| ЕЛЕНА И ЛЮДИ |
|
... В тринадцать лет я поклялась деревьям за школьным двором, что стану новым Пушкиным. Я брала все, что плохо лежит, как сорока, и делала своим. Русская поэзия мною основательно обокрадена. Полагаю, кое-что мне удалось вне зависимости от моей вполне банальной любви к Апухтину и Некрасову, Мандельштаму и Гумилеву, Кузмину и Хармсу, список бесконечен. Его хронологически замыкает пара вполне здравствующих товарищей... (из интервью). Елена Фанайлова – поэт, критик, журналист. Автор книг «Путешествие» (1994), «С особым цинизмом» (2000), «Трансильвания беспокоит» (2002), «Русская версия» (2005), «Черные костюмы» (2008), «Лена и люди» (2011). Лауреат Премии Андрея Белого (1999), премии «Московский счет» (2003), премии журнала «Знамя» (2008).- Елена Николаевна, как вы думаете, что самое главное дало вам медицинское образование? - Я училась в Воронежском медицинском институте им.Н.Бурденко. Медицинское образование дает некоторый системный взгляд на мир, на людей в целом. Потом, когда я получала второе образование, лингвистическое, мне это очень помогло. Надо сказать, у меня не было большой любви к точным наукам. Но с третьего курса, когда начались такие странные дисциплины, как патологическая анатомия или патологическая физиология, все это приобрело другой размах. Стало все ужасно интересно. А потом добавились и клинические дисциплины, вроде терапии и хирургии. В подростковом возрасте я была невротиком: мне казалось, как герою Джерома, что я чем-то болею. А тут меня научили классифицировать свои состояния, и оказалось, что все не так плохо. Что человеческий организм можно понимать и им даже управлять. - А после мединститута? - У меня была идея заняться наукой. Но в советское время это было очень регламентировано. Поэтому по распределению я занималась вовсе не наукой, а поехала работать в санаторий для кардиологических больных. Абсолютная сельская дыра в 110 километрах от Воронежа. Отдыхающим в санатории было хорошо, а вот докторам и медсестрам - не очень. Иногда были проблемы с продуктами. И потом, я, городская девочка, привыкла к тому, что можно пойти в кино, театр или библиотеку. Из всего этого была только библиотека, но и там выбор был ограничен. Нас, трех выпускниц из Воронежа и трех из Витебска, больше всего поразило, когда мы пришли в отдел кадров оформляться, требование сдать наши паспорта главному врачу. Мы сказали, что этого не будет. Со временем мы узнали, что половина сотрудников сдала свои паспорта, которые хранились в сейфе администрации. Это была такая почти колхозная система, они не могли уехать никуда. А у главврача была замечательная договоренность с администрацией района – они могли приехать в любое время, пользоваться номерами, услугами массажиста и так далее. Работники санатория оказывались в настоящем рабстве. Осталось только ощущение насилия, которое было в самой советской системе существования. - И все-таки ценный опыт работы с больными у вас был? - Пожалуй, да. Моими пациентами были очень пожилые люди, в основном, инвалиды и участники Великой Отечественной войны. В месяц я принимала 75 больных, что достаточно много. Меня поразило, что эти люди, прошедшие войну, самую чудовищную войну, были глубоко инфантильны. Они были уверены, что государство обязано обеспечить их всеми благами, что в их психологических травмах и проблемах виноват кто-то другой, и все вокруг плохие, кроме них самих. Меня они выбирали на роль психоаналитика - отсутствующую должность в системе советской медицины. И я слушала их жалобы не на сердце и давление, а на то, как их обижают начальство, чиновники и люди из поликлиники. - Вы согласны, в таком случае, с метафорой, что поэт – это врачеватель душ? - Я считаю, что не столько поэт, сколько поэзия – врачеватель душ. Про это еще доктор Фрейд написал. У него есть некоторые работы, в которых он утверждает, что такие инструменты поэзии, как ритмика, ритм, рифма и метафора, являются механизмами цивилизационной терапии. Они связаны с религиозным развитием человечества. Довольно убедительно и остроумно Фрейд показывает, что этот инструментарий появился для того, чтобы тревожность и агрессивность человека уменьшалась. Можно сказать, что поэзия нужна, чтобы человеку не было так грустно и одиноко в переживании собственных эмоций. Есть нечто, чего человек не может выразить сам. И это нечто он находит в поэзии. В данном случае неважно, хорошая поэзия или плохая. Человеку нужно переживать свои раны не в одиночестве. Ему нужны слова утешения. - Поэзия как психотерапия ... - Поэзия на время может стать лучшим психотерапевтом, чем настоящий психотерапевт. В нашей постсоветской общей традиции не очень принято посещать психотерапевта. А поэзия как раз позволяет быстро пережить, например, любовные травмы. Надо сказать, что травмами, связанными с трауром, поэзия меньше занимается. В любой культуре есть традиция плачей и других траурных песней. Это терапия. Хотя, поэзия как поэзия, а не как народное творчество, мало занимается темой смерти, думаю. Это предмет для серьезного исследования. Мне кажется, что о любовных ранах пишут больше. Это и понятно. Мы же любим чаще, чем умираем. - Расскажите о вашей поэзии. - Надо сказать, сознательно я работаю в русской поэзии 20 лет. Мне самой страшно. Можно сказать, 90-е были годами осмысления Серебряного века и русской неподцензурной поэзии, такими попытками нащупывания того, как современный русский язык может продолжить традиции русского модернизма начала прошлого века, явления не менее сильного, чем модернизм европейский. В этих поисках было много бессознательного. Эта поэзия скорее ощущалась, как настоящая поэзия, чем я что-то сознательно понимала. Какими способами она достигала меня – сказать сложно. Путем самиздата, в маленьких публикациях. В том числе в журнале «Литературная Грузия», где я впервые читала ахматовские и цветаевские подборки. Или Светлану Кекову. - Какой вы видите современную русскую поэзию? - Поэзия существует для гармонизации мира и утешения людей. Вопрос в том, как справляется с этим поэт, как творческое существо. Есть общественная функция поэзии - понять настроение общества. Основная интонация молодых русских поэтов сегодня – тревога. Молодой поэт - это городской зверек, пытающийся понять, как он присутствует в каменных джунглях. Человеку хочется ласки и тепла – но где найти источник этой гармонии? Мир стал очень медийным, а культура тем более. - Ваше увлечение Фрейдом привело вас в педагогику. Расскажите об этом. - Декан воронежского факультета журналистики, критик и специалист по Чехову Лев Кройчик пригласил меня по протекции одной моей подруги-филолога и сказал: – Лена, напишите спецкурс по психологии для студентов-журналистов. Поскольку я увлекалась Фрейдом, написала спецкурс «Психоанализ и культура». Я хотела научить студентов психоаналитическому взгляду, психоаналитическому подходу к производству текстов. Яснее смотреть на мир, видеть, когда кто-то пытается выдать одно за другое. Есть ведь явный план текста, а есть то, что человек имеет в виду. Преподавала десять лет. - Радио Свобода вы назвали в одном из своих интервью «журналистской поденщиной, которая позволяет видеть города, людей и события». - В 1995 году я начала работать на Радио Свобода в качестве регионального корреспондента. Пара сюжетов в месяц на социальные темы с учетом региональной специфики. Однажды предложила поработать в Москве, на время летних отпусков у столичных коллег. А когда собралась уезжать, Савик Шустер, руководивший в то время московским бюро, предложил мне остаться. Что я и сделала. Пару лет работала корреспондентом. Работала в программе «Человек имеет право». Сейчас веду программу «Свобода в клубах». В начале двухтысячных у меня была программа «Далеко от Москвы: культура, города и люди бывшей советской империи», я ее очень любила. - И одним из первых городов, куда вы отправились с этой программой, стал Тбилиси ... - Да. В 2001 году проходил русско-грузинский фестиваль современного авангардного искусства АртГруз. Грузины ездили в Москву, а мы приехали в Тбилиси. Эстетика этого фестиваля – «контемпорари арт» – современное искусство с концептуальным медийным смыслом. Искусство, которое не концентрируется на произведении как таковом, а на послании, на акте. Например, одна из акций была по защите Старого Тбилиси. На какой-то улочке художники устраивали перформансы. Это аттрактивное, веселое, привлекающее публику, с элементами балагана, искусство. В фестивале участвовали Евгений Гришковец, Алексей Айги, Вячеслав Курицын, Глеб Шульпяков, Александр Анашевич, Никола Охотин, а делали его Кети Чухров, Юлия Шагинурова и Женя Лавут. В программе получилось сентиментальное путешествие в двух частях. - Арт-менеджмент в последнее время набирает популярность. Чем это вызвано, на ваш взгляд? - Наверное, человек чувствует недостаток в мире того искусства, которое ему нравится, и он хочет его добавить. Я могу судить, исходя из того, для чего это делают мои друзья. Я сейчас говорю об Эдуарде Боякове, который был директором «Золотой маски», а потом бросил все и создал театр «Практика» с социальной драматургией. Мой приятель Борис Бергер во Львове открыл недавно арт-кафе «Музей САЛО», это и кафе, и маленькая галерея современного искусства. Это делает пиар, это привлекает. Сало, как говорит Боря, это добро, а вокруг добра и люди собираются. Нино ЦИТЛАНАДЗЕ С тех пор как я "Скачать альбомы агату кристи"в Техасе, у "Флеш игры войнушки"меня не было ни одной хорошей лошади. Лукаш любил, когда солдаты "Вильпрафен и алкоголь"на марше пели песни. Несмотря на мое "Игра приключения тинтина тайна единорога"доверие к д'Отвилю, я был очень встревожен. Он хотел догнать его, "Гта токийский дрифт скачать"чтобы извиниться. | |||||||
|
|||||||
