Каждый факт из жизни театра имеет ценность, тем более в юбилейный для грибоедовцев год. Остроумная комедия Скриба «Стакан воды», поставленная режиссером Лейлой Джаши в 1985 году, заиграла на сцене Грибоедовского театра новыми красками. В спектакле звучали песни на стихи Николая Астахова, лирика по складу души и геолога по профессии. Его творчество было знакомо друзьям, но никак не широкому кругу читателей. На литературном поприще добился известности его младший брат – Евгений Астахов. Однако для спектакля племянница братьев Астаховых Лейла Джаши выбрала стихи Николая.
Рассказ об Астаховых, оставивших светлый след в кругу тбилисской интеллигенции, был бы неполным без исторического фона, охватывающего без малого почти полтора века – от времен правления императора Александра II до наших дней.
Эта статья не увидела бы свет без главного героя,  который связал в единое целое мозаику разнообразных событий, о которых пойдет речь ниже, и рассказал о судьбах нескольких поколений людей, объединенных родственными и дружескими узами. Многим в Тбилиси знакомо его имя – Глеб Николаевич Острожный. Ему 92 года. Ветеран Отечественной войны, заслуженный строитель Грузии. Широко мыслящий эрудит, беседуя с которым понимаешь: сколько ни читай книг и ни копайся в интернете, настоящие знания и жизненный опыт человек получает эмпирическим путем. Несколько лет назад на страницах нескольких тбилисских изданий Глеб Николаевич опубликовал содержательные очерки. Он и сегодня хотел бы взяться за перо, но подводит зрение. Поэтому поделился своими воспоминаниями в беседе и предоставил для информации наброски мемуаров. В своих публикациях он многое мог бы рассказать о себе, но предпочел описать биографии товарищей. Поэтому восполним этот пробел и расскажем о семье самого Острожного.


БАТУМСКИЙ ГОРОДОК

«Господин Острожный из неистребимой породы правдолюбцев», – подумала я через пять минут знакомства с Глебом Николаевичем. Высокий и подтянутый пожилой человек радушно встретил меня в своей квартире. Пригласил расположиться за большим столом, для вида строго утихомирил шустрого щенка Чару, проявившего чрезмерную пылкость при знакомстве. И тут же огорошил критикой в лоб.
– Вы написали статью о Батуми, а ведь города-то не знаете!
Я не стала спорить, действительно, не знаю. Какие могут быть знания у заезжего гостя по сравнению с автором исторического очерка «Воспоминания старого батумца».
– Вот вы мне и расскажите свою батумскую историю.
– Между прочим, когда я появился на свет, в Батуми было всего-то три улицы. А жизненно важная роль отводилась малярийной станции – гиблым местом был мой родной край до осушения болот. Родился я в семье штабс-капитана Николая Острожного, – начал свой рассказ Глеб Николаевич и тут же спросил: «Знаете, что такое ратные земли?».
Удостоверившись, что не знаю, продолжил:
– Ратные земли в царское время выделялись военнослужащим. Один из наделов получила и наша семья  на участке, получившем название «Городок», там прошло мое детство. В конце 20-х годов наш «Городок» процветал, поскольку его начал  застраивать богатый концерн «Нефтеком», долю в котором имели американцы. Вот тогда у нас появились стадион, спортзал, баня и другие общественные  сооружения. Мальчиком я занимался в художественной школе у талантливого преподавателя по фамилии Карен, по происхождению он был португальцем, окончил Парижскую академию художеств. Он  привил мне любовь к живописи. Благодаря полученным у него навыкам, я впоследствии, став строителем, много работал по росписи интерьеров зданий.
– Давайте вернемся к семейной хронике.
– Младший брат отца Борис Яковлевич был адъютантом генерала Мамонтова и погиб на Перекопе. Одна из сестер отца была красавицей, но судьба сложилась у нее трагическая. Совсем молоденькой девушкой она готовилась к балу, который давал губернатор Душети, и случайно опрокинула керосиновую лампу. Пламя перекинулось на платье, и бедняжку не смогли спасти. Старшая сестра отца – Любовь Яковлевна была замужем за генералом Николаем Ивановичем Буйко. Он был специалистом фортификационных сооружений, им были построены крепости на горах, окружающих Батуми, а также береговая батарея на мысе Бурунтаби (Бурун-Табие), которая не дала возможности в 1918 году немецким крейсерам «Гебен» и «Бреслау» обстрелять город. Его авторитет как военного инженера был настолько велик, что когда большевики заняли Крым, его не расстреляли, а предложили переехать в Москву для преподавания в создаваемой Военной академии, на что он дал согласие.
– Расскажите, пожалуйста, о родителях.
– Отец воевал на фронтах Первой мировой. Был тяжело ранен под Варшавой. Он был необычайно одаренным человеком. Прекрасно владел несколькими языками. Моя бабушка – Нато Урушадзе была родом из села Шемокмеди. Николоз Острожный помимо русского, грузинского, свободно говорил по-французски и по-турецки.  Моя мама скончалась, когда мне было всего четыре года. В памяти остались ее ласковые руки,  милый облик и польские слова, с которыми она ко мне обращалась. После ее кончины я жил в семье родной тети Марии и ее мужа Валериана Кахидзе. У них был единственный сын Борис, но кроме меня в семье постоянно воспитывались и другие племянники. Дядя Валико построил в Батуми множество зданий, в числе которых колоннада на батумском бульваре.
Отец работал агрономом в Кедском районе, одновременно учился на заочном отделении сельскохозяйственной академии им. Тимирязева. Занимался разведением фруктовых деревьев и пчеловодством. Выведенная «аджарская пчела» – его заслуга. Как бывшего царского офицера отца арестовывали на все советские праздники, правда, через неделю отпускали. Но на майские праздники 1930 года, отсидев привычный срок, отец не вернулся домой. Выяснилось, что его отправили в Тбилиси. Тетя Мариам, прихватив меня, поехала в столицу республики. Мы пришли к Дому правительства (нынешний Дворец учащейся молодежи), часовой в буденовке, выслушав, что пришла «сестра Саши» – фамилию его, к сожалению, я сейчас не вспомню. После выполнения необходимых проформ пропустил нас в здание.
Тетя крепко держала меня за руку, пока мы не оказались в большоv кабинетt, в котором за столом с телефонами сидел военный, – рассказывает Глеб Николаевич. – Даже я понял, что это большой начальник. Но увидев нас, он выскочил из-за стола и радостно обнял тетю. Узнав, что «дорогой Коля», то есть мой отец, арестован, начальник кому-то что-то приказал по телефону, и через полчаса отца доставили прямо в его кабинет. Потом я узнал, что при англичанах этот самый  большевик Саша скрывался в нашем доме под именем Бориса Острожного и был обязан жизнью нашей семье. Помню, что Саша на прощание посоветовал отцу уехать из Батуми и где-нибудь затеряться. Отец послушался и переехал в Краснодарский край, где его назначили руководителем убыточного совхоза треста «Кубано-Черноморская нефть» в станице Ильская. Через некоторое время совхоз стал передовым хозяйством. В 1932 году отец начал работать ассистентом профессора Руэста в Селекционном центре города Краснодара по разведению сои. Благодаря сое работники центра выжили в годы голодомора. Меня привозили к отцу на летние каникулы. Однако в 1938 году его вновь арестовали. В 1956-ом Николая Острожного посмертно реабилитировали.  

ПОД ГРИФОМ «00»

Война для Глеба Николаевича началась так. На 22 июня 1941 года был назначен выпускной бал для первого выпуска учащихся батумской средней школы, но торжества не получилось. Ура-патриотическое заявление директора школы о том, что «наши войска начали успешное контрнаступление и подходят к Варшаве», оказалось ложью. Уже через несколько дней над Батуми стали кружить немецкие   разведывательные самолеты.
Глеб Острожный, как и многие другие выпускники школы, ринулся подавать документы в военное училище. Но ему ответили, что прием закончен. Тогда он поступил в ТбИЖТ, сдав экзамены на строительный факультет. На третьем курсе Глеб Острожный был мобилизован и отправлен в Гороховецкие лагеря, где стал курсантом военного училища Артиллерийского центра союзного значения. Это был крупнейший в стране полигон, на котором испытывались новые образцы артиллерийских орудий и бронетехники. При центре действовали собственные учебные базы. Несколько месяцев курсант Острожный работал чертежником, затем  его определили на учебу в разведшколу. После специальной подготовки командировали в отдельную разведчасть в составе 1-го Украинского фронта под командованием маршала Конева. Разведчик Глеб Острожный прошел с боями Украину, Польшу,  участвовал в Львовско-Сандомирской и Висло-Одерской операциях. В начале 1945 года он был ранен, а после госпиталя направлен в оперативный отдел штаба 10-го Арткорпуса прорыва резерва Главного командования, где был назначен заведующим отделом совершенно секретного делопроизводства (под грифом секретности «00»).
В апреле 1945 года началась грандиозная наступательная операция на Берлин. В этот напряженный момент в штаб 10-ого Арткорпуса был направлен младший лейтенант Евгений Астахов. На подступах к главной фашистской цитадели судьба свела двух молодых батумцев  – Глеба и Женю. Их дружба прошла испытание огнем, водой и медными трубами. 2 мая столица Германии была практически полностью занята советскими войсками. А 6 мая их корпус форсированным маршем кинули на защиту Праги. Мир был опьянен от счастья – завершилась самая кровопролитная в истории человечества война, а они продолжали проливать кровь. На военном мемориале в честь освободителей Праги испытываешь шок при виде бескрайнего поля солдатских надгробий с одной датой – 9 мая 1945 года.
– После Дня Победы ожесточенные бои в Чехии продолжались еще неделю. Фашистская группировка «Центр» была окружена, около полумиллиона вражеских солдат и офицеров были взяты в плен, те, кто отказывался сдаться, были уничтожены. Чехи встречали советских солдат с распростертыми объятиями, – вспоминает Глеб Николаевич. – Я был свидетелем того, как хоронили в предместье Праги одного нашего офицера: за катафалком, запряженном гнедыми лошадьми, шли девушки в белых подвенечных платьях, играл оркестр, за ним почти на полкилометра растянулась процессия горожан.

О, МОЛОДЫЕ ЛЕЙТЕНАНТЫ СВОИХ СУДЕБ

Одна из самых дорогих реликвий в архиве Острожного – снимок, датированный 9-м мая 45 года. На фоне цветущих деревьев в полный рост стоят два лейтенанта – Глеб Острожный и Женя Астахов. Два двадцатилетних батумских мальчика, прошедших горнило войны. Уцелевшие, сохранившие, как докажет будущее, светлый взгляд на мир, благородство души. Глядя на них, вспоминаешь строки Марины Цветаевой, посвященные молодым генералам 1812 года: «Вам все вершины были малы/ И мягок – самый черствый хлеб,/ О, молодые генералы своих судеб!». Наши герои не дослужились до высоких чинов, но заслужили ордена и медали. О них уместно сказать и другими цветаевскими словами: «Три сотни побеждало – трое! / Лишь мертвый не вставал с земли. / Вы были дети и герои, / Вы все могли».
– В июне наше Управление передислоцировалось в небольшой словацкий городок Малацки, – продолжает свой рассказ  Глеб Николаевич, – от нечего делать я стал писать повесть о войне. Как-то вечером  собралась небольшая компания, и я стал читать первую главу. Прослушав ее, Женя глубокомысленно сказал: «Да-аа, за эту повесть тебе можно дать тысяч десять и десять лет лагерей». Мы тотчас сожгли исписанные страницы. Я первым начал писать прозу, а писателем стал Женя.
– После вывода войск из Чехословакии мы продолжили службу в Венгрии. Жили в небольшом городке, в свободное время пристрастились ездить на охоту, облюбовав большой остров в протоке Дуная. Наша квартирная хозяйка готовила из охотничьих трофеев вкусные блюда. К столу мы приглашали хозяина дома, но он выпивал только полстакана спирта, неизменно приговаривая: «Разве можно вкус испортить!». Хозяйка относилась к нам, как к сыновьям, и прощала мальчишеские шалости. Однажды Женька из мякоти сыроватого хлеба соорудил «недостающий орган» и прилепил его к распятию, висевшему на стене. Хозяйка не стала нас ругать, но вынесла из комнаты все атрибуты веры.  Несколько раньше мы попали в переделку на празднике урожая, который отмечали в клубе. Гремела музыка, кружились в вальсе пары. Один из местных пускал в зал ленты серпантина. Женя попросил и ему дать ленту, а в ответ получил грубое ругательство. Астахов врезал обидчику по-боксерски, да так, что парень рухнул на пол. Началась свалка. Мне пришлось выхватить пистолет и два раза выстрелить в воздух, чтобы остановить ретивых. Примчалась полиция. Я по-немецки объяснил, что у нас, кавказцев, самым большим оскорблением считается ругань матери. После этого инцидента полицейские городка стали нас уважать и при встрече всегда отдавали честь.
– Наше пребывание в Венгрии закончилось для Жени драматически, – рассказывает Острожный, – фашисты продолжали сопротивление, подкарауливали офицер. Нас обстреляли на  Эстергомском шоссе, Женя был тяжело ранен. В госпитале в Будапеште его прооперировали, а через два месяца демобилизовали как инвалида Великой Отечественной войны. Прощаясь, мы условились, что на гражданке продолжим учебу в Тбилиси.

ВОПРОСЫ КРОВИ – САМЫЕ СЛОЖНЫЕ ВОПРОСЫ В МИРЕ

Они действительно встретились, стали студентами строительного факультета Грузинского политехнического института.
Роман «Мастер и Маргарита» в годы их студенчества был запрещен, до оттепели было еще далеко. И Глеб Острожный не мог знать цитаты о том, что вопросы крови – самые сложные в мире, однако удивился не меньше, чем булгаковская Маргарита, избранная королевой бала Воланда, когда увидел на стене в скромной квартире своего друга портрет величественного казачьего полковника в белой бурке и папахе. «Мой прадед, а юридически дед – Тимофей Астахов, – пояснил Женя. – Полковник Императорского конвоя, телохранитель Великого князя Александра Николаевича, будущего императора Александра Второго».
– Вот тут-то Женя посвятил меня в семейную историю, – говорит Глеб Николаевич. – Терский казак Тимофей Астахов прослужил в Императорском конвое 18 лет. В молодости принимал участие в Кавказской войне, участвовал в штурме аула Гуниб и пленении имама Шамиля в 1859 году. Во время Туркестанского и Хивинского походов был в составе армии под командованием генерала Скобелева. В 1877-1878 годах сражался нарусско-турецкой войне, под Плевной был тяжело ранен и потерял правую руку. За верную службу и храбрость полковник Астахов получил большие наделы земли в Моздокском уезде и наследственное место в царском конвое. Кроме того, он владел нефтяными участками в районе станицы Грозной, построил в Кисловодске затейливый «Золотой замок». Вот только наследника у него не было. Единственная дочь Прасковья Тимофеевна вышла замуж за  Антона Твалчрелидзе, инспектора народных училищ Ставропольской губернии, получив в приданое «Золотой замок». Твалчрелидзе вышел в отставку в чине статского советника и занялся управлением поместий тестя, селекцией сортов винограда, экспериментировал в области энологии. Его усилиями винный подвал «Золотого замка» получил отдельный статус памятника архитектуры. В 1908 году Твалчрелидзе купил поместье в Цихисдзири в окрестностях Батуми, и много сделал для развития первых цитрусовых и чайных плантаций Аджарии. Был одним из основателей Тбилисского университета и некоторое время являлся проректором этого вуза. Он – автор фундаментальных трудов по социологии Ставропольской губернии, в середине прошлого века его исследование было переиздано в факсимильном варианте. Похоронен Иван Антонович на семейном кладбище в Цихисдзири.
У супругов Твалчрелидзе было два сына. Старший Александр родился хрупким, а второй – Евгений крепышом. Дед-полковник, увидев Евгения, сказал: «Вот этот – настоящий казак!». По воле старика Астахова, мальчика записали на фамилию, чтобы не терять наследственного места в Императорском конвое и упростить сложности при оформлении немалого дедовского имущества. Так два брата стали носить разные фамилии. А в истории семьи тугим узлом переплелись две ветви – грузинская и русская.
Старшему сыну Антона Твалчрелидзе и Прасковьи Астаховой – Александру Антоновичу Твалчрелидзе довелось прославить грузинскую науку. Он окончил Московский университет, был учеником В.И. Вернадского. С 1919 года Александр Твалчрелидзе – профессор Тбилисского университета. В советское время создал Закавказскую минералогическую школу, Кавказский институт минерального сырья (КИМС). Научные исследования ученого посвящены петрографии и минералогии магматических и осадочных пород Грузии. Он первым изучил Гумбрийское, Асканское и другие месторождения отбеливающих глин. Автор учебников по геологии на грузинском и русском языках – «Введение в оптику кристаллов» (1938), «Петрография магматических пород» (1950). За особые заслуги в области науки академику Твалчрелидзе было передано в бессрочное наследство поместье в Цихисдзири. Он был удостоен трех орденов Ленина и двух орденов Трудового Красного Знамени. После его кончины место директора КИМСа занял его сын академик Георгий Твалчрелидзе.

НАСЛЕДНИК МЕСТА В
ИМПЕРАТОРСКОМ КОНВОЕ

– Младший брат будущего академика Александра Твалчрелидзе Евгений Астахов, отец моего друга Жени, при царизме мог стать «фигурой, приближенной к императору», – рассказывает Глеб Острожный. – Но ничего этого в биографии Евгения Тимофеевича Астахова не произошло – дед дал ему и свое отчество – и не только по причине революционных катаклизмов.
Вслед за старшим братом Евгений поступил в Московский университет, на юридический факультет. Но по специальности никогда не работал и до 1915 года вел свободный образ жизни. Теперь бы его назвали плейбоем: увлечение спортом принесло Астахову титул чемпиона Москвы по атлетическому телосложению (современному бодибилдингу). Женился он на Наталье Павловне Моисеевой, окончившей Высшие женские курсы в Москве. В 1916 году Евгений Тимофеевич остепенился и занял место смотрителя (начальника) Банковского рыбного промысла на Каспии. Со временем он стал крупным специалистом по рыбному промыслу, а также зарекомендовал себя опытным инспектором-бракером ценных древесных пород, идущих на экспорт. Евгений Тимофеевич не оправдал надежд нареченного отца и отказался от места в Императорском конвое, передав свои права по наследству старшему сыну Николаю, родившемуся в 1910 году.
Николай Евгеньевич Астахов прожил свой век в Тбилиси, уезжая только в командировки с геологическими партиями. Доктор наук Николай Астахов является автором геоморфологических карт Закавказья и Сирии,  он также занимался океанографическими исследованиями  акваторий Закавказского побережья Черного моря. А еще он писал стихи. И свою полуподвальную квартиру на мтацминдской улице Арсена в шутку называл «поэтической мансардой».
– В «мансарде» можно было застать такую картину: Коля читает стихи и готовит суп, а его жена Ия играет на гитаре, – вспоминает Глеб Николаевич. – Астаховы постоянно устраивали капустники, на которых хозяин дома читал  произведения классиков и свои собственные стихи. Звучали романсы, сыпались шутки и остроумные экспромты. Было шумно и весело.
– Постоянными гостями «мансарды» были руководитель геологической партии Вася Панцулая, распевавший оперные арии и по просьбе дам романсы Вертинского, геолог Жора Ауце вместе с женой Нонной Дмитриевной,  привившей любовь к литературе нескольким поколениям тбилисских школьников, будущий член-корреспондент Академии наук Грузии, профессор Отар Мчедлов-Петросян, писавший лирические стихи. Приходил  Фокин со своими тремя дочерями, одна из которых вышла замуж за Леву Кулиджанова, который в те времена подрабатывал десятником в геологической партии, – рассказывает Острожный. – В доме царил дух свободы, а ведь стояло время, когда за анекдот могли сослать на Колыму. Племянник Какуцы Чолокашвили (имя которого и произносить было опасно) –  Ника Химшиашвили однажды рассказал, что в начале 30-х годов он проходил практику в горах Кавкасиони и никак не мог наладить теодолит. Невдалеке стоял, опершись на посох, чабан в бурке и мохнатой папахе и внимательно наблюдал за его безуспешными попытками. Кончилось тем, что чабан подошел к теодолиту и наладил его, и на немой вопрос Ники кратко сказал: «Я – Лоуренс», повернулся и неспешно удалился.
– После войны было голодно, многие ездили в Кахетию, чтобы обменять старые вещи на продукты, эти поездки Коля описал, перефразировав песню «Прощай, любимый город»: «Прощай, любимый Гори, /Уходим завтра в Цнори, / И ранней порой / Мелькнет за спиной / Мешок с кукурузной мукой…».
За год до смерти Николая Евгеньевича в 1992 году вышел сборник  его лирических стихов, в который вошли его лучшие произведения, большинство из которых посвящены любимой Грузии. В стихотворении 1939 года у Н.Астахова есть такие строки: «Под виноградниками шелест/ Под вечер будит тишину… /Благослови, любой пришелец, /Обетованную страну!». В венке сонетов «Кавказ» Астахов написал: «Хребты в причудливых изгибах /Мой снова восхищают глаз. /Не знаю – без тебя Кавказ, /Поэты обойтись могли бы?».
– После развода с первой женой, закончилась «богемная» жизнь Николая Евгеньевича. Вторая жена Натела родила ему сына Георгия, – говорит Глеб Острожный. – Наш друг стал меньше писать стихов, занялся наукой.
Сейчас трудно сказать, знали ли друзья молодости Коли Астахова, что распивают чарку в компании наследника места в Императорском конвое. Наверное, Николай Евгеньевич сам вспоминал об этом редко. Столько всего интересного вместилось в его жизнь, ведь он стал свидетелем крушения двух империй – царской и советской. В годы восстановления независимости Грузии семейная история замкнула круг: сын Николая Астахова – Георгий, кандидат геологических наук,  вернул себе исконную фамилию Твалчрелидзе.

«СВОБОДНАЯ ПРОЗА»

Как же сложилась после войны судьба наших главных героев – Жени Астахова и Глеба Острожного? Окончив ГПИ,  Астахов получил распределение на строительство Куйбышевской ГЭС. Несколько лет проработал инженером-конструктором. Но творческое начало взяло верх, и он стал писать прозу, снимать документальное кино. На этом поприще полностью раскрылись его таланты. В 60-е годы прошлого столетия он стал главным редактором Куйбышевского телевидения, а в 1968 году окончил  Высшие литературные курсы Союза писателей СССР. Евгений Евгеньевич Астахов – автор более сорока книг и сценариев кино- и телефильмов. В годы перестройки он основал культурно-просветительское предприятие  «Самарское слово», благодаря которому увидели свет многие литературные произведения.
О своем творчестве Евгений Астахов отозвался так: «То, что я издал до 1991 года, себе в актив не записываю. То, что я оставлю после себя – будет восемь томов избранной прозы, которые выходят после 1992 года. Это – свободная проза, за эти книги я несу полную ответственность». В 2000 году в Самарском отделении Союза журналистов России прошла презентация шеститомного собрания его произведений, а спустя пять лет вышли два тома его исторического романа «Река времени». Супруга Вера Михайловна (урожденная Мальцева) была его литературным секретарем. Старший сын Юрий родился в Тбилиси, он – руководит архитектурной фирмой. Второй сын – третий Евгений в роду Астаховых преподает в педагогическом институте.
Писатель Евгений Астахов ушел из жизни в марте 2013 года.  
…После института Глеб Николаевич Острожный остался жить в Тбилиси. Он много трудился в сфере гражданского строительства, зарекомендовав себя настоящим профессионалом. Заслуженный строитель Грузии участвовал в реконструкции здания Верховного Суда, Союза писателей Грузии, строительстве Дома кино, Института физики полупроводников и целого ряда других зданий. У него большая семья, несколько внуков, которым он передал не только  свои знания, но редкое умение ценить дружбу, верность, человеческое достоинство. Он мужественно перенес тяжелые утраты последних лет – потерю любимой супруги и одного из сыновей. Однако этот сильный и яркий человек продолжает вести активную общественную жизнь, участвует в работе Совета ветеранов ВОВ Сабурталинского района столицы.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА:
ПРИКЛЮЧЕНИЯ В
«ДЖУНГЕЛЯХ»

Заслуженный журналист Грузии Леван Долидзе, опубликовавший статью в газете «АиФ» о фронтовых товарищах Острожном и Астахове, закончил свою публикацию словами: «им выпала счастливая участь дважды отпраздновать День Победы – в поверженном Берлине и в освобожденной Праге». Сам Глеб Острожный, рассказавший на страницах «Вечернего Тбилиси» историю семьи Астаховых-Твалчрелидзе, назвал статью «Сеящие добро».
Посеянное добро дает добрые всходы. Моя любимая подруга детства Наташа Ауце, переехавшая в Москву, в одном из недавних телефонных разговоров, замкнувшемся на болезнях, услышав, что я готовлю публикацию о писателе Евгении Астахове и его окружении, закричала от радости:  
– Женька Астахов! Так я же все детство слышала это имя от папы.
Да простится нам фамильярное обращение «Женька». Наташиного отца – тбилисского латыша, похожего на Жерара Филипа в роли Фанфана-Тюльпана, острослова и талантливого инженера Дмитрия Андреевича Ауце, мы, малявки, за глаза тоже называли «Димкой» – такой у него был легкий и бесшабашный характер.
– Ты же помнишь, что у нас в доме всегда собирались компании, но когда приезжал Женька – начиналась настоящая кутерьма. Он и для меня был кумиром, читавшим свои озорные стихи о семейке «леопердов», о приключениях «в джунгелях»! Это было так забавно и здорово. Как жаль, что не могу вспомнить эти полные юмора «опусы». Прочитала бы сейчас своей внучке, она девочка с юмором, оценила бы!
Эмоции Наташи Ауце дополняют портрет Евгения Астахова, вобравшего в себя гены лихого казака и  нескольких поколений грузинской и русской интеллигенции. Наверно, это огромное счастье, когда о человеке вспоминают с улыбкой и радостью. И когда есть верный друг – такой, как Глеб Острожный, сохранивший для нас удивительные истории, объединенные берегами реки времени.


Ирина ВЛАДИСЛАВСКАЯ