click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Сложнее всего начать действовать, все остальное зависит только от упорства.  Амелия Эрхарт


ДОМ, КОТОРЫЙ ПОСТРОИЛ МАРШАК

https://lh3.googleusercontent.com/-uyzITNPSAMM/URooyUtrwYI/AAAAAAAABvI/rKTP0z8qxds/s125/o.jpg

Дом, который много, много лет назад построил Самуил Яковлевич Маршак, знают и любят бабушки и дедушки, мамы и папы, мальчики и девочки. Бегут годы, но по-прежнему веселы и молоды обитатели этого дома. Каждый входящий открывает для себя новые строки, новых друзей, новые страны. Герои маршаковского дома любимы всеми. И Мистер Твистер, и Ванька-Встанька, и Робин-Бобин и многие другие стали неотъемлемой частью наших детских воспоминаний.
Самуил Яковлевич родился 23 октября 1887 года в городе Воронеже. Отец – Яков Миронович  Маршак работал на разных мелких заводиках (скорее, их можно была назвать кустарными). Умный, одаренный человек, он постоянно над собой работал (самоучкой постиг основы химии, непрестанно занимался различными опытами). В поисках лучшего применения своих сил и знаний, отец с семьей переезжал из города в город, пока, наконец, не устроился в Петербурге. В Острогожске мальчик выдержал экзамены в гимназию на одни пятерки. Стихи сочинять Маршак начал еще до того, как научился писать. Тепло вспоминал Маршак одного из своих гимназических учителей Владимира Теплых, стремившегося привить ученикам любовь к строгому и простому, лишенному вычурности и банальности языку. Так бы и прожил Самуил Яковлевич в маленьком тихом Острогожске до окончания гимназии, если бы не его величество случай. Судьба уготовила ему во время летних каникул в Петербурге судьбоносную встречу. Маршак познакомился с известным критиком Владимиром Стасовым, который в жизни будущего поэта сыграл роль доброго волшебника. Стасов водил его в Музей Академии художеств, приобщая к великому и вечному, на своей даче в 1904 году познакомил с Горьким и Шаляпиным. Когда Горький узнал о слабом здоровье Маршака, тут же предложил ему переехать к его семье в Ялту, где будущему поэту был оказан очень теплый прием. Оставшись в Ялте в одиночестве (в бурный 1905 год), Маршак по собственному признанию, запоем читал Ибсена, Метерлинка, По, Бодлера, русских поэтов-символистов. Разобраться в новых литературных течениях было нелегко, но они не поколебали той основы, которую прочно заложили в сознание Маршака Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Некрасов, Тютчев, Фет, Толстой и Чехов, Шекспир и Сервантес.
Страх быть арестованным гонит Маршака из Ялты в Питер. Но там вновь ему одиноко и неуютно: умер Стасов, Горький – за границей. Дорогу в литературу пришлось пробивать самому. Это было очень нелегко, если учитывать каким взрывным, неспокойным и страшным было время первой русской революции… Самым теплым воспоминанием тех времен были встречи с Александром Блоком. С первой встречи Блок поразил Маршака своей необычной – открытой и бесстрашной – правдивостью и, порой, трагической серьезностью. Все слова его были продуманны и точны, движения и жесты – чуждые суеты.  В те времена Блока можно было часто встретить одинокого шагающим по прямым улицам и проспектам Петербурга, и сам он казался воплощением этого бессонного города. В одном из своих стихотворений Маршак писал, невольно мысленно переплетая образ Города с образом великого поэта-символиста: «Давно стихами говорит Нева, / Страницей Гоголя ложится Невский. / Весь Летний сад – Онегина глава, / О Блоке вспоминают острова, / А по Разъезжей бродит Достоевский…»
В 1912 году Маршак едет учиться в Англию. В Лондоне поступает на факультет искусств (по-нашему – филологический). На факультете основательно изучали английский язык, его историю, историю литературы. Много времени уделялось Шекспиру. Но особенно подружила Маршака с английской литературой университетская библиотека. В ее комнатах, откуда открывался вид на Темзу, впервые познакомился с тем, что впоследствии много переводил: сонетами Шекспира, Китса, Киплинга. А еще набрел он в этой библиотеке на замечательный детский английский фольклор (вот где истоки его изумительных детских стихотворений!), полный причудливого юмора. Воссоздать на русском языке эти трудно поддающиеся  переводу классические стихи, песенки и прибаутки Маршаку помогло его давнее знакомство с русским фольклором.
В Англии литературных заработков не хватало на жизнь, жить приходилось в самых демократических районах Лондона, и только под конец удалось поселиться поблизости от Британского музея, где жило много таких же студентов-иностранцев. Летом все вместе совершали пешие прогулки по стране, исходили пешком два южных графства – Девоншир и Корнуолл. Во время одной из прогулок Маршак познакомился с очень интересной лесной школой в Уэльсе, с ее учителями и воспитанниками. Как результат – написанная Маршаком «Школа простой жизни». Интерес к детям у Маршака возник задолго до того, как он стал писать детские книжки. Бывая в петербургских начальных школах и приютах, любил придумывать для ребят фантастические и забавные истории, с увлечением принимал участие в их играх. Затем последовало участие в благотворительных акциях для ребят-беженцев. А уже в 1920 году в Краснодаре (куда семья Маршака переехала в 1917 году) был создан один из первых в России театров для детей, который скоро вырос в целый «Детский городок» со своей школой, детским садом, библиотекой, мастерскими. Пьесы для театра писали Маршак и поэтесса Васильева-Дмитриева. Это и стало началом поэзии Маршака для детей, которой со временем уделял так много в своем творчестве. Оглядываясь назад, видишь, как с каждым годом поэта захватывала работа с детьми и для детей. Особую роль в развитии детской литературы сыграла ленинградская редакция Детгиза (1927-1937 г.г.). Именно здесь выступили со своими первыми книгами Аркадий Гайдар, М.Ильин, В.Бианки, Л.Пантелеев, Д.Хармс, Елена Данько, Алексей Толстой со своими «Приключениями Буратино». Трудно переоценить роль Маршака в организации и работе детского издательства.
Детская литература в досоветские времена, кроме немногих общеизвестных хрестоматийных образов в наследии Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Толстого, Чехова, была объектом приложения по преимуществу дамских сил, совсем в духе того, как об этом безжалостно писал Саша Черный:
Дама сидела на ветке,
Пикала: - милые детки…
Сказки Пушкина, хотя они и не предназначались для детей, Маршак считал наивысшим образцом детской поэзии. Его восхищал лаконизм пушкинских строчек (Туча по небу идет/бочка по морю плывет) где разом, без отрыва пера от бумаги, нарисовано вверху огромное небо, а внизу огромное море. Как часто Маршак цитировал строки из «Сказки о царе Салтане», о выходе из бочки младенца-богатыря Гвидона, исполненные веселой энергией, «пружинистостью» действия.
Стих Маршака «работает», усложняясь с возрастом читателя, следуя за ним от простенькой считалки и песенки детского сада, от сказки, которую ребенок постигает на слух в чтении старших, и к открытию им первоначальной радости самостоятельного чтения и освоения – ступенька за ступенькой – все более значительного содержания. Как удивительно солнечна и радостна возникающая из немногих слов картина радуги: «Солнце вешнее с дождем/ строим радугу вдвоем/ семицветный полукруг/ из семи широких дуг/ Нет у солнца и дождя/ ни единого гвоздя,/ а построили в два счета/ поднебесные врата».
Быстро проносятся один за другим двенадцать месяцев «Круглого года», но они уже предстанут перед подросшим читателем детской поэзии Маршака и зрителем пьесы-сказки «Двенадцать месяцев» в более сложной образной форме. До тех пор еще получат право на свое существование (и бессмертие!) и «Пожар», и «Почта», и «Багаж», и «Рассеянный», и «Цирк», и «Мистер Твистер».
Еще в XVIII веке великий русский историограф Карамзин определил главную задачу детской литературы, обозначив ее названием своего журнала для детей, который стал и первым детским журналом в России. Название звучало как призыв к взрослому человеку: «Детское чтение для сердца и разума». Обратите внимание, для сердца в первую очередь. И это притом, что создавался журнал в самый «разумный» век истории России, когда наука, разум правили бал в умах.
Русские писатели создавали детскую литературу как сердечно выверенную и учительскую, не видя смысла в только лишь развлекательности детского чтения. И она стала заповедным словом в жизни многих поколений в России.
Другой питающий «корневую систему» русской детской литературы источник – это Любовь. «Бог есть любовь» - на этой заповеди держится вся русская литература, в ней нет места ненависти и человеконенавистничеству. Она всегда дышит любовью: любовью к Богу, к человеку, к родине, к природе, семье, матери, «братьям нашим меньшим». Для маленького человека – это вечное и самое надежное убежище на земле. Таким Дом останется для нас всю жизнь, мы лишь расширяем и достраиваем его, - место, куда человек стремится всю свою жизнь, где ему бывает плохо и хорошо, но где его любят и ждут. Такой сформировалась русская детская литература в ХХ веке, в становлении и развитии которой Маршаку по праву принадлежит особое место как автору, критику, редактору детской литературы. Изумительный знаток русского слова, замечательный переводчик, Маршак первым в русской литературе посвятил главную часть своей большой жизни, поэтического таланта именно  литературе для детей. И то обстоятельство, что Маршак очень много времени уделял также переводам, говорит о многогранности его таланта.
Удивительная гибкость и счастливая находчивость при воспроизведении средствами русского языка поэтической ткани, принадлежащей другой языковой природе, объясняется прежде всего тем, что Маршак – настоящий поэт, обладающий в полной мере живым творческим отношением к родному слову. Именно поэтому его Бернс кажется нам уже единственно возможным Бернсом на русском языке – как будто другого у нас и не было. Знатоки утверждают, что ни в одной стране мира великий поэт Шотландии не получил такой яркой, талантливой интерпретации. Вряд ли кто-нибудь станет оспаривать, что Мастер, подаривший нам русского Бернса и многие другие образы западной поэтической классики, вправе отстаивать самостоятельную ценность своего вдохновенного, чуждого ремесленнической «точности» подлинного творческого труда. Маршак вошел в поэтический мир шотландского поэта, чтобы раскрыть этом мир для нас в наибольшей полноте и ценности. Но расслышать, почувствовать особую прелесть поэзии народного языка можно только при условии крепких связей с родным. В двустишии «Переводчику» Маршак формулирует строгий завет переводческого дела: «Хорошо, что с чужим языком ты знаком,/ но не будь во вражде со своим языком!» Все, чем занимался в литературе Маршак (критические статьи, работа в Детгизе, его собственная гениальная детская литература, его замечательные переводы), пронизано высочайшим талантом, верностью литературе, любовью к поэзии и людям. Последние свои годы, отягченные не отступавшим от него недугом, он спешил творить, спешил прочесть в кругу друзей новую строфу или страницу, чуждый олимпийского безразличия к мнениям и суждениям окружающих. Жизнелюбец и оптимист, он нуждался в живом сегодняшнем печатном или устном отклике на свою работу. Это придавало ему силы, скрашивало нелегкие дни его вынужденного затворничества.
В статье «Право на взаимность» он напишет: «Искусство ждет и требует любви от своего читателя, зрителя, слушателя. Оно не довольствуется почтительным, но холодным признанием. И это не каприз, не пустая претензия мастеров искусства. Люди, которые вложили в свой труд любовь, имеют право на взаимность. Требовательный мастер вправе ждать самого глубокого и тонкого внимания к своему мастерству».
Оставшись лицом к лицу со старостью, с испытаниями недугов возраста, он переживает повышенное чувство природы: «Возраст один у меня и у лета, / День ото дня понемногу мы стынем». Маршак в своей прощальной лирике яснее и понятнее. Он ищет в ней опоры, достойного примирения с неизбежным, обращаясь в окружающем его мире картин и идей к самому дорогому для него в жизни, как бы ни близка она была к финалу. И хотя он говорит: «Мир умирает каждый раз / с умершим человеком»,  но он не хочет на этом поставить точку, он хорошо знает, что только человечество в целом есть человек, что на месте выпавшего звена цепь жизни смыкается: «Не погрузится мир без нас / в былое, как в потемки / В нем будет вечное сейчас, / Пока живут потомки».
Те самые потомки, для которых строил свой вечный, свой бессмертный Дом Самуил Яковлевич Маршак.
Маршак умер почти что внезапно, как бы уронив перо на полуслове и сообщив особую знаменательность незадолго до того написанной строфе: «Немало книжек выпущено мною, / Но все они умчались, точно птицы, / И я остался автором одной / Последней, недописанной страницы...»
Но даже без этой недописанной страницы Дом Маршака выдержал испытание временем на прочность. Вот он стоит – светлый, ясный и такой теплый, который никогда не разрушится.

Наталья ГЗИРИШВИЛИ

 
Четверг, 05. Декабря 2024