Что оставляют новым поколениям знаменитые красавицы своего времени? Славу светских салонов, перечни именитых возлюбленных, афоризмы, портреты, сделанные знаменитыми живописцами, драматические любовные истории, названия нарядов и деликатесов. Эта княгиня оставила потомкам… замок. Украсивший и без того живописный крымский пейзаж.  Его до сих пор называют замком Гагариной. И очень немногие знают, что за этим именем стоит грузинка Анастасия Орбелиани, как и Нина Грибоедова-Чавчавадзе десятилетия хранившая верность трагически погибшему мужу.
История их любви напоминает матрешку – чтобы дойти до сути, надо раскрыть еще несколько историй, каждая из которых достойна стать сюжетом романа. Так что не будем торопиться и обратимся к веку, который не устает удивлять нас характерами своих героев – девятнадцатому.
В середине того века литературный салон княгини Мананы Орбелиани славился не только в Тифлисе. Правда, после смерти мужа урожденная княжна Эристави-Ксанская, помимо воспитания троих детей, поначалу занялась делами не столько литературными, сколько политическими. Ее дом стал главным местом встреч грузинских дворян, недовольных российским имперским правлением. Так созрел знаменитый заговор 1832 года, с участием тех, кого с полным основанием можно назвать цветом нации. После краха заговора светская львица Орбелиани не стала скрывать от властей, что знала о готовящемся перевороте, но при этом категорически отрицала свое участие в его подготовке. В итоге она на несколько лет угодила под надзор полиции, но арест ее миновал.
А в 1840-50-х годах ее дом собирал уже и политических деятелей, и лучших литераторов, и блестящую молодежь, и иностранных гостей.  Неслучайно ее называли «наша мадам Рекамье», сравнивая с хозяйкой знаменитого литературно-политического салона, ставшего интеллектуальным центром Парижа. Ее имя было символом хорошего воспитания, блестящего вкуса, высокой образованности.  В салоне Орбелиани звучали новые произведения грузинских поэтов, здесь знакомились со всем лучшим в русской и зарубежной литературах.
Даже из-за пределов Тифлиса сочинители отправляли рукописи на рецензию в салон княгини Мананы, где завсегдатаи зачитывали и обсуждали полученное. Самые интересные произведения рецензировала лично хозяйка салона, оповещавшая потом авторов о результатах обсуждения. Она была весьма требовательна. И уж если что одобряла, то произведение получало «знак качества» и становилось популярным. Достаточно прочесть два письма, связанные с грузинскими поэтами-романтиками. Первое – посланное Мананой родственнику Григолу Орбелиани, на три года высланному в Прибалтику за участие в заговоре1832-го.
Издалека он «подкалывал» владелицу салона: «Ваш блестящий салон полон англичанами, французами, индийцами; воистину, я завидую их счастью и все твержу: «Ах, если бы и мне оказаться в их числе! Но что проку в несбыточном желании, а если бы оно каким-то чудом исполнилось, кто знает, был бы я Вами принят с таким же вниманием, окружен такой же заботой, как они? Разумеется, я не могу надеяться занять столь же заметное место в вашем ближнем кругу, каковое отвоевали для себя чужестранцы».
А потом Григол прислал в этот салон на рецензию мухамбази (любовный стих, форма которого сложилась в грузинской лирике под влиянием восточной поэзии). И получил в ответ от взыскательной родственницы: «Ничего из себя не представляет это твое «типлипито». В жизни своей не писал ты стихов безвкуснее». Позволю себе напомнить, что типлипито (или диплипито) – ударный инструмент из пары маленьких глиняных горшков, на которые натянута кожа, они различной ширины и скреплены ремнем. Согласитесь, это – отнюдь не лучшее сравнение для возвышенного мухамбази.
Второе письмо послано Николозом Бараташвили все тому же Григолу Орбелиани после того, как в салоне Мананы прочли его перевод с немецкого: «Наша литература обрела два хороших перевода. Кипиани перевел «Ромео и Джульетту» Шекспира, а я перевел «Юлия Тарентского», трагедию Лейзевица; может, ты читал ее, она напечатана в библиотеке. Очень она мне понравилась, и наши просвещенные дамы (читай: завсегдатаи салона Мананы Орбелиани), слушая ее, прослезились».
И вполне естественно, что Манана становится своим человеком в домах известнейших семей тифлисского бомонда. В том числе не только своего родственника, грибоедовского тестя генерала-поэта Александра Чавчавадзе, но и самого наместника царя на Кавказе, покровителя искусств Михаила Воронцова. И именно благодаря ее хлопотам перед этим прогрессивно мыслящим человеком, становятся реальностью два замечательных культурных начинания.
Слово – поэту Луке Исарлишвили: «В салоне Мананы Орбелиани – истоки издания журнала «Цискари» и театра. В один из вечеров просто сказали – давайте издавать – так и было. Воронцов часто посещал салон Мананы. Здесь он узнал о Георгии Эристави (грузинский писатель и драматург, режиссер, общественный деятель – В.Г.) и был впечатлен, оказал поддержку изданию журнала, основанию театра». А Лев Толстой в «Хаджи-Мурате» включил княгиню Орбелиани, с которой он познакомился в Тифлисе, в число гостей званого обеда у Воронцова, описывая ее, как «высокую, пухленькую, сорокапятилетнюю красавицу восточного типа».
В общем, легко представить, в атмосфере каких интеллектуальных изысков взрослеют два сына и дочь Мананы Орбелиани (еще трое детей умерли в младенчестве). Да вот дочка-любимица Тасо огорчает княгиню – никак не может выбрать себе жениха. Аж до 28 лет, как говорится, «засиделась в девках». Это теперь девушка может позволить себе и в более старшем возрасте не думать о замужестве – ради карьеры, из каких-то принципов, да и мало ли чего еще подскажет эпоха эмансипации. А в те времена 28-летняя незамужняя княжна была как бельмо на глазу у светского общества. Манана очень переживала, сама она вышла замуж в 16 лет, ее родственница Нина Чавчавадзе венчалась с Александром Грибоедовым пятнадцатилетней…
Но вот, наконец, в записках приближенного к наместнику председателя Закавказской казенной палаты Алексея Харитонова можно прочесть: «…Для тифлисского общества наступило несколько событий, о которых стоит упомянуть. Прежде всего, в феврале 1851 года, мы узнали, что князю М. С. Воронцову удалось склонить бывшего своего адъютанта, а тогда уже кутаисского военного губернатора, князя А. И. Гагарина, на вступление в брак с княжною Настенькой Орбельян, которая долго крепилась, отказывала всем местным женихам и наконец дождалась, чего хотела – русского князя. Это тот князь Гагарин, который впоследствии был кутаисским генерал-губернатором…»  
Свадьба состоялась через два года. До нее у нас есть время поближе познакомиться с князем Александром Гагариным и особенно – с удивительной, трагической историей его первой жены. Начнем именно с нее.
Генерал-лейтенант Андрей Бороздин, генерал-губернатор Таврической губернии и сенатор, никак не может примириться с тем, кого его старшая дочь выбирает в спутники жизни. И дело не в том, что отставной штабс-капитан, участник Отечественной войны 1812 года на 12 лет старше 22-летней Марии – и не такая разница в годах никого не удивляла в то время. Но Иосиф Поджио – не русский, он итальянского происхождения, да еще католик, да еще вдовец с четырьмя(!) детьми на руках. Но Марию не останавливает ни это, ни то, что родители лишают ее наследства за ослушание. Встретившись в 1824-м, влюбленные через год справляют свадьбу, а Иосиф еще и успевает вступить в Одессе в… декабристское Южное общество. Через год его арестовывают, приговор: 12 лет каторги. Тогда же попадает за решетку и муж младшей дочери Екатерины – поручик Владимир Лихарев. Его приговаривают к двум годам каторжных работ с лишением чинов и дворянства. В общем, «удружили» доченьки генерал-губернатору со своими замужествами…
Подобно своей подруге-тезке княгине Волконской, Мария стремится отправиться за мужем в Сибирь, но ее отец, как в пьесе о злодее, принимает свои меры. Втайне от дочери он едет в Санкт-Петербург использовать многочисленные связи. И добивается, чтобы Поджио не этапировали в Сибирь, а заключили в одиночный каземат самой страшной тюрьмы России – Шлиссельбургской крепости без права переписки. При этом все сведения об узнике исчезают. А Мария продолжает искать супруга, пишет лично Николаю I: «Знаю всю великость преступления мужа моего, бывшего гвардии штабс-капитана Осипа Поджио, и справедливое наказание, определенное ему, не смею и просить о помиловании его; но будучи его несчастною женою, зная всю священную обязанность моего союза, самая вера и законы повелевают мне разделить тяжкий жребий его… Повели объявить мне местопребывание преступного, но несчастного мужа моего, дабы я могла, соединясь с ним, исполнять до конца жизни моей данную пред богом клятву…»
В конце концов, Бороздин признается дочери, что по его настоянию все эти годы Поджио держат в одиночной камере, что он тяжело болен. И чтобы спасти несчастного, она должна повторно выйти замуж. Ведь Николай I издал указ о том, что жены декабристов официально считаются вдовами. В этом случае генерал гарантировал дочери, что ее муж выйдет из каменного мешка и отправится на поселение в Сибирь, «на свежий воздух и натуральную пищу», к друзьям, дожидаться помилования.
Так и происходит. Мария, чтобы спасти супруга, выходит замуж за друга семьи, который все это время был рядом – князя Александра Гагарина, адъютанта графа Воронцова, тогдашнего генерал-губернатора Новороссии. А Поджио отправляется на поселение. Так же выходит замуж и младшая сестра Екатерина. А Воронцов берет сестер, «овдовевших» при живых мужьях, под свое покровительство, «они считались непременными членами его одесского дома, и весь город был ими занят». И именно он способствует их повторному замужеству с людьми из своего окружения. А вскоре граф назначается наместником на Кавказе и в 1845 году отправляется в Тифлис. С ним едет и чета Гагариных.
Князь Александр участвует в экспедициях против горцев, становится дербентским градоначальником, а затем – военным губернатором Кутаиси. Для этого города он делает немало: строит гимназию и два моста через Риони, как заядлый садовод создает бульвар и сады, в том числе городской, организует ферму с редкими деревьями и лучшими сортами винограда, именно благодаря ему в Грузию попадает «изабелла». А вот княгине Марии местный климат не подходит, она хворает все чаще, и в «Записках моего времени» декабриста Николая Лорера, направленного из Сибири на Кавказ, можно прочесть: «Княгиня Гагарина, урожденная Бороздина, после бала взяла холодную ванну нарзана и тут же умерла от удара». Происходит это в 1849-м.
Гагарин вдовствует четыре года, становится за это время своим человеком в светских кругах Грузии, знакомится и дружит со многими местными аристократами. В том числе и с Мананой Орбелиани, в салоне которой встречает ее дочь Тасо, ухаживает за ней, делает предложение, и в 1853 году они справляют свадьбу. Но живут вместе совсем недолго – всего четыре года. За это время князь участвует и в боях с турками, получает тяжелое ранение при штурме Карса, его без сознания выносят с поля боя. В итоге он вынужден лечиться за границей. Гагарины живут в Париже и на водах и, думается, это – самая счастливая пора в их семейной жизни. В 1856-м они возвращаются, и новый наместник царя на Кавказе князь Александр Барятинский предлагает Гагарину снова поработать в Кутаиси, но уже в должности генерал-губернатора всей Кутаисской губернии. На этом посту Александр Иванович пробыл с февраля по октябрь 1857 года – до тех пор, пока в его резиденции не появляется владетельный князь Сванети, ротмистр лейб-гвардии Казачьего полка Константин (Мурзакан) Дадешкелиани.
В Кутаисской губернии в то время остро стоит вопрос о введении русского правления в «княжествах Мингрельском и Сванетском». В Самегрело удается мирным путем отстранить от реальной власти правительницу Екатерину Дадиани-Чавчавадзе, но в Сванети не все так гладко. Там две ветви княжеского рода Дадешкелиани борются между собой за власть, а царское правительство старается использовать их вражду в своих целях. В конце 1850-х укрепляет свои позиции Константин Дадешкелиани. Присоединив к себе поместья убитого двумя его братьями главы другой ветви, он претендует и на свободные сванские общины, которые русским властям удалось склонить к вступлению в свое подданство еще в 1853 г.
Стремление владетельного князя укрепить мощь и независимость не устраивает царское правительство – географическое положение Сванети делает ее неприступной, и в ней могут найти убежище противники царизма. Бороться с Россией князь не собирается. Он сдается начальнику штаба Гагарина полковнику Петру Услару, который командует войсками в Самегрело и собирает сведения о свободных общинах Сванети, чтобы их упразднить. Братьев Константина, убивших конкурента из другой ветви, ссылают в одну из отдаленных губерний России. А самому ему официально разрешают вернуть владения, но на деле не хотят выпускать из Кутаиси – доверия ему все же нет. Полковник Услар доказывает наместнику, что возвращать Константина в Сванети нельзя. К князю приставляют «опекуна»-чиновника, который отравляет жизнь человеку, и без того измученному неопределенностью своего положения.
В итоге участь сванского князя должен определить лично император, а пока это не произошло, Барятинский распоряжается временно отправить его в Ереван. И об этом решении Константину объявляет генерал-губернатор Кутаисской губернии Гагарин. Дадешкелиани просит разрешения вернуться в Сванети на несколько месяцев, чтобы привести в порядок домашние дела и обещает повиноваться любым распоряжениям наместника. Но у Гагарина нет полномочий на это возвращение, разговор переходит на повышенные тона, и сван выхватывает кинжал. Он успевает убить чиновников Ильина и Ардишвили, пытавшихся защитить губернатора, ранить телохранителя, а самому Гагарину наносит смертельное ранение. Губернатор умирает через пять дней. Константина Дадешкелиани казнят.
Справедливости ради надо сказать, что некоторые источники предлагают еще одну версию гибели Гагарина. Ее излагают в стиле лубочных представлений о кавказской экзотике авторы, незнакомые с реалиями и политической обстановкой того времени. Вот она: «Константин Дадешкелиани правил княжеской Сванетией, правил сурово. Его подданные начали роптать. Особенно их возмущало, что князь слишком прилежно пользуется правом первой ночи. Его вызвал в Кутаиси генерал-губернатор Гагарин.
Наместник русского царя сидел за большим письменным столом, когда князь вошел к нему в сопровождении восьми своих джигитов. За спиной губернатора висел портрет государя во весь рост. У дверей стояла охрана. Генерал не поднялся приветствовать князя. Сидя за столом, он начал сразу же отчитывать Дадешкелиани за его недостойное поведение.
Князь стоял перед ним с высоко поднятой головой и слушал. Это был красивый и очень сильный человек. О силе Константина Дадешкелиани до сих пор рассказывают в Сванетии легенды. Говорят, он мог, стоя на балконе своего дома, держать на весу одной рукой трехгодовалого бычка, пока с того снимали шкуру. Кроме того, князь был весьма образованный для своего времени человек. И, как всякий сван, очень гордый. Он долго стоял и слушал молча. Потом, так же ни слова не говоря, выхватил саблю и одним ударом рассек Гагарина пополам. Перебив бросившуюся на них охрану, сваны вскочили на коней и ускакали в горы».
Вот такие «знатоки» истории. У них и Гагарин «наместником русского царя» оказался, и один удар сабли «рассек его пополам», и откуда-то появляются «восемь джигитов», которые сопровождают сванского князя, они перебили «бросившуюся на них охрану… вскочили на коней и ускакали в горы». А Константин Дадешкелиани, который «ни слова не говоря, выхватил саблю», может долго держать на весу одной рукой трехгодовалого бычка (для уточнения: уже в один год бык весит до 400 килограммов)…  В общем, нелепица в «псевдоэкзотическом» орнаменте. Хоть и красивая.
Но вообще-то Бог судья авторам таких цитат. Нас должна больше заинтересовать другая цитата – из воспоминаний служившего на Кавказе военного писателя Мелентия Ольшевского о Гагарине: «Он был добр, обходителен и вежлив…Будучи мало сведущ в военной администрации, князь Гагарин по необходимости вверялся таким людям, которые не заслуживали его доверия, а по мягкости характера не мог останавливать их в злоупотреблениях и направить на истинный путь их вредные действия». Что же должно было произойти между таким человеком и сванским князем, чтобы пролилась кровь?
Впрочем, все это досужие разговоры. Главное: по какой бы причине не был убит Александр Гагарин, это неожиданное и страшное происшествие становится переломным моментом в жизни его овдовевшей супруги. После смерти мужа она замыкается и два месяца практически не выходит из своих покоев. Опасаясь за ее психику, Манана молит Бога, чтобы дочь не потеряла рассудок. Потом вместе с родственниками пытается подыскать ей жениха, но Тасо остается навсегда верна человеку, с которым прожила четыре самых счастливых года своей жизни и которому родила дочь. Она живет воспоминаниями, среди которых – и рассказы князя об унаследованном от первой жены имении Кучук-Ламбат в Крыму. О его заветной мечте: навсегда вернуться в это имение, построить там необычный дворец и жить в нем долго и счастливо вместе с Анастасией.
История обустройства этого красивейшего места, в котором сейчас увековечена память о грузинской княгине, началась сразу после того, как в XVIII веке Крым был завоеван Россией. Екатерина II щедро раздает земли и русским, и иностранным дворянам. Участок от подножия знаменитой горы Аю-Даг до горы Кучук-Ламбат она дарует входящему в ее свиту бельгийскому принцу, австрийскому фельдмаршалу и дипломату, знаменитому мемуаристу и военному писателю эпохи Просвещения Шарлю-Жозефу де Линю. Несмотря на всю свою просвещенность, австро-бельгиец возжелал организовать здесь плантаторское хозяйство с использованием… рабов и каторжан. Это уже чересчур, и де Линя вынуждают продать земли русской казне.
В 1813 году хозяином этих мест становится отец первой гагаринской жены Андрей Бороздин, который, кстати, организовал в Ялте первый государственный ботанический сад, ныне – Никитский. Он вовсю занимается ландшафтным парком в своем имении, причем, поселившись в Крыму с 1828 года, делает это весьма рьяно. Свидетельствует генерал-штаб-доктор Кавказской армии, основоположник российской курортологии Эраст Андреевский: «Служа таврическим губернатором, Бороздин занимался меньше своим губернаторством, чем своими дачами, потому его попросили выйти в отставку, чтобы не отвлекать его от любимых занятий. Он… занимался исключительно Кучук-Ламбатом. Он насадил здесь пропасть прекрасных растений, но уже не имел средств, чтобы воздвигнуть барские чертоги. Он исправил кое-как татарские дома и избы рабочих. Бороздин жил в доме ниже домика, занимаемого женой, где все было устроено как по струне». Кстати, здесь в разное время гостили Александр Грибоедов, Адам Мицкевич, Василий Жуковский, Александр Пушкин и другие знаменитости.
В 1838 году Бороздин – уже глубоко больной человек с огромными долгами. Выкупает их дочь Мария, к ней переходит и роскошное имение отца, за благоустройство которого берется ее второй муж Александр Гагарин. После смерти Марии завершить это дело он не успевает – уезжает в Грузию, там, после женитьбы делится своими планами с Тасо Орбелиани. И вот, став после его гибели наследницей крымского имения, она объявляет родственникам, что уезжает именно туда. И никакие уговоры родни не помогают.
Взяв с собой управляющего и дочь, княгиня Гагарина-Орбелиани все в том же 1857-м переселяется в Кучук-Ламбат, ведет там уединенный образ жизни, иногда в гости к ней наведываются родственники. Она уличает управляющего в воровстве и все дела поместья берет на себя. Разбивает большой Александро-Невский сад, лелеет надежду выполнить мечту мужа о красивом замке. Но набрать денег на столь масштабный проект нелегко. Ведь большую часть своих доходов она тратит на благотворительность. Открыла бесплатную больницу для местных жителей, на свои средства содержала там медперсонал и закупала лекарства. А еще бескорыстно помогает очень многим деньгами, советами, устройством на работу… Она мчится на помощь своим подопечным даже в Алушту, Ялту, Симферополь.
Вот и приходится часть земель имения сдавать в наем, часть выставлять на торги. А судьба готовит новые испытания: от костного туберкулеза умирает одиннадцатилетняя дочь, единственная наследница Гагариных. Анастасия вообще не выезжает за пределы Крыма. Она усердно занимается делами имения вместе с племянницей (дочерью брата матери Якова) Еленой Тархан-Моурави, переехавшей к ней, чтобы скрасить ее и свое одиночество.
После отъезда из Тифлиса проходит 45 (!) лет, за это время с помощью одного из племянников удается наскрести денег на свершение мечты о замке. Сначала возводится небольшая домовая Александро-Невская церковь в честь небесного покровителя князя Гагарина. А затем известный ялтинский архитектор Николай Краснов, использующий передовые технологии, начинает возводить по своему проекту рядом с храмом трехэтажный красавец-дворец. Тогда, в 1902-м, Анастасии уже 77 лет…
Строительство идет быстро. Материалы завозят в основном из-за границы: облицовочную керамическую плитку и мрамор – из Италии, черепицу – из Германии, венецианские стекла – из Франции… Из разных концов России привозят опытных плотников, каменотесов, столяров, облицовщиков. И в 1907 году дворец в мотивах модернизированной древнегерманской архитектуры уже готов, рядом с ним –  парк и смотровая площадка. В архитектуре удивительного замка – элементы и романского стиля, и ампира, и готики. Над центральным входом – фамильный герб Гагариных с девизом на латинском языке: «Аantiquis temporibus – robore!» («В древности – сила!»). Интерьер дворца –  по последней моде, в стиле «арт нуво», в главном холле – сочетание строгого классицизма и веселого модерна.
А потом… Потом нельзя не вспомнить расхожую фразу из пьесы Шиллера «Заговор Фиеско в Генуе»: «Мавр сделал свое дело, мавр может уходить». В том же 1907-м, в год окончания строительства замка, завершив главное дело своей жизни, Анастасия Гагарина-Орбелиани умирает. Хоронят ее во дворе Александро-Невской церкви. А имение наследует другая грузинская княгиня – ее племянница Елена Тархан-Моурави, которая при большевиках доживает свой век в двух комнатах бывшего дворца, превращенного в дом отдыха. Примечательно, что на открытии этой здравницы княгиня дарит администрации составленный ею каталог богатой библиотеки. Скончалась она в 1922-м.
А в 1929 году на территории бывшего имения открывают санаторий «Утес», который продолжает работать и сегодня, дворец стал административным корпусом, там же и библиотека, которая уже далеко не та, какой оставила ее Елена Тархан-Моурави. Ценнейшие княжеские книги исчезли во время немецкой оккупации и заменены советскими изданиями. Вообще замку повезло: объявившие «войну дворцам» большевики не создавали в нем ни складов, ни конюшен, не заселяли «уплотненных» пролетариев. Наверное, потому, что тамошний санаторий всегда был одним из лучших в Крыму. А после большого землетрясения 1927 года его восстановили, и он обрел первозданные черты. В нем все те же мозаика на полу, парадная мраморная лестница, диоритовые ступени, лепнина из позолоты на стенах и потолке…
И сегодня, словно сойдя со страниц рыцарских романов, стоит между холмами у Черного моря замок в старогерманском стиле, восхищая каждого, кто его видит. Зубчатые стены, узкие круглые башенки, остроконечная крыша с флюгерами создают образ волшебного миража из сказки. А через 100 лет после создания всей этой красоты перед дворцом появилась… Тасо Гагарина-Орбелиани. Памятник ей посвятил заслуженный художник Украины, скульптор Виктор Гордеев. И стоит грузинская княгиня на крымской земле символом женской любви и верности.


Владимир ГОЛОВИН