575 лет Алишеру Навои

В истории литературы разных народов всегда встречается гений, оставивший свой след в памяти народа, как первооткрыватель, написавший важнейшее произведение, способствовавшее возникновению литературного языка – у грузин это Шота Руставели, у азербайджанцев это Низами, для русских это неведомый автор «Слова о полку Игореве». А для целого ряда тюркских народов – узбеков, уйгуров и барласов, это, конечно же, Алишер Навои. Он писал на двух языках – персидском фарси и чагатайском. О происхождении этого прекрасного поэта и убежденного гуманиста ученые спорят до сих пор, но, вероятнее всего, он происходил из весьма высокопоставленной семьи выходцев из известного монгольского племени Барлас. Его отец был крупным чиновником тимуридской администрации и входил в правящую элиту. А мальчик по имени Низамаддин Мир Алишер Навои, рожденный 9 февраля 1441 года в Герате, рос в достатке и с детства окруженный людьми искусства и культуры. Один из его дядей был известным поэтом, другой музыкантом и каллиграфом, а ближайшим другом на всю жизнь стал будущий султан Хусейн Байкара, тоже прекрасный поэт, писавший под псевдонимом Хусайни. Естественно, что юный Алишер получил прекрасное образование, позволившее ему стать государственным деятелем. Ведь когда его друг султан пришел к власти, Навои стал хранителем печати, визирем и эмиром. Хотя для высокопоставленного чиновника он был слишком мягок. И основным своим делом считал поэзию, поддержку ученых, мыслителей, поэтов, художников и музыкантов. По его инициативе строились больницы, библиотеки, медресе. Да и сам Алишер Навои как религиозный мыслитель был дервишем ордена Накшбанди. Но в историю он вошел, как крупнейший тюркский поэт. Им написано несколько десятков сборников стихов-диванов, поэм-дастанов, философских трактатов и более трех тысяч лирических стихотворений-газелей. До него считалось, что тюркский язык недостаточно развит, чтобы, подобно персидскому, передать «красоту стихосложения». Но Алишер Навои доказал, что это не так – и вошел в историю не только как создатель тюркской поэтики, но и как гениальный поэт и мыслитель поистине мирового масштаба.


Скрипач от Бога

Мы не знаем, как могла звучать музыка в исполнении Никколо Паганини и других великих скрипачей в истории – тогда не было средств звукозаписи, а машину времени еще не изобрели. Но лучшего скрипача ХХ века Яшу Хейфеца можно послушать на любых современных носителях, от хрупких виниловых пластинок до новейших цифровых записей на CD. Да и во всемирной сети достаточно набрать в поисковой строке его имя, как «выскочат» десятки треков – музыкальных номеров в его исполнении. У Яши Хейфеца, во всех смыслах, оказалась прекрасная судьба. Он родился в Вильнюсе 2 февраля 1901 года в семье преподавателя музыки и в трехлетнем возрасте начал учиться играть на скрипке. Вскорости он прослыл вундеркиндом – ведь, пожалуй, никто на свете не смог бы сыграть в пятилетнем возрасте первый скрипичный концерт Мендельсона-Бартольди. К слову сказать, исполнение этого концерта Яшей Хейфецем и по сей день считается эталонным. А потом была Петербургская консерватория и великий скрипичный педагог Леопольд Ауэр.Вот только разрешение на пересечение «черты оседлости» для еврейской семьи юного дарования пришлось подписывать лично у государя-императора Николая Александровича. Ну да это была, чуть ли не единственная неприятность музыканта-счастливчика. Ибо его дальнейшая судьба была, если и не всегда усыпана розами, то, по его утверждению, вполне удачной – раннее признание, успешные гастроли по Европе и Америке, где он остался жить еще до революции и получил гражданство в 1925 году. А с семнадцатилетнего возраста Хейфеца стали активно записывать на пластинки все приличные студии грамзаписи. Он успешно гастролировал до 1972 года, сочетая исполнительскую деятельность с педагогической, воспитав десятки приличных скрипачей. Его скрипичная техника была совершенной и, к удивлению современников, не требовала разыгрывания или длительных разминок – по воспоминаниям, он мог, «как прекрасно отрегулированная машина, сразу начать играть в полную мощность». Его называли скрипачом от Бога, а великий Леонид Коган считал величайшим тот миг, когда услышал Хейфеца в 1934 году во время единственных в карьере гастролей в СССР.


«На площади комод, на комоде бегемот…»

«… а на бегемоте обормот» - так в ехидной частушке современники описывали знаменитый памятник императору Александру III работы модного в те времена скульптора итальянско-русского происхождения Паоло Трубецкого. Или по-другому Павла Петровича – сына русского князя и эксцентричной американской пианистки. Его отцу, имевшему аж двух жен – одну на родине, другую за границей – Александр II запретил появляться в России, чтобы «не допустить в родимое отечество дух разврата». Так молодой человек и остался иностранцем, говорившим по-русски всю жизнь с могучим акцентом. Но на исторической родине он все-таки поработал – будучи популярным скульптором, Паоло, хоть и не получивший систематического художественного образования, был с почтением принят просвещенной российской публикой. Его скульптурный портрет живописца И.Левитана, представленный на выставке «Мира искусства», так понравился, что все наперебой стали советовать ему выставиться на конкурсе памятника Александру III. А Трубецкой его неожиданно взял и выиграл. То ли от обиды за папу от семьи Романовых, то ли от природного дара психолога – князь Паоло настолько точно передал характер почившего самодержца, что его вдова настояла именно на версии Трубецкого. Так в Питере и был установлен памятник, изображающий тучного императора на могучем низкорослом тяжеловозе, да еще и на неказистом приземистом монументе. Смех смехом, но талантливо…


Прекрасный лебедь русского балета

В феврале исполняется 135 лет со дня рождения гениальной русской балерины Анны Павловой. Восхищенные заграничные зрители называли ее «прекрасным русским лебедем». Она была не только необычайной танцовщицей, но и настоящей иконой стиля и мировой суперзвездой начала ХХ века. Духи «Pavlova», легкие воздушные платья, напоминающие балетные пачки и манильские шали, которые она носила, были у парижских модниц нарасхват. А Анна в ослепительно белом костюме с рубиновой брошью, символизирующей смертельную рану, каждый вечер выходила на сцену театра «Шатле», чтобы исполнить свой шедевр – «Умирающего лебедя», о котором прекрасный французский композитор Камиль Сен-Санс сказал: «Мадам, благодаря вам я понял, что написал прекрасную музыку!» В ее исполнительской карьере было много аплодисментов, цветов, роскошных сценических костюмов, созданных по эскизам самых знаменитых художников современности, и ярких афиш. Была череда романов с влиятельными и талантливыми мужчинами и легендарные дягилевские «Русские сезоны». Были бесконечные гастроли и постановки с привлечением самых талантливых балетмейстеров. Но ее короткая – всего 49 лет – жизнь уместилась между двумя фразами. Первую сказал легендарный Петипа, увидев семнадцатилетнюю выпускницу хореографического училища: «Пушинка, легкость, ветер», – и ее карьера завертелась вихрем. И последней фразой самой Анны, по легенде, сказанной перед смертью: «Приготовьте мой костюм лебедя!»


Гений театрального костюма

Сто пятьдесят лет назад родился Леон Бакст – ярчайший представитель русского модерна, художник, сценограф, мастер станковой живописи и театральной графики. Его еще при жизни называли лучшим и великим театральным художником в истории. Париж начала ХХ века по нему сходил с ума, по мотивам его умопомрачительных костюмов кутюрье создавали свои экстравагантные костюмы для сверхсостоятельных клиентов. А родился он в белорусском городе Гродно, и звали его Лев Израилевич Розенберг. Его воспитывал дед – бывший парижанин и дорогой петербургский портной. «Оттуда, – говорил сам художник, – и шик!» Окончив гимназию, он стал вольным слушателем Академии художеств и занимался оформлением книг. На первой же выставке он сменил фамилию на псевдоним Бакст, представлявший укороченную бабушкину фамилию. А потом были то Париж, то Россия, и участие во всех интересных творческих начинаниях – от объединения «Мир искусства», увлечения портретной живописью и оформления журналов до изготовления костюмов для дягилевских «Русских сезонов». С 1907 года Бакст в основном жил в Париже, где работал над театральными декорациями, совершив на этом поприще настоящий переворот. Эскизы его работ до сих пор выставлены в музее парижской Гранд-Опера. Последней работой Леона Бакста стали декорации и костюмы к «Спящей красавице» П.И. Чайковского.


Роб АВАДЯЕВ