Как приятно, что зимнему подмерзшему Тбилиси нужна поэзия Осипа Мандельштама!
Большой зал Грибоедовского театра заполнен зрителями всех возрастов. Литературно-драматическое представление посвящено 125-летию со дня рождения поэта. Грибоедовцы с большим успехом практикуют юбилейные мини-спектакли-тосты. Каждый раз получается изящно, эмоционально и не скучно. Очищающая душу слеза в финале неминуема у каждого зрителя. Так все случилось и на этот раз.
Мне трудно поверить, что все зрители, пришедшие на спектакль, хорошо знают и любят поэзию Мандельштама, ну, а драматических представлений в нашей жизни хватает и без театров. Однако зал полон. И это факт, не требующий анализа.
Я хорошо помню, как в холодном, темном и голодном 1991 году второклассницы тбилисской 6-ой школы, совсем не знавшие русского языка, перебивая друг друга, читали: «Невыразимая печаль открыла два огромных глаза, цветочная проснулась ваза и выплеснула свой хрусталь…»
– Ничего, что не понимают слов, – успокаивала наше удивление учительница, – главное, чтобы музыку языка услышали.
Сегодня все эти выросшие девочки прекрасно владеют русским языком. Учительница была права: главное – это музыка языка. За ней сегодня мы и пришли в театр.
Действительность по Мандельштаму носит сплошной характер. И в этой сплошной тбилисской действительности русского языка почти нет. Он стал исчезать еще двадцать пять лет назад. Как-то выдохся, захлебнулся страхом, потерял звук. Теперь, если ухо в маршрутке или в автобусе выхватывает русскую речь, то она, как правило, очень простая. Русский стал языком туристов исключительно в туристических зонах.
Для Тбилиси, исторически привыкшего к разноязычному многоголосию, исчезновение русского языка неестественно. Когда тоска по музыке исчезающего языка накапливается, в длинном, скучном заборе на проспекте Руставели отодвигается металлический фрагмент и открывается туннель, ведущий в театр, где все желающие могут напиться звучанием хорошей русской речи. Всего на пару часов происходит погружение в русскую языковую капсулу, чтобы потом с удовольствием жить дальше.
Вот и на этот раз Осип Мандельштам  удивил нас редкой музыкальностью стихов, в которых «слышишь, как шьются черепные швы и как изнашиваются аорты».
Спектакль о Мандельштаме в Грузии ставить легко и приятно. Историческая совесть кристально чиста. Все, что смогли, сделали для поэта – спасали из застенков, чествовали, угощали, предоставляли для выступлений лучшую публику в лучших залах. Отогрели любовью его честолюбивую и ранимую душу, а он в ответ, погрузившись в музыку грузинского языка, создал прекрасные переводы и сам написал стихи, может быть, лучшие.
Мне показалось, что режиссер и актеры подали тему очень деликатно. Только грузинский период жизни и трагические моменты ареста и гибели. Никакого копания в личной жизни поэта, никаких скандальных фактов и эпизодов из жизни, коих было немало.
Актер Олег Мчедлишвили, несмотря на очевидный соблазн, не гонится ни за портретным сходством, ни за эмоциональной составляющей. Он просто поэт, ушедший в вечность, из заздравного тоста. Актер Арчил Бараташвили позволяет себе играть более гротесково, ведь он как рамка окантовывает образ поэта. Поэтому убедительно демонстрирует зрителю, что нет ничего более изощренно садистского, чем любящий поэзию чекист – «Грамотеет в шинелях с наганами племя пушкиноведов».
В спектакле много полутонов, оттенков серого, сложившихся в благородный фон для прозвучавших стихов.
Изящна актриса Ирина Мегвинетухуцеси, которая предстает то Надей, женой Мандельштама, с душераздирающим прощальным письмом, то гостеприимной Ниной Табидзе, женой Тициана, а то красивой незнакомкой из Батуми, объединяя в себе образы всех прекрасных женщин, ярких и талантливых, окружавших поэта всю жизнь.
Не знаю, ставил ли режиссер-постановщик спектакля  Левон Узунян перед собой такую задачу, но он задал зрителям много вопросов и отправил их перечитывать Мандельштама.
Вот и я достала с полки томик, который не открывала десяток лет. Как-то он будет читаться сегодня?  С юности помню: «На бледно-голубой эмали, какая мыслима в апреле, березы ветви поднимали и незаметно вечерели», убеждена, что Тифлис действительно горбатый, и нравственным ориентирам подчиняюсь – всегда ценить человека старого, а барашка молодого.
На этот раз я решила читать так, как сам поэт рекомендовал смотреть картины французских импрессионистов: «Ни в коем случае не входить, как в часовню. Не млеть, не стынуть… Прогулочным шагом, как по бульвару, – насквозь! Спокойно, не торопясь, погружайте ухо (глаз) в новую материальную среду. Когда равновесие достигнуто – начинайте второй этап, отмывание стиха (картины), наращивающий ценность образа».
Метод оказался универсальным. Отвыкшее ухо научилось слушать оркестр мандельштамовского стиха: «Я вернулся в мой город, знакомый до слез, до прожилок, до детских припухлых желез»;
«За гремучую доблесть грядущих веков, за высокое племя людей я лишился и чаши на пире отцов, и веселья, и чести своей»;
«О, как же я хочу, нечуемый никем, лететь вослед лучу, где нет меня совсем»…
«Клейкой клятвой липнут почки, вот звезда скатилась: это мать сказала дочке, чтоб не торопилась».
Да, в юности этих строк не понять! До них нужно дожить!
Я даже простила издевательство над импрессионистами: «Художник нам изобразил глубокий обморок сирени». Но вернемся к спектаклю.
Это правда, что трагичной жизнь поэта стала только после выплескивания на публику в 1933 году издевательского стихотворения о Сталине: «Мы живем под собою не чуя страны… Его толстые пальцы как черви жирны… Тараканьи смеются глазища…», а до этого он был счастливчиком и баловнем судьбы. Неприятность на Батумской таможне лишь случайный эпизод.
Почему такое стихотворение родилось в 1933 году? Почему так рано? Репрессии еще не начались, Сталин подавлен  смертью жены, друзья-поэты еще живы. Что это было – предсказание, предвиденье? Может быть, вещий сон? Откуда такая обличительная уверенность 37-38 годов? Какого черта он вообще совершил эту попытку самоубийства?
Мандельштам пришел в этот мир с миссией создать новую музыку русского языка! У него был дар Божий, прекрасное разностороннее образование, блестящее окружение, поддержка друзей и даже власти, в лице Бухарина. Ему была послана необыкновенная преданная женщина, посвятившая жизнь его поэзии. В ответ не получившая ни детей, ни дома, ни верности. Время было не скучное – революционное!
Почему не заниматься только своим делом – русским языком?! Зачем лезть в политику? Какая безответственность перед своей миссией. А может быть, чтобы войти в вечность, надо самому искать свою смерть?
В спектакле озвучен текст телефонного разговора Сталина с Пастернаком, в котором Пастернак ушел от ответа на вопрос: «Мастер ли Мандельштам?» После чего Сталин якобы бросил трубку. В контексте спектакля это прозвучало как предательство и трусость.
Разговоры Сталина, конечно же, не прослушивались и не записывались! Откуда тогда известно дословное содержание разговора, если не со слов самого Пастернака?
Я не театровед и даже не театрал. Но одноактное представление  заставило меня на несколько дней погрузиться в поэзию Осипа Мандельштама и с искренним волнением пережить его судьбу.


Ирина Квезерели-копадзе