Андрей Миронов.
7 марта ему могло бы исполниться 70 лет.
Но вот уже почти четверть века, как ему 46. Навсегда.
Остались ослепительно сыгранные роли в кино и в театре.
Продолжает звучать его голос. Так эти песни не споет никто.

Любимец публики, звезда в полном смысле этого слова, наслаждение для глаз, сердца и ума, воплощение вкуса и элегантности, он словно бы залетел с другой планеты, в крайнем случае, с другого конца света – настолько был нездешний, иностранный... Может быть, неслучайно он очень любил бывать за границей и чувствовал себя там раскованно и хорошо.
Он не мог быть визитной карточкой отечественной актерской школы – слишком не похож ни на кого. Но Миронов всегда вызывал коллегиальную гордость, зрительскую радость и - чего уж тут скрывать – зачастую и профессиональную зависть.
Великий артист был великим самоедом.  Он часами ставил свет на сцене. Репетировал, доводя себя и окружающих до изнеможения. Михаил Державин вспоминал: «Как-то он репетировал со мной сцену в спектакле. Я уже отговорил свой текст, а он все  повторял свой, поднимаясь по лесенке. Я посчитал, сколько раз. 49!» Миронов всегда играл в полную силу,  после спектакля выжимал в гримерной мокрые рубашки. Каждую песню разучивал бесконечно... «Актеру не на пользу гладкая, спокойная биография,- говорил он.- В актере важны две вещи — мастерство и личность. Чтобы личность сложилась, не обязательно ехать в Сибирь или год, другой поработать грузчиком в родном городе. Но через что-то должен пройти. Я не прошел. Поэтому недостачу страданий бытовых возмещаю страданиями моральными». И на вопрос корреспондента, что именно имеется в виду, отвечал: «Классическое недовольство собой».
Его нет, а имя звучит и звучит. Санкт-Петербургский театр «Русская антреприза»,  Международный фестиваль актерской песни, Всероссийский фестиваль актерского искусства, Российская национальная актерская премия «Фигаро», Благотворительный фонд поддержки культуры и искусства  - все имени Андрея Миронова. А в 1993 году в международный каталог была внесена малая планета № 3624, которая носит имя «Андрей Миронов».
А еще остались невоплощенные мечты. Большой сольный концерт с живым оркестром и три несыгранные роли.
В 1969 году Эльдар Рязанов написал сценарий «Сирано де Бержерак» и начал кинопробы. Первым он пригласил на пробы Андрея Миронова. Но Рязанов в итоге склонился к кандидатуре Евгения Евтушенко, и мечта артиста осталась мечтой.
Он очень хотел сыграть Обломова, «Несколько дней из жизни...» Не сложилось.
Роль Жоржа Дюруа из «Милого друга» стала почти реальностью. Уже была готова инсценировка, Миронов был вдохновлен и воодушевлен необычайно. Ну кому еще эта роль подошла бы более? Но что-то не заладилось с Плучеком, и спектакль не состоялся. Отношения с главным режиссером вообще были неровны. «Зачем мне этот толстый увалень?» - недовольно говорил Плучек в самом начале, когда юный выпускник Щукинского училища пришел в Театр Сатиры. Вскоре Миронов стал звездой театра, гордостью Плучека. А затем начало назревать охлаждение. Отношение главного режиссера становилось ревнивым и мнительным. «Плучек был очень увлекающимся человеком,- вспоминал артист Театра Сатиры Юрий Васильев, – быстро влюблялся в людей, а потом так же быстро остывал. И всегда находились желающие довести это охлаждение до конфликта». И Дюруа остался несыгранным.
Незадолго до смерти он начал готовиться к серии творческих вечеров в концертном зале  «Россия». Тщательно продумывал репертуар и просил своего друга Григория Горина  написать номер «Несыгранные роли» – его боль, его мечты, роли, которые так и не вошли в его биографию.
Но как много всего в эту биографию вошло! Какое мощное эхо оставил после себя Андрей Миронов... Он жил так, что запомнился еще и тем, как дружил, смеялся, грустил, любил, устраивал розыгрыши... Как умел превращать в праздник каждую встречу. Любовью и нежностью наполнена книга «Андрей», собравшая под своей обложкой воспоминания друзей. Ярко жил человек. И это – тоже талант. Редкий.
Итак, несколько малоизвестных дней из жизни Андрея Миронова.
Зрители обожали Театр Сатиры. Плакаты в руках страждущих «За любые деньги куплю билет в Театр Сатиры» были обычным делом. Эти билеты можно было обменять на  импортную «стенку» или очередь на машину. В столицах союзных республик театр принимали исключительно первые секретари ЦК. Но сами артисты признают: то, как их встречали в Тбилиси, не передать словами. Перед тбилисским зрителем Миронов выступал дважды – с творческими вечерами в ноябре 1975 года и осенью 1976-го, когда Театр Сатиры гастролировал в Грузии. Хотя именно с Тбилиси был связан удивительный казус, о котором рассказывал его коллега по театру Ю.Васильев: «В начале спектакля «Женитьба Фигаро» Миронов-Фигаро в ослепительно красивом костюме в изящной позе эффектно выезжал из глубины на просцениум. Лакей подносил ему розу, и в этот момент всегда звучали аплодисменты. А на гастролях устраивали просто овации. И вот Тбилиси, открытие гастролей, первый спектакль. Фигаро выезжает на сцену. Абсолютная тишина – никаких аплодисментов. Фигаро поворачивается к лакею и говорит: «Не узнали!»
В 1981 году Театр Сатиры привез в Германию музыкальный спектакль «Трехгрошовая опера», в котором Миронов исполнял главную. Играли по-русски, но зонги решено было петь по-немецки. Миронов, отлично знавший английский, старался усвоить и воспроизвести берлинский акцент. Первый же спектакль имел огромный успех. В антракте за кулисы зашла переводчица и сказала: «Немцы просто ошарашены. Это потрясающе. Только все спрашивают: а на каком языке вы поете?»
Очередные гастроли. А что такое гастроли советского времени?  Вечное безденежье и, как следствие, кипятильники, супы из пакетиков, консервы. Театр - в Вильнюсе. В городе - чистота, изыск, элегантные клумбы... На сцене – роскошный спектакль «Женитьба Фигаро». А за кулисами – варятся супы, открываются консервы, бегают чумазые дети.  Миронов пришел на репетицию, увидел все это и огорченно вздохнул: «Сюда еще бы лужу и свинью».
Миронов был невероятным аккуратистом. Как отмечали друзья, «всегда аккуратен до маниакальности, насквозь вычищен, промыт, пахнет свежайшей одеждой и хорошим одеколоном». Его друг и аккомпаниатор Левон Оганезов рассказывал: «Я равнодушен к одежде. Но для Андрея это был почти вызов. «Надо во всем быть элегантным!- кричал он. – Как ты ходишь, что это за туфли?!» Или: «Я выброшу этот галстук к...» Или еще: «Подгладь рубашку, на тебя люди билеты купили!» Я даже начал надевать бабочку, хотя никогда раньше ее не носил. Сам он придирчиво оглядывал себя в зеркало. Поминутно гладились ему рукава на пиджаке, сам он натирал свои туфли какими-то щеточками, которые были всегда под рукой. Все эти приготовления производили впечатление подготовки к премьере. Но так было перед каждым концертом».
О том, каким тонким и внимательным партнером он был, его коллеги по профессии могут рассказывать бесконечно. В телефильме «Соломенная шляпка» в нескольких сценах с Мироновым снимался Михаил Козаков. «Когда снимаешься в комедии, - вспоминал  Козаков,- необходимы хорошее настроение, легкость в течение восьмичасового рабочего дня. А это сохранить не так просто. Ведь зрителей нет. Кино – не театр. Я придумал, что мой недоумок виконт неравнодушен к мужскому полу, бросал пламенные взоры, кокетничал и обольщал тенора из Болоньи. Этой игры хватило лишь дня на два. На третий мой кураж иссяк. Я как-то завял, идиотничать надоело. Миронов моментально это почувствовал. И вот после команды «мотор!» я начинаю произносить какую-то тираду, стоя лицом к Миронову и кинокамере. Он в этом кадре к камере спиной. Вдруг он  мне улыбается во весь рот, и  я столбенею: все зубы у него золотые, все как один! Я прыснул, потом затрясся от смеха. Этот тип во время сцены каким-то образом вставил себе в рот золотую фольгу от шоколада! Я захохотал в голос. Дубль был испорчен. И слава богу, так как выходка Миронова вернула мне озорство, кураж, и уже следующий дубль я играл, весело хулиганя».
Человек-праздник, человек-радость – как это верно характеризует отношение Андрея Миронова к друзьям. «Вспоминаю вечер,- писал Аркадий Хайт.- Мы сидим в квартире Гориных. Андрея еще нет. Он должен прийти после спектакля. За столом много интересных людей, каждому есть что рассказать, но я все время ловлю себя на мысли, что жду Андрюшу. И вот примерно часов в одиннадцать с лестницы доносится звук гармошки. Открывается дверь, и в квартиру вваливаются Андрей и Марк Захаров в сопровождении какого-то гармониста. На них надеты картузы с ярко-красными цветками. Прямо с порога они начинают залихватски петь специально сочиненные частушки. Я сегодня не могу вспомнить ни одной строчки, но разве дело в частушках? Поражает другое: как он умел при своей загруженности, при своей чудовищной занятости найти время, чтобы договориться с незнакомым гармонистом, сочинить частушки, отрепетировать. И все это ради нескольких минут нашей общей радости...»
Андрей Миронов сыграл, спел и прожил так, что невозможно представить себе, что можно было бы прожить иначе. Говоря словами Василия Шукшина, сказанными по другому поводу, он  «мало прожил. Ровно с песню. Будь эта песня длинней, она не была бы такой щемящей»...
Нина ЗАРДАЛИШВИЛИ