| ОН НЕ БЫЛ СЛУЧАЙНЫМ ПРОХОЖИМ |
 В моей жизни самыми светлыми были школьные годы, которые я провел в литературном кружке Республиканского Дворца пионеров и школьников. Кружком руководила превосходный литератор, тонкий знаток поэзии Кетевана Фоминична Ананиашвили. Постепенно создав прочную традицию, она вырастила целые поколения поэтов, прозаиков, критиков.В светлом кабинете, украшенном цветами, царила атмосфера истинной поэзии, и это в условиях тоталитарного режима, когда все было строго идеологизировано. Такую деятельность в то время можно было оценить, как гражданский подвиг. В большом зале выступали литераторы старшего поколения. Артистически читал стихи Реваз Табукашвили, тогда же познакомил он слушателей с собственными переводами сонетов Шекспира, которые признаны наилучшими. Сразу заявила о себе Лана Гогоберидзе, многогранный литератор, мастер переводов с разных языков, впоследствии ставшая видным кинорежиссером. В 2003 году она издала книгу мемуаров «Что вспоминается и как вспоминается», где есть такие строки: «Дворец пионеров военного периода – один из парадоксов советской жизни», вспоминает, что из-за вольнодумства, свободного мышления (а это всячески поощряла Кетевана Ананиашвили) – это место стало «пристанищем диссидентов». Всегда интересно выступал Гурам Асатиани, удивляя зоркостью критического анализа, добросовестностью в работе. На этих вечерах звучали лучшие образцы грузинской и русской поэзии. Выделялись братья Мэлор и Дэви Стуруа, Тамаз Чхенкели, Рези Тварадзе, Рамаз Патаридзе, Зураб Какабадзе, Арчил Бегиашвили, Лия Мамулия, Ламара Кикилашвили. Руководительница кружка особенно выделяла безвременно ушедшую из жизни певицу Инолу Гургулиа, которая на свои стихи слагала прекрасные песни. На литературном небосклоне в тот период появилась Анна Каландадзе, стихи которой свежестью и очарованием привлекали всеобщее внимание. Вскоре заявила о себе новая волна талантливых поэтов, среди них выделялись братья Тамаз и Отар Чиладзе, Джансуг Чарквиани, Анзор Салуквадзе, Гиви Гегечкори, Тамар Эристави, Вахтанг Джавахадзе, Нана Хатискаци и другие. Через некоторое время к ним присоединились такие же талантливые, отмеченные новизной видения мира лирические поэты Вахушти Котетишвили, Резо Амашукели, Давид Цередиани, Тамар Джавахишвили, Нелли Габричидзе, Тамаз Гвазава. Членами кружка были ставшие впоследствии крупными специалистами античной литературы Александр Алексидзе и Рисмаг Гордезиани, видный критик, литератор Заза Абзианидзе. Наши вечера поэзии посещали Геронтий Кикодзе, Галактион Табидзе, Константинэ Гамсахурдиа, Георгий Леонидзе, Демна Шенгелая, Григол Абашидзе, Иосиф Гришашвили, Маквала Мревлишвили. Среди мероприятий, которые готовила Кетевана Ананиашвили, самым грандиозным и запоминающимся был вечер, посвященный памяти Ладо Асатиани. Мы уже были студентами университета, когда наш литературный кружок постигла большая беда. На утренней конференции молодой участник выступил по-русски (был у нас и русский сектор, который возглавляла прекрасный педагог Валентина Грязнова, тетя доктора филологических наук, политолога Нодара Натадзе): этот парень открыто говорил о вопиющих фактах фальсификации советских выборов. Об этом доложили куда надо, и обоих педагогов - Кетевану Ананиашвили и Валентину Грязнову за ослабление бдительности и идейный провал немедленно уволили.  Кетевана Ананиашвили много позже, в 2001 году, вспоминала: «С полки моего книжного шкафа по-прежнему смотрит фотография улыбающегося, полного жизненных сил нашего дорогого Дэви Стуруа, с трогательной надписью: «Не знаю, чем станет моя жизнь – комедией, трагедией или мелодрамой, но, во всяком случае, проведенные в вашем «птичнике» молодые годы останутся незабываемым прекрасным воспоминанием. Поверьте, навеки дорогой мне человек». По мере возможности хотелось бы рассказать почитателям творчества Арсения Тарковского, как Кетевана Ананиашвили оказалась героиней его стихотворений. Семья Ананиашвили жила у подножья Мтацминды, на извилистой узкой улочке Котэ Месхи, рядом с домом выдающегося кинорежиссера Сергея Параджанова. Это был литературный салон, где собирался цвет грузинской интеллигенции. Сестра Кетеваны, Нуца Ананиашвили, в совершенстве знала французский язык и переводила классиков, в частности, Альфонса Доде. Брат, Леван, был страстным библиофилом, писал стихи, но они были мало созвучны эпохе и редко печатались. В доме атмосфера была самая приятная. С членами этой аристократической семьи Арсения Тарковского познакомил Георгий Леонидзе, гордость грузинской поэзии. Известно, в какой респектабельной семье воспитывался Тарковский, какое всестороннее образование получил. Его путь в большой поэзии был трудным, тернистым. После окончания войны поэт некоторое время находился в Тбилиси, много переводил. Тарковскому очень понравилась младшая сестра Ананиашвили Кетевана, ее любовь к русской культуре, обширные знания в области литературы, манера держаться, и он старался заслужить ее расположение, решил связать с ней свою судьбу. Однажды, когда Георгий Леонидзе и Арсений Тарковский гуляли по проспекту Руставели, русский гость несмотря на поздний час высказал желание увидеть Кетевану (было 9 вечера), на что Леонидзе сказал, что у нас без спроса в такой час к даме не приходят, и визит пришлось отложить на следующий день. О том, что это не было мимолетным увлечением поэта, свидетельствуют прекрасные, выстраданные стихи, которые Тарковский посвятил своей грузинской музе. В первом стихотворении («Дождь в Тбилиси») чувствуется ярко выраженный элегический тон и глубокая осень нашего города, видим узкие, мокрые от дождя закоулки, по которым шел поэт. Своеобразная красота, личное обаяние Кетеваны Ананиашвили, лирический настрой ее чуткой, трепетной души не могли не вызвать пылкое чувство, и все это с завидным благородством, с рыцарской преданностью отразилось в восхитительных стихах. Поэт будто тончайшими серебряными нитями оплетает сон боготворимого существа. Другое стихотворение того же периода не имеет заглавия, но адресат прежний, и грусть неразделенной любви, тоска в нем заметно усиливается. Малый объем стиха не сковывает поэта, он мастерски использует черный и белый цвета, что одновременно создает эффектный контраст и гармонию – белоснежные цветы миндального дерева, дышащее весенней свежестью лицо, оттеняют черные, агатового цвета густые волосы, что побудило поэта по-новому осмыслить традиционную метафору – сравнение женщины с бабочкой. Читатель по достоинству оценит головокружительную смелость, яркость этого динамичного образа: «Ты, что бабочкой черной и белой/ Не по-нашему дико и смело/ И в мое залетела жилье...» Помню, лет десять назад Михаил Синельников (он часто бывал в Тбилиси) в журнале «Дружба народов» опубликовал интересную статью о Тарковском, о его больших заслугах и под конец спрашивал, кто она эта Кетевана. Жена художника Рено Туркия (он нарисовал портрет Кетеваны Ананиашвили) Эсма Гомелаури в Москве встречалась с Арсением Александровичем и взяла у него интервью. И художника, и его супруги, к сожалению, нет уже в живых. Маргарита Алигер в эссе «Судьба поэта» выделяет два главных ключевых свойства поэзии Арсения Тарковского. Она пишет: «Полная естественность во всем – вот, пожалуй, одна из характерных черт этого поэта. Естественность чувств, мыслей, естественность их выражения, естественность интонаций, о чем бы он ни говорил. Естественность ощущения себя в своем огромном и многомерном мире, не ограниченном никакими пределами». Не менее важным представляется «другое сразу ощутимое свойство поэзии Тарковского – поразительная весомость. Она прежде всего в мыслях и чувствах его поэзии, – он никогда не пишет о мелочах, о несущественном. А может быть, все написанное им становится столь существенным и значительным благодаря весомости всей фактуры стиха: интонации, ритмов, отдельного слова». Для Тарковского, как и для его великих учителей Пушкина и Толстого, главное - правда жизни, воплощенная в искусстве слова. Недаром он говорит в одной из заметок: «Я верю, что человек должен делать то, что ему свойственно по внутреннему убеждению». Общеизвестные истины он понимает по-своему, четко формулирует и не оставляет места для спора: «Можно изучить ритмику, метафоризацию и прочее, но стать от этого поэтом нельзя, потому что, поэзия способ видения, выбора и гармонизации. Плохая поэзия – это, прежде всего, несоответствие частей... Великая поэзия никогда не бывает исчерпана полностью... Мне кажется, для поэта очень важно, чтобы тот был двойником своих стихов». Творческую жизнь Арсения Тарковского омрачали зловещие события. Отпечатанную первую книгу стихов за «безыдейность» в 1946 году под влиянием доклада Жданова уничтожили; он был лишен возможности публиковать свои стихи – в основном переводил, в том числе с грузинского, и довольно интенсивно.  Автор обстоятельного предисловия к трехтомнику Арсения Тарковского Кирилл Ковальджи писал: «Поэта тридцать пять лет держали в безызвестности. Да и потом вряд ли можно сказать, что признание Тарковского стало бесспорным». Не будет преувеличением сказать, что один из крупнейших и своеобразных мастеров русского стиха по заслугам до сих пор не оценен.Вникнуть в мир грузинской поэзии, понять и освоить ее особенности Тарковскому помогали Георгий Леонидзе и Симон Чиковани. Свою лепту внесла и заслуженный педагог, журналист Кетевана Ананиашвили, наизусть знавшая стихи наших лучших поэтов. Арсений Тарковский по праву принадлежит к блестящей плеяде русских поэтов (А.Ахматова, Б.Пастернак, С.Есенин, О.Мандельштам, М.Цветаева, Б.Лившиц, П.Антокольский, Н.Заболоцкий, Н.Тихонов и др.), которые много сделали для сближения русской и грузинской поэзии, и эту славную традицию необходимо достойным образом восстановить. В стихотворении «Дождь в Тбилиси» поэт с оттенком печали пишет: «В переулке твоем/В этот час непогожий/Я – случайный прохожий/Под холодным дождем». Такого большого поэта, отмеченного божественной искрой, в нашем городе «случайным прохожим» никак не назовешь – он оставил свой глубокий, неизгладимый след не только на тихих крутых тбилисских улочках, но и в наших благодарных сердцах. Эмзар КВИТАИШВИЛИ ДОЖДЬ В ТБИЛИСИ Мне твой город нерусский Все еще незнаком — Клен под мелким дождем, Переулок твой узкий, Под холодным дождем Слишком яркие фары, Бесприютные пары В переулке твоем, По крутым тротуарам Бесконечный подъем. Затерялся твой дом В этом городе старом. Бесконечный подъем, Бесконечные спуски, Разговор не по-русски У меня эа плечом. Сеет дождь из тумана, Капли падают с крыш. Ты, наверное, спишь, В белом спишь, Кетевана? В переулке твоем В этот час непогожий Я — случайный прохожий, Под холодным дождем, В этот час непогожий, В час, покорный судьбе, На тоску по тебе Чем-то странно похожий. 1945 *** Ты, что бабочкой черной и белой Не по-нашему дико и смело И в мое залетела жилье, Не колдуй надо мною, не делай Горше горького сердце мое. Чернота, окрыленная светом, Та же черная верность обетам И платок, ниспадающий с плеч. А еще в трепетании этом Тот же яд и грузинская речь. 1946 Арсений ТАРКОВСКИЙ Да, скажи мне или возьми меня "Игры злые птички в космосе"с собой! Но еще более "Игра губка боб скачать на телефон"странным казалось мне отсутствие Аренса Ринггольда. Все молодые, красивые мужчины возбуждали во "Игры для сега на компьютере скачать"мне ревность, и я пристально изучал их. На мой взгляд, она совсем не походила на "Игра на компьютер бой с тенью скачать"вдову, и не было никаких признаков траура ни в "Скачать последнюю версию мазила фаерфокс"ее одежде, ни в выражении лица. |
