| ВАХТАНГ ЖОРДАНИЯ |
 Сын известного тбилисского историка, музыканта-любителя родился в 1942-м и «заболел» музыкой в совсем нежном возрасте. С трех лет сидел на коленях игравшего на фортепиано отца, затем просил научить и его. «А отец говорил: «Нет, ты неусидчивый. И все, я загорелся, и в шесть лет уже первый раз в концерте выступил. Потом мои педагоги часто играли на этом честолюбии», – признавался Вахтанг. В девять лет он видит приехавшего в Грузию итальянского дирижера Вилли Ферерро, и это определяет всю его дальнейшую жизнь: мальчик твердо решает стать «повелителем оркестра»: «Когда играл на рояле, закрывал глаза и представлял себе оркестр: здесь играют флейты, а там выступают тромбоны...». И вот музыкальная школа позади, но в Тбилиси для того, чтобы учиться на дирижера, необходимо окончить еще какой-нибудь музыкальный факультет. И он становится студентом консерватории по классу фортепиано. Но после третьего курса не выдерживает и отправляется «на разведку» в прославленную Ленинградскую консерваторию – там есть дирижерский факультет. Успев, кстати, жениться и стать отцом. На берегах Невы происходит невероятное – Вахтанга принимают сразу на третий курс: «Я спросил: а как же первый, второй? Мне ответили: на начальных курсах мы учим технике дирижирования, а у вас она уже есть»… Затем – еще один «рекорд» в дирижерском образовании – аспирантура окончена за семь месяцев вместо двух лет. Известность приходит к Жордания неожиданно, по воле «его величества случая». В оперной студии при Ленинградской консерватории заболевает дирижер, и спешно заменить его предлагают молодому человеку, прекрасно знающему все партии «Травиаты». Успех настолько очевиден, что Жордания приглашают и на другие постановки. И не только в консерватории. На одной из них – дебютной в Ленинградской филармонии появляется легендарный Евгений Мравинский, на протяжении полувека – главный дирижер лучшего в стране Симфонического оркестра этой филармонии. Зачем же народный артист СССР, лауреат Сталинской и Ленинской премий приходит на выступление дебютанта? Все начинается с того, что Вахтанг нарушает строжайший запрет находиться посторонним на репетициях Мравинского. Он несколько раз проникает в «святая святых» и в конце концов попадается. О том, что было после этого, он вспоминал, удивляясь реакции Мравинского: «…К величайшему удивлению, не рассердился, а поговорил со мной и сказал, что я ему понравился. Он разрешил бывать на репетициях, и более того, пригласил к себе домой. Мы подружились. Когда дома не было жены, он меня приглашал пить вино и водку – как молодого собутыльника. Летом я со своей девушкой (с женой мы уже разошлись) ездил к нему на Карельский перешеек, где он отдыхал. Вообще, Мравинский был самодуром – в хорошем смысле этого слова. При первом же знакомстве он сказал: «Проси у меня чего хочешь». И я попросил, чтоб он пришел на мой дирижерский дебют в Ленинградской филармонии, хотя знал, что вероятность этого ничтожна». Дело в том, что дебютировать Жордания должен был с оркестром молодого дирижера Ленинградского академического Малого театра оперы и балета Юрия Темирканова. Тому еще только предстояло стать народным артистом СССР, лауреатом Государственных премий СССР и России, полным кавалером ордена «За заслуги перед Отечеством». А тогда он претендовал на место Мравинского, так что, мягко говоря, особой любви между ними не было. Тем не менее Стравинский звонит художественному руководителю филармонии и говорит, чтобы Жордания разрешили исполнять все, что он захочет. В том числе и Пятую симфонию Шостаковича, первым исполнением которой Мравинский дирижировал еще в 1937 году и оставил ее в своем репертуаре. Из-за этого ее не позволяли включать в программы других дирижеров. А тут… Появление Мравинского изумляет Жордания не меньше других: «Когда за час до начала концерта Евгения Александровича увидели за кулисами, никто глазам своим не поверил. Юрка Темирканов, с которым мы дружили и вместе выпивали в общежитии, спросил: «Чего дед приперся? Только не рассказывай, что из-за тебя». Я и сам не мог поверить. Ведь Мравинский тогда был для всех, как Бог. Это сейчас легко рассказывать…». Дебют проходит с огромным успехом, Мравинский заявляет: «Поздравляю, ты победил!». Не проходит и двух суток, как Вахтангу сообщают: через пять дней в Москве пройдет Всесоюзный отбор дирижеров для участия в престижнейшем конкурсе молодых режиссеров, основанном знаменитым австрийцем Гербертом фон Караяном. Мравинский не советует ехать на прослушивание, но Жордания полон решимости: «Я безработный. Мне терять нечего». И он выигрывает этот конкурс. А через несколько дней – звонок из Министерства культуры: «Что вы нас вводите в заблуждение? Какой вы безработный? Вы же второй дирижер у Мравинского!» Оказывается, знаменитый маэстро позвонил лично министру культуры и сказал, что ему нужен ассистент. А зовут ассистента Вахтанг Жордания… Так, в звании второго дирижера оркестра Ленинградской филармонии Вахтанг побеждает на конкурсе Герберта фон Караяна и три года работает с Мравинским. А в 1973-м он – уже самый молодой главный дирижер в Советском Союзе возглавляет оркестр Ленинградского комитета по телевидению и радиовещанию. Именно с этим коллективом он записывает музыку к популярным советским фильмам, среди которых – «Соломенная шляпка», «Звезда пленительного счастья», оскароносный «Дерсу Узала». И организует работу так, что его музыканты за неделю выполняют месячную норму, получая возможность играть еще и на киностудии «Ленфильм», зарабатывая больше, чем в оркестре Мравинского – самом высокооплачиваемом в стране. Это буквально бесит председателя Лентелерадио, который находит официальные причины для придирок: «недостаточно пропагандируется советская массовая песня», а подготовленные Жордания программы классической, опереточной и джазовой музыки не соответствуют каким-то там критериям. Несмотря на то, что их на весь Союз повторяет Центральное телевидение. Через год Вахтанг не выдерживает: «Я не ваш крепостной!» и бросает на стол удостоверение. После этого не может быть и речи о поездках за границу, хотя персональные предложения поступают. И Жордания едет, совсем по Грибоедову, «в глушь, в Саратов». Там он – главный дирижер оркестра филармонии и доцент консерватории, сумевший внести новую струну в музыкальную жизнь города. Он создает просветительские проекты для не слишком искушенных в классике людей, организует декады музыки ленинградских композиторов. Однако… «Секретарем обкома была бывшая председатель колхоза и нам трудно было договориться. В это время меня пригласили в Братиславский симфонический оркестр. Хотел поехать на год-два. Но даже туда меня не пустили», – вспоминал он. Зато его уже давно ждут в Харькове. И в 1977-м он уезжает в этот город на шесть лет. Дольше он не работал ни в одном городе Советского Союза. Начало работы в качестве главного дирижера и художественного руководителя Симфонического оркестра Харьковской филармонии Жордания описывает весьма эмоционально: «К тому моменту, как я приехал, оркестр напоминал бандитскую группу: сначала одного дирижера сожрали, потом другого. Но я в них поверил. Поднял музыкантам зарплаты, сократил концертные нормы (тогда было 132 выступления в год – это самоубийство!) Больше семидесяти в год они при мне не играли. Пятьдесят дней был летний отдых. Мы получили абонемент в Большом зале Московской консерватории. Я их возил на гастроли по Закавказью, по России». Он становится профессором Харьковского института искусств, заслуженным артистом Украины, его представляют к званию народного. В этом городе его вспоминают как «эпохального для филармонии человека», «культовую фигуру». Он добивается того, что в Большом зале Московской консерватории проходит концерт по поводу 30-летия Харьковской филармонии, его оркестр играет на концертах лауреатов Международного конкурса имени Чайковского и звучит на Всесоюзном радио. С Жордания сотрудничают такие звезды, как Давид и Игорь Ойстрахи, Эмиль Гилельс, Леонид Коган, Дмитрий Шостакович, Кирилл Кондрашин... О нем все чаще говорят как об одном из лучших дирижеров СССР. И при всем этом, на приглашения с Запада чиновники дают отказ за отказом. На запросы иностранных организаций, филармоний, театров в Министерстве культуры отвечают: дирижер Жордания сейчас занят, болен и еще нечто в том же духе. Самому Вахтангу Георгиевичу никакого внятного объяснения не дают. Спустя годы он продолжал считать, что под него «копали» конкуренты -завистники: «Я чувствовал себя как в клетке и никак не мог понять, почему меня никуда не пускают… На 99% уверен, что коллеги, вхожие в высокие кабинеты, перекрыли мне путь на Запад». Когда окончательно созревает решение покинуть Советский Союз, на помощь приходит… личная жизнь. Оставив в Грузии жену и сына, он приезжает в Харьков с новой, обретенной в Ленинграде супругой и дочерью. Но через три года в Харькове появляется восходящая звезда, скрипачка Виктория Муллова. Она блестяще окончила Московскую консерваторию под руководством Леонида Когана и с оркестром Жордания обыгрывает программу перед Международным конкурсом скрипачей имени Сибелиуса в Финляндии. Вспыхивает бурный роман. Вике 21 год, Вахтангу – 38. Он разводится и со второй женой, он рядом с Викой и на работе, и в свободное время. Конечно, есть и его заслуга как руководителя оркестра в том, что девушка в 1981-м выигрывает конкурс в Финляндии, а через год – Международный конкурс имени Чайковского в Москве. Между тем в 1981 году Жордания приглашают в жюри Международного конкурса в Монреале. О том, что было потом, никто не расскажет лучше него самого: «У меня в одном кармане билет на самолет, в другом – чек на тысячу долларов, я прихожу в Министерство культуры, чтобы получить паспорт, а мне говорят, что документ не выдадут… Даже у моего «сопровождающего» челюсть отвисла от удивления. Я ходил по всем инстанциям, пытался выяснить, но никто толком не мог объяснить. Одна из версий была: «Вы с Викой не зарегистрированы». Хорошо, а почему раньше не выпускали?.. Одних выпускали, других – нет, а почему – загадка… Тогда мне сказали: первый отдел запретил. А первый отдел – это значит КГБ. К тому времени меня уже 10 лет не выпускали за границу… Так вот, та история с паспортом стала последней каплей. Я тогда же для себя решил: если у меня будет возможность покинуть эту страну, я ее покину без разговоров. У меня была подруга, с которой мы потом вместе и убежали. То есть меня ничего не держало, и я никому ничем не был обязан… Решившись, я ждал первой возможности. И с Божьей помощью у меня получилось, хотя был большой риск». Жордания часто спрашивали, почему он решился на побег, ведь у него было все, о чем мечтал советский человек: большая квартира, машина, хорошая зарплата, известность, удачная карьера. И он подробно разъяснял: «Мне не давали возможности свободно передвигаться, как это необходимо артисту. Я же поехал туда не для того, чтобы ходить по итальянским и французским ресторанам. Я довольствуюсь тем, что имею. И большие деньги меня не интересовали, их как не было, так и нет. Интересовало свободное передвижение, общение со всем миром. Ведь музыка – лучший вариант объединения всех народов и всех талантов, музыке не нужен язык. А в Союзе меня как будто оставляли без одной руки, обрубая возможность общаться с известными в мире музыкантами, выступать в знаменитых залах, не давая играть некоторых композиторов. Почему я не мог выступить со спектаклем в «Ла Скала», куда меня приглашали, или в «Карнеги Холл», или в Монреале? Это было унизительно и вопиюще. Если бы меня пускали, как некоторых музыкантов, я бы, может, никуда и не уехал. Это вообще у меня в характере. Если мне кто-то говорит, что я чего-то не могу сделать, я сдохну, а сделаю». После того, как Муллова в 1981 году побеждает на Московском конкурсе имени Чайковского, ей, естественно, предлагают гастрольные поездки. В том числе и в Финляндию. А вот ее концертмейстера почему-то не отпускают. Она же, как и ее возлюбленный, мечтает о побеге: «…Понимала, что только таким образом я могу сбежать от давления власти в другую страну, могу добиться успеха и жить хорошо. Я этого очень хотела». И вместе с Вахтангом они начинают добиваться, чтобы он поехал вместо «невыездного» концертмейстера. Вахтанг вспоминал: «Кто знает, что я с 1966 года не занимался как пианист?.. Я нажал на все рычаги, которые только имел, начиная с московских связей и заканчивая Харьковским обкомом партии… Просил у Тихона Хренникова помощи, а он был членом ЦК КПСС. Кто в конце концов мне помог – не знаю. Думаю, Бог помог. Там, «наверху», наверное, решили: курица не птица, Финляндия – не заграница. Тем более, что у СССР был договор с Финляндией о возврате беженцев, поэтому туда даже неблагонадежные иногда попадали: особого риска не было». И отчаянные усилия дают результат: разрешение на поездку получено, но, естественно, под чутким наблюдением представителя властей. В данном случае – Ирины Захаровой из Управления внешних сношений Министерства культуры. У нее – большой опыт, она постоянно ездит на различные конкурсы и фестивали не только переводчицей, но и, говоря по-современному, менеджером. То есть улаживает конфликты, ведет переговоры, а, главное, следит за финансами. Ведь всю валюту, полученную артистами кроме командировочных денег, необходимо сдавать по возвращении на родину. Впрочем, в этой поездке главная ценность – не валюта, а скрипка работы великого Страдивари. Ее выдали Мулловой из государственной коллекции. В общем, в поезд «Москва-Хельсинки» садится делегация из трех человек – Захарова, Муллова и Жордания. В Финляндии импресарио выдает чиновнице деньги сразу за все три концерта, второй из которых в Куусамо на границе с Швецией. И в Хельсинки, и в этом городе выступления проходят «на ура». А перед третьим концертом – выходные дни, суббота и воскресение. Виктория просит у сопровождающей деньги, полученные за все 3 концерта. Мол, сказавшись нездоровой, она не пойдет на пикник, организованный мэром города, а встретится с друзьями и пройдется по магазинам. И Захарова, нарушая инструкцию, соглашается, уж она-то знает, сколь привлекательны для советского человека заграничные магазины. Когда сопровождающая уезжает на пикник, Вахтанг с Викторией прыгают в такси и… едут на границу с Швецией. Вернувшись в гостиницу и не увидев своих «подопечных» ни вечером, ни утром, Захарова поначалу не волнуется. Но к вечеру следующего дня она начинает бить тревогу, особенно ее волнует дорогущая скрипка Страдивари. Гостиничный номер Мулловой вскрывают и видят заветный инструмент лежащим на кровати. Беглецы не хотели, чтобы их обвинили в элементарном воровстве государственного имущества. Захарова садится на стул перед номером и всю ночь стережет скрипку, а утром советский консул вызывает полицию. Звонят в город Оул, где должен состояться третий концерт Мулловой, и легко догадаться, какой ответ получают. Выйдя из гостиницы через черный ход, с прикрытой пальто скрипкой и соответствующей справкой от консула в сумочке, Захарова убывает в аэропорт. Родина наказывает ее не очень строго – два года невыезда из СССР. А беглецы беспрепятственно пересекают границу с Швецией – по выходным она полностью открыта. В шведской полиции заявляют, что не хотят возвращаться в СССР, слышат в ответ «Добро пожаловать!» и два дня скрываются в гостинице под вымышленным именами. Конечно же, миссис и мистер Смит. Однако оставаться в Европе они не хотят: «КГБ там чувствовал себя почти как дома, нас могли выкрасть, увезти обратно и т.д.» Беглецы стремятся за океан и заключают с местной полицией соглашение: Швеция отказывает им в убежище, они обращаются в американское посольство, и там их принимают. Все так и проходит, а потом их просят сделать публичное заявление о том, что бежали они добровольно. Это заявление делается на пресс-конференции в Стокгольме в присутствии большого числа сотрудников КГБ, и тайных, и официальных. Еще пара дней – и беглецов, замаскированных, в париках, секретная полиция отвозит к самолету, вылетающему в США. Комментарий Вахтанга Георгиевича: «Это были времена Андропова, и побег действительно был большим скандалом. Меня очень хорошо знали в Союзе. А передо мной бежали Шостакович-младший, Барышников. И я, получается, был третьим из знаменитостей-беженцев. К тому же, представьте, мне только-только присвоили звание народного артиста УССР. Приказ успели подписать, а опубликовать не успели. Как раз в тот день должны были напечатать в газетах, когда стало известно о моем побеге. Поэтому было очень много шума и на Западе, и в Союзе». В Вашингтоне – пресс-конференция, кстати, вместе с хорошо знакомым Вахтангу великим Мстиславом Ростроповичем, уехавшим из СССР еще в 1978 году. Один из вопросов журналистов: «На что вы рассчитываете в Америке в свои 40 лет»? Ответ уверенного в себе человека: «У меня здесь нет друзей, нет денег, зато есть то, что у меня никто не сможет отобрать, – мой талант». К тому же, он не говорит по-английски, но талант, действительно, берет свое. Ростропович знакомит беглеца с одним из лучших американских менеджеров Геральдом Шелом, правой рукой знаменитого импресарио Сола Юрока, который организовывает гастроли советским артистам. Муллова сразу получает контракт на концерты. «Ей легче: взяла скрипочку в руки и поехала, а мне-то нужен целый оркестр!», – шутит Жордания. И… получает оркестр. Причем основанный великим дирижером Леопольдом Стоковским. С этим коллективом Вахтанг, замещая заболевшего дирижера, дебютирует в Америке. И не где-нибудь, а в одном из самых престижных в мире залов для исполнения классической музыки «Карнеги Холл». Публика аплодирует стоя, в газетах – восторженные отзывы. Так приходит признание. С оркестром Стоковского Жордания выступает почти каждый год. После двух лет жизни в Нью-Йорке – поездки по миру: Франция, Германия, Австрия, Нидерланды, Бельгия, Япония, Южная Корея, Ирландия, Новая Зеландия, Австралия… Руководит в Нью-Йорке Русским федеральным симфоническим оркестром. Семь лет возглавляет симфонический оркестр и оперный театр в городе Чаттануга. Грузинскому дирижеру удается значительно поднять профессиональный уровень этих коллективов, к нему охотно приезжают звезды мировой музыкальной сцены. Затем – Симфонический оркестр в Спокане, практически, помощь этому городу в выходе из застоя, вызванного экономическим спадом. И, одна из самых значительных страниц творческой биографии – Южная Корея. Главный гостевой дирижер Симфонического оркестра Корейского радио, художественный руководитель Городского симфонического оркестра Тэгу, один из авторитетнейших дирижеров оперной компании «Бе Се То»… С этой страной Жордания не расстается и после падения СССР, став уже частым гостем бывших советских городов. «У меня в Южной Корее большой коллектив – 105 человек. В Корее я провожу 12 недель в году. Несколько недель в году – в Москве, репетиции и записи с Русским федеральным оркестром, несколько недель – в Ирландии, несколько – в Румынии. Как минимум, две недели в году – в Харькове. Постоянно езжу по США, выступаю в «Карнеги Холл», занимаюсь оперной деятельностью, много записываюсь», – делится он в 2004-м. А с Викторией Мулловой они расстаются через несколько лет после побега, она создает свою семью в Англии, он – в Америке. И на этом довольно бурная семейная жизнь, что называется, устаканивается. И ни от грузинки, ни от русской, ни от американки – никаких упреков и нареканий. Право, Вахтангу Георгиевичу можно позавидовать: «И первая, и вторая мои супруги – замечательные женщины. Они обожали меня. Но именно с третьей мы нашли друг друга. Она выучила грузинский язык, там ее принимают за свою, а в России – за свою. Она добрейший человек. Ее обожают мои первая и вторая жены. У нас у всех прекрасные дружеские отношения. С Викторией Мулловой мы тоже в хороших отношениях, но не в близких, так как у нас не было детей. Несколько лет назад мы с Кимберли были в Лондоне у Вики в гостях, видели трех ее детей». Первый город, в который приезжает Жордания после развала СССР, – Харьков. Тамошний оркестр присваивает ему звание почетного музыкального директора. Там в 2001 году он организует Международный конкурс дирижеров «Вахтанг Жордания – третье тысячелетие», в который вкладывает немало своих средств. А в России он становится главным дирижером Московского федерального оркестра. В 2003-м году украинская газета «Бизнес» пишет: «Когда Вахтанг Жордания бежал за границу, музыкальный Харьков рыдал от горя. Теперь, когда он создал в первой столице Украины собственный международный конкурс дирижеров, музыкальный Харьков рыдает от счастья. Чтобы понять, за что так любят этого человека с внешностью боксера и повадками аристократа, достаточно один раз посетить его концерт. Когда Жордания становится за пульт, от него исходят такая мощь и одновременно такое обаяние, что и оркестр, и зритель повинуются даже скупым движениям его пальцев. А уж если он взмахивает рукой, зал электризуется до предела и готов в любой миг взорваться от восторга». После статьи с этим отзывом проходит два года, и Вахтанг Георгиевич уже не может приехать, чтобы возглавить жюри конкурса – он болен. Недуг добивает его в штате Вирджиния, в октябре 2005-го, в городке с символически звучащим названием Бродвей… В завещании дирижера фигурируют две самые значимые для него страны – родная Грузия и принявшие его США. Одну часть своего праха он завещает захоронить на Вашингтонском кладбище, а другую – в Тбилиси, в Дидубийском пантеоне писателей и общественных деятелей. Склоним голову перед тбилисцем, необыкновенную судьбу которого с детства определили две вечные ценности: музыка и свобода… Владимир Головин | |||||||
|
|||||||
