| ПЛАНКУ ЗАДАЕТ БОЛЬШОЙ |
|
Новость о приезде знаменитого танцовщика в родной город разлетелась среди журналистов молниеносно. Отложив все дела, я побежала на пресс-конференцию, которую он давал в гостинице «Марриотт». Застать Цискаридзе не удалось. Но журналисты – народ упорный. Выяснив, что Цискаридзе после общения с прессой уехал в старую часть города, я помчалась к Майдану. Преодолев крутой подъем к Нарикала, увидела его сидящим на лавочке и дающим интервью. Пиар-менеджер артиста предупредила, что из-за насыщенного графика он вряд ли сможет выкроить время для беседы. «Но все же попытайтесь», - посоветовала она. То ли атмосфера старого города, то ли моя настойчивость, то ли просто хорошее расположение духа Николая, но разговор не только состоялся, но и продлился довольно долго. Напоследок он попросил сфотографировать его на фоне города, где видны Кура, храм Самеба и Мост мира – на память. - Тбилиси – город вашего детства. Каким вы его помните? - Я помню, что мне здесь было тепло и уютно. Но, знаете, лучше не возвращаться туда, где было хорошо. Недавно, во время моего пребывания в США, моя знакомая предложила организовать встречу с моими одноклассниками. И показала их странички в социальных сетях. Когда я увидел их теперешнюю жизнь, мне стало понятно, насколько мы далеки и разобщены. Встретившись, мы не испытаем чувств и ощущений, которые были в детстве. Поэтому я не люблю никуда возвращаться. - Что скажете про современный Тбилиси? - Главное, чтоб Тбилиси был удобен тбилисцам. Я в гостях. Мне нравится. Вода у вас хорошая, можно пить ее из-под крана, фрукты вкусные, тепло… Мне не хватает людей, среди которых я вырос. Остались несколько семей, с которыми я знаком. Остальные – чужие люди. Это все равно, как если б я приехал в незнакомое место. Ведь город – это люди. - Грузин, выросший и состоявшийся в России… Кем вы себя ощущаете? - Я грузин – по национальности и русский – как артист. И этим горжусь. Вырос в русской школе, всю жизнь работаю в русском театре. Никогда другим уже не буду – другую кровь я себе перелить не смогу и принадлежность свою к русскому театру изменить тоже. - В чем проявляются ваши кавказские корни? - Я по-восточному вспыльчив. Дом мой всегда открыт для гостей. Но вот длительные грузинские застолья меня тяготят. Как и тосты. Слова – это футляры, за ними ничего стоит. А я всегда думаю о содержании. Так что по мышлению я москвич. Но знаю точно – мое мировоззрение сформировал старый Тбилиси. Потрясающее время и потрясающие отношения друг к другу. Тбилиси во многом определил мое отношение к разным вещам. Тбилиси был вольный город. Те фильмы, которые в Москве демонстрировали лишь на закрытых показах, шли в тбилисских кинотеатрах с большим успехом. Моя мама очень дружила с «киношниками», и я многое видел из того, что другим было недоступно. Когда приехал в Москву, оказалось, что я более образован, чем мои одноклассники. И в этом была заслуга Тбилиси. На самом деле, в емкое понятие старого Тбилиси входила узкая элита. И, слава богу, моя семья имела доступ к этому сообществу. Оно очень отличалось от того, что я увидел потом в Москве. В моей школе при хореографическом училище учились Таня Андропова, Ксюша Горбачева, Алиса Хазанова, ее отец был просто бешено популярен в то время. У меня старт был сразу большой – моей партнершей в классе была Оля Елисеева, дочь Валентина Гафта. Так что я с детства попал в театральную среду. Но по духу Тбилиси превосходил высшее московское общество. И сильно. К сожалению, теперь все это – «унесенное ветром». Я прогулялся по Тбилиси и был счастлив, увидев памятник Софико Чиаурели. Она была фантастической актрисой и принадлежала культуре, которая потихоньку исчезает. - А как изменилась Москва? - Когда я приехал в Москву, в городе было одно хореографическое училище. Теперь их больше пяти. Но вряд ли можно сказать, что количество перешло в качество. Обучиться балетному искусству сегодня можно только в Санкт-Петербургской академии русского балета имени А.Я. Вагановой или в школе при Гранд-опера в Париже. Учиться для большой карьеры практически негде. Есть три столицы мира, которым по жизни, по ритму, по количеству событий нет равных – это Лондон, Нью-Йорк и Москва. В Москве много контрастов. Здесь сильно ощущается разница в классах. Она очень жестокая, и всегда была такой. Москва слезам и правда не верит. Но это – мой город, я понимаю его. Хотя жить в нем сложно. Тбилиси я тоже люблю, но он мне непонятен. Мама моя выросла в Москве. Но незадолго до моего рождения приехала в Тбилиси. Она считала, что грузин должен родиться в Грузии. Маме Москва не нравилась, она любила Тбилиси с его спокойной и размеренной жизнью. - Русский классический балет сегодня и, скажем, 50 лет назад – одно и то же? - Русский балет был, есть и останется русским балетом. Классическая школа не меняется, могут добавляться какие-то элементы, но база – та же. Единственное замечание – большое влияние на балет стал оказывать спорт. В спорте раньше прыгали на метр пятьдесят, сегодня – на два сорок. В балете делали четыре пируэта, сейчас – пять. Человеческий организм развивается. Другое дело, что есть разница между хорошим балетом и плохим. Советую всем ходить в большие театры, где работают хорошие артисты. Ведь балет – это синтетическое искусство, требующее больших затрат – и материальных, и эмоциональных. Балет – это не только там, где танцуют, это еще и освещение, и техническое оснащение, и пространство. Балет – это коллективное творчество. Просто в центре всего стоит артист. - Насколько важны личные отношения артиста, который в центре, с теми, кто вокруг? - Половину людей из труппы я вообще не вижу. Я работаю на одном этаже, они на другом. Репетиции у нас в разное время, моя раздевалка находится в другой части здания. Я вижу их только во время спектакля и то, находясь на сцене, занят своей работой. Если мы и встретимся случайно, то в буфете. - Чем отличается западная школа балета от русской? - Ничем. Ее просто нет. У нас есть система государственной поддержки балета, которая серьезно готовит людей к сцене и тратит на это деньги, на Западе – только частные школы. - А в частной школе нельзя подготовить артиста? - Это невозможно. Нужны гигантские деньги, чтоб содержать школу на должном уровне. Чтобы ваша мышца вытренировалась, надо потратить много-много часов однотипной работы в определенное конкретное время. В частных школах постоянно поддерживать такой режим в течение длительного времени невозможно. Хотя сегодня стали появляться танцовщики на Западе, но до уровня артиста русского балета они не дотягивают. - Балет – дорогое удовольствие… - Я бы даже сказал, балет – это придворное удовольствие. Оно никогда и не было площадным. - Когда человек искусства достигает высот, у него появляются и поклонники, и завистники. Как вы к ним относитесь? - Это неотъемлемые части успеха. У артиста должны быть и поклонники, и недоброжелатели. Тот артист, который говорит, что не гонится за славой, лукавит. Если то, что ты делаешь, не нравится людям, значит, ты не востребован. А недоброжелатели – ну что поделать, они были всегда. Сейчас, благодаря Интернету, их стало больше. Любой может кинуть в тебя камень. С этим тоже надо жить. Се ля ви. В балете, как и в армии, есть сержанты, майоры, генералы. В нем недопустима демократия. Просто тот, кто является профессионалом, становится сильным воином. - Как реагируете на нападки недоброжелателей? Игнорируете? - Я нахожусь в том профессиональном возрасте, когда мне неважно, кто и что говорит. Я – дедушка русского балета. Я – там, куда им не добраться никогда. Да, нападки завистников – это обидно. Есть артисты, вокруг которых нет дискуссий. Я представляю, какие они несчастные и как они мечтают, чтобы о них хоть что-нибудь сказали. Если про тебя говорят, значит, ты чего-то достиг. - Есть партия в балете, которую вы бы не станцевали? - Я никогда не брался не за свое амплуа. Никогда не лез на чужую территорию. Например, не берусь за героические роли – они мне не нужны. - А как нашли свое амплуа? - Умные педагоги посоветовали, и интуиция подсказала. Всем управляет твой мозг – и ногами, и руками, и карьерой. Если бы у меня был другой мозг, я был бы другим человеком. Все, что происходило со мной, происходило логично. Никто никогда за меня не просил. Наоборот – просят меня. А я иногда отказываюсь – времени нет. Просто я никогда в жизни не лез туда, где был не нужен. Если понимаю, что кому-то не нравится то, что делаю, то просто не навязываюсь. Я занимаюсь тем, чем хочется мне. Когда человек делает то, что любит, и обладает способностями к своей профессии, он обычно приходит к успеху. - Сейчас вас знают как успешного артиста. Но за успехом стоит большой труд. Какой совет вы бы дали тем, кто только начал танцевать? - О, сейчас я бы не хотел оказаться там, в начале пути… - Но вы его прошли… - Да, но тогда меня от многих бед спасло только то, что я не понимал, куда ступил. Многие вещи я делал, искренне не понимая, что происходит, и обходил ловушки просто потому, что не понимал, что это ловушки. Если бы у меня тогда был сегодняшний опыт, я бы во многие двери не стучался. А тогда у меня синяков не было. И я шел напролом. - На том пути не было моментов, когда хотелось все бросить? - Никогда. У меня была цель – попасть в Большой театр. И я достиг ее – в довольно короткий срок. Я вообще всего добился быстро. Никто и никогда не достигал карьерного успеха так быстро, как я. - Благодаря чему, как думаете? - Благодаря труду, способностям и удаче. Мне всегда на пути попадались хорошие педагоги – самые лучшие. Генетика плюс хорошие педагоги – это и есть слагаемые успеха. Ну и трудолюбие, конечно. Без этого никуда. - В последнее время люди искусства часто становятся политически активными. Как вы к этому относитесь? - Я считаю, что артист должен быть аполитичным и не должен выражать свою гражданскую позицию. Артисты – это люди, как правило, популярные, скажем так, они – медийные лица. Примыкая к тем или иным политическим лидерам, они волей-неволей оказывают влияние на своих поклонников. Я считаю так – или ты артист, или политик. - Но с другой стороны, артист – такой же гражданин, как и все, и может иметь свою точку зрения на все. - Для этого есть урна для голосования. Он может проголосовать – и так обозначить свои взгляды. Это его право. А агитировать за ту или иную партию – мне такой подход не нравится. Я считаю это неправильным. Про политические воззрения я могу рассказать вам на кухне, но не с экрана телевизора. Я сам этого никогда не делаю. Хотя взгляды у меня всегда конкретные. - Насколько правдивы байки о том, что танцовщики подкладывают друг другу гвозди в пуанты, и прочих пакостях? - Да, среди солистов такое бывает. Они не только вставляют палки в колеса, но готовы ноги оторвать, лишь бы тебе чем-то насолить. - Как противостоять этому? - Быть умнее и хитрее него, чтобы не попасть в ловушку. Предвидеть действия недоброжелателя на шаг вперед. - Балет – хорошая школа жизни… - Не только балет. Конкуренция есть везде. На заводе – те же проблемы. Только рабочие не стоят на сцене в пачках и трико. А артисты балета – на переднем плане, их видят и больше. - При такой загруженности есть ли время на личную жизнь? - Вопрос о личной жизни, как и вопрос о политических пристрастиях. В ванной есть дверь. Когда мы идем в ванную, мы закрываем ее и никого туда не пускаем. Так и личная жизнь. Она есть, но в ней – дверь. Так было в том Тбилиси, где я вырос. В старом городе никогда не спрашивали о трех вещах: сколько ты получаешь, с кем ты спишь и какой ты национальности. - Не спрашивали, но знали… - Об этом не говорили. А кто говорил – тот сплетничал. Про меня не пишут в желтой прессе, потому что я не занимаюсь сплетнями. Я не хожу туда, где папарацци. Не бываю там, где камеры. У меня есть дверь в личную жизнь, которую я закрываю. И там у меня своя жизнь. - Но элитные мероприятия вы посещаете… - Я хожу только на те мероприятия, которые устраивают мои друзья. Мне все равно, где и какой открылся очередной бутик. Если мне интересна выставка, я пойду не на церемонию открытия, а в обычный день. - Вы преподаете. Какой вы педагог? - Я преподаю, но обучаю не детей, а уже артистов, то есть веду в театре балетный класс. У меня есть два артиста, с которыми я особенно много занимаюсь, но часто веду и массовые репетиции. А педагог я очень жестокий. Сам, будучи учеником, не знал другого обращения. В балете по-другому нельзя. Я, конечно, добавляю свой опыт к тому, что перенял от своих педагогов. Вообще, стараюсь отговорить родителей, если не вижу в ребенке яркого таланта. Педагог – это сложная профессия. Ты занимаешься не своей, а чужой жизнью. Мало кто понимает, насколько это ответственно. К сожалению, среди учителей много тех, кто просто не имеет права работать преподавателем. - Какое чувство может испытывать учитель, которого превзошел ученик? - Шикарное. Я был бы очень рад. У меня нет зависти. Я максимально реализовался на сцене, и реализовался очень рано. Такая скорая карьера – большой груз ответственности. Когда твое имя опережает твой выход на сцену, каждый раз ты должен подтверждать свой профессионализм. Я много раз говорил, что олимпийцам хорошо, они выигрывают Олимпиаду один раз в жизни – и на всю жизнь они остаются олимпийскими чемпионами. А народный артист доказывает свое звание каждый раз. - Наступает ли пресыщенность сценой? - Пресыщенности сценой не может быть. Есть усталость и напряжение. Но профессионал – как собака Павлова, которая реагирует на лампочку. Ты устал, но приходит момент, и ты встаешь и продолжаешь делать свое дело. Другой вопрос, что это очень сложно. В какой-то момент ты просто не хочешь реагировать на эту лампочку. Если я почувствую, что должен сократить какое-то движение, то предпочту отказаться целиком от балета. Это значит, я высказался в нем настолько полностью, что мне уже неинтересно. Есть артисты, которые по 30 лет держатся на сцене. Их давно уже нельзя смотреть. А они все равно цепляются за сцену изо всех сил. Набирают лишний вес, идут все вширь и вширь – а все равно выходят на сцену, лишь бы аплодисменты услышать. У меня такого нет. Если я захочу аплодисментов, мне достаточно будет спуститься в метро или пройтись по городу. Это сложный психологический момент. Я никого не осуждаю, наоборот, очень хорошо понимаю их, но мне еще в детстве не хотелось быть такими, как они. - Видимо, у балетного артиста должны быть крепкие нервы… - Я всегда объясняю своим ученикам – танцуя, вы должны быть, как киллер. - В каком смысле? - Когда находишься на сцене, не позволяй эмоциям взять над собой верх. Надо быть хладнокровным, как киллер, или, если хотите, как хирург. На сцену надо выходить с трезвыми мозгами. Наша профессия – это ремесло. Об этом хорошо сказала Верико Анджапаридзе: «Я могу рассказать вам анекдот, а потом выйти на сцену и сыграть смерть сына так, что весь зал будет плакать. А как у меня это получается, сама не знаю». Верико, конечно, была гениальна от природы, но она еще и в совершенстве владела ремеслом. Чтобы стать Верико Анджапаридзе, надо ею родиться. Чтобы стать Николаем Цискаридзе, надо выучиться в московской школе у самых лучших педагогов, но при этом родиться Николаем Цискаридзе – с такими ногами, руками и мозгами. Ведь, как точно подметила Майя Плисецкая: «Я слишком поздно поняла, что в балете главное – не шея, а голова». Это гениальные слова. - Как представляете себя вне балета? - У меня нет сожаления, что это скоро закончится. Правда, ни одной секунды. Более того, я немного рад, что это скоро закончится. Нести такую огромную ответственность очень сложно. Танцевать хуже я не хочу. Стоять на сцене для того, чтоб просто получать аплодисменты, мне неинтересно. Мне аплодируют с детства. Я привык к овациям. Для меня аплодисменты – возможность перевести дыхание. - Что будете делать, когда уйдете из театра? - Валяться на диване и читать книжки (улыбается). Яна ИСРАЕЛЯН Подчиняясь этим настойчивым требованиям, "Скачать мод на повелитель зоны на сталкер чистое небо"плантатор отдал распоряжение двигаться и "Скачать виндовс ливе"гнать обоз с предельной скоростью. Если они явятся сюда, люди, пожалуй, догадаются, о чем у "Игры для мальчиков шрек"вас с "Программа скачать песни с контакта"ними может быть разговор. Меня долго не было, и "Кинконг игра скачать"многое изменилось в мое отсутствие. сказал он с ирландским акцентом. |
