| ПОВЕСТЬ ОБ АКТРИСЕ |
|
Линия ее судьбы в разные годы пересекалась с жизнью бакинских нефтяных магнатов и российских меценатов, генерала Врангеля и Сталина, Шаляпина и Собинова, Зимина и Козловского, Гусейна Сарабского и Муслима Магомаева… Ее обожали, ею восхищались, задаривали цветами и подарками. Предлагаем фрагменты из книги «Повесть об актрисе» Светланы Курочкиной, бакинского журналиста и литератора, внучки певицы. АФИША В четверг 24 мая 1912 г. Проездом только один КОНЦЕРТ даст известная певица-шарманщица КАТЯ МУХТАРОВА. Весь сбор поступит на получение Катей Мухтаровой музыкально-вокального образования. Надеемся, что камышинская публика посетит концерт талантливой девочки, и тем самым даст ей возможность оставить улицу и получить музыкально-вокальное образование и стать впоследствии знаменитой певицей. НЕ ДАЙТЕ ПОГИБНУТЬ ТАЛАНТУ! *** У входа в Саратовскую консерваторию оживленно. Яркий свет выплескивается из окон, освещая толпящихся на улице, «зажигает» драгоценности дам, погоны офицеров. - Пардон, мадам, а что, эта маленькая девочка действительно прилично поет? - Она, говорят, с Кавказа. - Ах, просто восхитительно, дитя природы! - Вот она, вот она… В карете, мой бог, посмотрите: бальное платье, белые перчатки, манто! Наши дамы постарались! Околоточные надзиратели, не моргнув глазом, взяли под козырек, не подав виду, что только вчера утром прогоняли «концертанку» с площади, где она пела под шарманку. Пристав Зубков бросился снимать с нее шубу. Полицейским, охранявшим вход, был отдан приказ: не впускать в помещение мать и отца девицы – они грозились, что разнесут все и вся, так как не могут потерпеть такого позора… Музыкальное вступление Иногда отблески золотисто-алых закатов ранней бакинской осени добираются до стены за роялем, где висят бабушкины портреты в разных ролях. И тогда они выступают из мрака, освещенные ярко, будто работает театральный осветитель. Сначала оживает Далила. Она стоит, закинув руки за голову, чуть придерживая легкое шелковое покрывало, которое вот-вот соскользнет с нее, и на сцене, перед затаившим дыхание зрительным залом, предстанет стройная полуобнаженная женщина ослепительной красоты. Потом предзакатные лучи освещают царицу Амнерис, гордую дочь фараона, точно сошедшую со старинной египетской фрески; здесь она во всем своем царском величии. А вот в яркую полосу предзакатного солнца попала Кармен. Это сцена из первого акта – и волосы ее разметались в беспорядке, глаза горят бешенством и яростью: это – ведьма. «Не боюсь даже черта!..» - словно кричит она. И тут же рядом Любаша – роскошные одеяния, парча и кружева, изящные украшения, а в глазах – отчаяние и безысходность женщины, чья несчастная судьба не раз заставляла многих зрительниц проливать горькие слезы. Продолжая свою предзакатную игру, солнечные лучи выхватывают из сумерек сияющие, добрые, чуть с лукавинкой глаза. Это – не роль, это сама Фатьма Мухтарова. Перед тем, как погаснуть совсем, последний солнечный луч вновь освещает Далилу, коварную обольстительницу Самсона. На большом цветном портрете Фатьма вместе с Самсоном – Давидом Андгуладзе. Самсон в леопардовой шкуре, склоненная над ним Далила обвивает его руками, глаза обоих светятся страстью… Я знаю, что еще мгновение и все потускнеет, а затем погаснет. Но пока последний солнечный луч еще раз выхватывает из мрака сверкающие глаза, которые смотрят на меня из незабвенных времен расцвета своего таланта, молодости и красоты. Из главы «Тифлис» Именно так называла бабушка этот город, который любила и считала своей второй родиной. В юности она не раз бывала здесь и пела в тифлисских дворах, на базарах, в духанах. Здесь хорошо платили, а народ был добрый и веселый. «Бывало, пою в духане, - вспоминала бабушка, - а хозяин нальет мне в стакан сухого вина и опустит туда серебряную монету: выпьешь – твое». Такое могло быть только в Тбилиси, городе многоликом, пестром и очень добром. Приглашение на гастроли в оперный театр тогда еще малоизвестной зрителям актрисы происходило от директора театра Ивана Петровича Палиашвили, брата знаменитого композитора. Приехали всей семьей из вымирающего от голода Поволжья. «Приехали и не поверили глазам, - вспоминала бабушка, - в магазинах белый хлеб и мясо, не говоря уже о зелени и фруктах: ешь – не хочу. Первое время только и делали, что ели. Никак не могли насытиться». На уверенную в себе гастролершу исхудавшая и более чем скромно одетая молодая женщина была мало похожа. А встречают, как известно, по одежке... Ситуацию изменил спектакль «Кармен», первый в гастрольной программе. Уже после первого акта недоверие уступило место полному и безоговорочному признанию Мухтаровой. Партнером ее тогда был Вано Сараджишвили. Он опустошил цветочную клумбу у театра, чтобы подарить цветы Кармен-Фатьме. В своей книге «По трудному пути» актер и режиссер Михаил Квалиашвили пишет о первых гастролях Мухтаровой: «Я помню очень хороших исполнительниц роли Кармен… но Фатьма Мухтарова затмила всех. Она имела шумный и вполне заслуженный успех и сделалась любимицей тбилисской публики, которая всегда заполняла зал до отказа на всех спектаклях с ее участием. Совершенно исключительным партнером Мухтаровой в опере «Кармен» был Вано Сараджишвили. Оба они – горячие, темпераментные, глубоко чувствующие образ и умеющие максимально выразить свои чувства, дополняли друг друга и своим исполнением поднимали накал развития спектакля до предела…» Давид Андгуладзе и Сандро Инашвили также были достойными партнерами Фатьмы. В марте 1933-го не стало директора театра И.Палиашвили. В театре появился новый директор – Чкония, а главным дирижером стал Евгений Микеладзе, яркая и очень одаренная личность. К сожалению, он стал жертвой репрессий и погиб в 34 года, в расцвете своего дарования. 1935-1936 годы Мухтарова провела в Тбилиси, где пела весь сезон. Именно в этом театральном сезоне была поставлена опера Верди «Трубадур». В этой опере она исполняла трагическую роль старой цыганки Азучены. Партнерами ее были Давид Андгуладзе, Петре Амирашвили и Нина Валацци, с которой она впоследствии работала в Бакинской опере. Двадцатилетие своей творческой деятельности Мухтарова отмечала в Тбилиси 15 февраля 1936 года. В юбилейную комиссию вошли композитор Глиэр, художник Бродский, актеры Козловский и Нежданова, дирижеры Мелик-Пашаев и Самосуд. Был издан красочный буклет. В программе юбилейного вечера были 1-й акт «Кармен», 2-й акт «Трубадура» и последний акт «Аиды». Правительство Грузии, учитывая заслуги Ф.Мухта-ровой на сцене, представило ее к званию «Заслуженная артистка Грузии». Но в правительстве не учли одного немаловажного обстоятельства: Фатьма Мухтарова была иранской подданной и не имела права получать награды другого государства. Только в 1936 году, проработав на сценах многих театров Союза, Фатьма вспомнила (и то в связи с награждением), что она гражданка Ирана. Вот при каких обстоятельствах Мухтарова стала, наконец, гражданкой СССР и получила свою первую заслуженную награду. Со всех концов Союза шли поздравления с юбилеем от многочисленных поклонников и товарищей по сцене. Вспомнил о своей актрисе и Сергей Иванович Зимин: «Счастлив, что в моем театре начиналась ее творческая жизнь». Анна Ахматова написала в своем поздравлении: «Талантливейшей певице, артистке, женщине горячий привет. Живите. Радуйтесь, радуйте долгие годы». Гусейн Сарабский из Баку написал: «Да здравствует незаменимая Кармен и Далила! Яшасын Фатьма!» В нашем семейном архиве сохранилась фотография того юбилейного вечера – море цветов, а в середине – виновница торжества и ее многочисленные друзья и коллеги. Именно Тбилиси предначертано было сыграть в жизни актрисы особую, окрашенную грустью роль города, где она в последний раз вышла на сцену в прощальном концерте. Это было 12 ноября 1953 года. К тому времени бабушка не работала в театре. Живя постоянно в Баку и проработав непрерывно на сцене театра оперы и балета им. М.Ф. Ахундова 15 лет, она вынуждена была по настоянию руководства театра уволиться с работы. Переживая очень тяжело свой уход из театра, она буквально не находила себе места. Чтобы как-то облегчить душу, она решила съездить в Грузию к своей любимой подруге Зине Пугачевой. Находясь в Тбилиси, Фатьма в один из дней решила навестить коллег по искусству в оперном театре. Когда она вошла в здание театра, оркестр, репетировавший в зале, остановил репетицию и заиграл увертюру из «Кармен». Все, кто находился в театре, окружили Мухтарову плотным кольцом, и началась задушевная беседа. В Тбилиси уже многие знали о ее уходе из театра, и весь творческий коллектив оперы был шокирован этим. Вскоре на квартиру Зины Пугачевой пришла делегация из театра, во главе с представителями дирекции. Ей предложили дать прощальный концерт и завершить свой творческий путь на сцене грузинского театра. Фатьма растерялась; она не ожидала этого, и не знала, что ответить своим друзьям. Но гости не отступали, и, в конце концов, Фатьма согласилась. И вот настал этот вечер 12 ноября 1953 года – ее последнего выхода на сцену. В Тбилиси было разноцветье теплой, южной осени: белые хризантемы и алые гвоздики, и Мтацминда в ярком осеннем наряде… Тбилиси словно прощался с Фатьмой, а она – с ним, столь близким ее сердцу. Вечером театр не мог вместить всех желающих побывать на этом концерте, зал был переполнен. В программе вечера были: 1-й акт все той же «Кармен», 2-й акт оперы Чайковского «Черевички» и последний акт «Аиды». Когда на сцене появилась Кармен, зал взорвался аплодисментами. И вот зазвучала хабанера, ее четкий и упругий ритм, и голос Фатьмы, выдававший вначале волнение, но затем набравший ту живительную энергию, которую так любили зрители. Второй акт «Черевичек»: актеры «в ударе», публика хохочет, когда Мухтарова-Солоха прячет в мешки своих воздыхателей. Театральное действо в самом разгаре. И, наконец, в заключение прощального вечера последний акт из «Аиды» - сцена суда Радамеса, трагедия и отчаяние Амнерис, теряющей любимого… Но это плачет не только распростертая в отчаянии на полу Амнерис, это плачет сама Фатьма: ведь это ее последние минуты на сцене. И притихший зал понимает это и тоже прощается с Кармен, Солохой, Амнерис, прощается с милостью божьей Актрисой. И вот настал момент, когда труппа театра вышла на сцену. Начались прощальные речи, подношение цветов, подарков; объятия и слезы, как на сцене, так и в зрительном зале. Фатьма подходит к самому краю сцены: сейчас она должна сказать всем самое сокровенное, чем переполнена ее душа: «Я благодарная вам всем. Благодарна за вашу любовь и понимание, за то, что был этот прощальный вечер, и я почувствовала тепло ваших сердец. Я никогда этого не забуду. Солнечная Грузия – моя вторая родина». Она низко поклонилась залу. И, когда под несмолкаемые аплодисменты стал закрываться занавес, Фатьма закрыла лицо руками, чтобы не видеть, как этот занавес, который столько раз открывался перед ней, теперь закроется навсегда. Весть о том, что Фатьма Мухтарова дала прощальный концерт в Грузии, разнеслась по городам Союза. К нам домой посыпались телеграммы из Саратова, Свердловска, Ташкента, Перми, Казани, Ленинграда, Харькова, всех не перечислить. Содержание было одинаково: ее приглашали на прощальные гастроли. Но повторить то, что было в Грузии, не представлялось Фатьме возможным. Она уже простилась в лице грузинской публики со всеми зрителями тех городов, где ей доводилось работать. Она навсегда простилась с Его Величеством театром, и повторять такое в разных городах ей было не под силу. Привыкнуть к мысли о том, что кончена ее актерская жизнь, было невыносимо трудно. Именно тогда ей пришла идея о сожжении своих костюмов, свидетелей ее успеха и торжества. В огне погибли покрывало Далилы, веер из страусовых перьев Марины Мнишек, детали одеяния царицы Амнерис… К счастью, уцелели костюмы Кармен, и то, как я предполагаю, лишь потому, что были заперты в сундуке, и не попали ей под горячую руку. Но связь с Тбилиси не прерывалась. Из Тбилиси шли письма, приезжали друзья. А в 1967-м в Баку приехала группа работников Грузинского телевидения во главе с тележурналистом Ириной Рзаевой. Ира – бывшая бакинка, дочь известного оперного актера Ягуба Рзаева, бабушкиного партнера по сцене. Она написала сценарий телефильма о Фатьме Мухтаровой и ее творческих связях с грузинской оперой. Большая часть съемок проходила у нас дома. И вот настал долгожданный вечер, когда Бакинское телевидение транслировало грузинскую передачу о Фатьме Мухтаровой. В тбилисскую студию пришли многие друзья бабушки и коллеги по искусству, в том числе и Давид Андгуладзе и Михаил Квалиашвили. В конце передачи они обратились с экрана к бабушке со словами любви и самыми добрыми пожеланиями. А она, забыв о расстоянии, которое их разделяло, отвечала им так, будто они были с нею рядом, в одной комнате. И была еще одна встреча с Грузией, последняя… 21 октября 1972 года в Бакинском театре оперы и балета им. М.Ф. Ахундова, откуда хоронили бабушку. Был тихий и очень теплый солнечный осенний день. В театре собралось очень много народу, и вдруг появилась большая группа людей с цветами. Оказалось, что это вокалисты Закавказья. В Баку в эти дни проходил конкурс по вокалу, и его участники пришли на гражданскую панихиду. Совпадение это поразило меня. Надо же было случиться, что именно во время проведения этого конкурса не стало Фатьмы Мухтаровой. Будто сама судьба распорядилась так, что многие из знавших актрису оказались в эти дни в городе, где она заканчивала свой земной путь. И, конечно же, здесь была и грузинская делегация во главе с сыном Давида Андгуладзе – Нодаром. Потом, перед отъездом, грузинские делегаты пришли к нам домой, чтобы выразить свое сочувствие нашему горю и вспомнить то, о чем забыть просто невозможно. Из воспоминаний Лейлы Уцмиевой В 1953 году я гостила в Тбилиси у своих друзей – Р.Глезер (которая была известна всему Тбилиси как концертмейстер Грузинской филармонии) и Г.Гогичадзе – ее мужа, заслуженного артиста Грузинской ССР, баса грузинской оперы. Отпуск подошел к концу, я собиралась уезжать, но днем Гоги, вернувшись из театра, сказал, что там висят афиши, извещающие о том, что 12 ноября Фатьма Мухтарова простится с публикой, и весь театр в большом волнении. Я решила задержаться, подумала еще, что вероятно такой же прощальный вечер будет и у нас в Баку, и интересно будет потом их сопоставить. Я всегда, наезжая в Тбилиси, бывала в театре и видела, что публика хорошо посещает оперу, народу всегда бывало много, но такой публики и такого ее стечения я еще никогда не видела: в театре яблоку негде было упасть, весь цвет искусства, науки, любители музыки всех возрастов и профессий сидели на приставных стульях, стояли в ложах, на балконах, в проходах… Говорили, что Д.Андгуладзе, много певший с Мухтаровой, за два месяца до этого во время спектакля «Абесалом и Этери» в темноте, выходя на сцену при смене картин, упал и получил перелом тазобедренного сустава, но в этот вечер он на костылях пришел в театр. И когда Кармен появилась на сцене, весь зал поднялся на ноги, раздались аплодисменты, сцену забросали цветами. Мухтарова закрыла лицо рукой и заплакала. И за нею заплакал зал… Говорить о ее пении в этом акте не приходится, там уж было не до пения никому. В «Черевичках» она несколько успокоилась, овладела собой, глаза ее загорелись (мухтаровские глаза!). Но все величие свое, усиленное еще трагизмом личных переживаний этого вечера, она представила в «Аиде». Партнером ее был Н.Белакнели, тоже артист уже в летах, но говорили, что даже в молодые годы он пел не так, как в тот вечер. Но и Амнерис не уступала своему Радамесу, голос ее звучал прекрасно, это был тот же взволнованный и волнующий голос Мухтаровой, может быть, еще более прекрасный, чем прежде; пела она всю сцену без скидок, не спуская ни одного звука, только моментами чувствовалось, что ей немного не хватает дыхания… А потом началось чествование: артисты, кто, уже переодевшись, кто еще в костюмах, дирекция, дирижеры, оркестр – все вышли на сцену. Выносили корзины цветов, перевитые виноградом и лентами – я сосчитала: семь в человеческий рост, а обычных и сосчитать было невозможно. Дирижер В.Палиашвили зачитал адрес, в котором театр и общественность Тбилиси благодарили любимую артистку за ее искусство, за годы работы, подаренные театру, за общение с нею. Потом на бархатных и шелковых подушках понесли подарки. Она стояла в центре сцены у рампы, закутавшись в свое покрывало, придерживая его на груди скрещенными ладонями, подняв вверх лицо, по которому текли слезы. А потом Фатьма заговорила, и до сих пор я слышу ее голос: «Моя прекрасная, ласковая Грузия! Все лучшие дни моей жизни и карьеры были освещены и согреты твоим ласковым солнцем…» Тут поднялось нечто невообразимое: если до этого все плакали, то тут просто в голос зарыдали, открыто – наравне женщины и мужчины, ну и я, конечно, со всеми вместе, и потому, что она говорила дальше, я не запомнила… Вышли из театра потрясенные, ни по дороге, ни дома, где нас ждали с расспросами, мы не могли вымолвить ни слова. В театре, в одном с нами ряду сидели З.Кикалейшвили, Л.Гоциридзе и другие артисты. С каким волнением, с каким участием говорили они о Мухтаровой, вспоминая былые впечатления, интересуясь, как она живет и чем может и должен ей помочь тбилисский театр. После мне сказали, что на прощальном банкете ей была передана половина сбора от вечера и, кроме того, весьма крупная сумма сверх сбора, как подарок. Народный артист Азербайджана В.Никольский, когда-то тоже выступавший в Тбилиси, рассказал мне, что по возвращении Мухтарова позвонила к нему, описывала тот вечер, и сказала: «Я солнце привезла с собою оттуда…» С удивлением я узнала, что наш оперный театр так и не попрощался со своей народной артисткой - более того, здесь удивились, узнав о тбилисском вечере. Кто-то реагировал на это с волнением и печалью, другие – с равнодушием и досадой. Театральные работники ходили ко мне, как к очевидице, расспрашивая о подробностях… И я снова рассказывала и снова плакала, и со мною вместе плакали мои слушатели. Г.Шароев сказал мне: «Фатьма Мухтарова не ездила на гастроли за границу. Но оттуда приезжали специально слушать и смотреть Мухтарову…» Позже Мухтарова жила в забвении, нигде не появлялась, хотя поначалу я еще видела ее несколько раз в консерватории. Знаю, что некоторые молодые певцы и певицы ходили к ней на дом, и она никому не отказывала в советах. Но по-настоящему, официально, ее сценический опыт, умение и мастерство не были никак и нигде использованы. Публика тоже забыла свою любимую когда-то артистку, многие даже не знали, что она еще жива и живет в Баку, - новому поколению ее имя почти ничего не говорило. Почему так получилось, не знаю… Два года спустя я шла к приятельнице по проспекту Нефтяников. Был летний день. Около магазина электротоваров на скамеечке сидели женщины: две, очень простого вида старушки судачили о чем-то, третья, в белой косынке на седых волосах, с маленькой собачкой на поводке, с интересом прислушивалась к их разговору. Я уже прошла было мимо, как вдруг что-то смутно возникло в памяти – я обернулась: женщина с собачкой, да, это была властительница наших дум и восторгов, это была Мухтарова!.. Ноги стали как деревянные. Я пришла к своим друзьям потрясенная, и долго не могла ни о чем говорить… Недавно меня спросили, какая была Мухтарова, действительно ли это была певица такого высокого класса? Да была, хотя, возможно, не в том смысле, который сегодня вкладывается в это определение. Да, у нее был большой объемный голос красивого бархатного тембра, большого диапазона, которым она пользовалась с полной свободой. Но мы восхищались не только этой свободой виртуозного владения хорошей вокальной школы, а свободой самовыражения. А выражала она не себя, Фатьму Мухтарову, а героини, в роли которого она выступала в данный момент. И именно ее душу, сознание, чувства, мысли, томления, страдания, радость и торжество, отчаяние и нежность – все это она высказывала своим прекрасным голосом со всей страстностью и силой своего огромного темперамента – бурного, властного, повелительного. Поэтому ее образы так правдивы и живы, невозможно было остаться спокойным, глядя и слушая. Бывало, ее упрекали, что она «вольничала» на сцене, но попросту не укладывался в какие-то рамки и нормы комплекс того богатства данных, которыми наделила ее природа: роскошный и всецело послушный ей голос, необычная и необыкновенная внешность, безупречное чувство сцены и глубина чувств и, наконец, божественный огонь, который взвивался пламенным факелом. Она просто всегда была на голову выше всех, кто находился вместе с нею на сцене и кто слушал ее в зале. На нее смотрелось только снизу вверх, недосягаемо вверх. *** «Фатьма Мухтарова! Сколько яркого, самобытного заключает в себе это имя. Ее артистический дар можно сравнить, пожалуй, с самородком золота, драгоценным творением природы. Мало кто из художников был отмечен таким великолепным сценическим обаянием, имел такую всепокоряющую сценическую внешность. Кто хоть раз видел ее на сцене, тот никогда не забудет черные, завораживающие душу глаза Фатьмы Мухтаровой, глаза, выражающие все самые сокровенные чувства человека: смятение души, трепет сердца. Голос Фатьмы всегда звучит в сердце ее слушателей, даже тех, кому хоть раз удалось ее слышать. Это поистине народная артистка вышла из народа, была признана им всецело, безраздельно и навсегда». Народная артистка РСФСР, лауреат Государственных премий Вера Давыдова, народный артист Грузинской ССР, профессор Дмитрий Мчелидзе Светлана КУРОЧКИНА |
