click spy software click to see more free spy phone tracking tracking for nokia imei

Цитатa

Единственный способ сделать что-то очень хорошо – любить то, что ты делаешь. Стив Джобс


«ЗАВЛЕКАЮТ В СОЛОЛАКИ СТЕРТЫЕ ПОРОГИ...» (ГУМИЛЕВ В ТБИЛИСИ)

http://s018.radikal.ru/i510/1201/3c/17513780058c.jpg

Что только не пригрезится в вечернем, морозном воздухе, когда со всех сторон ворожат рождественско-новогодние огни! Вот и сололакские поникшие особнячки-старожилы распрямляются, как в стародавние времена. Исчезают со стен морщины трещин, обретает былое великолепие литье решеток и перил, преображаются подъезды, которые некогда были воистину парадными. Того и гляди, подъедут к ним экипажи на дутых шинах, и важный швейцар торжественно распахнет массивную дверь… Вот, скажем, прямо у этого дома на углу улиц Леонидзе и Мачабели. В прошлом веке мы сказали бы: на углу Сололакской и Сергиевской. Именно в самом начале того века, а точнее, в 1900 году, так оно и происходило. Фамилия семейства, выгружавшего вещи, чтобы поселиться в доме (тогда он назывался просто: «дом инженера Мирзоева в Сололаках»), никому не была известна в Тифлисе. Разве что, только чиновникам местного отделения «Северного страхового общества», куда из Питера перевелся глава семьи. И была эта фамилия – Гумилевы. А самому младшему ее носителю Тифлис наворожил удивительные преображения.
Что же заставило Степана Яковлевича, корабельного врача в отставке, служившего на военных судах, в том числе и на ставшем потом легендарным «Варяге», покинуть столичные места, чтобы столь резко изменить жизнь и оказаться в Грузии? Да, то, что извечно руководит поступками всех родителей, включая и нас с вами – забота о детях. У старшего сына, Димы, появились симптомы туберкулеза, и врачи посоветовали южный климат. Но оказалось, что еще больше Тифлис помог младшенькому – Коле, подарив этому «гадкому утенку» поистине волшебное преображение. В ночь, когда он родился, свирепствует буря, и старая кронштадтская нянька предсказывает: «У Колечки будет бурная жизнь». Сегодня мы знаем, что так оно и случилось, но в детстве поэта ничто на это не указывало. Совсем наоборот. Мало того, что слабый, худенький ребенок мучается головными болями, доктора диагностируют еще и повышенную деятельность мозга, заявляют, что ему пока рано заниматься в подготовительном классе. Мальчик быстро утомляется, любые внешние явления, в том числе и городской шум, ослабляют организм, доводя до глубокого сна. Колю забирают из гимназии, нанимают ему домашнего педагога. И впервые в его жизнь входит слово «Тифлис» - занимавшийся с ним студент физмата Багратий Газалов был из этого города. Правда, он не сумел привить мальчику любви к математике, но очень подружился с ним. И именно он увлек будущего путешественника зоологией, а, в особенности, географией.  
Повзрослев, Гумилев напишет в стихотворении «Память» о том, каким был в те годы:

Память, ты рукою великанши
Жизнь ведешь, как под уздцы коня,
Ты расскажешь мне о тех, что раньше
В этом теле жили до меня.

Самый первый: некрасив и тонок,
Полюбивший только сумрак рощ,
Лист опавший, колдовской ребенок,
Словом останавливавший дождь.

Дерево да рыжая собака –
Вот кого он взял себе в друзья,
Память, память, ты не сыщешь знака,
Не уверишь мир, что то был я.

Действительно, сегодня миру трудно представить столь слабым и болезненным  участника смертельно опасных путешествий по Африке, дважды кавалера высшей боевой награды – Георгиевского креста, человека, в разгар чекистских репрессий, открыто заявлявшего: «Я – монархист». А, ведь, именно Тифлис открыл ему путь к этому  –  в доме на углу двух сололакских улиц исчезают и головные боли, и сонливость, и вата в ушах, а  горные городские окрестности становятся местами, столь необходимыми юношеской романтике. Даже с учебой дела идут на лад. Почему «даже»? А потому, что и по состоянию здоровья, и в силу своего характера, до переезда особых успехов за партой Николай не достиг. В петербургской гимназии  Я.Гуревича его больше увлекали сражения оловянных солдатиков. Заглянем, хотя бы в воспоминания преподавателя немецкого языка Ф.Фидлера: «…Все учителя считали его лентяем. У меня он всегда получал одни только двойки и принадлежал к числу наименее симпатичных моих учеников». Всего же, в 4-м классе Коля нахватал двоек еще и по греческому, латинскому, французскому. Так что, педагогический совет постановляет оставить его на второй год. Но вновь в 4-й класс он идет уже в Тифлисе – во 2-ю мужскую гимназию. И не стоит удивляться, что при этом ему уже  четырнадцать лет – гимназистом-то он стал в десять. В то время это было обычным делом, в гимназиях учились восемь лет, и отправлять за парту пятилетних малышей, как ныне, было попросту немыслимо.
Кстати, именно в этом абзаце гумилевской страницы нам придется сделать еще одну сноску – чтобы внести свою первую, чисто тбилисскую, лепту в исследования жизни поэта. А конкретно – вежливо поправить уважаемых профессионалов, ведущих эти исследования. Многие из них ссылаются на известного московского литературоведа и издателя Евгения Степанова, сообщающего, что 2-я мужская гимназия находилась на Воронцовской набережной. Однако эта набережная перестала существовать за год до приезда Гумилевых, в 1899-м, превратившись в Великокняжескую улицу, где и учился наш герой. В красивом здании, через десятилетия вошедшем в историю города как Нахимовское училище, а сегодня принявшем Министерство образования.  Но это – так, к слову, истины ради.
Конечно, та гимназия была хороша, ведь попечителем ее был сам Михаил Арамянц, успешный промышленник и великий меценат, именем которого тбилисцы и по сей день называют крупный больничный  комплекс. И, все-таки, через полгода, отец переводит Колю в одно из лучших учебных заведений Российской империи – знаменитую Тифлисскую 1-ю мужскую гимназию на Головинском проспекте. Там, кстати, уже учился его брат. И что же? У Николая – ни одной двойки! Правда, натуру не  изменишь – по всем языкам и прилежанию – трояки. Но зато по истории, географии и поведению – «отлично». Что ж, именно по последним трем из этих предметов его годами экзаменовала уже сама жизнь. И с теми же оценками!
Тем не менее, среди нарушителей гимназической дисциплины он однажды оказался – уже в 6-м классе. Запись в «Общем кондуите» от 9 мая 1903 года свидетельствует об ужасной провинности: «Был в театре без разрешения и в блузе». В графе «наказание»: «Оставлен на 2 часа в воскресенье». Вот, такие преступления и наказания… Что же касается столь не дававшегося Коле греческого языка, то переэкзаменовка по нему все же будет в 5-м классе. И, чтобы сдать ее, надо пройти через еще одно преображение – в самостоятельного путешественника. Он впервые в жизни, в одиночку, совершит большую поездку – из имения Березки, купленного семейством в Рязанской губернии, в Грузию. Вообще же, именно после того, как Николай избавляется от этого «хвоста», фактически и начинается его самостоятельная жизнь. До приезда родителей он живет у гимназического друга Борцова. А друзья по юношеской учебе, да еще в таком городе, как Тифлис – предмет особого разговора. Они появляются у Гумилева в первые же полгода пребывания в лучшей гимназии Грузии. О некоторых из них история сохранила для нас лишь фамилии. О Борцове, например, известно только то, что он был одним из самых близких и в 1912 году приезжал к Гумилеву и Анне Ахматовой в гости, в петербургские меблированные комнаты «Белград». О Глубоковском – лишь то, что он впоследствии стал художником. А вот приглядеться к двум парам братьев –  Кереселидзе и Легран – мы сможем.
Итак, Иванэ и Давид, сыновья штабс-генерала Георгия Кереселидзе, кстати, выпускника той же самой славной гимназии. Старшему из них дали имя в честь знаменитого деда – одного из основателей грузинского театра, публициста, издателя  первого журнала «Цискари». А еще позавидуем списку дедовских друзей: великий француз Александр Дюма, выдающийся грузинский поэт Александр Чавчавадзе и его дочь Нина – вдова Грибоедова, известный русский художник Григорий Гагарин, писавший и восстанавливавший фрески в церквях Грузии и оставивший интереснейшие ее зарисовки… Увы, сразу после столь блистательной семейной страницы – совершенно иная, в черной окантовке. Иванэ Кереселидзе-младший – среди юнкеров, пытающихся остановить 11-ю Красную армию, вступившую в Грузию. И его расстреливают в Гори вместе с соратниками. Эхо этого расстрела отдается под Питером, где в тот же самый год перед палачами стал друг его юности Николай Гумилев. Младший брат Давид, тоже юнкер, чудом спасся, был арестован в 1937-м, выпущен и погиб в автомобильной катастрофе.
А вот заводила из второй пары братьев, дружившей в Тифлисе с Гумилевым, оказался в лагере тех, кто расстреливал. Биография Бориса Леграна обычна для «разрушителей старого мира». Еще в гимназии –увлечение политикой и вступление в РСДРП, офицерский чин, участие в октябрьском перевороте. Дальше – больше: комиссар Петроградского окружного суда и Судебной палаты, заместитель наркома военно-морских дел РСФСР, один из организаторов обороны Царицына вместе со Сталиным, председатель Реввоентрибунала РСФСР, первый полпред РСФСР в Грузии, Армении и Азербайджане после их советизации… А свой бурный жизненный путь этот многогранный революционер заканчивает заместителем… директора Всесоюзной академии художеств, поработав до этого еще и директором Эрмитажа!  И хотя жизнь раскидала его с Гумилевым по разным дорогам, судьба, все-таки, пусть и косвенно, сводит двух бывших гимназистов с Головинского проспекта. Будучи российским полпредом в Тифлисе, друг гумилевской юности Легран поддерживает оказавшегося здесь друга зрелого Гумилева – Осипа Мандельштама, подобрав ему непыльную работу – делать вырезки из газет. И в сентябре 1921-го именно Легран сообщил Осипу Эмильевичу, что Николай Степанович расстрелян.
Но, давайте отлистаем назад эти страшные страницы и вернемся в то время, где все это – еще впереди. А Давид, Иванэ, Борис и иже с ними – просто гимназисты, «пылкие, дикие», как называл их Николай, которому нравились в друзьях именно эти качества. Ну, а  его самого Тифлис в очередной раз преображает – во «второго» героя  стихотворения «Память», которое мы уже начинали читать:
И второй... Любил он ветер с юга,
В каждом шуме слышал звоны лир,
Говорил, что жизнь – его подруга,
Коврик под его ногами – мир.

Он совсем не нравится мне, это
Он хотел стать богом и царем,
Он повесил вывеску поэта
Над дверьми в мой молчаливый дом.

Так, что же это за мир на «коврике под ногами» его, 15-17-летнего? Мир уже довольно самостоятельного человека, в чем-то уже определившегося, а в чем-то – продолжающего поиски со всей пылкостью юности.  Хоть и немного, но, все-таки, серьезней относясь к учебе, он готовится с репетитором к экзаменам за 6-й класс, берет и уроки рисования, увлекается астрономией. Не может не сказаться и влияние «пылкого, дикого» вольнодумца Бори Леграна, который пытается приобщить друга к политике – Николай даже начинает изучать Карла Маркса, но очень быстро оказывается, что на «коврике под его ногами» нет места политике. Зато для поэзии – это уже огромный, расшитый всеми цветами ковер. Первые попытки рифмовать Коля сделал еще в 6 лет, сразу же, как научился читать и писать. Ахматова предлагает нам  такой отрывок из «творчества» 6-летнего Гумилева: «Живала Ниагара/  Близ озера Дели,/ Любовью к Ниагаре/ Вожди все летели». Ясно, что здесь и речи не может быть о какой-либо художественной ценности, но поражает, что уже тогда Гумилева влекла экзотика заморских стран. Потом появились басни, а с 12-ти лет – тетрадка стихов, которая пополняется и в Тифлисе.  Конечно же, в этом пополнении, да и не только в нем, много подражательного – сказывается влияние модного тогда Семена Надсона. Заглянем, хотя бы, в альбом одной из окружавших его девушек: «Когда же сердце устанет биться,/ Грудь наболевшая замрет?/ Когда ж покоем мне насладиться/ В сырой могиле придет черед?»
Согласимся, что строки эти далеки от тех, к которым мы привыкли у Гумилева. Но, ведь, это – возраст, самое начало пути. Да и написано для девичьих альбомов, которых, кстати, становилось все больше. Николай начинает посещать вечеринки, правда, танцами пренебрегает, но зато очаровывает изысканными манерами и необычной внешностью. Он ходит по улицам Тифлиса в той же войлочной шляпе и с тем же ружьем, что и во время походов по городским окрестностям. Застенчивость же пытается скрыть надменностью. Так что, нам самое время заглянуть за «вывеску поэта». Там – очередное перерождение Николая. В печатающегося поэта. В дом на углу Сололакской и Сергиевской он приходит 8 сентября 1902 года, держа одну из самых читаемых газет – «Тифлисский листок». В ней – первое в его жизни опубликованное стихотворение «Я в лес бежал из городов…». Это, опять-таки, дань весьма востребованному тогда декадансу, трудно поверить, что 16-летний  парень искренне пишет о себе:

Вот я один с самим собой...
Пора, пора мне отдохнуть:
Свет беспощадный, свет слепой
Мой выпил мозг, мне выжег грудь,

Я страшный грешник, я злодей:
Мне Бог бороться силы дал,
Любил я правду и людей;
Но растоптал свой идеал...

И, все равно, это – первый шаг на печатные страницы, это – не только предмет   юношеской гордости, но и окончательное определение жизненного пути. Хотя, наверное, он и сам еще не осознает, что повзрослел – перед его фамилией в газете стоит инициал не Н. (Николай), а К. (Коля). Отец вообще не одобряет эту публикацию, но окружающие девушки в восторге: перед ними – поэт. А Гумилев влюбляется в них  напропалую, причем, отнюдь не в одну. А на то, чтобы очаровать тифлисских барышень, лишнее время не тратит – его мать вспоминает, что одно и то же стихотворение он писал в альбомы сразу двух девушек, имена которых, увы, неизвестны, время донесло до нас лишь фамилии – Воробьева и Л.Мартене. Впрочем, «прекрасные дамы» на это не обижались – с Воробьевой Гумилев переписывался и после отъезда в Царское Село и даже посылал ей стихи. Скорее всего, посвященные уже только ей. А потом в его жизни снова появляется фамилия Маркс.
Но это уже не бородатый автор «Капитала», а очаровательная гимназистка Машенька – безответная любовь Николая. Если бы эта девушка ответила взаимностью,   Гумилев вполне мог бы войти в театральный мир Грузии – вместе с теми, кому в Тбилисском государственном музее театра, музыки, кино и хореографии много лет была посвящена экспозиция, так и называвшаяся: «Уголок семьи Маркс». Дед Марии руководил русскими театральными  труппами Тифлиса еще в середине XIX века. Отец, профессиональный актер, создал вместе со знаменитым промышленником и меценатом Исаем Питоевым Артистическое общество, в здании которого ныне Руставелевский театр, а потом стал финдиректором  питоевской компании. При этом он был еще фармацевтом и владел одной из первых аптек в Тифлисе. А его сестра, Машина тетя, вообще вышла замуж за Питоева, и среди добрых дел  этой пары – дебют Федора Шаляпина на оперной сцене. Впрочем, из нашего сегодня, зная, какой успех имел у женщин уже женатый Гумилев, можно предположить, что  у него вряд ли сложилось бы семейное счастье с Машей. И вряд ли клан Марксов-Питоевых  простил бы ему измены...
Но, как известно, история не знает сослагательного наклонения. Мария Маркс вышла в Москве замуж, была и врачом на Первой мировой, и санитаркой, и актрисой, в память о своем тифлисском детстве назвала сына Ираклием. И осталась в поэзии не   стихами (как говорят, хорошими), а тем, что была первой большой любовью Поэта. Большой настолько, что, уезжая навсегда из Грузии, Николай именно ей, 14-летней гимназистке, оставил свой рукописный сборник «Горы и ущелья». Даже литературоведы, считающие стихотворения этого альбома «подражательными и ходячими романтическими штампами», признают их «биографическую ценность». А мы заглянем на последнюю страницу  сборника, там – посвящение М.М.М:
Я песни слагаю во славу твою
Затем, что тебя я безумно люблю,
Затем, что меня ты не любишь,
Я вечно страдаю и вечно грущу,
Но, друг мой прекрасный, тебя я прощу
За то, что меня ты погубишь.
Что ж, М.М.М. – Мария Михайловна Маркс – никогда не забывала влюбленного в нее юного поэта и до конца жизни хранила этот альбом. Сейчас он – в Рукописном отделе  Пушкинского дома. Кстати, в связи с «Горами и ущельями», интересно послушать мнение известного исследователя творчества Гумилева Алексея Павловского. Он считает: этот сборник мог бы показать, что Гумилев-гимназист был не чужд  и ноты гражданственности, так как именно в Тифлисе он прошел весь краткий период увлечения  общественными интересами. И добавляет: «Возможно, вспышка интереса к социальности…, все же оставившая какой-то след в душе, была связана и с англо-бурской войной, развернувшейся именно тогда, когда гимназист тифлисской гимназии писал стихи в свой альбом». А мы с вами, дорогие читатели, полностью согласившись с этим, тем не менее, позволим себе и возразить уважаемому литературоведу.
Вот, что он утверждает: «Гумилев не мог не помнить проводов на англо-бурскую войну, виденных им в Тифлисе, когда ликующие толпы провожали князя Николая Багратиона-Мухранского, решившегося отправиться на поле сражения... Какой страстной и неизбывной завистью страдали тогда все гимназисты тифлисских гимназий, а в их числе и он тоже!.. Гумилев на всю жизнь запомнил и сцену проводов, и свое пылкое желание оказаться рядом с Багратионом-Мухранским». При всем почтении к памяти Алексея Павловского, нельзя не сказать, что… ничего этого не было, и быть не могло. Потому что светлейший князь Багратион-Мухранский, он же – легендарный Нико Бур, попал в плен 5 апреля 1900 года, в неравном сражении с англичанами у Бошофа. А мать Гумилева с сыновьями выехала в Тифлис лишь 11 августа того же года. Да и никаких ликующих толп   не было. В Африку, причем, не в южную, а в восточную князь выехал из Франции, просто на сафари. А о начале англо-бурской войны узнал по дороге, в Александрии. И тут же отправился сражаться на стороне буров: «Мне показалось, что их страна очень похожа на мою родину, и я почувствовал, что должен защищать их». Вот такая вторая, чисто тбилисская, лепта в исследования  гумилевоведов.
Ну, а сам Гумилев, независимо от того, что потом о нем будут писать, в 1903-м навсегда покинул зеленый Сололаки, став «третьим» в своей автобиографической  «Памяти»:

Знал он муки голода и жажды,
Сон тревожный, бесконечный путь,
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею не тронутую грудь.
…………………………..
Предо мной предстанет, мне неведом,
Путник, скрыв лицо; но все пойму,
Видя льва, стремящегося следом,
И орла, летящего к нему.

Вот так, приняв болезненного мальчика, Тифлис проводил в большую жизнь мужчину. Все еще у него впереди – и Африка, и создание акмеизма, и строки, которые уже ни с кем не спутаешь.  Но нота «пылкости и дикарства» из гимназических годов прозвучит еще не раз:

Да, я знаю, я вам не пара,
Я пришел из другой страны,
И мне нравится не гитара,
А дикарский напев зурны.

Не отголосок ли это тифлисской зурны?

 

Владимир ГОЛОВИН


Сзади резвой рысью бежал табун, за которым присматривал "Арго скачать бесплатно"Фелим.

Видимо, он считал меня своим "Порядок действия работников при пожаре"злейшим врагом.

Он очень удивленно взглянул на своего коллегу Каца, когда тот предложил ему глоток коньяку из швейковской "Монстры против пришельцев игру скачать"фляжки Швейк всегда носил ее с собой во время исполнения религиозных церемоний.

Ради нее одной он каждый "Скачать песни из фильма зачарованная"день рисковал жизнью, ради "Игра бешеный кролики скачать"нее проводил одинокие часы в пещере, обдумывая все новые безрассудно смелые планы.


Головин Владимир
Об авторе:
Поэт, журналист, заместитель главного редактора журнала «Русский клуб». Член Союза писателей Грузии, лауреат премии Союза журналистов Грузии, двукратный призер VIII Всемирного поэтического фестиваля «Эмигрантская лира», один из победителей Международного конкурса «Бессмертный полк – без границ» в честь 75-летия Победы над нацизмом. С 1984 года был членом Союза журналистов СССР. Работал в Грузинформ-ТАСС, «Общей газете» Егора Яковлева, газете «Russian bazaar» (США), сотрудничал с различными изданиями Грузии, Израиля, Азербайджана, России. Пять лет был главным редактором самой многотиражной русскоязычной газеты Грузии «Головинский проспект». Автор поэтического сборника «По улице воспоминаний», книг очерков «Головинский проспект» и «Завлекают в Сололаки стертые пороги», более десятка книг в серии «Русские в Грузии».

Стихи и переводы напечатаны в «Антологии грузинской поэзии», «Литературной газете» (Россия), сборниках и альманахах «Иерусалимские страницы» (Израиль), «Окна», «Путь дружбы», «Крестовый перевал» и «Под небом Грузии» (Германия), «Эмигрантская лира» (Бельгия), «Плеяда Южного Кавказа», «Перекрестки, «Музыка русского слова в Тбилиси», «На холмах Грузии» (Грузия).
Подробнее >>
 
Суббота, 05. Октября 2024