Я физик, кандидат физ.-мат. наук. Родился, вырос и окончил университет и аспирантуру в городе Тбилиси. С 1965 г. работаю в Объединенном институте ядерных исследований в Дубне. С 1992 г. – создатель и директор Музея истории науки и техники ОИЯИ. С 2009 г. – советник по культуре дирекции ОИЯИ. Помимо более 60 научных публикаций, являюсь автором около двух десятков научно-популярных статей и книги «Вселенная частиц» (в соавторстве с Э.Оконовым. М., Советская Россия. 1972), а также стихов и поэтических переводов с английского и грузинского языков. До недавнего времени довольно регулярно публиковался в периодике – как в детской, так и во «взрослой». В 2002 г. за цикл переводов современных грузинских поэтов журнал «Юность» присудил мне премию имени Б.Полевого «За лучшие переводы». Кроме того мои стихи и переводы включались в различные альманахи и антологии. Отдельными изданиями вышло 4 сборника детских стихов и несколько сборников переводов. Из последних – два билингва-сборника в серии АЗБУКА-КЛАССИКА (С.-Пб. АЗБУКА. 2011-12) и две книги для детей: «Стихи и песенки Матушки Гусыни» (М. ЭКСМО. 2013) и «Про то, чего не может быть…» (С.-Пб. Лимерики Эдварда Лира. РЕЧЬ. 2014)
РАКУРСЫ ТБИЛИСИ 1. На Тбилиси дождик пролил сонмы солнечных огней, и его зеленый профиль стал в два раза зеленей.
В лужи, в марево асфальтов лег деревьев нетерпеж – дождь их сослепу сосватал, окрутил и бросил в дрожь.
Влево – улицы взлетали; вправо – падали в Куру, а проспект горизонталью вел по талии к ребру.
Он умел приволочиться, он смеялся и хитрил, голубым прибоем джинсов обметая пыль с витрин.
И беспечен был и нежен взгляд его. Щека в щеку, как касания черешен, встречи девушек безгрешно исполнялись на бегу.
Сколько лиц, давно знакомых, только память распахнуть! Город шел наплывом, комом, набегал волной на грудь.
Я с тобой, куда же деться, виражи в обрывах дуг. Связь времен руками детства замыкала в сердце круг.
2. Сизой бронзой Руставели завершал земной маршрут. Свитый из стальной кудели убегал к высокой цели в синем небе черный шнур.
С пикой, поднятой, как видно, только для отвода глаз, как валькирия, Мтацминда к нам навстречу понеслась.
Рядом щебет:
«Наш Тбилиси – это маленький Париж!» Город вверх по склону длился остриями кипарисов, ржавыми щитами крыш.
Я стоял над ним. С площадки я смотрел в его лицо, рассеченное нещадно мокрым сабельным рубцом.
На горячий глаз нацелясь, он вгрызался в скулы скал и раздробленную челюсть Нарикалы огибал.
Этот знак резни и сечи утверждал иной престиж: город нес свои увечья, без оглядки на Париж.
Он искус меча и чаши ставил выше всех искусств; он не мир сулил входящим – или бой, или союз.
Он умел в петле арканной, сквозь дымы своих садов грянуть выдохом органным, опадая вздохом вдов.
Он предел своих подобий вывел в знаках языка: с колыбелей до надгробий «гамарджоба» и «мшвидобит» здесь и судьбы и века.
И хребтовою громадой придавив инфинитив, он глагол своих грамматик в небо голубем ввинтил!
«ТАНЦУЯ ОТ ТАПОЧЕК» или «КОГДА Б ВЫ ЗНАЛИ…»
1 Макабрическая рапсодия в белых тонах на тему, заданную хирургом накануне операции
Ираклию Надирадзе
Обходя все ямы кромочкой, Я наглел, впадая в раж. Тут моя базелеомочка Мне навеяла вояж:
Будто выход – в ярких лампочках; Я в туннель впорхнул нырком В безусловно белых тапочках, С белой биркой-номерком.
И грехи, как рыбы-лоцманы, Повлекли меня во мглу, Где глубокими колодцами Время падало в золу.
И, перетирая атомы В галактической горсти, Вечность мечеными квантами Соблазняла погостить.
И как будто где-то в Арктике, За Полярною чертой, Бледный черт в ледовом фартуке Помахал мне кочергой.
2 Послеоперационный пейзаж
Моей дорогой Ремуле
У меня семь швов на шее, Бриться мне запрещено. На Тбилиси в утешенье Я теперь смотрю в окно.
Он в октябрь влетел, с размаху Позабыв про тормоза, Темнобелую папаху Нахлобучив на глаза.
Мелких капелек излишки С неба сходят иногда На деревья, на домишки, На бетонные стада. Здесь долиной сторонится От Ваке Сабуртало, А по склонам на столицу Надвигается село.
И пейзаж меняет маски: Это жизнь свое берет – То параболой развязки, То застройкою вразброд.
Подо мной шоссе, как речка, Знай без умолку шумит. Пес наш, чуя запах речи, Смотрит взглядом человечьим И ушами шевелит.
Ночная вылазка
С упорством пехотинским – так в ночь уходит десант – я сяду по-грузински стихи тебе писать. Закрой глаза, удача, веди меня на бой! Нашарим то, что зрячий не зрит перед собой. Словарные редуты, разведка сквозь века; и я паду под утро, не взявши языка.
И дым косматой буркой сметет мои следы – бумаги и окурков обугленные рты.
|