Как известно, за право называться родиной Гомера спорили семь греческих городов. В Тбилиси всего два претендента на звание родного района одного из основателей Голливуда, режиссера-новатора мирового кино, реформатора американских оперы и мюзикла. Но от этого не менее горячи споры жителей грузинской столицы о том, где именно прошли детство и юность человека, ставшего создателем нового языка в мировом киноискусстве и фильмов, в которых блистали Марлен Дитрих, Грета Гарбо, Морис Шевалье, Фред Астер, Гарри Купер и Фредерик Марч. А еще – первым постановщиком многих пьес лауреата Нобелевской и Пулитцеровской премий Юджина О’Нила и оперы «Порги и Бесс» Джорджа Гершвина. Звали этого тбилисца Рубен Мамулян
Дом номер 13 на Санкт-Петербургской лице украшает мемориальная доска, на грузинском, армянском и английском извещающая, что здесь родился и прожил двадцать три года он, «известный режиссер театра и кино». Такая оценка деятельности Мамуляна явно занижена, поэтому к этой формулировке мы еще вернемся. Но главное не в ней, а в том, что в совсем другом конце города, в старинном районе Сололаки все убеждены: именно тут мальчик Рубик рос и ходил в Манташевское торговое училище (впоследствии знаменитую 43-ю школу). Любой житель этого района покажет вам двор номер 42 на бывшей Бебутовской (ныне – Ладо Асатиани) улице, в котором и сейчас стоит особняк купца Егора Калантарова – отца матери будущего режиссера. Вполне возможно, что мальчик не только бывал здесь у дедушки, но и жил в его особняке, а не только на Санкт-Петербургской, в доме родителей, до сих пор увенчанном фамильным вензелем.
Как бы то ни было, бесспорно одно: 8 октября 1897 года у отставного полковника, владельца банка Захария Мамуляна и его жены Вергине, актрисы Народного театра, главы Армянского драматического общества, рождается сын Рубен. Крестят его в церкви Святого Григория Просветителя в селе Мухрани. Там, недалеко от Тифлиса – летний дом Мамулянов. Семья славится в Тифлисе меценатством и гостеприимством, банкир спонсирует многие спектакли, и не случайно среди его многочисленных гостей – драматург Габриэл Сундукян, актеры Ольга Книппер и Василий Качалов, другие знаменитости театрального мира. Но, похоже, в повседневном быту главное лицо в этой семье – бабушка Екатерина, по-тифлисски «бабо Като». «Мой отец был известен как сын бабо Като, мать, как невестка, я – как внук. Вечерами, почти ежедневно, все собирались у нее, чтобы слушать ее прекрасные истории, каждая из которых строилась на идее, которая оставалась с тобой навсегда. Это был своеобразный духовный витамин, который мы получали от бабо Като. Впоследствии я часто размышлял над теми вопросами, которые она упоминала. Ее рассказы, как семя, прорастали во мне», – признается спустя десятилетия знаменитый режиссер Мамулян.
Отец мечтает, что Рубен станет инженером, но тот к точным наукам не склонен, к тому же его приворожил мир театра. Поняв, что «технаря» из него не получится, на семейном совете решают дать ему юридическое образование (юристы той поры не менее уважаемы, чем инженеры и так же крепко стоят на ногах). Так что, парень поступает в Московский университет. Но целиком уйти в изучение юриспруденции не удается, романтика театра настигает и здесь – в университете появляется объявление: «Господ студентов, интересующихся театром, приглашают посещать вечерние классы в Московском Художественном театре у Евгения Вахтангова». Это, как говорится, предложение, от которого невозможно отказаться. И студент юрфака становится одним из самых прилежных учеников Вахтанговской студии.
Однако послереволюционная Москва – не самое приятное место для жизни, и Рубен возвращается на родину. Поначалу свою любовь к театральным подмосткам он выражает в журналистике – в армянской газете «Мшак» и в русском «Слове» печатает рецензии на спектакли, статьи о театре и литературе. Под псевдонимом «Рума» публикует более двадцати таких материалов, и они настолько профессиональны, что в одной из самых читаемых газет ему предлагают штатное место театрального критика. О той поре он вспоминал: «Поскольку мне только что исполнилось 20 лет, решил, что будет лучше подписываться псевдонимом… И целый год (с марта 1919 по апрель 1920 года) я писал критические статьи об армянских театральных постановках. Когда выяснилось, кто скрывается за этим «Рума», я бросил это занятие. Те актеры и актрисы, которые принимали меня за ребенка и при встрече трепали мне волосы, вскоре поняли, что я знаю то же, что знают они».
Затем – шаг от теории к практике: вместе с двумя друзьями Рубен организует в Тифлисе театральную студию. Одному из этих друзей, Левону Калантару, предстоит стать народным артистом Армянской ССР, главным режиссером различных театров в Ереване и Баку… А помимо дел театральных Рубен начинать еще и стихи писать. Причем в такой сложной форме, как акростих. Посвящены они первой большой любви Рубена – Вардануш Сарьян. Она выйдет замуж за художника Саркиса Хачатряна, возьмет его фамилию, сменит имя на псевдоним, и сама станет известной парижской художницей Вавой Хачатрян. После того, как жизнь раскидает их с Рубеном по разным странам, они не прекратят переписки. Вот в 1927-м он пишет из Нью-Йорка: «Как приятно произносить твое имя! Такая радость – чувствовать, что ты меня не забыла и думаешь обо мне и хочешь меня видеть...». А вот в 1966-м она присылает ему программку своей парижской выставки с надписью: «Буду рада видеть тебя»…
В 1922 году Рубену становится неуютно на родине – волна советизации докатилась и до нее, привычная жизнь закончилась. И молодой человек уезжает в Европу. Там, в Лондоне, есть «зацепка» – сестра Светлана, вышедшая замуж за офицера находившихся в Грузии британских войск Алекса Маккормика. Итак, жить есть где, а вот с работой… Удача является в образе приятеля Григория Макарова, раньше певшего в Мариинском театре. Тот сколачивает труппу для гастролей по Англии, ищет режиссера, и после долгих уговоров соглашается дать Мамуляну эту должность. На репетициях труппы молодого режиссера замечают менеджер одного из старейших лондонских театров St. James Theatre Александр Нетерсол и драматург Остин Пэйдж. Так Рубен получает заманчивое предложение поставить новую пьесу Пэйджа «Стук в дверь», тем более, что она из русской жизни. Режиссерский дебют привлекает внимание хозяина и директора парижского «Театра Елисейских полей» Жака Эберто. Окрыленный дебютант отправляется к нему во Францию, но внимательно изучить контракт не успевает – в гостинице его находит телеграмма с приглашением в США. Ее прислал меценат и филантроп, знаменитый изобретатель пленочной кинокамеры «Кодак» Джордж Истмен.
Этот бизнесмен, удачно вложивший деньги в кинопроизводство, владеет кинотеатром своего имени и привлекает зрителей не только фильмами, но и «живыми добавками» к ним – представлениями, в которых до и после сеансов участвуют известные актеры и музыканты. Истмен хочет включить в эти «добавки» отрывки из опер и для этого организует в городке Рочестер, где находится штаб-квартира его компании, оперную студию. Директором туда приглашен еще один бывший певец Мариинки и знакомый Рубена – Владимир Розинг. Он-то и уговаривает Истмена доверить художественное руководство Мамуляну. И выбор между Америкой и Францией делается бесповоротно.
Помня уроки Вахтангова, молодой худрук добивается многого: и помогает актерам вникать в образы, и выстраивает многолюдные живописные композиции, и применяет спецэффекты. Результат не заставляет себя ждать. Премьерный третий акт «Риголетто» в течение недели исполняется в Истмен-театре по три раза в день, «на ура» принимаются публикой и отрывки из «Севильского цирюльника», «Пиковой дамы», «Ромео и Джульетты», «Тангейзера», «Бориса Годунова», «Паяцев». Потом Мамулян уже полностью ставит «Фауста» и «Кармен». А после смерти сестры посвящает ее памяти постановку пьесы Мориса Метерлинка «Сестра Беатрис».  Многие считают ее лучшей за всю его театральную карьеру.
А потом в Рочестер приезжает глава Театральной гильдии Лоуренс Лангнер. Его восхищают не только постановки Мамуляна, но и то, как он работает с актерами. Так Рубен получает приглашение преподавать в Театральной школе Гильдии в пригороде Нью-Йорка. Это – большая ответственность, режиссер колеблется, и тут ему на помощь приходит… любимая бабушка. Во сне он видит себя на краю глубокой пропасти: «Меня охватил панический ужас. И вдруг я увидел бабо Като, которая шла мне навстречу. Она говорила мне, чтобы я не боялся, ступал по воздуху и переходил на другую сторону». Теперь сомнений в переезде нет. После трех лет работы Истмен отпускает его неохотно, заверив, что он может вернуться, когда пожелает.
И вот – Мекка театральной Америки, Бродвей. Новичку предлагают инсценировать недавно вышедший и очень популярный роман Дюбоса Хейуорда «Порги» из жизни чернокожих. Это предложение отвергли многие – боялись трудностей работы с цветными актерами. Мамулян отправляется в Южную Каролину, где происходит действие романа, потом в Гарлем и категорически заявляет продюсерам: «Я не халтурщик и не намерен гримировать белых актеров под чернокожих. Их жизнь должна быть сыграна ими же». Спектакль, премьера которого проходит 10 октября 1927 года, выдерживает еще 367 представлений! Восторженные зрители и критики удивляются, как иностранец смог прочувствовать и передать то, чем живет «черный юг» Америки. Мамулян становится признанным режиссером и позже признается, что «Порги» сделал его самого.
Следующее предложение тоже связано с пьесой, ставить которую отказываются другие. Это «Крылья над Европой» английских авторов Мориса Брауна и Роберта Николса. В ней герои беседуют, не отходя от стола, нет женщин и любовной интриги. А значит, она обречена на провал. Чтобы преодолеть статичность пьесы, Мамулян вносит в нее изменения. Один из авторов, Николс, приехавший из Лондона, по окончании репетиции вскакивает с криком: «Это невозможно!» и просит немедленно доставить его на телеграф – надо срочно сообщить соавтору об увиденном. Труппа в панике, Мамулян предлагает Николсу убрать изменения, но тот уже пишет текст телеграммы и протягивает ему. Рубен настолько расстроен, что отказывается читать, но драматург настаивает. И режиссер видит первые слова телеграммы: «Мамулян – гений»...
Еще не гением, но уже большим мастером признают тбилисца американские продюсеры. А это очень важно потому, что началась эра звукового кино, и необходимо, чтобы актеры органично заговорили на экране, отрекшись от методов «великого немого». Студия Рaramount Pictures, находящаяся еще в Нью-Йорке, приглашает Мамуляна стать преподавателем, но он предлагает попробовать его как режиссера. Хотя бы в одной картине.  И ему доверяют съемку фильма «Аплодисменты», в котором он, как говорится, разворачивается вовсю, ломая устоявшиеся каноны. Требует от оператора одновременно снимать тремя камерами, использует два микрофона и совмещает записанное с них на пленке, ставит камеру на колеса, да еще снимает вне студии, в различных уголках Нью-Йорка. Пресса единодушно отмечает, что дебютант действует в кино совершенно по-новому.
Окрыленный режиссер возвращается на Бродвей и подряд ставит несколько успешных спектаклей, лучшим из которых признан тургеневский «Месяц в деревне». Для него Рубен упрашивает знаменитого художника Мстислава Добужинского воспроизвести декорации и костюмы, созданные еще в 1908 году в Московском художественном театре. А потом – снова Paramount, уже перебравшаяся в Голливуд, и Мамулян становится одним из пионеров «фабрики звезд». Там появляется самая первая картина о гангстерах времен «сухого закона» со звездой экрана Гарри Купером – «Городские улицы». В ней впервые в истории кино звучит закадровый голос. Успех этой ленты дает Мамуляну полную свободу в работе над двумя следующими фильмами, которые критики признают его высшими достижениями в кинематографе.
В первой звуковой киноверсии знаменитого романа Роберта Стивенсона «Доктор Джекил и мистер Хайд» – тоже новации. Она снимается одним длинным куском, без монтажных склеек. Для превращения актера из доброго доктора в злобное чудовище используются зеленый и красный фильтры, высвечивающие лишь то, что надо показать в тот или иной момент. Это немало способствует тому, что исполнитель главной роли Фредерик Марч становится обладателем Оскара», а фильм в 1932-м получает приз самого престижного в мире Венецианского кинофестиваля (Каннского тогда еще не существовало) за самый оригинальный сюжет. Фантастическую музыку создало прокручивание в обратную сторону записи звуков очень низких и высоких частот, ритм при этом задавала запись учащенного биения... мамуляновского сердца. Совсем иная музыка звучит во втором из этих фильмов, одном из лучших мюзиклов 1930-х годов «Люби меня сегодня вечером». Там – песни классика американского музыкального театра Ричарда Роджерса.
А затем у Мамуляна появляется на экране Марлен Дитрих, спевшая в картине «Песнь песней» знаменитого «Джонни», ставшего затем одной из ее «визитных карточек». Говорят, что после ее успеха Грета Гарбо, звездная соперница Марлен, сама предложила Мамуляну занять ее в какой-нибудь роли. Она снимется в следующей картине Рубена «Королева Кристина», одной из самых знаменитых мелодрам в истории кино. Хлопот с капризной звездой у режиссера немало. Но, в конце концов, происходит «укрощение строптивой», несмотря на то, что после сотого дубля Гарбо бьется в истерике. Причем отношения налажены не только на съемочной площадке, но в личном плане. После съемок Грета и Рубен инкогнито отправляются в путешествие по Аризоне. Впрочем, инкогнито это остается недолгим для вездесущих журналистов, и «акулы пера» дают Мамуляну титул «Мистер Гарбо».
Но «божественной Грете» не удается окончательно приручить Рубена. В следующем фильме «Мы вновь живем» по толстовскому «Воскресению» (его консультантом стал сын писателя Николай Толстой) снимается не столь звездная русская актриса Анна Стэн (Фесак), партнерами которой в немых фильмах до ее эмиграции были Василий Качалов и Всеволод Мейерхольд. А после этого – знаменательное событие: в 1935-м Мамулян снимает первый в истории кино полнометражный цветной художественный фильм «Бекки Шарп» по «Ярмарке тщеславия» Теккерея. Этот год и принято считать годом появления цветного кино, до того лишь предпринимались попытки раскрашивать в несколько цветов отдельные кадры. «Я считаю, что цвет на экране может быть использован как эмоциональный прием», – заявляет режиссер, и его слова не расходятся с делом. Цветовая гамма фильма воздействует на зрителей так же, как звуковые новации Мамуляна. Не случайно, что эта картина получает премию Туринского фестиваля за оригинальное использование цвета.
Забегая вперед, мы увидим, как в 1940-м Рубен снова использует цвет «в драматургических целях». Кадры фильма «Кровь и песок» по роману одного из крупнейших испанских писателей XX века Бласко Ибаньеса напоминают цветовой гаммой картины известных испанских художников. Венчает их еще один приз Венецианского фестиваля – особый, за лучший цветной фильм. А между двумя «цветными» наградами Мамулян получает еще и Приз нью-йоркских кинокритиков за лучшую картину 1936 года. Веселая пародия на гангстерские фильмы коллег по Голливуду называется «Отчаянный парень». Примечательно, почему Мамулян стал ее снимать. Театральная гильдия решает ставить оперу «Порги и Бесс» на музыку гениального Джорджа Гершвина. Но вместо Мамуляна, как мы помним, блестяще поставившего это произведение как пьесу, почему-то приглашают другого режиссера. И лишь по категорическому требованию Гершвина, преклоняющегося перед Мамуляном, справедливость восстановлена. Композитор даже соглашается внести в партитуру изменения, отвечающие замыслу постановщика. После триумфальной премьеры основная слава достается Гершвину. Режиссера, конечно, тоже хвалят, но он – на втором месте. Именно тогда Мамулян решает сделать работу, успех которой будет целиком принадлежать ему. «Отчаянный парень» оправдывает это желание.
Но все-таки были музыкальные постановки, которые критики расценили, в первую очередь, как личный успех Мамуляна. Это мюзиклы «Оклахома!» и «Карусель», восторженно принятые публикой в разгар военного времени и ставшие, что называется, классикой жанра. Ну, а в кино Рубен ставит еще семь фильмов, кроме уже перечисленных. Самый известный из них – «Знак Зорро», на котором выросли миллионы мальчишек во многих странах. Последняя его картина – «Шелковые чулки». Поставленная в 1957-м, она получает в следующем году «Золотой глобус» за лучший фильм и приз лучшей актрисе в категории комедийных музыкальных фильмов. Успеху у зрителей способствует и то, что в ней снимается легендарный исполнитель степа Фред Астер.
После этого Мамулян не снимает ни одной ленты. Он начинал работать над двумя знаменитыми картинами – экранизацией «Порги и Бесс» и блокбастером «Клеопатра». Но оба раза довести съемки до конца суждено не ему. В первом случае продюсер вдруг решает, что «русский» режиссер все же не сможет вникнуть в жизнь негритянской общины, а несколько ведущих артистов ропщут, что постановщик излишне командует ими. Во втором случае, пригласив на главную роль Элизабет Тэйлор и сумев преодолеть все ее капризы, Мамулян не соглашается с изменениями, вносимыми в сценарий без его ведома. Так в 1961 году заканчивается его карьера кинорежиссера. Ему всего 58 лет – время творческого расцвета. Почему же талантливейшего человека отлучают от того, что он любит и умеет делать?
Историки и искусствоведы считают, что основных причин две. Явная: аристократизм, независимость, высокая самооценка, да и вообще весь образ жизни Мамуляна не очень вписывались в голливудские стандарты. Завистников, соперников, наконец, открытых недоброжелателей у него было предостаточно. Скрытая причина: как и многие другие американские деятели кино, Мамулян попал в поле зрения ФБР в период антикоммунистической «охоты на ведьм» в Голливуде. Поводов несколько. Контакты с советскими кинематографистами в то время, когда он играл руководящую роль в Гильдии режиссеров искусства. Присутствие на званых обедах Национального совета американо-советской дружбы и работа в Школе писателей Голливуда «Лиги Американских Писателей». А эта школа и эта лига считались в ФБР ведущими коммунистическими организациями США. Значит, звонки Рубена отслеживались, почта просматривалась, за домом следили. В 1950-м все это прекратилось, однако досье Мамуляна так и не закрыли. Как говорится в известном анекдоте, «но осадочек остался».
Последние десятилетия своей жизни великий новатор кинематографа лишь изредка работает в театре и на телевидении. Он пишет книгу для детей «Абигайл», в которой главное действующее лицо – кошка, создает большую искусствоведческую работу «Гамлет: пересмотренный и интерпретированный». Кстати, это его любимая пьеса, и ее переводу на современный английский Мамулян, говоривший на семи языках, посвящает целый десяток лет. В 70-х и 80-х годах его жизнь проходит, в основном, в переездах с одного кинофестиваля на другой и в выступлениях на ретроспективных показах своих фильмов, он читает лекции в университетах и киношколах. А под конец жизни вдруг оказывается, что его замечательное прошлое все же достойно высоких оценок. Звезда Мамуляна появляется на голливудской Аллее славы, его имя вносят в «Бродвейский зал славы», он получает высшую награду Гильдии кинорежиссеров Америки – премию Гриффита за суммарные достижения в области кинематографии.
Среди кинофестивалей, на которые его приглашают почетным гостем, – и Московский. Приехав на него в 1961-м, классик кинематографа хочет побывать еще в родном Тбилиси и на исторической родине, в Армении. Его не пускают – в «Шелковых чулках» он снял приключения в Париже большевистских эмиссаров и считался в СССР создателем антисоветского фильма. Через десять лет в Кремле смилостивились, и Мамулян отправляется на Южный Кавказ, сначала – в Ереван, где им очень гордятся. И здесь нельзя не процитировать исследовательницу жизни режиссера Светлану Гулян: «Посещение родного города входило в программу поездки. В Тбилиси он должен был ехать на машине. На границе Грузии и Армении его ждал кортеж грузинских машин.  Прием в Грузии ему был оказан на самом высоком уровне. Указание свыше – никаких помпезностей, никаких встреч с журналистами, получили обе республики. Армянское правительство проявило осторожность, свято выполнив это указание. Грузины же встретили знаменитого американского тбилисца как подобает». Кто бы сомневался!
Об этом единственным приезде Рубена на родину ходит немало историй, зачастую противоречивых. Так, Георгий Данелия пишет, что, возвращаясь «из ресторана на фуникулере, Мамулян захотел посмотреть на дом, где он жил до революции». И что «в Сабуртало (район в Тбилиси) они вошли в типично тифлисский дворик – с фонтаном посередине и верандами». Что ж, при всем уважении к Данелия, любой тбилисец может напомнить ему: в годы мамуляновского детства Сабуртало был огромным полем, а жилым районом стал лишь во второй половине ХХ века. На спуске с фуникулера типично тифлисский дворик мог быть только в Сололаки, где стоит дом рубеновского деда. Есть и другие рассказы о том, что он побывал именно там. А армянская журналистка Элеонора Малхасян утверждает: «Кортеж автомобилей въехал на Ленинградскую улицу... Мамулян остановился возле большого дома, который некогда принадлежал его родителям и фронтон которого все еще венчал их семейный вензель». Все эти истории, на какой бы улице они ни происходили, объединяет одно: везде старожилы узнавали Рубена…
Ну, а что же с личной жизнью?  В 1942-м он женится на художнице Азалии Ньюман, увидев в ней черты многих своих героинь. С годами она пристрастилась к спиртному и стала настоящей сумасбродкой. Старость оба проводят в окружении сорока (!) кошек. Пять лет после смерти Азалии режиссера поддерживает домработница Цагик Гюрджян, ставшая ему и другом, и сиделкой. Именно она добивается, чтобы его похоронили на красивейшем лосанджелесском кладбище Forest Lawn Memorial Park. Отпевают Мамуляна в армянской церкви, в последний путь его провожают пятьсот человек, среди которых – главы трех армянских епархий и голливудские звезды Керк Дуглас, Стенли Крамер, Френсис Форд Коппола, Элиа Казан, Билли Уайльдер Джозеф Манкевич, продолживший съемки «Клеопатры»…
И лишь одна женщина была рядом с Рубеном все годы его жизни, от рождения до смерти. За три дня до своего ухода девяностолетний режиссер в полузабытье делает руками странные движения и объясняет: он шьет одеяло вместе с бабо Като. Еще задолго до этого он разговаривает с ней во сне и сообщает потом, в каком она была настроении. А в гостиной его дома висит портрет бабо Като, написанный Азалией с маленькой потрепанной фотографии, привезенной из Тбилиси.
На могильном камне Мамуляна сначала значилось: «Великий режиссер». Потом камень обновили, и теперь там написано: «Выдающийся режиссер театра и кино». На мемориальной доске в Тбилиси значится, что он – «известный». Наверное, эти надписи делали люди, далекие от кино. О своем вкладе в кинематограф сам Рубен Захариевич говорил: «Самый главный критик – это время». И время доказало: он – великий!


Владимир Головин