Грузинский международный фестиваль искусств им. Михаила Туманишвили GIFT – это действительно подарок, о котором только может мечтать любой театрал. Тбилисцам очень повезло – каждый год они могут увидеть 20-25 спектаклей, выставок, презентаций высшего художественного уровня.
А вот пресс-конференция, на которой собираются сразу несколько звезд,  да еще готовых к открытому разговору – это, знаете ли, уже не подарок, а настоящий клад для журналиста.
Рядовому зрителю на подобную встречу никогда не попасть, поэтому мы и решили поделиться ею  с нашими читателями.
Участниками пресс-конференции стали: основатель, вдохновитель и рулевой фестиваля GIFT Кети Долидзе, генеральный директор Федерального центра поддержки гастрольной деятельности Антон Прохоров и, конечно, создатели спектакля театра имени Е. Вахтангова «Ветер шумит в тополях», одного из безусловных фаворитов фестиваля этого года, – художественный руководитель театра, режиссер Римас Туминас, актеры Максим Суханов, Владимир Симонов и Владимир Вдовиченков.

– Отзывы критиков об этом спектакле очень разноречивы. Как вы реагируете на рецензии?
В. Вдовиченков. Отзывы – это важно. Но это не самое важное. Потому что мнений бывает миллион, всем не угодишь. Признаться честно, хочется реагировать только на конструктивную критику. Статьи в стиле «слышь, ты» откладываешь в сторону сразу. А если читаешь, скажем, написанное в таком стиле – «мне понравилось, но кое-что меня смутило», как раз на такое и реагируешь. И задаешь себе вопросы. Римас Владимирович однажды даже предложил: того критика, кто даст самый конструктивный отзыв о спектакле, приглашать впоследствии на репетиции, спектакли, для общения. Но это пока не осуществилось.

– Римас Владимирович, в ваших метафорических спектаклях много скрытых смыслов. Я понимаю, что задаю запрещенный вопрос, но все же - какие смыслы вкладывали вы? И еще. Мне показалось, что все три великолепных артиста в какой-то степени были самоироничны, даже пародировали сами себя. Так ли это?
Р. Туминас. Да, вы правы. Я не предлагаю никаких новых смыслов. И не отрицаю, что всегда ставлю один и тот же спектакль. Схожесть есть, остается, и так должно быть. Я давно понял, что не надо выражать себя. Вот молодые любят говорить: «Я хочу выразить себя!». А кто тебя об этом просил? Разве ты интересен? Разве я интересен публике большого интеллектуального потенциала? Но вот когда выражают автора через актера… Одно через другое выражается – Лермонтов написал «Демона», а Врубель написал своего «Демона» по Лермонтову… Как говорил Любимов, это не система, а метод. Метод работы, метод раскрывать другого. Я беседовал с греческими актерами и режиссерами, мне довелось работать с ними, я ставил «Царя Эдипа». Они высказали мысль, которая давно меня волнует. Начиная с античной трагедии, они играют сначала для граждан (говорят не «публика», а именно  «граждане»), потом – для звезд, потом – для умерших. Если эти направления соединяются, тогда можно монтировать и комедию, и драму, и трагедию… Но в спектакле «Ветер шумит в тополях» самые большие надежды, конечно,  возлагались на актерское исполнение – они должны были, как оркестр, настроиться и сыграть симфонию.

– А что, если бы герои добрались до тополей? Можно ли рассматривать такой вариант?
Р. Туминас. Надо рассматривать! Я вам кое-что напомню. Когда мы начали репетировать, меня обвиняли в том, что я не люблю русскую литературу, что я разрушитель русского театра и так далее. В общем, чужак, чужак.  Смотрели с недоверием или провокацией – быть Вахтанговскому театру или не быть. Шаткое положение. Но оно меня не волновало. Я всегда остаюсь в позиции гостя – это самое лучшее. Тогда и дистанция нужная сохраняется. Эти три актера – тоже гости на сцене. Где бы они ни играли – они гости. Гости Вахтанговского театра. Будут они здесь завтра? Может, и нет. Наверное, отсюда эта ирония по отношению к себе. Как говорил Анатолий Эфрос, «я уйду из театра, надо уходить из театра, каждый день надо уходить из театра, только – куда?» Я очень хорошо помню телевизионную передачу, которая очень некрасиво, негативно отзывалась именно обо мне. И один из главных упреков звучал так: а почему этот чужак ставит здесь, на русской сцене, современную французскую пьесу? То есть акцент был такой: он не наш, он обманщик, его «Дядя Ваня» – тоже обман, он сумел всех обмануть. Правда, после «Евгения Онегина» и «Пристани» упрекать перестали, но «Ветер» все-таки был недооценен. Актеры сами знают, чего это нам стоило. Но они не поддались, не разошлись, наоборот – сплотились. И чем дальше, тем больше этот спектакль расцветал со всеми своими кружевами – экзистенциалистскими, абсурдистскими, авангардистскими…

– Вопрос актерам. Какие рекомендации давал вам режиссер и что вы добавили от себя, работая над образами?
В. Вдовиченков. Рекомендация у Римаса Владимировича только одна. Я ее запомнил на всю жизнь, и она действительно важная. «Когда выходите на сцену, помните, что вы играете третьему». Каждый сам решает, кто этот третий. Бог или кто еще. Зрителя обмануть легко, зритель рад обманываться. А когда играешь не себе, не зрителю, а кому-то третьему, все окрашивается другим цветом. В этот момент ты честнее, чем есть на самом деле. Все становится более важным.
Р. Туминас. Я повторяюсь, но напомню слова, которые вы прекрасно знаете. «Весь мир театр, мы все актеры в нем». Приписывают Шекспиру. Но это не Шекспир. За сто лет до него это сказал французский поэт Ронсар, и полностью читается так: «Весь мир – театр, мы все актеры в нем, всевышняя судьба распределяет роли, и небеса следят за нашею игрой». Что нужно знать актеру? Кому «третьему» играть? Третьему глазу, звездам, небесам? Разуму Вселенной? Как вы знаете, у Птолемея – семь сфер, они окружены восьмой, на которой закреплены звезды. А что там, дальше, за восьмой сферой? Какой-то звук доносится из-за той восьмой сферы. Ангелы, звуки хора, там наши предки, деды и прадеды, все умершие. И они поют. Вот это и надо услышать. И играть им – небесам... Вчера мы сумели сыграть. Этот спектакль, как и «Дядя Ваня», держится очень стабильно.

– Как вы сочетаете работу в Вахтанговском и в Малом театре Вильнюса?
Р. Туминас. Мне не трудно это сочетать. Хотя это разные театры, разные стили. Литовские актеры, пожалуй, более склонны к абстрактному мышлению. Мало спрашивают. Мало говорят. Не делят между собой роли. Каждый понимает, что приглашен на спектакль, а не на роль. Мы сперва собираемся для постановки, что-то разыгрываем, обсуждаем, а потом уже распределяем роли. И никто не в претензии. В русском театре по-другому. Кого я буду играть – первый и главный вопрос.
К. Долидзе. В своей книге Ванесса Редгрейв вспоминает, что когда Роберт Стуруа ставил в Лондоне спектакль «Три сестры», один из актеров хотел подать на него в суд. Он мне все указывает, возмущался актер, сюда стань, сюда посмотри. Как так можно? Пусть режиссер объяснит свою концепцию, и я все сделаю. Ванесса отговорила его подавать в суд, а в итоге этот актер просто влюбился в Стуруа, и ему понравился метод, когда режиссер довлеет над актером.

– Но ведь Георгий Товстоногов говорил, что театр – это добровольная диктатура.
М. Суханов. Ну… Я не знаю, какие там были спектакли.

– То есть как?
М. Суханов. Вот так. Не факт, что они бы мне понравились. И вам тоже. Понимаете? Какие-то, может быть, были и хорошие, а какие-то – нет. Но дело даже не в этом, а в том,  что должно быть творчество. Если есть воля у режиссера, воля у актера, если есть исследовательский путь, тогда и получается интересно.
В. Симонов. Добавить про актерскую кухню и режиссерскую диктатуру нечего.

– Ваш персонаж кажется загадочным, закрытым. Чем он вам близок?
В. Симонов. Возрастом, наверное... Не знаю, почему мой персонаж получился у меня загадочным. Мне-то самому кажется, что это очень ясный персонаж. Страдающий. Не открывающий себя, скрывающий гораздо больше, чем остальные два персонажа. Сокрытие – это и есть его трагедия и сила. Мы достаточно коротко репетировали этот спектакль. У меня был образ, который Римас и я условно назвали «замухрышка». Вдруг за неделю до премьеры, после очередной репетиции, Римас говорит: «Ты знаешь, надо полностью поменять образ – и направление, и характер. Никаких шарфов. Нужны цилиндр, бабочка, жилетка и цепочка от часов». Вы можете себе представить – за неделю полностью перестроить образ! В последний момент! Это я рассказываю о том, как иногда Римас поступает с актером.
В. Вдовиченков. Мне мой герой близок. Такой же безумец! На самом деле, мне понятны его мотивации. Лишь бы энергия бурлила, лишь бы что-то происходило! На этом он и держится.

– Чем, на ваш взгляд, отличается грузинская публика?
М. Суханов. Я не ставлю галочку, кто на что и как реагирует. Мне кажется, что общечеловеческие проблемы, которые есть в этом спектакле, затрагивают всех, и все реагируют почти одинаково. Всегда есть яркая реакция в зале, и связь с публикой – очень живая.
К. Долидзе. Вчера я гордилась нашей публикой. Ни один нюанс не был пропущен. Перед фестивалем представитель одного из московских театров, не буду называть, какого именно, спросил у меня, будет ли спектакль сопровождаться субтитрами. Что? – ответила я. – Какие субтитры, вы что, с ума сошли? На спектакле наш зал, а там были люди разных поколений, доказал, что никакие субтитры нам не нужны. Публика реагировала на каждое слово, на каждый жест. Убеждена, тбилисский зритель – один из лучших в мире.

– Случается, что зал не реагирует?
В. Вдовиченков. Случается. Но иногда непонятно, отчего зал замолчал – от того, что так плохо, или от того, что так тронут. Самой лучшей негласной оценкой считается, когда спектакль кончился – и пауза. А через десять секунд – овация.
К. Долидзе. Например, в Японии во время действия категорически невозможны какие-либо реакции. Там просто все молчат. Реагировать на спектакле не принято.
М. Суханов. И в Прибалтике не принято.
К. Долидзе. А мне нравится, когда публика реагирует. Помню, меня просто поразил колумбийский зритель, когда мы показывали «Дона Жуана» Михаила Туманишвили. Ни с чем не могу сравнить. Мы играли в зале на 2500 мест, и творилось что-то невероятное.

– Римас Владимирович, как-то раз вы назвали себя главнокомандующим в театре. Если вы – главнокомандующий, то кем себя ощущают артисты под вашим началом?
В. Вдовиченков. Контрактниками! У нас нет ни чинов, ни званий. Есть один генерал – Маковецкий.

– Мы знаем, что вы, Антон Александрович, руководите Федеральным центром поддержки гастрольной деятельности.
А. Прохоров. Мы очень молодая организация. Первая часть нашей работы – это организация гастролей на территории России. В этом году – более 400 спектаклей от Владивостока до Калининграда. Вторая часть – наша зарубежная программа, которая нам очень дорога. Театр – действительно то искусство, которое позволяет выстраивать отношения между людьми, минуя границы. Ситуация, когда русские актеры в Грузии играют спектакль литовского режиссера, поставленный по французской пьесе, – куда уж интернациональнее! В Грузии у нас есть два партнера, с которыми мы много работаем, – это Русский театр имени Грибоедова и фестиваль GIFT. Мы очень благодарны Кети, которая является вдохновителем этого международного общения. Готовы обсуждать сотрудничество и с грузинскими театрами.
К. Долидзе. То, что произошло между Россией и Грузией, – это наша общая трагедия. И  мы отвечаем – нет, мы все равно будем вместе играть, общаться. GIFT – вне политики. И он всегда представляет самое лучшее. Случайные спектакли и случайные коллективы на GIFT никогда не приедут.  


Нина зардалишвили