| ИЗ «ГРУЗИНСКИХ ТЕТРАДЕЙ» |
 Маленькие тбилисские дворики образованы маленькими, притулившимися друг к другу, старенькими домами. Жизнь в них не всегда удобная, тесноватая и шумноватая, чересчур многобалконная, слишком откровенная. Всем двором переживают дворики семейные неурядицы, разучивают гаммы, обсуждают политику, телепередачи, цены на рынке, играют в нарды и шашки, в ловитки и кошки-мышки. На одних общих веревках сушится белье. Ничего не утаишь – ни обеденного меню, ни плохого настроения, ни нового поклонника. Бегал по двору малыш, драли его за уши кому не лень. Смотришь – он уже парень, усики пробиваются над губой. Двор провожает в армию солдата. Девочки становятся невестами. Во дворе свадьбы. Уходят невесты в дома, где квартиры с удобствами, лифтами и мусоропроводами. Но не все уходят. И появляются во дворе новые дети. Становится еще тесней. И в каждой семье ждут: вот получим квартиру в новом доме... Получают, конечно, с течением времени... А старые домики идут на слом. Бог с ней, с этой экзотикой, с этими пристроечками, верандочками, шаткими лесенками, с мелочными кухонными ссорами и толкотней. Но только одного, только одного бы не утратить, созданного жизнью в этих двориках: человеческой сплоченности, умения спрятать все обиды и дружно броситься на помощь, если с кем-то что-то стряслось. Не забыть бы этого, не потерять бы по дороге в новые квартиры со всеми удобствами... ТБИЛИСЦЫ РАЗГОВАРИВАЮТ Нет, тбилисцы не молчальники. Что делать? Если хочешь общаться с людьми (а тбилисец хочет, хочет!) - надо разговаривать. Одними взглядами и междометиями не обойдешься. Тбилисец разговаривает несколько повышенным тоном. Это от темперамента. Иногда кажется, что он хочет разорвать собеседника в клочья. Ничего подобного. Он просто слегка разгорячился, и это так же быстро проходит, как и началось. Тбилисец обращается к человеку мягко, ставя впереди фразы непереводимое ласковое слово «генацвале» (если говорить по-русски, то «дорогой»). Тбилисец разговаривает на многих языках. Грузин говорит по-русски, русский – по-грузински, армянин и по-русски, и по-грузински. Грузинским и русским владеют тбилисские поляки, азербайджанцы, евреи, ассирийцы, курды, греки. Ученый-лингвист мог бы создать трактат о богатом и сочном тбилисском жаргоне! Но что стоит в разговоре тбилисца на недосягаемой высоте – это мимика, жест. Словно бы не доверяя воздействию слов, тбилисец дополняет сказанное движением рук, сверканием глаз, работой всех своих мышц. Как же иначе, если рассказывается нечто чрезвычайное, уморительное, потрясающее, словом, в высшей степени значительное? А для тбилисца значительно все, что происходит. ЛЕСТНИЦЫ Дома лепятся по склонам и террасам. Улицы горбятся и виляют в соответствии с запутанным рельефом. От одного проспекта до другого рукой подать, но их разделяет острый, как пила, непроходимый хребет. Впрочем, что значит, непроходимый? Проделали в нем брешь, построили улицу и прошли! Тбилиси все время напоминает людям о скалах, горах, диких травах, все время что-то показывает из окна или с улицы, не дает скучать глазам... А что в это время происходит с ногами тбилисцев? Карабкаются на подъемы, пружинят на спусках... Хорошо, что есть лестница! Что бы делали тбилисцы без лестниц самых разнообразных конструкций и конфигураций – спиральных, как стружка, зигзагообразных, старых и узеньких, прямых и широких? Лестницы соединяют верхние и нижние улицы, поднимают пешеходов на возвышенность, спускают их в подземные переходы. Есть в городе лестницы, ступени которых стерты ногами многих поколений граждан. Есть современные движущиеся лестницы-эскалаторы в метрополитене. Есть лестницы-вагонетки, скользящие по канатам вверх-вниз. Они перебрасывают тбилисцев с проспектов в горные парки, из одного городского района в другой. Когда-то гениальный наш предок сбил из досок первые перекладины, вырубил в скале первые уступы для ног. С тех пор лестницы приглашают нас на свои ступени... В шестидесятых годах прошлого века справочник тифлисского Статистического управления сообщал: «Тифлис быстро продвигается на пути благоустройства. Мощенных площадей в Тифлисе – 5, немощенных – 5. Улиц мощенных 56, немощенных 156...» В шестидесятых годах нашего столетия в Тбилиси около 2 000 улиц протяженностью более 800 километров. Асфальтовое покрытие в городе составляет более 5 000 000 квадратных метров. На улицах Тбилиси более 52 тысяч деревьев – целый лес! ПРОСПЕКТ РУСТАВЕЛИ Что в нем, в этом не самом длинном, не самом стройном, но самом любимом в городе проспекте Руставели? Ряд давно обжитых помпезных зданий со следами титанической борьбы разных архитектурных веяний и эпох? Классика, Мавритания, национальная многобалконность, конструктивизм 30-х годов, современное многоэтажье? Старые кариатиды на фасадах и новенькие, сделанные под старину базальтовые тумбы и стелы в скверах? Шумные птичьи базары в громадных платанах, бросающих па тротуары пятнистую тень? Что-то во всем этом есть, какой-то праздник свободных пропорций, какой-то рассказ о влияниях и самобытном, о том, как в разное время и по-разному складывались здесь понятия об удобствах и красоте. И в этих, уже самих по себе любопытных берегах течет любопытная и пестрая толпа, в которой можно встретить все – от буйного темперамента до кокетливой апатии, от банального пижонства до галантности времен испанских идальго... Что же нужно всему этому на Главном проспекте? Нужны магазины и театры, кафе и музеи, салоны с сувенирами, гостиницы и концертные залы, экзотические подвальчики-кабачки, картинные галереи и билетные кассы... Здесь деловые люди, шагающие из одного официоза в другой, здесь – дети, устремляющиеся в свой Дворец, рабочие расположенных на проспекте типографий, связисты, артисты, писатели, журналисты... Приветливый взмах руки, дружеские объятия, медленная поступь седого человека, взволнованного воспоминаниями, свидание влюбленных, заразительный смех молодости, встречные потоки у станций метрополитена... Человеческая река течет в одном оживленном, приподнятом, но неторопливом ритме. А может быть, в этом и есть ответ на поставленный вначале вопрос – что в нем, в этом не самом длинном, не самом стройном, но самом любимом проспекте? НА ГРИБОЕДОВСКОЙ Вся музыка собралась в этом доме на Грибоедовской – сонаты, арии, сюиты, хоралы... Набито, как в старой музыкальной шкатулке, вырывается из каждого окна, звенит в ушах прохожих. Чудесный, милый дом на Грибоедовской! Его построили на средства, собранные от концертов А.Рубинштейна плюс некоторые частные пожертвования. Великий русский композитор приезжал в Тбилиси в 1891 году. В то время Тбилиси был уже весьма музыкальным городом. Здесь уже десятки лет существовала опера. М.Ипполитов-Иванов основал первое в городе музыкальное училище. И наезжал в Тбилиси к своему брату П.Чайковский. Чайковский нежно любил этот город. Письма полны восклицаний: «Вспоминаю Тифлис как какой-то сладкий сон!», «Смертельно хочу побывать в Тифлисе!»... Он считал, что его оперы играются здесь более, чем где-либо. И советовал композитору А.Аренскому поселиться в этом крае, богатом «всякими художественными стимулами»... Останавливался П.Чайковский у брата, под горой Мтацминда, на нынешней улице Чайковского, много и жадно бродил в одиночестве. Ипполитов-Иванов свидетельствует, что именно здесь зародились у Чайковского «Спящая красавица», «Иоланта», «Пиковая дама»... И еще был влюблен в этот город Ф.Шаляпин. Голодный, оборванный, доведенный до отчаяния, встретил он здесь людей, принявших горячее участие в его судьбе. Отсюда, с подмостков Тифлисской оперы, начался его актерский триумф. А что же дом на Грибоедовской? Долгие годы он был музыкальным училищем, в котором, кстати, выросла и Розина Левина, будущая учительница Вэна Клайберна. В училище делал свои первые педагогические шаги Захарий Палиашвили – создатель классических национальных опер «Даиси» и «Абесалом и Этери». Сюда, как на огонек, съезжались обученные в России грузины композиторы и исполнители. Работал первый поборник музыкального просвещения в Грузии Хута Саванели со своими помощниками А.Мизандари и К.Алихановым. В этом доме звучал неповторимый тенор Вано Сараджишвили. Полвека назад здесь открылась консерватория. И если сейчас на других континентах, далеко от Тбилиси, слушают грузинскую профессиональную оперу и симфоническую музыку, если радуют людей грузинская эстрадная песенка или прекрасная исполнительница из Тбилиси – все это потому, что есть дом на Грибоедовской. И потому что он есть, в Тбилиси любят приезжать музыканты со всего света. Музыкантам очень нужно, чтоб их умели хорошо слушать... ЛИЛОВЫЕ ЧЕРНИЛА Они только что отчаевничали, сидя на широком тифлисском балконе, возле большого медного самовара. Он ушел в свою комнату и сел за стол. Как-то все странно и необычно. Он должен написать о Раде и Лойко. Так настаивает Александр Мефодиевич, говорит, что надо пробовать, что нельзя зарывать в землю талант. Он никогда ничего не писал, разве что только стишки, но это ведь не серьезно! Он долго ходил по комнате, расстегнув косоворотку. Душная сентябрьская ночь глядела в окно. Как же было в ту ночь, у моря, когда старый цыган рассказал ему историю любви двух сильных и свободных людей? Он снова подошел к столу, макнул ручку в чернильницу. Ого! Александр Мефодиевич заправил чернильницу доверху новыми чернилами! Никак думает, что я буду писать роман? Это развеселило его, сдвинуло что-то с мертвой точки, рука снова потянулась к чернильнице, и на бумагу легла первая фраза: - С моря дул влажный и холодный ветер, разнося по степи задумчивую мелодию плеска набегавшей на берег волны и шелеста прибрежных кустов... Через несколько дней из типографии, что на углу Головинского проспекта и Лорис-Меликовской, выбежала стайка мальчишек и с криками: «Кавказ»! Покупайте газету «Кавказ»! - бросилась врассыпную. В номере было все то, что обычно бывало – и о драках, и о холере, и о спорах из-за наследства. И на последней полосе, подвалом: - С моря дул влажный и холодный ветер... Над рассказом стояло заглавие, набранное «кучерявым» двенадцатипунктовым шрифтом –«Макар Чудра». А в конце подпись: «М.Горький». Да, он придумал себе такой псевдоним. Он стоял на углу, возле типографии, с пачкой только что купленных газет, читал и перечитывал... Еще бы! В первый раз на газетном листе! И кто он? Мелкий конторский служащий Тифлисских железнодорожных мастерских, еще недавний бродяга, замысливший исходить своими ногами всю Русь! А все этот великолепный человечишко Александр Мефодиевич Калюжный, который упорно толкает его на тернистый, сладкий и горький писательский путь... Несколько дней ходил он в опьянении и именно в эти дни, тихо открыв свою тайную тетрадь для стихов, записал в нее: Живя ощущениями новыми. Исполненный новыми силами, Сие знаменуя – лиловыми Отныне пишу я чернилами... СТАРАЯ УЛИЦА Старый Тбилиси образовывался долго и сложно, в разные времена – по-разному. Неизменным было лишь то, что он всегда старался улучшить свою фасадную сторону – центр. Окраина же создавалась хаотично, в черных латках пустырей и свалок, расползаясь по кривым швам маленьких улочек. Между тем, именно здесь, на окраине, жили люди, чьими руками создавались все материальные ценности города. Эти люди строили дворцы, перекидывали через реку мосты, кормили и одевали горожан. По неровным, крутым улочкам собирались они на сходки. Порой эти улочки наполнялись ярким и красивым движением, становились грозными и суровыми в дни массовых стачек, ловкими и бдительными, когда по ним шныряли сыщики... Жила улица старый городской окраины и делала большую историю. Живет и сейчас. Только ее выпрямили, укутали асфальтом, обсадили зеленью. И Тбилиси в этих местах выглядит совсем иным: лишен присущей ему парадности, как бы отвернулся от блеска своих центральных проспектов, устав улыбаться, обвораживать... Так и на лице человека, когда ему кажется, что на него уже никто не смотрит, можно прочесть, что он совсем не так уж беспечен, как казалось поначалу, что он тих, скромен и порядком натружен в делах. ВЕРИКО Днем на репетиции. Вечером – играет спектакль. Сегодня ее раздирает ужас отвергнутой любви, завтра верность любимому толкает на безумный шаг. Она наслаждается и ненавидит, тихо страдает и негодует, отрекается, умоляет, изнывает. Тонны эмоций. Шквал страстей! И смерти. Смерть матери, смерть блистательной куртизанки, смерть героини. Сколько раз умирала на сцене трагедийная актриса, народная артистка СССР Верико Анджапаридзе, захлебнувшись от рыданий, упав как подкошенная, погаснув как свеча!.. Пятьдесят лет на сцене и в кино. И публика идет в театр имени Марджанишвили на Верико, хотя ей там приходится плакать, а не смеяться, тяжко волноваться, а не благодушествовать. Притягательна сила крупных страстей. Неподкупны человеческие симпатии к настоящему мастерству. Каждый город имеет любимый проспект, любимую песню, любимую актрису... Ия МЕСХИ Фото Исаака Тункеля Тбилиси. 1970 |
