Тысячи лет живет на Земле человек. Тысячи лет он изо дня в день совершает подвиг. Многие творения напоминают нам о великом подвиге труда Человека: пирамиды Египта и статуи Греции, водопровод Рима и порох Китая, первые крылья, оторвавшие человека от земли, и виноградная лоза, что преодолела неподвижность камня и из мифа гордо поднялась к солнцу.
О многом из созданного руками человека рассказывают мифы.
Еще в доисторические времена на маленьком клочке земли, где жили пращуры грузин и рождались мифы о золотом руне и легенды об амазонках, поднялась стройная виноградная лоза, которая с тех пор переплелась с историей грузинского народа.
Виноградарство – древнейшая отрасль сельского хозяйства Грузии. Грузинскую лозу воспевали поэты. Она одушевлена фольклором и вошла в национальный орнамент. За нее сражались грузинские витязи. Она кровоточила от мечей Тимур-Ленга и шаха Аббаса и, освященная народным признанием, удостоилась чести обвивать знамена и реликвии. Народ благодарил виноградную лозу за огонь, который она поддерживала в его очаге, за живительный сок ее гроздьев и тяжело переживал все горести ее судьбы.
И в наши дни героического труда рождаются мифы, олицетворяющие дух нашего времени. До нас дошел миф об одной виноградной лозе, ставшей живым свидетелем необычайных проявлений души простого советского человека.
Эту лозу мы увидели в 1958 году в деревне Носте, в колхозе имени Георгия Саакадзе. О встрече с этой лозой, о встрече с человеком, заставившим плодоносить камень, мы уже рассказывали читателю.
С тех пор прошло три года. И вот в 1961 году нам захотелось еще раз увидеть эту лозу, захотелось еще раз приблизиться к подвигу, который, как сказочная живая вода, наполняет людей новыми силами. Ведь подвиг никогда не остается с человеком, его совершившим: он уходит в Мир. Какой-то поступок только потому и называется подвигом, что он приобретает общечеловеческий смысл и превращается в одну из тех ступеней, по которым человечество восходит к своему идеалу.
В одно из ранних летних утр, когда природа заботливо убирает все земное драгоценными каплями росы, наша машина, так же как и три года назад, пошла на Запад.
Ощущение места приносит ветер. Вот вы выезжаете из Москвы на Волоколамское шоссе, подставляете лицо рвущемуся воздуху и улыбаетесь: «Россия, родина...» Вот вы выезжаете из Тбилиси на Военно-Грузинскую дорогу, и ветер тут же приносит ощущение острой неразрывной связи с этой землей: «Грузия...»
Военно-Грузинская дорога – это дневник, перелистывая страницы которого, вспоминаешь жизнь страны, а через нее и свою жизнь.
Вот когда над дорогой нависала скала, получившая у шоферов название «Пронеси, господи», то на озелененных ныне отрогах Мтацминды – гордости тбилисцев – не рос даже дикий кустарник, а на плато фуникулера, где ныне раскинулся среди фонтанов парк культуры, нелепо торчали ярко-синие духанчики и возле них скучали ослики, прикрытые выцветшими хурджини.
Еще археологи не извлекли из глубины прошлого золотую гемму с изображением курчавобородого ивера, окруженного восхищенной надписью: «Питиахш – душа моя!», еще не был затоплен мост Помпея в Мцхета, но уже подводились первые трубы к горе Джвари, чтобы осветить светом Ленина келью Мцыри.
Так можно вспоминать много и долго...
Для каждого на Кавказе найдется такое место, которое воскрешает в памяти самые разнообразные события его жизни, связывает их с событиями жизни страны, соединяет лирику с эпосом. А находятся такие места потому, что у Грузии есть одно великое свойство: раз увиденная, она остро врезается в память человека и вся целиком, и каждым утесом своим, башней, улыбкой... Именно поэтому так глубоко лег Кавказ в сердца людей русского искусства. Именно поэтому так говорил о Кавказе А.А. Бестужев-Марлинский: «Не там ли настоящее место человека?.. Хребет гор – достойное подножие человеку, достойный порог небожителей...» Поэтому здесь рождаются возвышенные мысли, дерзновенные желания и героические поступки.
Как неопровержимое доказательство непреходящей силы красоты и мудрости, поднимается Мцхета. Это не дома, не храмы, не монастыри. Это много веков назад застыли воины, околдованные волшебной красотой, которую являют бросающиеся друг к другу Арагви и Кура. Вот уже четырнадцать веков не устает следить за этой схваткой монастырь «Джварис-сакдари». Сегодня он напоминает нам о той фразе, которую Лермонтов хотел первоначально поставить эпиграфом к поэме «Мцыри»: «Родина бывает только одна». Это изречение страны Роланда и героев движения Сопротивления глубоко патриотично и неоспоримо. Конечно, у человека может быть только одна родина, только одно место, встреча с которым происходит взволнованно и сдержанно, как с очень дорогим и близким человеком. Но Грузия обладает счастливым свойством притягивать сердца. Именно поэтому враги Грузии становятся твоими врагами.
Мцхета всегда заставляет вспоминать о врагах, которые покушались на Грузию. Почему они никогда не могли покорить ее?
Еще в I веке нашей эры Апикет поднял меч против римлян. Здесь же, в Мцхетском соборе, похоронен могущественный сокрушитель персов Вахтанг Горгасал, который, как поется в народной песне, «На Эльбрус ступил ногою, и горы дрогнули под ним!» Прямо в сердце арабов метнул огненное слово Иоанэ Сабанисдзе. Надолго запомнили турки твердую руку царя царей Тамар. Цотнэ Дадиани, твое бесстрашное благородство спасло товарищей от страшных монгольских пыток. Не мог разрушить Тимур-Ленг неприступную стену войск Георгия VII.
А вспомните Димитрия II Самопожертвователя, который, не задумываясь, отдал жизнь, чтобы отвести от Грузии персидский меч. Или бессмертные слова Ираклия II, вступившего в единоборство с войском Ага-Магомет-хана: «Грузия  гибнет, и  мне жить незачем!»
Герои! Может быть, именно благодаря им враги никогда не могли покорить Грузию...
Мы с болью думали о веками разрушаемых селениях и городах и с гордостью – о непокоренном сердце грузинского народа.
Храм Светицховели! Напрасно зодчему Арсакидзе отрубили руку: все равно только один раз в жизни можно создать такую красоту. Спрятанные в стенах храма огромные кувшины заставляют громко звучать слово, сказанное шепотом. Должно быть, первые слова, которые прозвучали здесь, были такие: «Грузия, ты непобедима, бессмертна, прекрасна!» И стены, приумножив силу голоса, разнесли эти слова далеко за пределы храма Мцхета...
Храм Светицховели! Здесь покоится прах царя Ираклия II, который 24 января 1784 года поставил свою подпись под «дружественным договором» с Россией. С этого дня начинается история общих страданий и общих радостей. Одна Грузия морила голодом Нико Пиросмани, а другая – устами Важа Пшавела восклицала: «Свобода или смерть!» Одна Россия убила Илью Чавчавадзе, а другая...
Когда-то при выезде из Тифлиса перед речкой Верой стоял огромный чугунный крест с изображением «Всевидящего Ока». На его гранитном пьедестале золотыми буквами была выведена надпись: «Живый в помощи Вышнего в крови бога небесного водворится. 12-го октября 1837 года». Этот крест поставила та Россия, которая в этом же году убила Пушкина. Но другая Россия, Россия Лермонтова и Белинского, Менделеева, Циолковского и Павлова, Россия Ленина 26 июня 1927 года помогла поставить другой памятник, который разнес по Грузии тысячи «всевидящих очей». Называется он Загэс. Это Россия помогла превратить пыльный пустырь в Дигомский совхоз, один из лучших виноградарских совхозов Грузии.
Нам пришлось побывать здесь еще в 1914 году. Вокруг простиралась бесплодная земля, выжженная солнцем и горячими ветрами. Сквозь пыль, вздымаемую колесами «Бенцев» и «Мерседесов», только и виделся, что «Белый духан», у входа в который изнемогающий от зноя старый медведь, стоя на задних лапах, клянчил бутылку лимонада.
Это было известное Дигомское поле – неполивной пустырь, полого спускающийся к Куре, находящийся вблизи Тифлиса.
Сейчас справа и слева от асфальтированной Военно-Грузинской дороги тянулись ветрозащитные полосы зеленых насаждений. За ними скрывались виноградные плантации прославившегося Дигомского совхоза. Здесь собрана уникальная коллекция мирового значения. Более 1.200 сортов – посланники всех виноградных держав мира. Грузинская лоза дружески обнялась здесь с итальянской, французской и греческой, с болгарской, испанской и персидской...
Меняется виноград, меняется жизнь. У людей создалось новое отношение к ценностям, к труду. Грузинский народ сумел объединить прошлое с настоящим, традиции с новаторством, себя – с другими братскими народами.
А вот как 50 лет назад описал путешественник эти места: «Пустынен и неотраден вид равнины Куры в ближайших окрестностях Мцхета. Бесплодная, глинистая почва хотя еще зеленеет теперь травою от необычайных дождей, по обыкновению выгорает летом дотла и обращается в какой-то бурый войлок... Лысые, голые холмы торчат из этой тощей земли, давая кое-где приют редким грузинским поселкам... Садов, виноградников следа нет; даже распаханной земли очень мало...»
Храм Светицховели! Глядя на него, вспоминаются проникновенные стихи Ираклия   Абашидзе:

И тогда я поклялся
нетленностью этих красот.
Формой  этих амфор,
лебединой  повадкой кувшинов:
Нет, не сон и не прах
то, что мастер в трудах создает.
То, что он  созидает,
в грядущее мост перекинув.
И тогда я подумал,
что это не камни горят,
А глаза их творцов
полыхают огнем из-под спуда.
Ощутив на себе
этот зоркий и пристальный взгляд,
Я поклялся, что жизнь
ярче сна и чудеснее чуда.

Жизнь чудеснее чуда! От Тбилиси до Гори заложены новые виноградники, вестники беспрерывного движения жизни. И, любуясь молодыми плантациями, мы думали о том, что совершенство картины зависит от гения художника, совершенство же местности – от гармоничного сочетания природы, истории и труда. И, думая об этом, мы невольно вспоминали Цинандали.
В Цинандали есть все: старинный декоративный парк, память о том, как гуляли здесь поэты Александр Чавчавадзе и Александр Грибоедов, а в залах гостеприимного дома пил «польский мед» урожая 1814 года молодой Лермонтов. Здесь передовые люди того времени слушали стихи, насыщенные пафосом социальной свободы. И здесь свидетелями большого труда являются многоликие превращения винограда: сусло... маджари – молодое вино... многолетнее томление в чанах. Торжественный день разлива и получение имени. Первые выезды в «большой свет». Представление своей родины на международных дегустациях, выставках, ярмарках. Появление на ярлыках золотых медалей...
А машина шла дальше, и вновь лилась в окна беспрерывная и необозримая красота...
По обочине дороги, поставив на плечи корзину, так легко шла девушка, словно несла не тяжелые гроздья винограда, а черную пену.
Не шелохнулась на спине черная коса, и казалось, камни, бугорки и ямки на миг исчезли, помогая ей сделать следующий шаг.
Грузинская женщина!
Несколько лет назад нас поразила в Вардзии фреска царя-царей Тамар. Не простым художником должен быть человек, чтобы создать такой портрет, в котором отразились бы мудрость старца и сила юноши, высокомерие царицы и стыдливость девушки, непоколебимость полководца, суровость воина и хрупкая красота женщины. Фреска стара, но разве не те же черты своеобразно отражены и сегодня в каждой грузинской женщине, мудрой, сильной и красивой?! Этим женщинам посвятил Шота Руставели свою бессмертную поэму.
Существует очень немного книг, которые можно назвать букварями жизни. Читая и перечитывая их, человек постоянно учится любить и ненавидеть, учится, в сущности, самым основным чувствам: любви к прекрасному и ненависти к уродливому. Так же, как и сами чувства, эти книги никогда не стареют и из века в век все щедрее открывают перед читателем тайны своей глубины. Грузия подарила миру такую книгу: это «Витязь в тигровой шкуре».
В древности говорили: «Поэзия – часть мудрости». В поэме Руставели высокая поэтичность и глубокая мудрость связаны так, как аромат с розой или мысль со словом.
Упоение красотой всего земного, которое переполняет поэму, вот уже много веков заставляет людей остро почувствовать желание жить и жить. «Я воспел лишь плоть земную, красоту ее влечений...»
Вы видели, как плачут люди в темноте кинозала? Одни плачут от умиления, и тогда они пытаются скрыть свои слезы. Другие – от сочувствия к чужому горю, и тогда они, может быть, чуть-чуть горды тем, что умеют так глубоко чувствовать... Но есть фильм, на котором плачут от чего-то такого, что если сказать – от счастья – это будет далеко не точным и не исчерпывающим. Это фильм Уолта Диснея «Бемби». Великая сила искусства сделала этого олененка близким для каждого человека... Но мало кто знает, что этот образ создал повелитель гор и лесов, рек и ущелий, душ животных и ума человека  Важа Пшавела.
Еще задолго до того как пролилась кровь на сопках Маньчжурии, задолго до того как стонала Марна и горела Галиция, из глубины пшавских гор донесся взволнованный голос человека, напоминающего, что самое ценное на земле это жизнь и любовь.
Настоящее искусство, так же как чувство или мысль, не имеет национальности. Вернее, оно не замыкается в границах одной национальности, а перешагнув через них, решительно входит в сердца всем людям. И тогда, помимо того, что оно грузинское, оно становится русским и испанским, греческим и французским, индийским и норвежским. Чтобы творить такое искусство, нужно уметь мыслить и чувствовать так, как люди всего мира. Для этого нужно быть гениальным поэтом.

Что странного, что я пишу стихи?
Ведь в них и чувства не в обычном роде.
Я б солнцем быть хотел, чтоб на восходе
Увенчивать лучами гор верхи.
Чтоб мой приход сопровождали птицы
Безумным ликованьем вдалеке.
Чтоб ты была росой, моя царица,
И падала на розы в цветнике.
Чтобы тянулось, как жених к невесте,
К прохладе свежей светлое тепло.
Чтобы существованьем нашим вместе
Кругом все зеленело и цвело.
Любви не понимаю я иначе.
А если ты нашла, что я не прост,
Пусть будет жизнь избитой и ходячей –
Без солнца, без цветов, без птиц и звезд.
Но с этим ты сама в противоречье,
И далеко не так уже проста
Твоя, растущая от встречи к встрече,
Нечеловеческая красота.

Чьи это стихи? Блока или Лорки? Верлена или Гейне? И того, и другого, и третьего... А написал их еще один гениальный представитель Грузии, великий «человеческий» поэт Николоз Бараташвили, имя которого нельзя не назвать даже тогда, когда вы собираетесь сказать о Грузии всего три слова.
Может быть, именно благодаря таким «красавцам людям» враги никогда не могли     покорить  Грузию...
Быстро крутятся колеса нашей машины, но не догнать ей крылатого коня Мерани. И поэтому вновь льется в глаза неисчерпаемая красота. Шумела река Лехура, отражение моста судорожно цеплялось за валуны, словно не хотело податься течению. До Гори оставалось километров тридцать, когда показалась башня, будто наступившая на дорогу. Это была Цители-Сагдари, таможня, которая напоминала о раздробленных феодалами путях и о княжеских пошлинах. Из-за деревьев выступала деревня Игоети, белые придорожные столбики, словно резвящиеся дети, побежали вниз.
Этот дом остался один. Он стоит на холме, такой непохожий на все окрестные здания. От западных склонов Дагестанских гор, обращенных к Кахетии, и до восточных отрогов Сурамского хребта, обращенных к Карталинии, он остался – один. Воинственные орды иранских шахов и турецких султанов превратили в руины все светские здания средневековья, украшавшие Грузию. Уцелели, - конечно не все, - крепости-монастыри; дворцы остались в легендах. Этот дворцовый дом построили более двухсот лет назад Тархан-Моурави, прямые потомки полководца Георгия Саакадзе. Это было время персидского влияния, и оно отразилось на архитектуре этого здания и на его внутренней отделке. Мы видели в лунных отблесках безмолвный фонтан и на стенах поблекшего зала красочные медальоны итальянских мастеров. В комнате, подобной шатру, на потолке и на стенах таинственно сверкали капли зеркал, вкрапленных в узорчатую листву из червонного золота. Мы вступили в голубоватую комнату, где искусно был выложен камин и где решались судьбы государства. Мы многое знали об этом доме, но мы не знали его судьбы.
Носте. Место, в котором любят рождаться подвиги. Мы волновались, приближаясь к нему, волновались за жизнь лозы, которая за три года могла выбиться из сил в неравной схватке с камнем.
- Проведите нас к Иванэ Сидамонидзе, - попросили мы ностевскую детвору, сбежавшуюся к машине.
- Сидамонидзе?.. Его уже нет.
Слово «нет» всегда решительно и необратимо. Мы вспомнили:
Запах овчины. Свежевыпеченные лепешки. Блеск прадедовской шашки. Мы находились в комнате для гостей первого виноградаря Носте.
Перед нами в кустарных рамках несколько фотографий. 1900-е годы: на плацу новобранцы 167-го Остроцкого полка. Правофланговый – Иванэ Сидамонидзе. 1904 год: на выцветших сопках Маньчжурии среди солдат 212-го Бахчисарайского полка разведчик Иванэ Сидамонидзе в косматой папахе и башлыке поверх шинели. 1916 год: на фоне взятого Эрзурума среди стрелков 77-го Тенгинского полка – Иванэ Сидамонидзе.
Три фотографии большой истории. Ратный труд русского солдата. Ненависть к врагу, как оружие прадедов, передавалось новым поколениям.
Иванэ Сидамонидзе наполнил красным вином три стаканчика, но жестом остановил нас, когда мы собирались их осушить за его здоровье.
- Это вино пейте только за жизнь моего сына...
Мы поняли, о чем говорил старый солдат. Тот, кто уходит из жизни героем, продолжает жить на земле. Иванэ Сидамонидзе рассказывал:
- Девятнадцать лет от начала века прошло,  говорили: долгий мир настал на земле. В тот год сын у меня родился. Не успел его еще хорошенько рассмотреть, он уже из ностевской школы в Сурамскую  автотракторную перешел. Землю за  щедрость очень полюбил. Как будто в поле выехал, а на самом деле – в жизнь. Но тут наперерез немец вышел. Сын без приказа на войну  ушел: «Буду, - сказал, - воевать так, как воевал Георгий Саакадзе». Из города Севастополя письмо прислал: «Соберите, колхозники, деньги и купите мне танк. А тебе, отец, посылаю двести рублей, посади около нашего дома  виноград. Понимаю, невозможное прошу, но вчера краснофлотец Николай Фильченко с гранатами на поясе под немецкий танк лег. Если вернусь, с тобой, отец, выпьем за людей вино из нашего винограда, если не вернусь, вы пейте за мое здоровье...»
Иванэ Сидамонидзе замолчал, словно прислушивался к гулкому шуму падающей с гор Ностури. Потом сказал:
- Танк мы «Родиной» назвали. Севастополь тогда защищал Кавказ. Кавказ защищал Севастополь. Большой бой был. Сын вместе с танком сгорел. Но это вино все же он первый выпил!
И старик поведал, как долго он трудился, чтобы камень ожил, как настойчиво боролся с его упорством, как бережно выхаживал первую лозу, долго казавшуюся ему нереальной, как согнулась она под тяжестью первой кисти и какого цвета было первое вино; как поднялся он к боевой башне, долго вглядывался в туманные дали запада – и на том месте, откуда ушел сын, осторожно окропил вином выросшую здесь лозу...
Медленно шли мы по тропинке, которая три года назад привела нас к человеку-герою. Но не могло уже умереть с ним его деяние. Нет! И это «нет» было еще более решительно и необратимо. Не могло! От той самой башни, к которой часто приходил встречать сына Иванэ Сидамонидзе, и до веселой Ностури в каждом садике по каменистым склонам вилась цветущая виноградная лоза.
Закончилось наше путешествие по вечно юной земле. Закончилось в том месте, где побежденный камень поведал нам о бесконечности разума и сил человека Камень заплодоносил потому, что его сломила еще более непоколебимая вера, которая побеждает    смерть.

Апрасион Мерквиладзе
Думал, что бессмертен он.
Двадцать пуль в него попало,
«Комары!» - подумал  он.
Вопль  соратников  заслышан.
«Как  поют!» - подумал он.
Кровь, текущую из раны.
Принимал за розу он,
А товарищей  погибших
Принимал за спящих он.
Лишь глаза его померкли.
«Это вечер!» - думал он.
Пал в ущелье бездыханный.
И решил, что дремлет он.
Как в могилу опустили,
Думал, что в засаде он.
Лили мы над мертвым слезы,
«Дождь   весенний!» - думал он.

Может быть, именно благодаря таким «красавцам людям» враги никогда не могли покорить Грузию...

Книга не кончается...
Кончается лишь еще одна страница истории людей, которые достойны называться  мастерами жизни.
Не кончается и дорога, так как нам предстоит еще продолжить наше увлекательное знакомство с другими районами современной Грузии. Мы надеемся, что наш путь в недалеком будущем приведет нас и в чарующую Пшаветию, на родину мужественного и возвышенного Важа; к ледяным высотам Хевсуретии, где неувядаем дух грузинского рыцарства; в Южную Осетию, от высот Кавказа сбежавшую к пламенным долинам; в Мингрелию, и в век «стальных коней» не изменяющую горным скакунам; в Аджарию, озаренную зеленым лучом Черного моря; в Сванетию, гордо опустившую небо на свои башни, и наконец в Месхетию, открывшую нашему времени древние сокровища Грузии. Героям наших  будущих документальных  новелл мы говорим: «До скорой встречи, друзья!»
Анна Антоновская, Борис Черный
«Документальные новеллы о Грузии», 1961 г.