| ПОЭТ НА ТЕАТРАЛЬНОМ БЕРЕГУ |
|
«Живи, как пишешь, и пиши, как живешь» Мне интересны были ее авторские вечера в ЦДРИ и в Доме журналистов. Это скорее музыкально-поэтические концерты, почти спектакли – певица Ирина Сурина, джазовый ансамбль и присутствующая на сцене автор, то читающая свои стихи, то слушающая их в музыкальном варианте. Этот стык джаза и традиционной по форме поэзии дает эффект неожиданности. Еще Лена Исаева умеет и других заразить бациллой поэзии. Потому вокруг нее целая гвардия молодых литераторов, ищущих себя в стихотворном слове. Она помогает им приоткрыть дверь в новую, неизвестную литературу. А главное, умеет настроить на волну творчества. А волны эти куда только не заносят поэтов. Вот и саму Лену неожиданно прибили к театральному берегу. Причем, не очень обитаемому, экспериментальному – это московский Театр. doc. Маленький подвал в Трехпрудном переулке в центре Москвы стал прибежищем молодежи, жаждущей увидеть в новом театре и себя, и слепок своего времени. Потому так прижился и стал востребованным жанр документальной пьесы, ставящей вопросы социального и гражданского звучания. Героями Дока были бомжи, девочки на продажу, приезжие гастарбайтеры, солдаты, воевавшие в Чечне. Список социальных героев постоянно расширяется, примером тому и пьесы Исаевой, герои которых обычные хорошие, образованные люди, но их проблемы не менее острые. Я видела в Театре.doc три ее пьесы: «Dok.тор, или Записки провинциального врача», «Про мою маму и про меня», «Я боюсь любви». Все спектакли разные и по темам, и в постановочном плане. Первый из них «Dok.тор» стал для меня открытием уникальной личности – режиссера, актера, музыканта и композитора, создателя «Пан-квартета» и основателя студии «SaunDrama» Владимира Панкова. Его спектакль, поставленный в синтетическом жанре саунд-драмы, критики справедливо считали открытием и изобретением. Жесткий авторский текст о катастрофе здравоохранения в российской глубинке по документальным рассказам сельского хирурга об операциях без наркоза, антисанитарии, нехватке медперсонала, инструментов и медикаментов, плюс докторский алкоголизм … Эти жутковатые сцены из врачебной практики идут под развеселую удаль аккордеона, русскую плясовую и пьяный шепот санитарок с притопами и прихлопами. Но веселье здесь как знак безысходности, оно только усиливает ощущение ужаса и беспросветности. Натужное веселье, перетекающее в трагизм. Эффект поразительный – смех, злость и острая боль. Сейчас Панков со своей командой единомышленников и жанр саунд-драмы стали очень известны в Москве. Следы «Пан-квартета» можно обнаружить во многих постановках ведущих столичных театров. Свою роль сыграл в этом спектакль «Dok.тор». Как драматург Елена Исаева более чем востребована, она участница многочисленных фестивалей современной драматургии, лауреат премий «Триумф», «Действующие лица». А радиоспектакль по пьесе «Про мою маму и про меня» на Радио России стал лауреатом Международного фестиваля Европейского радиовещательного союза «Приз Европы» в Берлине (2004г.). Широкому зрителю Исаева известна как один из авторов сценария телесериалов «Бедная Настя», «Дорогая Маша Березина», «Адъютанты любви», «Не родись красивой», «Монтекристо» и других, а литераторам – как секретарь Союза писателей Москвы. Она все успевает и умеет совмещать. Как это происходит, услышим от самого автора. - Лена, насколько я знаю, ты очень рано открыла дверцу поэзии и вошла в нее. С чего все начиналось? Как приходят стихи? - Мне в детстве все время хотелось что-то рифмовать, а так как собственного жизненного опыта не было, то я перекладывала на стихи учебник истории 6-го класса– «Во Франции гремело Столетнее сражение, и Франция терпела все время поражение» и т.д. Весь учебник был переписан стихами. А в 10-м классе возникла «несчастная» эфемерная любовь к мальчику из параллельного класса. Тут уже было о чем писать, правда, он так и не узнал о моей любви. Я сочинила ему записку в стихах, написанную маминым почерком, моя подружка положила ему дневник. Он так и не смог вычислить автора, я же не могла признаться в таком позоре. В итоге одна из девочек оказалась смелее меня, сказала, что это она написала записку, и я смотрела, как они ходили в школе за ручку. Я плакала по ночам, писала в стихах о своих переживаниях. Всю эту историю я потом описала в пьесе «Про мою маму и про меня». - И какой же бес вытянул тебя из заоблачной лирики и втащил в вязкую театральную тину? - Мне захотелось писать не только от своего лица или лирической героини, но и от лица Олоферна, Вирсавии и прочих героев, я поняла, что из меня ломится пьеса. Но поскольку пьесы в стихах никому не нужны, я перешла на прозу. Хотя, как ни странно, первая поставленная моя пьеса «Юдифь» была в стихах и появилась она на сцене театра в Нальчике. Шел фестиваль драматургии «Любимовка», я попала на него благодаря Михаилу Рощину, он рекомендовал мою пьесу. В этом фестивале участвовала и Виктория Фомина - прозаик, завлит театра в Нальчике. После фестиваля она показала мою пьесу режиссеру своего театра Балкарову, и там поставили эту библейская драму в стихах. Для меня это было знаковое событие – именно в Нальчике состоялась первая постановка Булгакова. И я страшно гордилась таким совпадением. Виктория Фомина теперь уже известный прозаик, мы с ней до сих пор дружим. - Тогда еще ты писала в традиционных жанрах драматического театра. - Да, я осваивала трагедию, лирическую комедию («Абрикосовый рай»), даже либретто оперетт. С Журбиным мы сделали несколько работ, одна из них мне очень дорога. Это о певце и актере Вадиме Козине, а заказал либретто Магаданский музыкально-драматический театр, там праздновали юбилей актера. Козин был арестован в 1944 году и сослан в Магадан. Все, кто создавал Магаданский театр, прошли «школу» МАГЛАГа. Театр был сформирован в 1932 году из осужденных – режиссеров, актеров, музыкантов, театральных художников. На его сцене были представители лучших театров страны – режиссер Варпаховский, художник Шухаев, балетмейстер Гамильтон, дирижер Нарва, известные актеры Жженов, Демич. И команда выдающихся талантов постоянно пополнялась. Причем, для этого театра действовали спецзаконы: если кто-то из певиц или балерин серьезно заболевал или умирал, сразу находилась замена. В Москве из труппы Большого театра арестовывали подходящую актрису и как врага народа отправляли в Магаданский театр. Это реальный факт нашей великой истории. Мы с Мишей Бартеневым взяли за основу историю о том, как Эдди Рознер, Вадим Козин и Георгий Жженов, помаявшись в Магадане на лагерных работах, были взяты в этот зэковский театр. Идет война, они вовсю пашут на сцене. Мы придумали историю, будто Магаданскому театру пришло указание быстренько поставить «Евгения Онегина» ко дню рождения Пушкина. На репетиции зэки-уголовники, никогда не слышавшие об Онегине, никак не могли врубиться в сюжет, пока им все не объяснили знакомым языком. Мы стилизовали под лагерный фольклор: «шалава, малява, уркаган», и там была масса песен. Но стилизация достаточно метафорическая, прозрачная, о том, как в те времена люди существовали в лагере, вот охранник поет, тут уголовники… Чудесный был спектакль, не знаю, идет он сейчас или нет. - А как ты пришла к жанру документальной драматургии для Театра.doс? - В Москве появились ребята из английского театра «Роял Корт», известного своей миссионерской деятельностью по поддержке новой драмы во всем мире. Это пьесы в стиле verbatim, «вербатим» по-латински означает «дословно». И раньше были пьесы, основанные на документальном материале - «Эшелон» Рощина, «Крутой маршрут» Гинзбурга. Но написаны они по каноническим сценическим законам. А документальная пьеса монтируется из интервью с разными людьми, взятого на одну определенную тему (социально-значимую чаще всего) таким образом, что художественный «надсмысл» возникает благодаря именно этому монтажу и определенному выстраиванию позиций героев. Философская часть возникает не от авторской подачи, а от монтажа текста персонажа. Но сам текст автор не может менять, он может лишь варьировать его. Это мучительный процесс, легче самой все придумать. Совершенно не правы те, кто считает, что документальную пьесу написать легче, чем художественную, мол, набрать интервью и вперед. Это не так. Разговоры так и остаются разговорами, если автор никак это не осмыслил и не обозначил свою творческую позицию через композицию и расставленные акценты. - И какие документальные пьесы появились в результате? - Все последние - «Первый мужчина», «Двор как уходящая натура», «Я боюсь любви» и самая известная «Док.тор». Мне казалось, что эту пьесу не поставят никогда. Это монолог хирурга об ужасах сельской медицины, это диагноз нашему здравоохранению. - Зато отличный результат на сцене. Вот что значит правильно выбрать режиссера и команду. - Да, Пан-квартет Панкова - блестящая команда, это импровизации музыкальные, актерские, пантомимические. Они ведь однокурсники и хорошо знают друг друга, понимают с полуслова, им легко вместе работать. В Театре. doc. идет и другой мой спектакль «Про мою маму и про меня». Сейчас роль дочери играет Полина Райкина - очень удачно, она совсем другая по сравнению с Еленой Морозовой, которая превосходно играла. На спектакль приходил Райкин посмотреть дочь, у него реакция очень живая, он хохотал до слез, я даже боялась, что он сорвет спектакль. - Напрасно беспокоилась - смех Кости Райкина в зале мог только придать особый колорит игровым актерским нюансам. А их много в спектакле. Две актрисы, сидя за столом, умудряются разыграть историю матери и дочери. При этом показывают не только свой характер, но и отыгрывают других персонажей, о которых вспоминают по ходу разговора. Никаких мизансцен, постановочных уловок, а зал реагирует на каждую реплику. В этом и твоя заслуга, ведь здесь не было постановщика, ты была и автором, и режиссером. Кстати, роль режиссера тебе пришлась по душе? - Нет, режиссера в этом спектакле не было. Вернее, актрисы – Диана Рахимова и Елена Морозова - сами и были режиссерами. Они сказали: режиссер будет отделять нас от текста, мы сами поставим. И вот – «стоит» до сих пор. - А теперь расскажи о своих студийцах-технарях в Бауманском. - При Бауманском существует литературная студия «Коровий брод» - по старому названию 2-й Бауманской (ну, тут еще и перекличка с Оксфордом). Он создан для того, чтобы студенты гармонично развивались, знали не только элементы криогенной техники и ракетных установок, но еще и умели чувствовать слово. Те, кто это хочет, рано или поздно приходит в студию, приносит свои стихи или короткую прозу. - Я рада, что была на одной из ваших встреч со студийцами. Ребята замечательные, это продолжение поколения физиков-лириков, из которого вышли выдающиеся поэты, барды, актеры, режиссеры. А литературные перспективы у них есть? - Они пишут, издаются. Многие из них уже известные молодые писатели, участники фестивалей, члены Союза писателей. И это очень радует. Двое из студийцев - Саша Герасимов и Павел Лукьянов в прошлом году участвовали в вашем русско-грузинском поэтическом фестивале и также приглашены в этом году. Может, я делаю для Бауманского не совсем правильные вещи, но некоторые из студийцев потом поступают в Литинститут, меняют свою жизнь. «Женщину, религию, дорогу каждый выбирает для себя». Но с другой стороны, если в человеке что-то заложено, это надо развивать, чтобы потом не чувствовать себя несчастным, недовоплощенным. - Что такое учитель, если речь о поэзии? - Учитель по большому счету это Пушкин, Лермонтов, Цветаева, Ахматова –читай и учись. Но нужен человек, который, как тренер, ставил бы руку. Для меня таким тренером был Алексей Дидуров, он в свое время создал Литературное рок-кабаре, через которое прошли Дима Быков, Инна Кабыш, Вадим Степанцов и все куртуазные маньеристы, там начинали Шендерович, Володя Вишневский - все мы там тусовались, набирались какого-то опыта, в том числе исполнительского. Нас возили по школам, воинским частям, были аудитории совершенно не готовые к поэзии, мы должны были почувствовать зал, настроиться на его волну. Это была серьезная школа. Еще я была в студии Волгина при МГУ, он приводил к нам на встречи Андрея Вознесенского, Юнну Мориц, Юрия Ряшенцева – корифеев, они читали стихи, отвечали на наши вопросы. Это тоже была школа. - Отклик зрителей и читателей важен? - Я считаю важным то, что интересно тебе самой. Тогда это будет интересно и другим. Если рассчитывать на запросы абстрактного читателя, ничего не получится. - Что сегодня влияет на автора, какие культурные потрясения? - Влияют талантливые новые тексты, например, на фестивалях «Любимовка», «Новая пьеса» много необыкновенных открытий происходит. С удовольствием читаю братьев Дурненковых, люблю Ольгу Михайлову, Елену Гремину, Ксению Драгунскую, Максима Курочкина. Недавно в Театре.doс была читка коротких грузинских пьес в переводе Майи Мамаладзе, подвижницы, благодаря которой все новое в драматургии в России и в Грузии имеет возможность «сообщаться». Как всегда, потряс текст Лаши Бугадзе, которого московские новодрамовцы знают и любят. Остальные пьесы тоже были замечательные. Открыла для себя Басу Джаникашвили. Влияют, как ни странно, и тексты совсем молодых, в которых обнаруживаешь нечто необычное, может быть, не сделанное чисто технически, но иное. Любая свежая мысль, человеческая история, сама творческая атмосфера очень стимулируют жить и работать дальше. - Но кроме творческих взлетов и мытарств есть еще и женская доля – у тебя семья, муж, сын. Как все это уживается в одном пространстве? - Благодаря вниманию и мужеству близких, ну, и моему тоже. - Я думаю, мужества со стороны близких требуется значительно больше, чем от тебя лично. - Абсолютно согласна. У меня есть пьеса «Прощальные огни» про японского художника Кацусика Хокусай. Там как раз эта проблема, как близкие существуют рядом с творческим человеком – чем они за это платят, чем он платит. - И чем надо платить? - Я пыталась разобраться в этом. Если люди друг друга любят, то стараются понять, найти какой-то компромисс. Безвыходных ситуаций нет. Однажды, когда моя мама лежала в больнице, я там сидела с ней, а муж на работе. Пришлось попросить одного из студийцев Пашу Лукьянова – тогда еще студента - побыть с маленьким сыном у нас дома. Я приезжаю из больницы, а в это время студент, оказывается, учил моего сына безболезненно падать на пол. Я открываю дверь, а Паша с высоты своего роста рушится на пол, а вслед за ним мой сын, да еще получает наставления, как коленки сгибать, чтоб не больно падать. Я чуть с ума не сошла. - Теперь сын уже взрослый, тоже студент, наверное, сам учит других, как безболезненно падать. И оставлять его уже не страшно. Вот ты уже в пятый раз приедешь к нам на фестиваль. И каковы о нем впечатления? - Да, четыре раза я участвовала в фестивале, и каждый раз это для меня абсолютный подарок: открытие новых мест, людей, встреч, новых стихов и переводов. Это подарочный кусок жизни. Я считаю просто подвижничеством со стороны организаторов собирать русскоязычных поэтов, живущих в разных странах, часто в непростых ситуациях. Все разрознены, каждый варится в своем соку, живет в чужой языковой среде. И вдруг появляется возможность услышать друг друга, идентифицировать себя в пространстве русского языка, это большое счастье. А то, что фестиваль проходит на территории Грузии, это придает всему особый смысл. Ведь Грузия и Россия очень близки – своими христианскими традициями, культурными, человеческими. То, что произошло в политике, я уверена, оно уйдет. А вечные ценности останутся. Вера ЦЕРЕТЕЛИ Да это самого черта "Игра в карты на раздевание"собьет с толку. Что ж, им придется обойтись без него, ответил Мертон. Он наклонился и "Игры убивать динозавров"взял ее в руки конечно, не из желания проверить, честным ли путем досталась она ее теперешнему владельцу. Глава "Бесплатные игры для мальчиков такси"LVII Карлос подъехал к выходу из ущелья и остановился, "Всякие игры для мальчиков"но не на открытом месте, а в тени скал, тех самых "Любви точка нет любви нету точка песня скачать"скал, за которыми еще совсем недавно скрывались в засаде его преследователи. | |||||||
|
|||||||
