| Элина УРУМОВА |
|
В последние годы я, в основном, выступала в роли барда, так как песни пишу с тех же самых пор, что и стихи. Неоднократно печаталась в альманахе «На холмах Грузии», в сентябре 2012 года представила на суд публики две свои первые книги – «Пороги» и «И камни говорят...» У черты Судеб приговоры рутинны, но вески, А мне б не вязаться в бои… Летят над Курою мои занавески, Прощальные ветры мои! И вьются ржавеющих лестниц спирали Змеей, закусившею хвост Над сценой финальной, где мне подыграли Мудрец, фантазер и прохвост! О, я обыграю, безумно и гордо Смеясь пред фатальной чертой, И черных кликуш, напрягающих морды, И праведниц с их немотой! Люблю мой Тифлис, воспаленный и сочный, И тминных дворов естество! Люблю, уходя по векам непорочным, Слезам и ступенькам его! Арбалет Так расстанемся же по-хорошему, Не навечно – на тысячу лет. Дело сделано. Жребии брошены. Тьма пробита. Устал арбалет. Вот и в праздничной тоге, не вретище В даль, что неоспоримо родней, Увожу незапятнанным детище Всех своих странных жизней и дней. И вперед на века отстоящая, На вопрос обретаю ответ: - Кто душа, кто же ты, настоящая, В миллионах карающих лет? Что ты чувствовала – стрел жужжание, Пробивающих латы десниц? Скакунов фараоновых ржание Под напором чужих колесниц? Или тихое, мерное пение Атлантиды крылатых армад, И ее самое в день успения У родных атлантических врат? Чтила знаками звезд осиянными Книги судеб? Гадать не берусь! Иль тевтонцем дралась с россиянами, Или с Сергием славила Русь? Так мечтами отважными созданы Дел великих отрада и яд! Пусть моими кочевники звездами Иноходцев своих напоят! Пусть совсем не под райскими кущами, По невинным кощунствам скользя, Будут тихо знамена приспущены В знак того, что прощаться нельзя. Так расстанемся же по-хорошему На каких-нибудь тысячу лет… Дело сделано. Жребии брошены. Тьма пробита. Устал арбалет. Просто ветер тот не с той стороны… Просто ветер тот не с той стороны, Он не знает ни страны, ни меня, Он когда-нибудь добьется страны, Невзначай в нее медяк оброня! Ветер этот и колюч, и речист, И улыбчив, и вовсю толстомяс! Я б продулась, только ручка и лист Вновь спасают, как спасали не раз! Просто ветер тот не с той стороны, Где в обычае хранить старину, Он коснулся кошелька, не струны, А продуют, так похоже, страну! Ветер, ветер, замени паруса На любой – парчовый, рваный, любой! Ты не знаешь, здесь поутру роса Наливается искрой голубой! Здесь и горы, и ручьи, как нигде! А в Америках, наверно, не так! Ходят здесь еще за так по воде, И в годину помогают за так! Ветер, ветер, ты пройди стороной, Над чужою стороною звеня! Мне бы проще поменяться страной, Только нет души другой у меня! Просто ветер тот не с той стороны, Да и я его судить не берусь! Если служат в большинстве – бараны! А в дали и в меньшинстве свята Русь! Вот и все, и напоследок струной Задрожу, сердечных растеребя… Я нисколько не унижен страной! Я настолько уважаю себя! Просто ветер тот не с той стороны Чайке Джонатан Ливингстон с любовью Солнце мягко лило майский мед янтаря С теплой пальмы, как будто с ладони. Вы слыхали ль, как бьются о грунт якоря, Стопудовые хриплые кони? Я-то знаю, я видела это не раз, Разнося свои синие флаги По далеким Вселенным. Скажите, и вас Будоражат миры на бумаге? Сладко липли к лодыжкам пески-лепестки, Проливалась заварка ли, кофе ль… Вдруг… блеснули мне жемчуг, и крыл колоски, И почти человеческий профиль… Бог мой! Джонатан, мальчик, рискнувший посметь И впечатать крыло в неба камедь! В белом творчестве «смерть», в звездном качестве «смерть» Лишь одна запредельная память! Бог мой, Джонатан, мальчик, от чаек и стрел Задубится у Господа кожа! А назавтра, как прежде, назначен отстрел Белых птиц, на других непохожих! Как же холодно падать в твою высоту, Непроявленно в Силу врастая, Как рискованно ставить на карту. Не ту, Что веками чеканила стая! Бог мой! Завтра и я испишу набело Угловатое тельце бумаги! Завтра будет бело! Ах, как будет бело В том, от чайки до Господа, шаге! |
