Борис Давыдов родился в 1947 году в Белоруссии. Детство прошло на Камчатке. Лет в пятнадцать Борис с семьей переехал в Ленинград. Писал стихи, прозу. С 1972 г. занимался в ЛИТО «Выборгская сторона» Глеба Семенова. Был членом Клуба молодых литераторов при Ленинградском отделении Союза писателей. С 1980г. занялся публицистикой. С 1981 г. по 1989 г. напечатал 4 крупных очерка в различных сборниках ленинградских издательств. 1985-1990 гг. – учеба в Литературном институте им. А.М. Горького. С 1989 г. по 2012 г. работал в журнале «Нева», сначала старшим редактором отдела публицистики, а затем зав. отделом публицистики. С 2000г. – бессменный руководитель ЛИТО «Меридиан» в г. Гатчина Ленинградской области. Умер в декабре 2012 года.
ХИНКАЛИ
В черепичном Тбилиси
ноябрь, как июль,
То же знойное марево –
смерч духоты,
Так же руки, как плети,
а тело, как куль,
И не спрячет ничто –
ни дома, ни кусты.
Северянин, о, как
нам такое стерпеть!
Пот съедает глаза.
И плывут, как во сне,
Купол Светицховели,
слепая мечеть,
И седая Кура,
и Вахтанг на коне.
Но в тбилисской хинкальной –
там воздух иной:
Горячее стократ,
cумаcшедше пахуч –
Эти запахи перца
и туши мясной
Пропитал огнедышащий
солнечный луч.
Пахнет солнце аджикой,
а сыр – чесноком,
Пахну уксусом я,
пахнешь соусом ты,
Пахнут люди вокруг
виноградным вином,
Пахнет дым табаком…
Никакой духоты!
1974
ОДЕССА
Вот город, который был мне нарисован когда-то
Неведомо кем и зачем. Не отмеченный датой,
Он жил во мне, словно красивый,
крикливый ребенок.
Вот город, который был вместе и раем, и адом,
Где все вперемешку, да так, что ни слухом,
ни взглядом
Его не охватишь – так воздух и дух его легок.
Его создавали французы на поприще русском
И плавные руки гречанок на пиршестве грустном,
И запахи рыбы, и запахи женского пота,
И – плачет еврей, и молдавская буйствует скрипка,
И море – шаланда, чей трюм контрабандой усыпан,
И всюду – вино и вино, и – то слезы, то хохот…
О, вина Одессы! О, винные эти каморки!..
Грудастые, злые, крикливые тетки-торговки.
Галантный биндюжник блестит
позолоченной фиксой,
Как видно, не в фарте, бормочет:
«Погублена Троя…»,
А вон – держиморда, смесь перца
с «Массандрой», настроен
На пятый стакан и нацелен торговку потискать.
И вдруг, ни с того, ни с сего, то ли спор,
то ли ссора,
И кто-то ввернет анекдот, наплевав на крамолу,
И кто-то ему под вино поднесет карамельку,
И кто-то закурит, и рявкнет горластая баба…
И вот уж каморка в дыму, освещенная слабо,
Куда-то плывет и плывет, и плывет помаленьку.
1976
ПЕРЕЕЗЖАЕМ!
Мы переезжаем! Мы переезжаем!..
Мы, как под копирку, себя изживаем.
Углы Соляного, Садовой, Разъезжей
Нам снятся все реже и реже, и реже.
Сначала – грустим, а потом – забываем…
Мы переезжаем!
Меняем районы, подъезды, квартиры!
Меняем диваны, кастрюли, сортиры,
Меняем друзей на старых знакомых,
А старых знакомых меняем на новых…
И порознь, и оптом! И к новому пиру
Готовим квартиру.
И пьем за удобную нашу бездомность,
За новой квартиры уют и холеность,
За воздух, как в парке, за близость метро…
За то, что без матери старой, за то,
Что можно сменяться еще поудобней,
Еще побездомней…
1978
НОЯБРЬ, 1995
Так не хотелось, чтоб пришла зима,
Чтоб стыли пальцы и щипало уши,
Чтоб скудные меж стекол закрома:
Капуста, огурцы, компот из груши –
Исчезли тотчас, лишь придет зима.
Но вот ноябрь; и валом валит снег.
Трамвай к метро плетется еле-еле,
А у метро – ни нищих, ни калек,
Лишь лабухи наяривать упрели
И их навар выбеливает снег.
Они играют гимн СССР
Так слаженно, сноровисто и ловко,
Как будто мстят за смерть своих карьер,
Их мятые и мокрые рублевки
Превыше всех наград СССР.
Играют раз. И два. И три… И тьма
Сгущается. Попахивает свалкой.
И брань людская – горе без ума,
И черные резиновые палки…
И это значит, что пришла зима.
1995
Салехард
Хочу опять уехать в Салехард,
В июль остылый, в бесконечный март,
В безумное болотное столетье,
В беспечное свое тридцатилетье.
Хочу туда! Пусть гидом – местный пес,
Пусть от мошки и слепней нет отбоя,
Пусть край земли, пусть Летой обский плес –
Пусть так. Зато я был в ладу с собою.
И с женщиной, что на закате дня
Перчила оленину… Спозаранку
Сказала тихо: «Не бросай меня».
Забыл ее, как от занозы ранку.
Я был Иосиф, божий ротозей.
Я твердо знал, что всех переиграю.
Я всех любил: жену, страну, друзей,
Не ведая, что всех их потеряю,
Любил себя – того, в ком был азарт,
Кто мог строчить стихи витиевато -
И по нему тоскуя виновато,
Хочу опять уехать в Салехард.
2009
Памяти Володи Кавторина
Где еще писать, как не в больнице:
Шаткий стульчик, тумбочка, кровать,
А в ночи – такое вдруг приснится…
Где, как не в больнице, сочинять?
Нынче нас врачуют акварели.
Знаем, им недолго ворожить.
Но еще не знаем, что в апреле
Ты умрешь, а я останусь жить.
И глуша «Серебряную воду»,
Что из Леты в Ладоге-Неве,
Мы лежим в хорошую погоду,
В солнечной и снежной синеве.
2011, февраль – 2012, сентябрь
|
