| ТЕНИ НАД ПЕРЕДЕЛКИНО |
 Андрей Вознесенский ушел 1 июня.Почти отшептало, отшелестело оцепенелое жаркое лето, не в силах отрыдаться ливнем. И тяжело, и горько, как в первый день утраты. Что нам останется? «Ностальгия по настоящему» и «Плач по двум нерожденным поэмам», «Мастера» и «Авось!», «Оза» и «Соблазн»... Что нам не забудется-вспомнится-запомнится? «Есть русская интеллигенция!», «Не трожьте музыку руками», «Ты меня на рассвете разбудишь», «Заведи мне ладони за плечи, обойми, только губы дыхнут об мои...», «Не плачу, не попрошайка. Спасибо, жизнь, что была», «Гремите, оркестры! Козыри – крести», «Свисаю с вагонной площадки, прощайте!»... Он никогда не шутил ни со смертью, ни о смерти. Он никогда не ломал комедий и не воспринимал жизнь ни как комедию, ни как трагедию. Его отношение к жизни – о, редкое качество! – было отношением к жизни как к жизни. Иногда – как к великому подношению, как к сокровищнице, полной даров небесных. Иной раз – как к «дару случайному». Иногда он бывал удивительно, победительно легкомыслен. Но никогда – легковесен. Иногда – забывчив, но никогда – пренебрежителен. И если порой его взгляд был исполнен трагизма, то это именно тот заповедно нечастый случай, когда трагедия исцеляет, когда даже личная беда не ослепляет, а облагораживает. Он писал об этом серьезно, но необременительно, потому что бремя бытия и небытия он заранее брал на себя, а нам оставалось лишь смотреть на него, стоящего на помосте: Провала прошу, аварии. Будьте ко мне добры. И пусть со мною провалятся все беды в тартарары! В своем поколении он, видимо, останется последним известным и любимым. Тем, чьими стихами зачитывалось не одно поколение. Зачитывалось. Его стихи – как зазубрины на древе нашей жизни. Но он же останется единственным, который закончил свою жизнь с именем не только легендарным, но и чистым. Его репутация – как у подростка. Он успел совершить красивые сумасбродства, но не успел нагрешить. Он успел помочь, но не успел принять помощь. Он успел синицу в руке превратить в журавля и выпустить в небо. Но ему и в голову не пришло заниматься ловлей и распродажей журавлей – а ведь какое прибыльное дело! Это был по-настоящему честный человек. Делать добро... Не думаю, что он пользовался такими определениями. Это для него было в порядке вещей. Он защищал гонимых. Он участвовал в «Метрополе». Он, к примеру, написал аннотацию для первой пластинки полуподпольного Бориса Гребенщикова и помог ее выпустить, и это стало для «Аквариума» трамплином. Он, как пилигрим, ходил по редакциям со стихами Высоцкого, и был страшно расстроен, что сумел опубликовать лишь одно его стихотворение... Да мало ли! Он умел быть благодарным. Именно поэтому, рассказывая в передаче известного кинорежиссера о том же Высоцком, он вспоминал не свои хождения по редакциям, а рассказал, как был рад и счастлив, когда на Новый год Высоцкий неожиданно принес ему в подарок живую елку. Да, благодарить для него было, видимо, и в самом деле радостнее, чем принимать благодарности. А счастливые явления в жизни воспринимал именно как чудо и опять-таки благодарил за них судьбу. В 1981 году, ко всеобщему изумлению, худсовет без единой поправки принял спектакль театра «Ленком» «Юнона» и «Авось!». Более того – дама из министерского отдела культуры заметила, что «особенно удался образ богоматери». О благодарности не забыл Вознесенский и немедленно предложил поехать в церковь и поставить свечку Казанской Богоматери, поблагодарить ее за помощь. Что и было сделано... Начав писать в 60-е, Вознесенский умудрился и не стать, и не остаться шестидесятником. Все-таки, шестидесятник – понятие историческое и временное. А он всегда был современником всех своих современников, каких бы там годов рождения они ни были. Каждая из его строк – сюжет. Каждое из его произведений – история. Поэтическое слово вообще удивительная вещь, это физика и метафизика одновременно, но не равновелико. В стихотворениях Вознесенского, как в античной трагедии или как в архитектуре, например, Бруклинского моста, физика не больше и не меньше метафизики, история не больше и не меньше впечатления. То есть, это законченное произведение искусства. Его сюжет – это его метафора. Его метафора – это его сюжет. Были ли такие фокусы в поэзии, сформулировано ли такое в поэтике? Не припомню. Менялся ли он? Трудно сказать. Архитектурные поиски и выкрутасы «видеопоэм» – это все-таки штучки. Иронические, элегантные и хулиганские одновременно, но все-таки штучки. В них всегда есть подтекст, но почти никогда – контекста. В них всегда – намек, но почти никогда – значения. Все они – звенья, но вместе не могут быть цепью. Но ему, поэту и художнику, это было интересно. Так что же останется? То, о чем он рассказывал – своим словом, своим голосом. Он повествовал о встречах с Сартром и Хайдеггером, Бобом Диланом и Жаклин Кеннеди... Но вначале, наверное, вспомнится горячий, как лихорадочный озноб, рассказ о первой встрече его, мальчика, подростка четырнадцати лет с Пастернаком, которого он боготворил, обожал. «Как люблю вас, Борис Леонидович, // думал ты,- повезло мне родиться. //Моя жизнь передачей больничною, //может, вам пригодится...» Его отношение к Пастернаку было особым по всем статьям. Не только потому, что это отношение, исполненное настоящей любви, а следовательно, и знания, но и потому, что Вознесенский – общаясь, созваниваясь, встречаясь с поэтом, будучи вхожим в его дом – сохранил ту замечательную и необходимую дистанцию, которая позволила ему, являясь близким, не стать ни приближенным, ни завсегдатаем, ни запанибрата. Избежать как раболепия, так и амикошонства. И слову Вознесенского о Пастернаке веришь безоговорочно. В июне этого года во время поэтического фестиваля в Грузии автору этих строк довелось прогуливаться по Батумскому ботаническому саду с Сергеем Чуприниным, главным редактором журнала «Знамя». Спешить было некуда. Да и куда нам всем спешить? И о чем было говорить этим летом – трагическим и счастливым, летом потерь и побед, горя и радости?.. О Вознесенском, конечно. Семья Чуприниных и Вознесенский с Богуславской - соседи по Переделкино. Соседи ближе не бывает – смежный забор с общей калиткой. Иногда поэт отдавал в журнал «Знамя» новые стихи для публикации. Несмотря на то, что уже был очень нездоров и слаб, никогда не передавал рукописей через калитку, а приезжал в Москву, в редакцию журнала сам. Уговоры главного редактора были напрасны – Вознесенский хотел поступать как надо, как принято, как полагается... В Центральном Доме литераторов Москвы должен был состояться творческий вечер поэта. Дело было уже во время болезни, когда после инсульта он почти потерял голос. Сотрудники ЦДЛ попросили ведущего вечера Сергея Чупринина особенно не мучать поэта, побольше говорить самому и вообще побыстрее свернуть вечер. Чупринин согласился, прекрасно понимая и зная, насколько Вознесенский нездоров. Поэт прошептал новые стихи. Ведущий начал говорить сам, давал слово сидящим в зале – а зал был битком, и там сидели те, кто обычно никогда никуда не ходит. Юнна Мориц, например. Поэт вышел снова. У него вдруг появился голос. После каждой передышки голос его звучал все громче, все яснее, все здоровее. Вознесенский закончил вечер чтением стихов 60-х и читал без микрофона! Это было похоже на чудо. Но оно произошло. Вот такая история. А потом мы шли и молчали... Да, нам теперь долго молчать. Молчать и вслушиваться, как звучит, длится, не кончается, не теряется, не тает в пространстве голос поэта. И вглядываться в небо над Переделкино, где теперь уже навсегда за тенью Пастернака бежит тень четырнадцатилетнего мальчика, чье сердце рвется от нежности, восторга и любви... Нина ЗАРДАЛИШВИЛИ АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ (1933-2010) ГРУЗИНСКИЕ ХРАМЫ На что похожа заточимая во Мцхете острая душа? На карандашную точилку для божьего карандаша. Их наконечники-верхушки манили, голову кружа. И реки уносили стружки нездешнего карандаша. Не тот ли карандаш всевышний чертой наметил дорогой – след самолета, ветку вишни и рукописный городок? Такой же любящею линией очерчен поднебесный сад, где ночью распускалась лилия, как в стойке делала шпагат. На радость это или гибель? Бог ли?- не надо пояснять... Но краска старая и грифель внутри остались на стенах. И мне от Грузии не надо иных наград, чеи эта блажь – чтоб заточала с небом рядом и заточила карандаш. ИЗ ПОЭМЫ «АНДРЕЙ ПОЛИСАДОВ» Ты прости мне, Грузия, что я твой подкидыш. Я всю жизнь по глупости промолчал. Как примешь? Бьется струйка горная в мою кровь равнинную. Но о крови вспомним мы, только в грудь ранимые. Вот зачем отец меня брал на ГЭС Ингури, Где гора молитвенна, как игумен. Эта кровь невольная в моих темных жилах вместо «вы» застольного «мы» произносила. «Наши!» - говорю я, ощущая пульсом, как мячи пульсируют в сетку ливерпульцам. Это наши пропасти, где мосты мизинцами, это наши прописи рыцарства грузинского. Может, есть отдельные короли редиса, но делился витязь шкурою единственной С Александром Сергеевичем, Борисом Леонидовичем, тер щекой сердечною мокрые ланиты. Вновь ночные фары – может, мои кровники – на горе рисуют полосы тигровые. И какой-то тайною целомудренной тянет сосны муромские к пицундовским. СОРОКОВОЙ ДЕНЬ Служи, молебен, Сакартвело, сороковой. Я вижу души женщин в белом над головой. Не я убил их, безответных, но страшно мне, что их убил мой соотечественник в родной стране. Не в Чили это послучилось. Ком в горле встал. Тот газ, на вид слезоточивый, нас всех достал. Я видел – Пушкин потрясенный, цилиндр содрав, на митинг наш неразрешенный шел сквозь солдат. От академика до троечника мы ищем газ с формулой антиперестроечной. Он ищет нас. Где формула дубин резиновых, что против свеч? Лежат под флагами грузинскими, чья участь – лечь. Свечи, раздавленные гусеницами, и детский взгляд – в неугасимых душах Грузии вечно горят. И не воображайте, что ваши хвастливые слова "Кругом обман уйду в туман скачать"испугали меня. Видно было, как женщины бродили взад "Скачать неро через"и вперед, почти в черте "Музыка здесь зайцев нет скачать"досягаемости наших выстрелов. Кое-где огонь совсем погас; обугленные стволы уже ничем не напоминали деревья, которые "Скачать игру на компьютер русскую рыбалку"торчали, как высокие остроконечные "Русское скачать песни"пики, черные, обожженные, словно обильно смазанные дегтем. До нас донесся ружейный выстрел. | |||||||
|
|||||||
