Этот памятник поначалу был самым загадочным в истории Тбилиси. Когда он в 1982 году появился на улице Тамарашвили, и среди горожан, и в различных организациях загудели вопросы: что за человека с тремя (!) звездами Героя увековечили между Институтом физики, штабом Закавказского военного округа и ипподромом? Фамилия Щелкин, высеченная на постаменте, никому ничего не говорила (кроме, как оказалось потом, соблюдающих секретность представителей науки). Наконец, когда интерес тбилисцев достиг апогея, власти известили журналистов: бюст выдающегося ученого-атомщика Кирилла Щелкина, трижды Героя Социалистического Труда, должен быть установлен на его родине. Что и сделано по указу Верховного Совета СССР, поскольку его место рождения – Тифлис.
То, что бюст появился почти через три десятка лет после того, как Кирилл Иванович получил третью звезду Героя, еще можно понять – он был в числе самых засекреченных деятелей науки. Но ведь со дня его смерти к моменту установки памятника прошло целых 24 года, и все это время уже можно было не опасаться рассекречивания. Ответ на этот вопрос дает сын ученого Феликс Щелкин: «Он отказался от участия в самых известных и самых скандальных взрывах в истории человечества, наступил на горло своей профессии, и, вместо того чтобы быть осыпанным за эти взрывы очередными благами, стал самым «неизвестным» из первопроходцев Атомного проекта».
Итак, Тифлис 1911 года. В семью топографа по земельному устройству Ивана Щелкина приходит священник Феодосиевской церкви Михаил Гриднев, чтобы крестить новорожденного сына, которого нарекают Кириллом. Должность у главы семьи хлопотная, востребованная – «надзиратель за казенными землями и оброчными статьями». Поработав в Грузии, он переезжает в Армению, и в четыре года его сын Кирилл навсегда расстается с родным городом. Зимой семья живет в Эривани, а летом колесит по горным местам. Именно это и то, что Кирилл неплохо говорил по-армянски, породило в наши дни еще одну версию о его происхождении: он был армянином, и настоящее его имя Киракос Метаксян. Но работники Государственного архива Смоленской области обнаружили в фондах Духовной консистории метрическую книгу Успенской церкви города Красный Смоленской губернии за 1881 год с записью N9 о рождении 24 февраля и крещении 26 февраля младенца Ивана, отца будущего ученого. А то, что он и его семья знали армянский язык, исследователи объясняют еще и так: в крымском городе Карасубазаре (ныне – Белогорск), где они обосновались в 1924 году, была большая армянская община.   
Но у бывшего заведующего отделом пропаганды Ереванского горкома компартии, бывшего начальника Главного управления по охране гостайн в печати при правительстве Армянской ССР (главного цензора в советской Армении) Григора Мартиросяна, ставшего старшим научным сотрудником Института истории Национальной академии наук Республики Армения, – свое мнение. Он выпустил книгу «Щелкин Кирилл Иванович – Метаксян Киракос Ованесович». Среди его обоснований – рукописная запись, которую сделал некий «ученый-разведчик», случайно услышавший в поезде через дверь купе, как Щелкин рассказывает свою армянскую родословную. Есть и такой довод: «Метакс» – по-армянски «шелк». И производство шелковых тканей организовали в Карасубазаре именно армяне. А первые два года в карасубазарской школе будущий герой писал в тетрадках свою фамилию якобы через «Ш». И, конечно, автор обратил особое внимание на нос Щелкина «с орлиной горбинкой». Ну, а журналист газеты «Голос Армении»» Гурген Карапетян в статье «Армянский след в атомном строительстве», опубликованной 22 июня 2010 года, приводит и такой довод: «Безусловно, о том, что Щелкин – армянин, знали в высших эшелонах власти. Достаточно сказать, что работы по созданию атомной бомбы проводились под общим патронажем Лаврентия Берии, а уж он-то знал обо всех все. И смею высказать свое убеждение, что, если бы Щелкин не был настолько нужен в команде атомщиков, его судьба сложилась бы совершенно иначе».  Что ж, с последним предложением трудно поспорить. И не только относительно Щелкина.
А, впрочем, так ли уж важна национальность Кирилла Ивановича? Для тбилисцев, которые никогда не ставили во главу угла, какого рода-племени человек, главное в том, что сделал для человечества их земляк. И вот тут есть, чем гордиться. К 1953 году в Советском Союзе было лишь пятеро (все – участники Атомного проекта), по три раза (!) удостоенных самых высоких званий – Героя Социалистического Труда и лауреата Сталинской премии первой степени. И среди них – первый заместитель Главного конструктора атомного и термоядерного оружия 43-летний уроженец грузинской столицы Кирилл Щелкин. Причем все свои звезды Героя он получает в течение… четырех лет.
И еще немного «звездной» статистики – ну никуда от нее не деться в рассказе об этом человеке. За всю историю СССР было шестнадцать трижды Героев Социалистического Труда. Вычтем из этого количества получивших «блатные» награды партийных деятелей Никиту Хрущева, Константина Черненко и Динмухамеда Кунаева, показательного хлопкороба Хамракула Турсункулова, и останутся великие ученые и организаторы наук – авиаконструкторы Сергей Ильюшин и Андрей Туполев, идеолог космической программы Мстислав Келдыш, один из руководителей советской атомной промышленности Ефим Славский, специалист по созданию различных видов вооружений Борис Ванников. Ну и, конечно, великолепная семерка разработчиков и создателей ядерного оружия: Игорь Курчатов, Андрей Сахаров, Юлий Харитон, Кирилл Щелкин, Анатолий Александров, Яков Зельдович, Николай Духов. Большинство этих ученых со временем были рассекречены, они даже стали, что называется, публичными личностями, двое из них возглавляли Академию наук СССР. Сахаров получил известность, но – скандальную, после того, как впал в немилость властей и был лишен всех званий и наград. Щелкин же на многие годы остался неизвестным «широким массам»…  
Но все это будет намного позднее того дня, когда Кирилл оканчивает школу в Карасубазаре. Помимо купания в море, его любимое занятие – решение математических и физических задач. Так что, поступая в Симферополе в Крымский педагогический институт, он выбирает физико-технический факультет. На двух последних курсах одновременно с учебой работает на метеорологической, сейсмической и оптической станциях при институте. А учится он так, что вместе с дипломом о высшем образовании получает премию и заманчивое предложение. Премия по тем временам просто необходима молодому человеку, семье которого после смерти ее главы живется очень трудно. Это – брюки! Ну, а предложенной ему должностью мог гордиться любой выпускник вуза: директорство в ялтинской школе.
Но Кирилл, которому всего 21 год, принимает два судьбоносных решения. Он женится на однокурснице Любочке Хмельницкой и едет с ней в Ленинград – работать в Институте химической физики. А чтобы отправить молодоженов на берега Невы, его мать продает свое золотое обручальное кольцо и нательные золотые крестики с цепочками, принадлежащие ей и дочери Ирине. Кстати, за девять лет до Щелкина, когда пединститут именовался Таврическим университетом, тот же факультет окончил его будущий соратник Игорь Курчатов.
В ленинградском институте, занимавшемся в основном теорией горения, собеседование молодого провинциала с директором, основателем целой школы в химической физике академиком Николаем Семеновым растягивается… до конца дня. И в результате Щелкин получает должность лаборанта. Его жена становится учительницей школы в морском порту. Поначалу им негде жить, и ночуют они прямо в лаборатории, на покрытом шубой столе… Кирилл выбирает специальность «Горение и детонация газов и взрывчатых веществ», и его сын приводит такое признание отца: «В институте химической физики я обнаружил, что мое образование имеет серьезные пробелы. Для уменьшения этих пробелов я три года – с 1932 по 1935 – посещал лекции по математике и механике на инженерно-физическом факультете Ленинградского политехнического института и слушал курсы, читавшиеся для аспирантов».
Через шесть лет после появления в институте Щелкин – уже начальник отдела, защищает кандидатскую диссертацию на тему «Экспериментальные исследования условий возникновения детонации в газовых смесях». Ученый совет отмечает, что эта работа «является крупным шагом вперед в науке о горении», что «диссертант обнаружил не только высокую квалификацию… и большое экспериментальное мастерство, но и, выдвинув оригинальную и весьма обоснованную новую теорию возникновения детонации, показал себя сформировавшимся самостоятельным ученым». Для уточнения снова – слово его сыну Феликсу: «Отец предложил способ определения появления и измерения интенсивности детонации в двигателях внутреннего сгорания. Детонация – страшный враг таких двигателей. Работа отца помогла нашему двигателестроению накануне схватки с фашизмом создавать надежные двигатели. Серия дальнейших исследований закончилась работой «К теории возникновения детонации в газовых смесях». Но это было только зарождение теории. Отец продолжал поиск, провел множество оригинальных исследований».
В 1940 году Щелкин начинает писать докторскую диссертацию, которая имеет и практическое значение для техники безопасности в шахтах. Однако в работу вмешивается война. У ученого – бронь, но он рвется на фронт. И после двух отказов все-таки добивается своего – попадает на передовую, во взводе артиллерийской разведки сражается под Смоленском, обороняет Курск и Москву. Когда же немцев отгоняют от столицы, зимой 1942-го, гвардии рядового Щелкина вызывают в штаб 7-й гвардейской стрелковой дивизии. И на основании шифрованной телеграммы из Народного комиссариата обороны вручают предписание: для продолжения научной работы отправиться в Казань, куда эвакуирован Институт химической физики.
Щелкинские статьи по теории горения и детонации, которые появляются во время работы над докторской диссертацией, привлекают внимание тех, кто спешно создавал реактивные авиадвигатели в противовес немецким «Мессершмиттам». И вот что вспоминает Феликс Щелкин: «Я никогда не слышал от отца никаких претензий к разработчикам реактивных и ракетных двигателей, которые, пользуясь результатами его научных исследований, очень редко делали ссылки на его работы. Только однажды, уже в начале 60-х годов, был такой эпизод. Целый день отец сосредоточенно о чем-то размышлял, прогуливался, не садясь за письменный стол, что было необычно. Наконец он обратился ко мне: «Сделал исключительно красивую работу. Знаю, она очень нужна разработчикам ракетных двигателей. Они никогда до этого не додумаются. Рука не поднимается публиковать ее. Опять используют, и не сошлются на автора». Это был единственный случай, когда прорвалась, видимо, накопившаяся за многие годы обида. При этом отец отнюдь не был честолюбивым».
В ноябре 1946-го – защита докторской диссертации «Быстрое горение и спиновая детонация газов», а после нее – личное предложение президента Академии наук Сергея Вавилова начать работу заместителем директора Института физических проблем, созданного Петром Капицей.  Щелкин отказывается, а через полгода Курчатов, присутствовавший на защите диссертации, приглашает специалиста по внутренним механизмам взрывов в Атомный проект – разрабатывать взрывные системы атомных бомб. Так в сверхсекретном КБ-11 в закрытом городе «Арзамас-16» (ныне – Саров Нижегородской области) появляется руководитель научно-исследовательского сектора, он же – первый заместитель Главного конструктора, он же – заместитель научного руководителя Кирилл Щелкин. 29 августа 1949 года именно он в Семипалатинске принимает под роспись первую советскую атомную бомбу, обеспечивает ее подъем на башню полигона, закладывает первый капсюль-детонатор и контролирует установку остальных.
И в том же году Щелкин получает свои первые звезду Героя и лауреатскую медаль Сталинской премии первой степени. А после успешного взрыва атомной бомбы куратор проекта Лаврентий Берия предлагает Курчатову дать ей название. В документах она была засекречена как РДС («Реактивный двигатель специальный»), а большие чиновники Специального комитета при Совете Министров СССР (неофициально – Спецкомитета по использованию атомной энергии) подобострастно расшифровывают аббревиатуру как «Реактивный двигатель Сталина». Но Курчатов заявляет Берия, что именно Щелкин уже дал название, и звучит оно так: «Россия делает сама»...
Потом – новые разработки, поиски решений, испытания, научные споры…  В 1951-м – создание уже уранового заряда, вторая золотая звезда «Серп и Молот». Через пару лет, в разгаре термоядерной гонки с США, в «КБ-11» создается термоядерная бомба. Щелкин становится трижды Героем и членом-корреспондентом АН СССР.  Формулировка во всех трех Указах Президиума Верховного Совета СССР о награждении одна: «За исключительные заслуги перед государством при выполнении специального задания», на каждом – грифы «Секретно» и «Не подлежит опубликованию». А в 1954-м правительство принимает решение, сыгравшее огромную роль в судьбе Кирилла Ивановича – в глубине страны, на Урале, будет создан второй строго засекреченный ядерный центр. Курчатов предлагает назначить Щелкина его научным руководителем и Главным конструктором.
Новый центр называют Челябинск-70, и на заседании Совета Министров, утверждавшем новые назначения, Никита Хрущев сообщает, что уже обо всем договорился с первым секретарем Челябинского обкома. Под производство атомщикам выделяют новый большой цех крупнейшего в стране тракторного завода, под жилье – 10 процентов квартир в строящихся домах. В ответ на это «проявление заботы партии и правительства» Щелкин заявляет, что предприятие, производящее атомные и водородные бомбы нельзя размещать прямо в городе. Если же это произойдет, он просит освободить его от предложенных должностей. После этого от Никиты Сергеевича сильно достается первому заместителю министра среднего машиностроения (это ведомство – аналог нынешнего «Росатома») Ефиму Славскому, мол, его «кадры считают себя умнее всех». И разъяренный руководитель государства покидает заседание, приказав первому заму главы правительства Анастасу Микояну: «Дай ему все, что он просит, через год я поеду на Урал, специально заеду на объект, и тогда он мне ответит за срыв специального правительственного задания».  На объекте он так и не появился – все работы там шли строго по плану. Но врагов в высших эшелонах власти Щелкин нажил.
Челябинск-70 создается в том месте, которое полностью соответствует требованиям, предъявленным Курчатовым и Щелкиным к условиям работы ученых – отличный    климат, живописная тайга с озерами, ягодами и грибами. Новый объект называют НИИ-1011. Со временем он станет Всероссийским научно-исследовательским институтом технической физики, а город переименуют в Снежинск. Именно здесь создается серийная   водородная боеголовка, поступившая на вооружение армии в ракетах Сергея Королева. За эту работу к созвездию наград Щелкина в 1958 году прибавляется Ленинская премия. Но вот что интересно: со всеми своими звездами и лауреатскими знаками Кирилл Иванович появляется лишь раз в жизни (полный «иконостас», включавший еще четыре ордена Ленина, ордена Трудового Красного Знамени и Красной Звезды он не надевал никогда). А появление «при полном параде» происходит не потому, что он вдруг захотел, чтобы все увидели его значимость, а из-за… розыгрыша. Щелкин вместе с Курчатовым и Ванниковым избирается делегатом XXI съезда КПСС, на который те приходят со всеми своими наградами, а он, как говорится, без ничего. После первого дня работы съезда друзья-коллеги в шутку упрекают его: пренебрегаешь таким событием, такими наградами! На следующий день, сговорившись, они появляются без наград, а Щелкин – наоборот. И на него сыплются уже другие «упреки»: тебя избрали на съезд работать, а не хвастаться звездами, не думали, что ты такой нескромный… В общем, физики шутят.
Ну, а что касается несговорчивости Кирилла Ивановича, когда речь шла о вещах, представлявшихся ему недопустимыми, то примеров тому немало. Вот характерный случай с   размещением в головной части новой ракеты Сергея Королева водородного заряда Дмитрия Сахарова. Щелкин видит: система управления ракеты устроена так, что при выходе из строя любой ее части, ракета будет неуправляема. Он требует доработки, но Королев возражает: на это уйдет пять-шесть месяцев, а Хрущев с большим нетерпением ждет ракету, впервые способную донести мощнейший заряд до неуязвимых США. Спорят долго, упорно, и в итоге Королев просит Хрущева перенести срок окончания работы. Позже Щелкин рассказывал сыну, что Сергей Павлович был благодарен ему за предложенные изменения – ракета стала летать и надежнее, и точнее. В целом, этот спор не влияет на сотрудничество двух выдающихся ученых, для возвращения на Землю космических аппаратов Королев использует уникальную парашютную систему, созданную Щелкиным для термоядерных авиабомб.
Зато трагично заканчивается противостояние с Ефимом Славским, уж имевшим на Кирилла Ивановича «большой зуб» после выговора от Хрущева. Славского включают в список кандидатов на Ленинскую премию вместо ученого, которого порекомендовал Щелкин. И бесстрашный Щелкин, заявив, что «это входит в его служебные обязанности, и Ленинскую премию присуждают за творческий вклад в работу, а не за знание вопроса», вычеркивает из списка всемогущего Славского, вписав своего сотрудника. Через несколько месяцев Славский на целых 30 лет становится министром, и начинается «тихая травля» Кирилла Ивановича.
Поводом для нее становится не только непокорность ученого, но и то, что он вместе с Курчатовым и Сахаровым был убежден: основные задачи Атомного проекта уже выполнены, новые мощные взрывы для запугивания Америки не нужны, если их проводить в воздухе, могут быть огромные жертвы, любые испытания надо проводить под землей. И вообще, пора полностью переключиться на использование атомной энергии в мирных целях. Курчатов во всех публичных выступлениях, вплоть до съезда КПСС, продолжает бороться за запрещение испытаний водородного оружия. Но Хрущев отказывает ему не только в этом, но и в переводе Щелкина из Челябинска-70 в институт Курчатова для экспериментальных исследований по термоядерному синтезу. Многие специалисты считают: если бы этот перевод состоялся, Чернобыльской катастрофы могло не быть. Она произошла из-за слабой системы безопасности, а именно безопасность Щелкин обеспечивал в первую очередь при работе с ядерными устройствами.
Деятельность Кирилла Ивановича начинают ограничивать, и он, в сорок девять лет, демонстративно ложится в больницу для оформления инвалидности. Тем более, что причин для этого хватает – после работы «на износ» организм начинает сдавать, появляются затяжные болезни. В феврале 1960-го, когда Щелкин был в больнице, умирает Курчатов, а через семь месяцев Кирилл Иванович увольняется. Бывший Главный конструктор работает старшим научным сотрудником в Московском физико-техническом институте, ему удается создать там кафедру горения, его частые публикации получают всемирное признание. Он выпускает книги по газодинамике горения, по физике атома, ядра и субъядерных частиц, пишет вводную статью и редактирует сборник «Советская атомная наука и техника», вышедший к 50-летию советской власти в ноябре 1967 года. И при этом уговаривает Сахарова не уходить из науки, где ему нет равных, в политику, в которой он не специалист.
Через год после выхода последней книги Щелкина не стало. Его сын с горечью вспоминает: «На поминках отца – 12 ноября 1968 года – Ю. Б. Харитон подошел ко мне и матери и предупредил: «Если вам что-нибудь понадобится, никогда не обращайтесь в Министерство, там вам не помогут». Я был очень удивлен, так как ничего не знал, стал интересоваться и из нескольких источников восстановил причину предупреждения Юлия Борисовича. Стала ясна и причина «урезания» персональной пенсии с 400 до 200 рублей «объединенной командой» Славский-Микоян, победившей инвалида Щелкина и непонятной многолетней задержки в установке бюста отцу как дважды Герою на родине в Тбилиси. Полного молчания (напрашивается – «гробового») в атомной отрасли «удостоили» четыре юбилея отца – 50, 60, 70 и 80 лет. «Вспомнили» только о 90-летнем. 44 года забвения стоил отцу всего один мужской поступок. Отдельные попытки Н.Н. Семенова и Ю.А. Романова вспомнить Щелкина пресекались на корню». Первый из названных Феликсом Щелкиным, – вице-президент Академии наук СССР, второй – один из создателей водородной бомбы.
Сейчас имя Кирилла Ивановича носят город в Крыму, проспект в Снежинске и школа в Белогорске. К 100-летию со дня его рождения выпустили марку с его портретом и установили бюст в Снежинске. Ну, а что же с первым в СССР памятником ученому, за двадцать девять лет до этого поставленным в Тбилиси скульптором Георгием Тоидзе и архитектором Гией Чичуа? У него странная и незавидная судьба. Вот замечательное письмо мэра Тбилиси Вано Зоделава, отправленное в 2001 году в Снежинск: «Жители города Тбилиси с глубоким почтением и гордостью хранят память о своем выдающемся земляке Кирилле Ивановиче Щелкине – блестящем исследователе, трижды Герое Социалистического Труда, создателе центра «Челябинск-70». В связи с девяностолетием Кирилла Ивановича руководство города Тбилиси и представители научной общественности соберутся у памятника К.И.Щелкина, дабы еще раз почтить память выдающейся личности». А в августе 2008-го памятник исчезает. Бесследно. На запрос российского МИДа тогдашние власти Грузии отвечают, что «бюст украден, ведется расследование, а если удастся его найти, то бюст будет установлен на прежнем месте»…
Ох, как хочется верить, что справедливость восторжествует! И восстановленный памятник поможет тбилисцам узнать о том, как много сделал для науки их самый засекреченный и очень несговорчивый земляк.


Владимир Головин