Справедливость требует признать, что классик грузинской литературы ХХ века, выдающийся поэт и исследователь, общественный деятель, зачинатель многих больших национальных дел, которые всегда завершал с успехом, Иосиф Гришашвили, к сожалению, все еще не оценен по достоинству.
В начале минувшего столетия совсем молодым поэтом, Иосиф Гришашвили внес новую струю в грузинскую лирику. Как сам он вспоминал, первые его стихотворные публикации появились в 1906 году. И сразу же привлекли к себе внимание читателей и критики, в которых уже никогда не было недостатка. Широкая популярность и всеобщая любовь обеспечили ему звание народного поэта. О его необычайной популярности свидетельствует хотя бы тот факт, что он устраивал литературные вечера вместе с Акакием Церетели, и это всегда было желанием автора «Цицинатэлы» и «Сулико». Известно, что сам юный Галактион Табидзе испытывал сильное влияние поэзии Иосифа Гришашвили, что отразилось на его раннем творчестве.
Велика роль Иосифа Гришашвили в осуществлении реформы грузинского стиха, которая произошла в начале ХХ века. Реформа позволила преодолеть устаревшие штампы, эпигонство, тормозящую развитие инерцию. Грузинская поэзия обрела европейский облик так, что не утратила своей самобытности.
Для того, чтобы дать читателю более или менее полное представление о заслуге и месте Иосифа Гришашвили в грузинской литературе, приведу несколько абзацев из предисловия известного исследователя грузинского стиха, доктора филологии Теймураза Доиашвили, предпосланного к двенадцатому тому «Антологии грузинской поэзии»: «Иосиф Гришашвили был одним из первых, кто высвободил грузинский стих из плена ритмико-интонационных шаблонов. Его «Романс», «Генацвале», «Наргизи» и другие произведения были новаторскими в поэзии 10-х годов. Он заново открыл и возродил музыкальность грузинского стиха, вернул стиху образный блеск, звуковое богатство рифмы.
Суть новаций Иосифа Гришашвили выразилась в содержательно-поэтической модернизации восточных мотивов. Это был опыт облачения пересаженного на грузинскую почву восточного начала в одеяние европейской культуры, что проявилось в таких его шедеврах как: «Триолеты на Шайтан-базаре», сонете «Мусульманка у Суры-Саркиса» и других, где в классических европейских формах разработаны мотивы восточной окраски».
Иосиф Гришашвили с юности полюбил таинственный мир театра. Дружеские узы связывали его с артистами, режиссерами, драматургами (он и сам писал пьесы), среди которых были такие яркие звезды, как Валериан Гуниа, Васо Абашидзе, Мако Сафарова, Нато Габуниа, Ладо Месхишвили, Нико Гоциридзе. Элисабед Черкезишвили, Шалва Дадиани, Сандро Шаншиашвили, Котэ Марджанишвили, Сандро Ахметэли, Вано Сараджишвили, Ушанги Чхеидзе, Нато Вачнадзе, Верико Анджапаридзе, Михаил Чиаурели, Сесилия Такаишвили, Васо Годзиашвили, Акаки Хорава, Акаки Васадзе, Серго Закариадзе... Не правда ли какая блистательная плеяда?
О молодом Иосифе Гришашвили особенно заботился Валериан Гуниа, который тогда редактировал и издавал свой журнал «Нишадури» («Нашатырь»). Он назначил поэта своим заместителем и вверил ему все редакционные дела (1907 г.). В 1908 году Иосиф Гришашвили начал работать суфлером в театре и одновременно исполнял второстепенные роли, как говорится, глотнул театральной пыли. Его любовь к театру не остывала до конца его дней. Этой любовью проникнуты статьи и рецензии И.Гришашвили на различные спектакли. Нельзя не отметить его книгу «В старом театре» (1948 г.), написанную профессионально, живо, с глубоким знанием материала. Интересную монографию написал он о достойном последователе Васо Абашидзе, наделенном многосторонним талантом комедийном актере Нико Гоциридзе (1924 г.), а также – об Элисабед Черкезишвили, на смерть которой (1948 г.) он написал и прочел в Дидубийском пантеоне волнующее стихотворение. Последнее слово великой актрисы было «театр».
Много сделал Иосиф Гришашвили для верной оценки деятельности выдающегося армянского драматурга Габриэла Сундукяна, чья пьеса «Пепо» в течение десятилетий с большим успехом шла на грузинской сцене и по сей день не утратила интереса. К песне для кинофильма «Пепо» он написал прекрасный текст, сразу же полюбившийся зрителям. Вообще на стихи И. Гришашвили создано немало прекрасных романсов.
Особо следует отметить заслугу Иосифа Гришашвили в переводе на грузинский язык прозы и поэзии классика армянской литературы Ованеса Туманяна.
Иосиф Гришашвили не оставил без внимания и детскую литературу. Наши дети и сегодня с увлечением читают его поэмы и стихи для детей и юношества, пронизанные тонким юмором и лиризмом.
Хорошо известно, что он был серьезным и принципиальным исследователем литературы. В отдельных случаях, когда он писал о жизни и творчестве того или иного писателя, он бывал очень эмоционален, что придавало его исследованию  особую эстетическую ценность. Для подтверждения этого достаточно почитать его очерки о Саят-Нова, об Александре Чавчавадзе и Авксентии Цагарели. У него был колоссальный опыт работы в архиве и безошибочное чутье, что отразилось в его многочисленных и разнообразных работах.
В богатом литературном наследии писателя совершенно особое место занимает блестящее исследование эссеистского типа «Литературная богема старого Тбилиси», в которой собраны драгоценные сведения о значительнейших представителях нашей городской поэзии – Саят-Нова, Иэтим Гурджи, Хазира, Бечара, Гивишвили, Скандар-Нова. А также уделено внимание менее талантливым и забытым ашугам, без которых нельзя воспроизвести полную картину тех времен.
Сам Иосиф Гришашвили был в долгу у городского фольклора. Он по-своему обработал не один его мотив, и в предисловии к этой неувядаемой книге, преисполненный благодарности, пишет о божественной силе вдохновения, которая подвигла вышедшего из ремесленнической среды поэта на создание столь привлекательной и живой летописи.
«Удивительна расцвеченная полнота старого Тбилиси!.. Течение времени раскрыло сердце этой тайны. Здесь, в глубине сердца Старого города возник естественный источник – чистый родник и начало волшебно прекрасной поэзии. Я испил из этого родника обеими горстями и горжусь тем, что в моих жилах бьет ключом его благодатная струя.
...
Я Тбилиси люблю.
Люблю эту древнюю колыбель поэзии, эту беззаботную богему, это трепещущее сердце Грузии... Это начало и конец моего сиротливого существования».
Следует сказать, что «Литературная богема старого Тбилиси» была переведена на русский язык талантливым литератором, переводчиком Нодаром Тархнишвили, опубликована в «Литературной Грузии», издана отдельной книгой в издательстве «Мерани» (1977) и сразу же стала библиографической редкостью.
Особый вклад писатель внес в грузинскую культуру как лексикограф, причем лексикограф, обладающий всесторонними знаниями. В конце прошлого века, а именно в 1997 году был издан составленный Иосифом Гришашвили «Городской словарь». Подготовленный к печати опытным текстологомего подготовила Русудан Кусрашвили. Эта книга сейчас является бесценным сокровищем нашей культуры. Небезынтересно, что взяться за этот труд писателю посоветовал патриарх   грузинской историографии Иванэ Джавахишвили. В заключительном абзаце аннотации книги сказано: «По своему историческому, этнографическому, литературному и фольклорному характеру «Словарь» уникален. А с лексикологической точки зрения он единственный как словарь единственного города – Тбилиси».
В книге собраны редчайшие сведения и факты, освещенные с разных сторон, поданные маленькими статьями. Непостижимо, как мог справиться с таким огромным материалом один человек!
В авторском вступительном слове, написанном лаконично, емко, читаем: «Тбилиси, как сердце Грузии, собирает вокруг множество незнакомых слов. Язык Тбилиси – энергичный, яркий. Часто тот или иной термин звучит на этом языке столь четко и пластично, что соответствие этого слова выражается сразу же. Тбилисский язык обладает тайной интонаций, и я вот тридцать лет тщательно собираю услышанные в Тбилиси слова, которых не найти ни в одном словаре...
Городской язык – жаргон (арго) рождается там, где живут остроумные люди, веселые, беззаботные, где царит неиссякаемая любовь к жизни и к человеку».
«Городской словарь» дает нам основание заявить, что Иосиф Гришашвили – прямой и достойный наследник гениального Сулхан-Саба Орбелиани, и идет по следу «Ситквис кона» («Букета слов») составленного человеком энциклопедического образования.
В 80-х годах прошлого века я вместе с моим другом поэтом Гиви Гегечкори работали над составлением шестнадцатого тома грузинской поэзии. Нам часто приходилось обращаться в дом-музей Иосифа Гришашвили, где нам очень помогал директор Нодар Григорашвили. Без хранившихся в гришашвилевском фонде текстов этот том не был бы полноценным. Работая там, мы поняли, каких трудов и средств стоило поэту создание этой библиотеки, уход за ней и какое богатство она представляет.
Много раз встречал я Иосифа Гришашвили в букинистических магазинах Тбилиси, откуда он выходил, нагруженный связками старинных книг и журналов. Это было одним из его любимейших занятий и отнюдь не мешало его плодотворной творческой деятельности. Напротив, неистребимая страсть обнаружить и приобрести редкое интересное издание придавала ему силы.
Общеизвестно было, какой феноменальной памятью обладал Иосиф Гришашвили. С одного прочтения он мог запомнить понравившееся ему стихотворение. Насмешкой судьбы кажется то, что к концу жизни именно эта фантастическая память изменила ему. В противном случае он, вероятно, оставил бы нам интереснейшую книгу мемуаров. Когда в 1951 году он переехал из своего любимого старинного района Тбилиси Харпухи на Вере, по соседству со мной, я часто его встречал. Тогда это мне казалось обычным делом.
Как-то раз, – было это за год до его кончины (1964), осенью, - я повстречался с ним в книжном магазине «Чирагдани» («Факел») - этот прекрасный магазин, к сожалению, стал жертвой рыночной экономики. Увидев меня, батони Иосиф обратился ко мне и спросил: «Ну-ка напомни, как фамилия писателя, который вместе с женой покончил с собой. Его книга издана на грузинском, а я никак не вспомню фамилию!» Я ответил – Стефан Цвейг, он улыбнулся, подошел к прилавку и тут же снова обернулся ко мне, растерянный – он тут же забыл фамилию Цвейга. Я приблизился к молоденькой продавщице, сказал, что надо было и попросил обслужить старого знаменитого поэта и, чтобы не смущать его, вышел из магазина. Это оказалась моя последняя встреча с ним. Я знал, что он тихо угасал, прикованный к постели.
Знал я и то, что последним его пристанищем станет пантеон на Мтацминда, на Святой горе и имя его заблистает еще ярче. Такова судьба истинных творцов, бессмертных сынов своей родины.

Эмзар КВИТАИШВИЛИ
Перевод Камиллы-Мариам Коринтэли



ИОСИФ ГРИШАШВИЛИ

Эпитафия

Да, закатится солнце мое, оборвется
дорога,
напечатают скромный столбец – десять
строк некролога.
Напечатают где-то в конце, под газетною
сводкой:
Он любил и любовь воспевал в этой жизни
короткой.

Да, любовь воспевал – не обман, не
вражду и не злобу,
Да, любовь воспевал и за мир он боролся
до гроба.
Значит стоило жить, значит дни мои зря
не пропали,
если имя мое ни вражда и ни ложь не
пятнали.

Если даже один кто-нибудь вдохновится
строкою моею,
Значит, правильно жил я,
и о прожитом я не жалею!

1954
Перевод Д.Самойлова


Прощание со Старым Тбилиси

Ты прочитал иероглифы,
и хроники тебе дались,
а видел ли, какой олифой
старинный выкрашен Тифлис?

Блуждая в шумных Сирачханах,
былого ярком очаге,
дивился ль бурдюкам в духанах,
и чианурам, и чарге?

И если к древностям забытым
и нежности тебе придам,
легко поймешь, каким магнитом
притянут я к его вратам.

И ты поймешь, за что нападок
я у поэтов не избег,
и силами каких догадок
я воскрешаю прошлый век.

Вот зрелище – глазам раздолье!
Но и следов уж не найти
ковровых арб на богомолье
с паломниками на пути.

Вино на кладбище не льется,
оборван на платке гайтан,
о чоху черную не трется
к дверям привязанный баран.

Исчез кулачный бой, амкары,
игра в артурму, плясуны.
Все это – достоянье старой,
давно забытой старины.

Я на спине лежу на кровле.
Рассвет огнем взрывает высь.
Мой слух далеким остановлен:
зурны разливы раздались.

Я жду мелодии знакомой
с конца дороги проездной,
но ветер, не достигнув дома,
ее проносит стороной.

Взамен шикасты – пара высвист
и частый стук по чугуну.
Напев, будивший вихрь неистовств,
как в клетке соловей, - в плену.

С кем разделить мою незванность?
Я до смерти ей утомлен.
Меджнун без Лейлы, я останусь
предвестником иных времен.

Тбилиси древний мой, не надо!
Молчу, тут сил моих предел.
Но будь в преданье мне в отраду
таким, как я тебя воспел.

Тбилиси древний мой, - сомненьям
нет доступа на этот раз.
Расстанемся и путь изменим.
Прощай! Будь счастлив! В добрый час!

1925
Перевод Б.Пастернака