| КЛАСС МАСТЕРА |
|
Юрий Ряшенцев – блестящий лирический поэт. Классическая безупречность в наши дни делает его последним из могикан – последователей «неслыханной простоты». Ирония, парадоксальное метафорическое мышление, трагико-саркастическое отношение к миру, масштаб и своеобразие художественного видения позволяют оставаться современным в культуре XXI века. Личность – всегда современна, Явление – всегда актуально. Ряшенцев знаменит еще и тем, что является одним из немногих высоко чтимых профессионалами и горячо любимых публикой паролье – мастером написания поэтического текста для музыкального номера в спектакле или фильме. Но поэт облагородил и возвысил искусство паролье – стало ясно, что это высший класс, работа, требующая серьезной классификации, отменных профессиональных навыков. А еще – это должно быть, как говорится, дано. А если не дано - за это дело нечего и браться.В рамках V Международного русско-грузинского фестиваля «Сны о Грузии» прошел поэтический семинар Юрия Ряшенцева «Поэзия в театре и кино». Ведущей встречи стала поэт, драматург Елена Исаева. Елена Исаева. Дорогие друзья! Сегодня мы встречаемся с человеком-легендой. Пусть он не смущается и не слушает меня строго, я говорю то, что думаю. Мы сейчас видели на экране фрагменты из фильмов, на которых он работал, и, конечно, у каждого из вас что-то защемило в душе, потому что вы вернулись не просто в свое детство, отрочество или юность, а вспомнили счастливые моменты жизни. Я смотрела отрывки из «Трех мушкетеров» и думала, что основой всему – прекрасные слова, и как бы ни был прекрасен Боярский, замечательны костюмы, отлично выстроены мизансцены, но если бы стихи были иными, мы и не стали бы смотреть это кино. Юрий Ряшенцев – основа нашего музыкального кино. Это замечательно, когда в массовом искусстве работает настоящий мастер, который является серьезным, большим поэтом. Именно тогда массовое искусство становится достойным и прекрасным. Юрий Ряшенцев. Спасибо. Я не знаю, что такое мастер-класс, мне нечему вас учить, я сам с удовольствием поучился бы у каждого из вас, у Лены, например, которая сидит рядом со мной. Е.И. Не будем нарушать субординацию. Ю.Р. Друзья, мы поговорим сегодня о такой странной профессии, как паролье. Меня этому слову научил Юлий Ким, и я им теперь с удовольствием пользуюсь. Вы заметили, что стихи, которые поют с экрана замечательные актеры, очень мало похожи на мои лирические стихи. Я поэт мрачный, меланхоличный, а для кино пишу то, что хочет режиссер и то, что удобно петь актерам. Профессия лирического поэта не располагает к счастливой жизни, в первую очередь, к жизни безбедной. Я не пижон и понимаю, что небожительство – вещь хорошая, но надо кормиться самому и кормить детей. Поэтому я рекомендую вам приглядеться к профессии паролье. Чем отличаются стихи театральные от стихов нетеатральных? Прежде всего, они должны быть внятны и просты. Как бы вы здорово ни закрутили, если текст не доходит до зрителя и слушателя - именно до них, а не до читателя – ничего не получится. Паролье должен четко знать, что он хочет сказать. В этом – главное различие. Если вы лирический поэт и очень хорошо знаете, что вы хотите сказать в своем стихотворении, то лучше его не писать. Тогда оно превращается из сочинения в изложение. И если я знаю, что скажу в конце, я никогда не буду писать лирическое стихотворение. Поэтому так часто стихи – даже очень хорошие – не понятны читателю. Поэту стало понятно, и он поставил точку, а читателю – еще надо думать и понимать... Хотя простота и внятность текста натыкаются иногда на некоторые безобразия. Наши первые театральные работы с Марком Розовским были посвящены серьезным писателям – Толстому, Достоевскому, Карамзину. Я помню историю со спектаклем «История лошади» в БДТ. Розовский сделал инсценировку, я написал зонги. И вот мы, два пацана из Москвы, приехали в Ленинград. Нас называли «георгиевские мальчики», имея в виду Георгия Товстоногова. Замечательный артист Евгений Лебедев играл в спектакле Холстомера. Лебедев не хотел петь мой текст – «хочу играть Толстого в чистом виде». А у нас был зонг, который начинался со слов «хозяин мой богат и молод». Несложно, правда? Но Лебедев никогда не мог спеть эту строчку правильно. Нарочно, конечно, - демонстрируя нам, где, мол, Толстой, а где вы. Он пел «хозяин мой велик и важен», «высок и статен» и так далее. И никогда не ошибался, у него всегда было два слова по два слога, точно уложенных в строчку. В итоге он спел все возможные варианты, осталось только спеть, как надо – «хозяин мой богат и молод». Но Лебедев выкрутился. Он спел «хозяин мой богат и беден». Так что простота, кроме всего прочего, требует хороших отношений с режиссером и актером... В спектакле «История лошади» каждый из героев – Милый, Вязопуриха, Князь – пели свои куплеты. Но, кроме того, нужно было написать четыре строки - как бы обращение и от театра, и от Толстого. Это была сложная задача, и я считаю, что это стало одной из моих удач. Товстоногов даже сказал, что будет читать эти строчки сам: «Мироздание! Чье же ты слово,/Если нет у творца твоего/Ничего беззащитней живого,/Беспощадней живых никого». Он читал эти стихи в притихшем зале... А я получил, чем очень горжусь, комплимент от замечательного критика Александра Свободина, который считал, что в этих стихах больше Тютчева, чем Толстого. Но это тоже неплохо, я бы сказал. Самое важное, в этих четырех строчках нет ничего, чего бы не было у Толстого. Все правильно. Е.И. Я тогда еще не знала, кто такой Ряшенцев, но дуэт Вязапурихи и Холстомера пела наизусть - «Ах, как светит солнышко горячо. Положи мне голову на плечо...» Ю.Р. В спектакле князь, роль которого блестяще играл Олег Басилашвили, пел романс, совсем другой по фактуре: «Я пил, не зная жажды,/ и пьян всего однажды./ Лишь тем нужна душа,/ чья плоть нехороша./ Эх, да без Матфея, без Луки./ Пробка – словно птица./ Лягут на глазницы пятаки./ Поздно будет веселиться./ Сколько звезд в ночной реке?/ Аль спасешь их всех?/ Всю-то жизнь мы во грехе./ Да велик ли грех?/ Христос простил Иуде./ А мы простые люди./ Неужто в судный час/ не пожалеет нас?/» Ничего из того, что написано Толстым, не нарушено. Хотя главная атака на нас, и на меня, в частности, велась по поводу того, что мы искажаем Толстого. Еще одна большая работа, которую мы делали c Розовским и Кончаловским на музыку Артемьева, в итоге вылилась в оперу, которая к моему счастью, записана - есть диск. Это «Преступление и наказание». Первой реакцией у людей, узнававших, что мы делаем Достоевского, было изумление: Достоевского – петь?! Как это возможно? А мне кажется, что Достоевский создан для пения. Я даже рискну вам на ухо сказать, что Достоевский создан и для рока. Я прочту вам две песни, которые поет персонаж этого спектакля, Господин из увеселительного сада – это, в общем-то, Свидригайлов. В первом произведении сперва мной был написан текст, а потом композитор написал музыку. Это романс Свидригайлова, человека, который отрицает мораль, устал от нее: «Одни фантазии в ходу./ Разврат, по крайности, природен./ В увеселительном саду/ в своих движеньях всяк свободен./ Уж так замыслил нас господь,/ что всякий день мы на охоте./ Ничто не остановит плоть,/ хотящую отведать плоти.../ По мне забавней чувства нет,/ когда она почти ребенок,/ но яд соблазна сладок, тонок,/ ей поднесен в пятнадцать лет./ Когда ж, беспомощно греша,/ погибнет юность в час неровен,/ я удручен, но невиновен./ Зачем она так хороша?» А второй текст был написан на готовую музыку, и он обладает таким ритмическим рисунком, в каком я бы и не написал никогда, если бы не имел готовой музыки. Это трагический момент за пять минут до смерти Свидригайлова, когда он прощает Раскольникова, и становится ясно, что сейчас он покончит с собой. « С младых ногтей пугают нас пороком./ И муки обещают за грехи./ И тут, и там талдычат о высоком,/ а смертный должен ждать, пока взойдут из плоти лопухи./ Но где залог, что там, за облаками,/ блаженный рай без подлого труда./ А что, как вечность – ерунда?/ А что, когда, а что, когда/ все это вздор, все это бред,/ ни райских кущ, ни сада нет,/ а там – одна лишь банька с пауками?/» Е.И. Как вы любите больше работать - писать на готовую музыку или сперва сочинять текст? Ю.Р. Абсолютно все равно. Хотя в последнее время, как ни странно, я больше полюбил подтекстовывать, то есть писать на музыку. Вы знаете, это презираемая работа, и виноваты в этом подтекстовщики, которых развелось очень много. Про одного поэта, известного подтекстовщика, не хочу называть фамилии, рассказывали: подходит к нему композитор и просит написать текст на его музыку. Поэт просит напеть мелодию, потом вытаскивает из кармана текст – у него на все случаи жизни были заготовлены тексты. Подобные случаи и рождают определенное отношение к нашей профессии. На самом деле это трудная работа. Я знаю много хороших поэтов, которые мне говорили: «Черт ногу сломит, связался с композитором, ничего у меня не получается, возьми, сделай эту работу».Видимо, к подтекстовкам должна быть какая-то особенная предрасположенность. Я хочу сказать об одном моменте, который важен и в котором не часто разбираются – это стилизация. Вот в зале сидит автор замечательных стилизаций, Юлий Ким, и многие его песни поют, как народные – «Ходят кони», «Губы окаянные»... Прием стилизации может быть очень широким. Например, популярная песня «Ланфрен-ланфра» из фильма «Гардемарины, вперед!» - стилизация под старую французскую песню. Меня, кстати, часто спрашивают, что значит «ланфрен-ланфра»? Это вокализное слово, как «рэро» или «ай-люли». Есть у меня стилизации и другого рода. Понимаете, я был мальчиком с не очень обычной биографией. Мои сестры – филологички из Ленинградского университета. Знакомство с Мандельштамом, Гумилевым. Ахматова в доме. А когда я выходил во двор нашего дома фабрики «Красная роза», я слышал «гоп со смыком» и прочие песни народов СССР. Если бы во дворе я заикнулся и сказал: «Слава тебе, безысходная боль! Умер вчера сероглазый король», на меня бы выпучили глаза. Но все это запало в меня и, видимо, сохранилось в характере, поэтому я часто прибегал к воровской стилизации, например, в спектакле «Гамбринус» у Марка Розовского. Как-то я зашел к Розовскому на спектакль «Песни нашего двора», который играется во дворе, на крышах. И парень с крыши пел песню, которая показалась мне знакомой – оказалось, моя. Она была написана для спектакля Гончарова «Леди Макбет Мценского уезда». Кандальная песня: «Ой, выходит карта/ да все бубновый туз/ Красная, не черная,/Что за жизнь такая,/Горькая на вкус,Ягодка моченая./Что-сь звенит, да, чай, не полный штоф./Не стопочка хрустальная, А то ли от часов,/А то ли цепь кандальная...» Это использование хорошо знакомых мне блатных интонаций, которые я знал и любил с детства, чего совершенно не стыжусь, потому что это очень плодотворный слой в нашей культуре. Обратите внимание, как в высокий жанр проникают интонации пусть не блатные, но уличные. В опере «Преступление и наказание» есть персонажи Радио Сенной площади. Понятно, что никакого радио тогда не было, но в этой опере любая новость, которая случается на Сенной, мгновенно озвучивается толпой: «Тут в переулке по соседству/ старушка деньги в рост дает./ Она берет ужасный процент,/ ну прям сказать, как волк с овцы./ Отдай в заклад часы, колечки,/ ой злое дело ты, нужда,/ сколь много духу в человечке,/ а вот без пищи – никуда./ Тут в переулке по соседству/ случился грех ночной порой,/ убили старую старуху/ с ее несчастною сестрой./ Убийца был, видать, прилежный,/ не как другие – тяп да ляп./ Он и убил, он и ограбил,/ и никаких тебе улик». И так далее. Это вызвало гнев не только у посетителей интернета, но и у профессиональных критиков. Писали, что Ряшенцев разучился рифмовать. Было даже замечание, очень меня порадовавшее. Дело в том, что у Достоевского есть стихи, как ни странно. Не тот знаменитый «Жил на свете таракан», а другие. Они начинаются со строчек «Ты мой будочник прекрасный, ты не бей меня напрасно». Я их дописал, а критики прошлись как раз по первым двум строчкам. (Из интервью Эдуарда Артемьева «Российской газете»: «Ряшенцев написал, по-моему, потрясающие белые стихи. Он продемонстрировал виртуозное мастерство: почти не меняя текст Достоевского, сумел его ритмически организовать» - Н.З.) Кстати, с подтекстовкой у меня была смешная история. В 1955 году по приглашению моего друга Пети Фоменко я работал в одном спектакле. Фоменко не нравилась пьеса, и он потихоньку от автора придумал персонаж, который ходил по сцене и говорил стихами. Я должен был написать и стихи, и песни. Музыку написал Модест Табачников, прекрасный композитор, замечательный мелодист. Я приезжаю к нему домой, он сидит за роялем, очень сосредоточенный. Ставит мой текст на пюпитр, играет, и говорит со своим ярким одесским акцентом: «Ты знаешь, что ты мне написал? Так только Сема Кирсанов мог, и то потому, что он со мной из одного города». Зовет жену: «Рита, иди сюда, посмотри, что мне этот пацан написал», играет, они оба поют, я сижу в кресле, очень довольный. Жена говорит: «Молодой человек, вы знаете, что вы написали настоящий шлягер?» Я тогда впервые услышал слово «шлягер». «Принеси этому пацану кофе»,- говорит Табачников. Он продолжает играть и вдруг восклицает: «Ты что мне написал?!» Я гордо отвечаю: «Шлягер». Зовет жену: «Рита, иди сюда, посмотри, этот пацан мне написал – «я шел». Жена кричит: «Как?! Молодой человек, вы нам написали «я шел?!» Я говорю: «Что же в этом дурного?» «Молодой человек, вы не знаете, что в Советском Союзе певиц в четыре раза больше, чем певцов? Какие же авторские мы будем получать?» Я предлагаю: «А может быть, напишем «я шла»? «Это уже лучше! Рита, принеси ему кофе! А вообще-то, молодой человек, лучше пишите «я иду»... Этот совет я запомнил на всю жизнь и повторяю всем молодым поэтам. Была у меня история с композитором в театре у Андрея Гончарова. Я ему дал текст, через день он звонит и приглашает послушать написанное. Играет, и я с удивлением говорю: «Да это же «Ехал на ярмарку ухарь-купец». Композитор немедленно ответил: «Да! Но в миноре!» Е.И. А как началось ваше сотрудничество с театром? Вы же заканчивали педагогический институт? Ю.Р. Да, и Петя Фоменко, который также заканчивал педагогический, первым меня и пригласил. А вообще я занимался волейболом, ухаживал за девушками, и долгое время не писал ни стихов, ни подтекстовок. В 1962 году я пришел в редакцию журнала «Юность» - меня позвал Олег Чухонцев, и с тех пор профессионально работаю со стихами. Счастливая для меня работа была связана с Грузией. Это «Веселое путешествие аргонавтов», мюзикл Саши Басилая, замечательного композитора, которого, увы, больше нет с нами. Была хорошая дружба, хорошая музыка, отличные музыканты. Грузинские друзья меня постоянно разыгрывали - всюду, куда я ни входил, играли «Арго», мне уже бежать хотелось отовсюду. В этом мюзикле много прекрасных мелодией, и у меня получилось сделать некоторые вещи, которыми я горжусь. Сейчас с ходу сложно рассказать об этом, но я, например, использовал некоторые грузинские слова в русских текстах... У меня есть несколько номеров, которые я очень люблю. Один из них - из фильма «Рецепт ее молодости» в исполнении Олега Борисова. В этом тексте удачно найден шлягворд, высказывание, которое организует весь текст – «Зато цивилизация за нас»: «Нет, хищник не ругательное слово./Есть в хищниках высокая корысть./Есть в хищниках здоровая основа,/Желанье и обязанность загрызть! /В нас, хищниках, счастливая натура -/Когтям так близко все, что видит глаз./Быть может, против хищников культура -/Зато цивилизация за нас!» Борисов делал это вместе с Люсей Гурченко, и делал прекрасно. Е.И. А вы дружили с ними? Ю.Р. Об общении с Гурченко можно написать трагическую повесть. При всем своем невероятном даровании, она в съемочной группе выбирала себе «врага» и начинала соответственно себя вести. Меня она любила, написала обо мне хорошие слова в своей книге, но в какой-то момент я не пошел у нее на поводу. Я вообще имею такую нехорошую и неполезную привычку – отстаивать свою точку зрения. Как правило, я уступаю по мелочам, но в каких-то вещах я уступать ей не захотел. Я сразу для нее стал врагом и дураком. Е.И. А что, она пыталась слова переделывать? Ю.Р. Нет, она понимала, что у меня получается лучше, но тянула меня на расхожие интонации. Я не стесняюсь расхожих интонаций, но когда попса – я категорически против. Гурченко – замечательный человек и делала совершенно уникальные вещи. Я сам удивлялся, на что я шел. Например, я написал все зонги в фильм «Рецепт ее молодости». Все было сделано, можно отдыхать. Приятный момент для автора - артисты поют, а я могу слушать и наслаждаться. Вдруг она подскакивает ко мне с горящими глазами – мы тогда были в хороших отношениях – «Ты, знаешь, что я придумала? Я буду отвечать каждому из героев не в своей музыке, а в его музыке!» Если кто видел фильм, помнит, что там есть эпизод, где она обращается в своей песне к каждому из героев. Представляете, что это такое? Заново написать, перетекстовать все! Я спрашиваю: «Когда это сделать?» Она отвечает: «Сейчас!» И вдруг я, слыша себя со стороны, отвечаю: «Помощника режиссера, комнату, бумагу и карандаш». Все на меня смотрели с ужасом, но я за это взялся. Как это было? Я пишу первый куплет, помощник бежит, относит ей в рубку, она поет, записывается, я в это время пишу второй. И так далее до конца. Конечно, я был мокрый. Когда она вышла из студии, то крикнула мне: «Браво, Ряшенцев!» Честное слово, я эти слова, как орден, ношу. Потому что она-то знала толк в этом деле. Еще один номер, который я люблю, даже не знаю, за что. «Романс Обломова». Надо сказать, что мне это очень дорого, потому что в школе учительница называла меня Илья Ильич. Я лентяй был большой. Посмотрите, расхожусь ли я с классиком: Ты, может быть, и не Сократ. Ты, может быть, ума палата. А все ж с восхода по закат Цени объятия халата. Сюртук все делает дела, А фрак все ищет развлечений. Халат живет вдали от зла, И не страшась разоблачений. Мундир и груб, и нагловат. Поддевка вас продаст и купит. Один халат, один халат Одеждам царским не уступит. Ему и орден ни к чему. Его карманы не для денег. Но никогда не верь тому, Кто говорит: халат – бездельник. Халат – спаситель тех людей, Кто до пустейших дел нелаком. Он покровитель тех идей, Какие и не снились фракам. Хотел бы только одного: Прожить без почестей и злата, Не задевая никого Свободным рукавом халата. Я хотел бы сказать, друзья мои, о перспективе. Лирические стихи, в общем-то, нужны вам и двум вашим товарищам. Действительно, путей существования в этом мире для стихотворца очень мало - это перевод или эстрадная песня, которую я, например, писать не умею и мне это совершенно не интересно. Реплика из зала: Умеете! Ю.Р. Нет. То, что написано для мюзиклов, сделано совершенно по другим законам. Так вот, театр и кино предоставляют некоторые возможности. Подумайте об этом, и возможно, кто-то из вас найдет в себе силы и способности этим заняться. Е.И. Может быть, есть вопросы? Евгений Абдуллаев: Вы работали с огромным количеством композиторов. С кем вам работалось легче всего, с кем – тяжелее? Ю.Р. Есть одна особенность у композитора Тухманова – он не пишет музыки без стихов. Именно так была написана опера «Царица» о Екатерине Великой. Он ни запятой не изменил в моих текстах. Очень легко работается с Лешей Артемьевым (его настоящее имя Эдуард, но друзья зовут его Алексей). Это вообще святой человек, он совершенно лишен зависти. Тяжелее всего работать с теми, кто сам пишет стихи - с Рязановым, например, хоть он и не композитор. Он на каждую строку предлагает по десять вариантов – и все хуже, чем написано. А режиссер замечательный и работать с ним интересно. Вообще, ребята, талантливые люди – это счастье. Из зала: Есть произведение из классики, с которым вам хотелось бы поработать? Ю.Р. Больше всего мне хочется, чтобы осуществилось то, что уже написано – сказочный мюзикл «Цветы для робота», сказка по Лескову, совсем новый вариант «Мизантропа», который мы перевели с Галиной Полиди... Перечислять можно долго. В заключение я хочу прочесть вам стихотворение, которое не имеет отношения к сегодняшней теме... Эти стихи я за что-то люблю. «Лужа». Все снега февраля в этой мартовской сгинули луже. Может, Ладога глубже немного, но все-таки уже. Что за лужа!.. За ней чуть видна там, на месте сугроба, Цепь огней: казино, пиццерия? Ну, словом, Европа. Петербург, Нижний Новгород, Миргород – так ли уж важно? Океанская рябь дышит вольно, загадочно, влажно... Подгоняем неделю, эпоху – проклятое ралли. Вся древлянская кровь устремилась к июню, к Ивану Купале. Для чего, если в каждой эпохе и в каждом пейзаже И все та же судьба, да и лужа вот эта все та же? Бросьте, та, да не та. Я нагнулся – и что в отраженье? Старый хрыч, для которого новость – всегда пораженье. А ведь в прошлом году отраженье мое мне явило Человека, в котором была невеселая сила. Над бескрайней водой снова Путь обозначился Млечный. Боль потери моей, неужели ты можешь быть вечной? Все не вечно у нас, кроме нашего вечного гимна. Я его не люблю, ибо знаю, что это взаимно. Подготовила Нина ЗАРДАЛИШВИЛИ «Русский клуб» от всей души поздравляет Юрия Евгеньевича с юбилеем и желает ему здоровья, благополучия и творческой радости! ЮРИЙ РЯШЕНЦЕВ. СТИХОТВОРЕНИЯ ВИД НА ТБИЛИСИ С ГОРЫ МТАЦМИНДА Когда уже Мама-Давид меня забыл в пыли дорожной, то я не так смотрел на вид, как слушал звук какой-то сложный. Едва он снизу добегал, я различал, клянусь ушами, как пел гудок, шипел мангал, лилось вино, плащи шуршали. Не понимаю, почему, но я в вечернем этом граде почуял вдруг, как гость в дому, что дом хорош не гостя ради. Все в норме: грешники грешат, творцы творят, враги враждуют, герои подвиги вершат, когда лентяи в ус не дуют. Так отчего же дураком стою – и вдоха не хватает, и в горле то растает ком, то будто снова вырастает? Молчит Мтацминда. С этих плеч, наверно, шепотом иль криком я должен что-нибудь изречь, поклясться в чем-нибудь великом. Но ей со мной не повезло: она гора и мне не ровня. ... Из города идет тепло, как будто там, внизу, жаровня. ОБЪЯСНЕНИЕ С ТИФЛИСОМ Удержусь от слова, не от жеста, дотянусь до свежего листа. Ах, какое все-таки блаженство – возвращаться в милые места! На балконе иверском высоком изучать без нужды и не впрок дивный кавардак тифлисских окон – их письмо, не знающее строк. Вот проснусь от дружеского клика, и опять – в огне Мама-Давид: это тихо, розово и дико дерево иудино горит. А внизу со скрипом окаянным мчат авто, и все – на свой манер! И скворцом в скворешнике стеклянном над толпой живет милиционер. И, как встарь, на женские колени с чурбачка взирает тяжело, полон темперамента и лени, замерший со щетками Ило. Пластика юнцов, идущих мимо, спор старушек – все это одна гениальнейшая пантомима в странной режиссуре болтуна. И душой, являемой не сразу, северной медлительной душой, вдруг прижмусь я к тесному Кавказу, к толкотне – неужто же чужой? Посули мне сдержанность, удачу. Но, слова от жестов оградив, все равно ведь плачу, снова плачу на хевсурский давешний мотив. *** Так неожидан был и нов акцент тбилисских воробьев. В сомненье: что за птица? – я наблюдал черты страны, где лица женские скромны, горды мужские лица. Я направлялся по утрам к углу, где Кошуэтский храм с грузинкою-мадонной. Во всем вокруг сквозила страсть: не свет – а блеск, не цвет – а масть, не тень – провал бездонный. Но все смягчал хозяйский клан, к полудню предлагавший план поистине духовный. Шел жаркий спор: когда – куда, пока не гаркнет тамада свой приговор верховный. И каждый раз меня всего кидало в дрожь от одного незначащего факта: ведь вот безделица, мура, и знаю сам – забыть пора, – да не выходит как-то. Всяк тот, кто, следуя добру, меня водил, как ко двору, к высокой кисти, иль перу, иль к их родне, тем паче, – служил творцам, как верный Сид, весь дух свой вкладывал в их быт, но – Тициан, Ладо, Давид их звал – и не иначе. Какой-то в этом был ответ, Живет без отчества поэт (не всякий раз, но часто), порой кому-то подчинен, но никому на свете он зато уж не начальство! Творцам простят их старики. Благодаря иль вопреки отцу талант поэта – ответьте, если не секрет: что Афанасьичем был Фет – уж так ли важно это? А властный зов: «Идем к Ладо!» – так всех нас возвышал зато, что я, идя обратно, уже не рот раскрыл – уста – ответить, где проспект Шота, – приезжим, вероятно... Не "Анал крупным планом онлайн"могу даже передать, что я почувствовал в эту минуту, и не помню, как я "Ключ шестигранный гост"поступил. Да ведь многие хотели ее купить. Через открытую "Скачать колин маккалоу прикосновение"дверь и окна снова проник в комнату "Скачать эхо прошлого замок теней"тот же звук. Дайте мне десять минут на это дело "Сериал герои все сезоны скачать"и трогайтесь в путь по моему сигналу. | |||||||
|
|||||||
