог... попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так, чтобы вы могли перенести» (Апостол Павел, 1-е коринфянам, 10,13).
Таково и посланное судьбой испытание в «Вепхисткаосани». Оно в рамках человеческого, то есть жизненное, житейское.
«Почему ропщешь на мир,.. что произошло необыкновенное?» – спрашивает Автандил Тариэла и старается его ободрить, напоминая, что с ним ничего необычного не происходит, что случилось то, что случалось и с другими и впредь будет случаться. Выход из положения существует, значит, то, что происходит, преодолимо. Автандил по своей воле избрал путь испытаний и опасностей. По своей воле он испытывает себя, помогая ближнему, и с целью подтверждения своих личных достоинств, «ведомый Богом человек, своей волей испытывает трудности этой жизни для того, чтобы обрести твердость духа» (Блаженный Августин, 1995, 73). Такова и Тинатин, которая предлагает ему труднейшую задачу и сама встает перед этим испытанием, обрекающим ее на долгую разлуку с любимым. Тинатин одобряет идею Автандила вернуться к Тариэлу.
Прежде чем она узнает намерение Автандила, Тинатин спрашивает его: «Какое лекарство нужно для исцеления его раны?» И в один миг исчезают жалобы на свою судьбу.
Время в поэме – как библейское время «Всему свое время, и время всякой вещи под небом» (Экклесиаст, 3,1). Персонажи этого поэтического мира хорошо знают, что есть «время разрушения и время созидания, время плача и время смеха, время наслаждения и время пляски». Проблема поры и времени в современной грузинской научной литературе изучена Сергеем Серебряковым, Георгием Маргвелашвили, Ревазом Сирадзе, Лаурой Григолашвили, Даманой Меликишвили и другими учеными. Само слово «жами» вошло некогда в грузинский язык из персидского. Оно имеет несколько значений: час, период, эпоха, время. «Жами» не является точным эквивалентом греческого «хроноса», который считается образом вечности. По указанию Иоанэ Петрици, более верно переводить его как «керой» («каирос», греч.) – определенное, отмеченное время, срок, который в сравнении с хроносом понятие более узкое, короткое. В «Новом Завете» это слово – «керо» приобретает специфическое содержание, противоположное «хроносу», обобщенному, текучему времени, и понимается как обозначенное, определенное время явления Христа (Дамана Меликишвили).
Слова Евангелия встречаем у Иоанэ Сабанидзе в «Мученичестве Або Тбилели»: «Або три года пребывал в том городе, и во всех деревнях окрест его знали как христианина, но никто его не касался, пока не пришло бы время тому, то есть пока не пришел тот час».
Попытка Давида Гурамишвили бежать из плена потерпела неудачу, поэтому он отказался от этой идеи, но услышал голос Господа: «Мне голос был в ночи... вставай, иди, пойдем, вести тебя я буду...». Это уже был знак того, что пришло время (настал час) его освобождения.
Персонажи «Вепхисткаосани» хорошо знают, что каждому делу – свой час, своя пора. Залог достижения цели не только желание и старание, но прежде всего воля Божия, осуществляющаяся в какой-либо отрезок экзистенциального времени, ожидать который человеку надлежит с терпением и упованием.
«Удача» (счастье) – попытка, победа же (достижение желаемого) – воля Божья». Этот стих в некоторых изданиях имеет варианты: «удача, попытка и победа – воля Божья...». В обоих случаях бесспорно одно: человек должен действовать, а победы (цели) добьется лишь в том случае, если на то есть воля Божия.
То есть должны совпасть два фактора: воля Бога и свободная воля человека, готового бороться за свою цель: «Господь пожелал, и ты нашел меня, но и ты старался мужественно» («Вепхисткаосани»). Цель не будет достигнута, если тому не пришло время.
Тариэл предлагает Автандилу посредничество перед царем Ростэваном. Но Автандил-то знает, что свадьба его с Тинатин состоится тогда, когда для этого время  приспеет, когда наступит тот час.
Реваз Сирадзе в статье «Время и пора» заостряет внимание на следующем обстоятельстве: «Христианство требует осознать время чего, а не какое время: время строить или рушить, мира или борьбы. Такую концепцию, начиная с Экклесиаста, встречаем у Платона, Прокла, Данте, Рильке, Томаса Манна, Галактиона» (Р. Сирадзе, 2008, 39). Полагаем, что наряду с ними следует упомянуть и Руставели. Его «время», «пора» (груз.), «жами» – это время чего: горя или веселья, отдыха или печали».
Вера – основание, фундамент надежды. Надежда ведет сюжет «Вепхисткаосани». Это невидимая, зримая надежда, она опирается лишь на веру. Вероятность преодоления в поэме только теоретическая, реального предварительного условия того, что та или иная цель будет достигнута, не видно.
Появление неизвестного юноши в поле зрения царя Ростэвана и его свиты было настолько  неожиданно и странно, что царь усомнился в реальности этого события: «Я не знаю, было это явью иль привиделось».
Когда царские посланцы не обнаружили в той местности следов пребывания незнакомого юноши, царь уверовал, что «ему привиделась какая-то чертовщина», но Тинатин не поверила в это и предложила Автандилу в качестве почетного испытания выяснить это загадочное явление. Автандил выходит из Аравии в открытое, бескрайнее пространство и ищет человека, о котором ничего не знает, и лишь необычная внешность и наряд незнакомца запечатлелись в его памяти. Единственным оправданием этих поисков является то, что неизвестный юноша, возможно, одушевленное существо, реальный человек и, таким образом, где-то должен находиться.
Ничего не известно о местонахождении Нэстан-Дареджан, но поскольку нет сведений и о ее смерти, постольку, если предположительно она жива, поиск ее имеет смысл.
Выясняется, что Нэстан-Дареджан пленница каджей. Если каджи телесные существа, с ними возможно бороться. А там, где возможна борьба, победа должна быть на стороне Тариэла и его побратимов. Однако перспектива достижения цели не внушает особой уверенности, так как не имеет никаких предварительных сведений (или они очень скудны), нет никаких ориентиров. С этой точки зрения можно сказать, что сюжет «Вепхисткаосани» развивается по энергии надежды. Только лишь благодаря надежде, упованию герои преодолевают препятствия и выходят из замкнутого круга.
Движущая сила всего поэтического мира «Вепхисткаосани» – любовь. Развитие действия с первого эпизода до последнего является своего рода цепной реакцией, вызванной одним и тем же фактором – любовью. Автандил разыскивает незнакомого юношу по поручению возлюбленной, – во имя любви.
Главная, основная причина самого этого поручения также любовь. Автандил должен подтвердить, что он отважный рыцарь «без страха и упрека»; «никого равного тебе у нас (в стране) нет», – говорит ему Тинатин. И далее: «Этим ты еще более утвердишь мою любовь к тебе», – подчеркивает она.
Автандил выслушивает историю Тариэла тоже благодаря любви. Это магическое слово, которое открывает ему  и доступ к сочувствию и доброму расположению Асмат. Тариэл готов вспомнить и заново пережить прошлое. Это для него равно самопожертвованию, но цель того стоит.
Если поначалу задача найти незнакомого юношу была делом чести для Автандила, помочь ему впоследствии стало для него миссией опять-таки ради любви, которая возникла между этими двумя людьми: «Как ты, чужестранец, так (сильно) полюбил чужестранца (чуждого)». Их взаимоотношения выходят за рамки личных, они повлекли за собой масштабные результаты. «Автандил послан освободить Индию. Он не только обрел в Тариэле свое второе «я», из чего и зародилась любовь, но и сам в Индии обрел свое «арабское» «я», – считает Зураб Кикнадзе.
Фатман – последнее звено, которое соединяет героев с Нэстан-Дареджан. Основа ее доверия и помощи все та же любовь.
Фатман восприняла Нэстан-Дареджан как лучшую часть своей души, далекое, родное существо, прерванное время и пространство, которое порой рождало в ней необъяснимую печаль. Потому она и полюбила Нэстан-Дареджан больше самой себя, больше своих детей и семьи.
Фатман сумела повернуть события так, что стала и другом Автандила и мостом к Каджети, врата которой сломала сила любви, объединившая Автандила, Тариэла и Фридона: «Христианская любовь – это дружба» (Иоанн Златоуст).
Любовь между женщиной и мужчиной – как поклонение прекрасному и достойному, дружеская любовь и любовь к любви, – как стремление ко Всевышнему являются живым духом поэтического мира  «Вепхисткаосани». Божественная любовь, которая выражается в любви к ближнему, включает в себя веру, надежду и другие общечеловеческие ценности, создавшие основы поэтического мира «Вепхисткаосани».

Лия КАРИЧАШВИЛИ