click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Сложнее всего начать действовать, все остальное зависит только от упорства.  Амелия Эрхарт


СВОИМИ ГЛАЗАМИ

 

https://lh6.googleusercontent.com/-dYT9A-K4jiU/UKD9lwToFaI/AAAAAAAABMk/9jFuZw7ya18/s132/l.jpg

Нами Микоян, писатель, журналист, музыковед, в книге «Своими глазами с любовью и печалью...» пишет об истории семьи и о людях, с которыми встречалась, в том числе с представителями власти страны И.Сталиным, Н.Хрущевым, Л.Брежневым, М.Горбачевым. Н.Микоян в октябре гостила в Тбилиси, посетила Армянский культурный центр (Айартун) и передала в дар книгу «Жизнь и деятельность Григория Арутюняна» в трех томах, выпущенную к 120-летию со дня рождения этого видного государственного деятеля Грузии и Армении. Публикуем главы из книги Нами Микоян «Своими глазами с любовью и печалью» в сокращении и воспоминания Виктории Сирадзе.

КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ

Когда-то начинала писать о родине родителей, их предков – там прошло мое детство. Рада, что эти воспоминания сохрани­лись на бумаге, потому что теперь чувства, жившие во мне так долго, угасли, они не совпадают с сегодняшним днем, с тем, во что все вылилось.
В 1970 году писала в дневнике: «Какое счастье любить мир своего детства без горечи, так люблю я Грузию, страну людей с душою щедро-расточительной, где Руставели писал: “Что припрячешь – то пропало, что раздашь – вернется снова”». В высокие времена своего духа Грузия, ставшая отчизной для многих, обласкивая ма­теринской рукой, открывала двери дома для всех страждущих.
В Кахетии, на юге Грузии, родился мой отец. Моя бабушка, армянка Гаянэ Теймуразова, по мужу Геуркова, носила грузин­ский головной убор «лечаки», не знала армянского, говорила только по-грузински и по-русски. На стене в уютном кирпичном фамильном доме под черепицей в городе Телави на Надикварской улице висела вышитая ею по канве девушка в армянском наряде, рядом – силуэты древних армянских городов, а внизу армянские буквы: «Айастан» (Армения) и подпись: «Гаянэ Теймуразянц. 1895 г.». Такой рисунок был традиционным в армянских семьях. Сейчас он украшает мою комнату.
Дед отца Геворк Безиргани, армянин, купеческого рода, в начале XIX века бежал от резни из Персии и вместе со многими соотечественниками остался навсегда в удивительном краю людей, не побоявшихся разделить свою землю, Грузию, с при­шедшими. Его сын Геворк сделал свое имя фамилией Геворкян, русифицированную позже в Геурков. У него были виноградники в Алазанской долине. В Телави он основал первую типогра­фию, печатавшую книги на русском языке. Его дети, как и дети родственников – Арутиновых, Ониковых, Малянов, учились в гимназии. Они жили единой жизнью с соотечественниками гру­зинского царя Ираклия Ираклия II (Патара Кахи – маленького кахетинца), чей кирпичный дворец с резными деревянными балконами, как большой крестьянский дом, возвышался за красной крепостной стеной на краю города.
Летними вечерами, когда спадала жара, жители собирались в парке Надиквари, где было прохладно и открывался прекрасный вид на Алазанскую долину с извилистой лентой реки Алазани и на Кавказский горный хребет, синевший вдалеке. Шумели листьями старые дубы в парке и играл военный духовой оркестр – не­далеко от города в старинных казармах стояла воинская часть царской армии. В центре города был театр, рядом фотоате­лье Тори, поэта-фотографа. Я еще застала его, полноватого благодушного армянина, а картонные плотные фотокарточки с размашисто-ветвистой подписью – еще одна, кроме вышивки с цифрами 1895 и именем бабушки – физическая связь моя с кахетинскими предками.
«Ах, это, братцы, о другом...» - строка из песни Булата Окуджавы очень точно подходит к воспоминаниям-ассоциациям.
Мысли бегут вперед, желая выскользнуть, воплотив всю память в страницы. Зрительные и слуховые образы, перебивая друг друга, спешат, и я не знаю, как выстроить их и что должно быть после чего, да и должно ли быть вообще...
К Телави еще вернусь. Уже когда никого из прошлого не будет в живых, сердце мое в поисках родных душ устремится в Ала­занскую долину, где в природе особая гармония, сформировав­шая любимых мной людей высокой нравственности и наивного идеализма, в 60-х годах так необходимых моему одиночеству. Я приеду туда, но увижу уже чужую даль. После Гомборского перевала, когда открылись внезапно долина с широкой Алазанью и далекие горы, замыкающие этот необычной красоты мир, сквозь дубовые рощи, мимо разрушенного монастыря Шуамта, подъ­езжая к Телави, я увидела только следы прошлой ухоженности обжитого городка. Красная черепица с крыш опала и ее заменили блестящей на солнце жестью, нелепая высоченная гостиница «Интурист» выросла недалеко от вырубленного и засоренного парка Надиквари, символы власти стояли в центре города – без­вкусные, уродливые здания райкома партии и милиции.
До конца ощутив бездонную пропасть, пустоту, охватившую душу, я стояла на холодных камнях храма Алаверди у зажженной свечи. Именно там я ощутила потребность креститься. Почтен­ный настоятель храма архимандрит Иоаким стал моим духовным отцом.
Я люблю въезжать в Грузию поездом. После медленного пути по долгому тоннелю состав, набирая высоту, напрягаясь, доходит до высшей точки и оттуда начинает с облегчением сбегать вниз. Солнце врывается в окна вагона. Первая остановка – все вокруг становится другим: горы, деревья, воздух, голоса гортанно-дружелюбные, темпераментно-повышенные. И постепенно Грузия входит в тебя звуками, ароматом сыроватого горного леса, цве­том высокого неба, лицами людей, окраской рек, ущелий, гор. После Гори, кажется, поезд медлит – оторваться от окна нет сил, и ждешь, ждешь той главной встречи, которая так волнует сердце. Первая электростанция, ЗАГЭС – памятный с детства, еще немного, еще, и вот он, дорогой мой, родной Тбилиси. Как найти слова, чтоб передать радость? Нетерпение мешает, чувства спешат, и слов нет.
Так я и писала в середине 60-х годов, когда коммунистиче­ская империя была еще в силе и своей жесткой централизо­ванной властью сдерживала реакцию людей на искусственные преобразования – изменения границ и переселения, социаль­ное неравенство наций. Все казалось спокойным, но это было обманчиво, и «подземные воды» прорвались в 90-х. Сегодня армяне в Кахетии скрывают свое происхождение.
«Все негрузины называются гостями», - провозгласил пре­зидент независимой Грузии Звиад Гамсахурдиа в 1991 году, и поднялась волна, полная агрессии. В 1992 году власть в Грузии взял бывший грузинский коммунистический лидер, при Горбачеве министр иностранных дел СССР Э.Шеварднадзе. Война в Южной Осетии, Абхазии. Кровь, месть, озлоблен­ность, ненависть, анархия, как болезненная реакция, зали­вают все без разбора и логики. В 1993 году Гамсахурдиа не стало. Но разруха в экономике, военные стычки не кончились. В прекрасном городе Тбилиси нет света и воды, нет газа, а зимой отопления.
Вероятно, по каким-то законам истории надо переболеть, но так трудно перенести эту болезнь, дождаться ее конца.
И потухло солнце над Грузией моего детства. Пытаясь по­нять, как все это случилось, возвращаюсь к самому началу.
Моя мать Ксения Анатольевна Приклонская родилась в 1909 году и детство провела в имении своей бабушки Марии Александровны Христич-Вацадзе в селе Глдани, недалеко от Тифлиса. Рассказывала мне мама в основном о предках по материнской линии. Об отце Анатолии Приклонском – мало. Был он военным юристом, дворянского происхождения. При­ехал в Тифлис со своей матерью Пелагеей Приклонской из России – из Воронежа. В начале 20-х годов покончил жизнь самоубийством. О нем дома не говорили. Много позже, когда маме осталось два года жизни, она подарила мне на день рождения нарисованное ею родословное древо, рассказав о тех, с кого оно начиналось.
Так я узнала, что Приклонские были в родстве с Веневи­тиновыми, один из которых – поэт и друг Пушкина, что брат Пелагеи Приклонской по фамилии Львович (имя я забыла) был начальником канцелярии царского наместника в Тиф­лисе. Он и пригласил туда жить свою овдовевшую сестру с младшим сыном.
Как-то нам позвонила из Петербурга Лиза Невратова, она тоже потомок Приклонских, нашла нас по Интернету. У нее подробное генеалогическое древо Приклонских, они име­ли земли в Воронежской области. У Лизы сведения о роде Приклонских с XV века – много штабс-капитанов, один из Приклонских был ректором Московского университета, по женской линии были и князья Облонские, был и губернатор Иркутской губернии. Очень интересно.
Две деревянные резные шкатулки с вензелями рода При­клонских, которые с детства привлекали мое внимание, оказывается, хранятся у нас. Мама была еще совсем юной, когда ее отец покончил с собой. Он служил в Баку. Жена и дети жили в Тифлисе. Мне не хотелось расспрашивать. Что произошло со Львовичем – я тоже не интересовалась. Не от безразличия, а от ощущения, что это нанесет боль.
Мама лето проводила в семье своего дедушки, генерала медицинской службы Спиридона Вацадзе. Он окончил в Пе­тербурге Военно-медицинскую академию, служил в армии.
В молодости был близок с Ильей Чавчавадзе, писателем-просветителем, олицетворяющим и сегодня идеал и дух грузинской нации, он был крестным моей бабушки – Нины Вацадзе. Семья маминого дедушки была большая и дружная. В доме рассказывали историю его женитьбы. Отец дедушки, Иосиф Вацадзе, служил протоиереем Сванетии. Сам жил в Раче (область Грузии). Все с ним считались и побаивались его. Когда его сын Спиридон влюбился в свою будущую жену, то никак не мог собраться с силами и попросить у отца раз­решения на свадьбу.
Невеста, Мария Александровна Христич, православная христианка, армянка по матери и сербка по отцу, жила с матерью в небольшом имении около Тифлиса, в Глдани. Рано оставшись без отца, привыкла все вопросы решать сама. С шестнадцати лет принимала участие в делах вместе с управляющим имением.
Поняв робость своего будущего мужа, молодая женщина собрала деловые бумаги, свидетельствующие о полном по­рядке в ее имуществе, и поехала в Рачу, к будущему свекру. Говорят, что она его покорила, после их беседы протоиерей сам назначил день свадьбы своего сына. Мария Христич-Вацадзе родила четырех сыновей и двух дочерей. Два старших сына учились в Лейпциге – Иосиф стал главным специалистом Тифлиса по подземным коммуникациям, Георгий – врачом, перед войной 1941 года был ректором Тбилисского медицин­ского института. Когда немецкая армия подошла к Кавказу, он как-то в разговоре с приятелем высоко отозвался о немецкой культуре. На другой день его арестовали. Вышел из тюрьмы в конце 50-х годов, больной, ослабевший. Вскоре умер. Третий брат исчез, говорили, что уехал в Америку, младший, Эраст, стал пить и умер в 40-х годах.
В семье говорили в основном по-русски. Старшие сыновья, получив образование, женились: Иосиф – на немке Эмме, Георгий – на грузинке Пепеле. О жене Иосифа в большой семье тихо «сплетничали». Эмма была очень бережлива в хозяйстве.
Дочери Тамара и Нина получили хорошее образование. Нина, моя бабушка, окончила консерваторию и медицинские курсы.
Семья маминого дедушки Спиридона Вацадзе жила в Тифлисе в собственном трехэтажном доме на Петербургской улице, недалеко от кирхи – немецкой церкви. Строительством дома занималась сама бабушка. Дом был большой, бабушка Мария Александровна сдавала его в аренду, а семья занимала одну просторную квартиру. На доход от дома она и обучала детей за границей. После революции, когда дом отобрали (вначале квартиру им оставили), бабушка Мария Александров­на переживала, а дедушка Спиридон Иосифович ее успокаи­вал: «Ты ведь строила дом, чтобы иметь деньги для учебы детей, они уже выучились, цель достигнута, больше тебе дом не нужен». Она с этим согласилась. Бабушке еще долго каждую осень из ее бывшего имения крестьяне привозили овощи и фрукты. Они ее помнили с детства и любили.
Дедушку новая власть вначале не трогала – за ним шла слава «святого Спиридона», так звали его больные, лечил он бесплатно. Спиридон Вацадзе первый организовал в Тиф­лисе службу скорой помощи. На курорте Абастумани еще долго тропинка для прогулки легочных больных называлась «тропинкой Вацадзе».
Но скоро сделанное им добро было забыто. Большую квартиру превратили в коммуналку, поселив еще несколько семей. Дедушка умер. Мария Александровна в основном жила у моей мамы. Я хорошо помню бабушку. Сдержанная, тихая, она вязала крючком покрывала для наших кукольных забав. Выходила из дому летом, прямая, в светлых перчатках, с зон­тиком. В 12 часов пила кофе. Был конец 1930-х годов. «Кофе» она делала из сухого инжира и толченых желудей.
Никогда не забуду трогательную ее любовь и память о муже – его фотография всегда висела над ее кроватью, и, когда мы летом приезжали на дачу, которую обычно снимали, Мария Александровна спрашивала: «Где я буду спать?» – за­тем доставала гвоздик и вешала на стенку у кровати фото­графию дедушки.
Последнее грустное воспоминание о ней относится к 40-м годам. Была война. В квартире мамы, как и у большинства жителей Тбилиси, не топилось, все спали в одной комнате, там горела керосинка и было теплее. К тому вре­мени, после гибели отца в 1937 году, я уже жила в Ереване у папиной сестры, и тетя на новогодние каникулы отправила меня погостить к маме. Мы сидели за столом, пили чай – мама, ее мать Нина Спиридоновна – я звала ее, в отличие от бабушки Марии Александровны, Бусенькой, сводная се­стра мамы, младшая дочь Бусеньки – Леля, старше меня на три года, моя младшая сестра Нина и я. За ширмой спала бабушка Мария Александровна. Приближался час Нового года. Мы, дети, шумели. Бусенька сказала: «Тише, разбудите бабушку», – а в ответ из-за ширмы раздался ровный голос: «Я не сплю». До сих пор мне стыдно за наше невнимание к ней в тот день. Раньше этого не было. Неужели так изменил и нас 1937 год?
Мама прожила трудную жизнь своего поколения. Роман­тическая комсомолка 1920-х годов, вдова в двадцать пять лет, она продолжала быть доброй ко всем всю свою жизнь. Каждый день ездила на автобусе в лесопарк Цодорети, в горах около Тбилиси, где работала агрономом, объясняя уже на восьмом десятке нежелание уйти на пенсию так: «Если бы ты знала, как там красиво, какой там бескрайний простор вокруг».
Мама была светлым человеком: она никогда не судачила, не обсуждала чьи-то поступки, характеры, много читала – среди нас первая, не боясь режима, в 1970-х годах прочла Солженицына и была счастлива, что наконец хоть кем-то сказана правда. Вспыльчивая и отходчивая, жизнерадостная, талантливая, до конца жизни статная, красивая женщина.
К сожалению, для легкого контакта с мамой уже во взрос­лом возрасте мне мешали мои детские комплексы. Но в по­следние годы звонила ей в Тбилиси каждый день, понимая, что он может быть последним. 1 января 1989 года моя до­рогая мама умерла в возрасте 79 лет. Произошло это для меня внезапно. Когда прилетела, узнав от сестры о сделанной маме операции, мне не показалось странным, что у трапа меня встречала с машиной заботливая приятельница, член правительства Грузии Виктория Сирадзе, я была очень тро­нута ее вниманием. Поехали к нам домой. Вошла в комнату, еще ни о чем не подозревая, мама лежала, уже убранная для последнего пути, и только тогда я поняла, что ее больше нет. Прощаясь с ней, механически гладила ее высокий лоб, милое, оставшееся как будто детским лицо, постоянно повторяя: «Бедная девочка, бедная моя девочка».
Мама в юности увлекалась новыми идеями и веяниями. Впереди маячило что-то удивительно интересное. В школе в 20-е годы ученики могли менять сами учителей, была атмо­сфера «полной свободы», дерзости и ощущение легкости.
К концу 20-х годов привычной маминой семьи уже не стало. Умер дедушка, отец, а ее мать, Нина Спиридоновна, вышла снова замуж и родила дочку. Ничто не сдерживало мами­ных романтических порывов. Вокруг тоже все было новое и куда-то влекло, влекло... Мама отличалась красотой. Ей было семнадцать лет, когда ее увидел и полюбил один из лидеров грузинского молодежного движения «Спартак» Арташес (Ар­тем) Геурков. Мама вышла за него замуж (как она говорила, «выскочила замуж»).
Тогда считалось мещанством официально оформлять со­вместную жизнь, надевать кольца и быть похожими тем самым на «буржуев». Мама ходила в кожанке и берете, училась в Тбилисском сельскохозяйственном институте. Специализиро­валась по «субтропикам», и главным в ее жизни была только работа, даже когда родилась я.
В конце 60-х мой сын увлекался магнитофонными запи­сями песен все еще полулегального поэта Б. Окуджавы, у которого есть песня о комсомолке 20-х годов. Мама гостила у нас в Москве и, услышав слова этой песни «Ах, комсомоль­ская богиня...», неожиданно для нас зарыдала и выбежала из комнаты.
Мой отец Арташес (Артем) Геурков родился в городе Телави в 1901 году. Еще учась в гимназии, вступил в подпольную организацию большевиков, которой руководил преподаватель истории, финн Симумяги, высланный из России за крамоль­ные мысли и дела. Человек он, видимо, был широко обра­зованный. В его «кружке» занимались наиболее способные гимназисты. Симумяги преподавал им литературу, приви­вал любовь к искусству, к истории и, конечно же, призывал юношей к борьбе за светлое будущее и справедливость, за равенство и братство.
Отец мой жил с братом, сестрой, матерью и бабушкой. Глава семьи, мой дед Григорий Геурков, умер от сердечного приступа, после того как однажды сгорели дотла его типо­графия и дом. Семья после потери кормильца жила на не­большие доходы от виноградника.
Старший брат отца Георгий (Жора) некоторое время учился в профессиональном техникуме и жил в Баку, в семье мужа сестры матери, крупного нефтепромышленника армянина Оганезова. Не знаю, окончил ли Жора учебу, но он вернулся в Телави, где-то работал, поздно завел семью и умер в конце 40-х годов.
Отец в детстве и позже трогательно любил свою млад­шую сестру Нину. Она была также очень привязана к нему, вышла замуж за его ближайшего друга Гришу Арутинова (по паспорту, но русифицированное окончание не приживалось в Армении, когда он туда переехал, его называли Арутюнян) и осталась на всю жизнь предана памяти брата: постоянно материально помогала моей маме, опекала ее после гибели отца и взяла меня на воспитание. Нина и Гриша фактически удочерили меня. Но об этом позже.

Нами МИКОЯН

(Продолжение следует)


ЧЕЛОВЕК ОГРОМНОГО ОБАЯНИЯ И ДОБРОТЫ

В 1955-1959 годах, в период моей работы первым секретарем Кировского райкома партии, мне довелось встречаться с некоторыми соратниками Григория Артемьевича – бывшими прокурором Армении, министрами и другими должностными лицами.
Разогнанные режимом Хрущева, они возвращались в родной Тбилиси. При взятии на партийный учет в ту пору мы обычно встречались с вновь прибывшими коммунистами, занимались их трудоустройством.
Умудренные жизненным опытом, эти прекрасные люди (к сожалению, я уже не помню их фамилии) остались в моей памяти как образец цельной личности: умные, чистые, бескорыстные, не сломленные карьерными неудачами, беспредельно и свято преданные делу, которому верно служили всю свою сознательную жизнь.
Я тогда была очень молода и не переставала восхищаться и удивляться стойкости их духа и силе характера.
К сожалению, с Григорием Артемьевичем я не была знакома (он жил в соседнем районе), но была много наслышана от его современников и преемников в Тбилисском горкоме партии – Сергея Мартыновича Ишханова, Карло Исаковича Баригяна, Елены Давидовны Чопикашвили и других.
Они часто говорили о Г.А. Арутинове как об очень яркой, творческой личности большого масштаба и размаха; как об очень сильном человеке – мудром, добродетельном и деятельном, человеке огромного обаяния и доброты.
Я еще застала ту атмосферу чистоты и созидания, высоты и тепла человеческих отношений, которые связывали этих замечательных людей.
Я помню, как мои современники старшего поколения, когда хотели кого-то очень похвалить, то обычно говорили, что «такого руководителя после Г.А. Арутинова в Тбилиси не было». И это было самым большим признанием.

Виктория СИРАДЗЕ

Еще одна хорошенькая государственная "Симмонс дэн скачать"измена!

Посмотрите сюда,-продолжает "Песня детская про маму скачать"свидетель, указывая на труп.

Сказочные картины, сменяя "Песня жизни скачать"одна другую, как в "Скачать темы на мобильный"панораме, развертываются передо мной.

Разговор идет не "Песнопения православные скачать"обо мне, а о вас, милостивая государыня.


 
Пятница, 13. Декабря 2024