Календарь

Первый в мире мотоцикл «Reitwagen», как известно, был построен Готлибом Даймлером вместе с его многолетним партнером Вильгельмом Майбахом. Последний был человеком не тщеславным, к тому же с Готлибом они были близкими друзьями и работали по бендеровскому принципу: бензин ваш – идеи наши. Даймлер, как главный креативщик, задумывал проект, а Майбах воплощал идею лидера «в металле». Мотоцикл стал их первой удачей. На деревянную раму с деревянными колесами был установлен двигатель собственной конструкции и приделан примитивный руль. Майбах, как более спортивный и худой, вызвался в испытатели, но было решено доверить эту честь сыну Готлиба. И вот исторический день 19 ноября 1885 года. Юный Пауль вскочил в седло и помчался по булыжной мостовой с умопомрачительной скоростью 12 км/час. Через 15 минут младший Даймлер лихо припарковался и заявил, что больше на эту «костедробилку» не сядет. Во второй рейс вслед за ним  отправился сам Майбах и прожег штаны, так как запускался двигатель нагреванием трубки паяльной лампой. Вильгельм сполз с неудобного сиденья, выругался и вдвоем с Готлибом затолкал «чудо техники» в самый дальний угол сарая. Больше друзья никогда к мотоциклам не возвращались.


130 лет «Председателю земного шара»

Трудно осознать объем совершенных им открытий в языкознании, смыслов в музыке чисел и цветах звуков. Официально Велемир Хлебников считается одним из основоположников русского футуризма. Но на деле он был не только поэт, но и ученый-мыслитель. И один из самых загадочных творцов в пантеоне Серебряного века. Рожденный 9 ноября 1885 года в семье орнитолога он с детства слышал ржание лошадей в калмыцких степях, вечернее блеяние овечьих стад, звяканье верблюжьих колокольцев, заунывное пение «исповедующих Будду кочевников». А потом рос на Волге – в Симбирске и Казани. Окончил математическое отделение Казанского университета. К студенческим годам относятся и его первые литературные опыты: отослал Максиму Горькому свою пьесу «Елена Гордячкина». А после нескольких лет, отданных фамильному увлечению орнитологией, молодой Хлебников очутился в столице, где бросился в гущу литературной жизни. В первые месяцы он попал под влияние видного символиста Вячеслава Иванова и сблизился с Ремизовым и Городецким. Хлебников пишет наполненные неологизмами стихотворения в прозе, становится заметной фигурой и берет себе псевдоним Велемир. А через пару лет знакомится с братьями Бурлюками и даже переезжает к ним жить. В этой веселой компании родилось содружество «Будетляне» и появился сборник «Садок судей», о котором авторитетный Брюсов сказал, что он «переполнен мальчишескими выходками». А в 1912 году к ним примкнули совсем молодые Маяковский с Крученых, а из будетлян появилось общество футуристов и программный сборник «Пощечина общественному вкусу». Критики были в шоке, а публика мигом раскупила весь тираж. Стихов Хлебникова было больше всего. Футуристы громогласно называли его лучшим поэтом современности. Но в том же 1912 году произошло еще нечто таинственное: Крученых, которого с Хлебниковым сближала любовь к неологизмам, рассказывал, что Велемир показывал ему математические таблицы, где были пророчества – война в 1914-ом, революция в 1917 году и еще немало пугающих вещей… А дальше действительно была война, призыв в армию, «откос» от мобилизации, кровь, голод и холод Гражданской. Последние пять лет своей жизни Велемир кочевал: Астрахань, Петроград, Москва, Харьков, Баку, Армавир, Дагестан, Пятигорск, Ростов-на-Дону. И именно в эти годы он написал свои лучшие стихи. Его выбор образа жизни был осознанным и твердым. Он отвергал всякую помощь и сердился на любую опеку. Но при этом был удивительно милым, добрым и ласковым человеком, с необыкновенной синевы глазами. И поражало его абсолютное бескорыстие и готовность поделиться последней рубахой. А еще он был одним из самых образованных людей своего времени. Знал китайскую медицину, египетскую мифологию, латинскую поэзию, философию средневекового Востока, читал математические труды и даже изучал теорию относительности Эйнштейна. Когда же Хлебников добрался до революционной Персии, там его назвали дервишем: на Востоке сразу поняли, кто он.


«В белом венчике из роз»

Среди сонма талантливейших русских поэтов Серебряного века не было никого гениальнее Александра Блока. Он родился в дворянской высокоинтеллектуальной профессорской семье. Его отец был варшавским профессором, а дед А.Н. Бекетов – ректором Петербургского университета. Вырос Блок в старинной барской усадьбе – в подмосковном имении деда Шахматово. Писать стихи начал в пять лет, и все детство с братьями выпускал рукописные журналы. Получил прекрасное образование – окончил Введенскую гимназию и университет. Во «взрослую» поэзию Блок пришел в двадцать один год с символистскими стихами. Но границы жанра при этом расширил невероятно. Редко у кого было такое сочетание личного и духовно-философского. А его драма «Балаганчик» и вовсе продемонстрировала надлом символизма, его тупиковость. Звучание стихов Блока оказалось музыкально-романсовым, что очень быстро принесло ему славу во всех слоях русского общества. Каждый там находил свое – от «девочка пела в церковном хоре», до «я пригвожден к трактирной стойке». Блока называли «певцом конца» – конца старого уклада жизни, с его мрачно-пророческими стихами «Ямба», «Возмездия» и «Родины». Но, как ни странно, у этого лирического меланхолика хватило сил и молодости духа, чтобы с энтузиазмом воспринять наступление революционных перемен. Блок изменил стилистику и язык и заговорил площадным залихватским, почти блатным голосом своего друга куплетиста Савоярова – ведь спорная, но незаурядная поэма «Двенадцать» на самом деле ирония. Ее никто не понял – ни «свои», ни «чужие», – привыкли воспринимать Блока только серьезно… А у него все болело – и бедствовали с женой, и в ЧК на допросы таскали, и авторитетом его прикрывались, бесконечно таская на собрания. Гению было тесно, ему не писалось. И за границу на лечение его лично Ленин запретил выпускать. Сердце не выдержало. А в день похорон стало известно о расстреле еще одного поэта – Гумилева… Зато в СССР немало памятников Блоку поставили – видно, замаливали грехи перед историей.


130 лет Багрицкому

Как же замечательно читались его строки умными мальчиками в старших классах советских школ, когда молодым и неокрепшим душам хотелось подвигов и славы: «Нас водила молодость в сабельный поход!» И завораживали страшноватые строки: «Но если он скажет: «Солги!» – солги. Но если он скажет: «Убей!» – убей», сказанные тенью Дзержинского в стихотворении «ТВС». И никто не понимал, что это все про смерть. А когда, повзрослев, ребята все поняли, то, по законам взрослого конформизма, оставили Эдуарда Багрицкого в обойме любимых поэтов, но уже со строками про контрабандистов «По рыбам, по звездам проносит шаланду». Этот одесский еврей из семьи среднего достатка, которому на роду было написано стать инженером или врачом, взахлеб принял революцию и Гражданскую с ее кровью, разрухой, голодом и тифом – и опоэтизировал ее. Какие прекрасные слова он нашел для вселенских потрясений, хотя сам лично не был ни в окопах, ни под Перекопом. Как потом он воспевал «ангелов смерти» – чекистов, и комсомольцев, и убийцу эрцгерцога Гаврилу Принципа в «Последней ночи». Он так писал о своем поколении:
Мы – ржавые листья
На ржавых дубах…
Чуть ветер,
Чуть север –
И мы облетаем.
И ведь все это было искренне, от сердца! Потому и верили ему мальчики-старшеклассники. И сейчас невольно восхищаются: «Какой поэт!.. Но какой страшный!»



Роб АВАДЯЕВ