Вот уже 13 лет Александр Копайгора ведет сквозь штормы свой прекрасный корабль – Одесский академический русский драматический театр. Капитан корабля, он един в двух лицах: и директорствует, и осуществляет художественное руководство. Эта не жажда власти, отнюдь. Исходя из здравого смысла, получается, что это потребность в лишней головной боли. Ведь мало кто из нас по доброй воле взвалит на себя груз ответственности за все. За все! А он взвалил. Отвечает за каждый винт, вкрученный в декорацию, за каждое слово, произнесенное со сцены, за каждый проданный или, не дай бог, не проданный билет. Он читает и выбирает пьесы, обновляет репертуар, комплектует труппу, придумывает театральные праздники, делает ремонт, организует гастроли… То есть делает все-все-все, чтобы зритель приходил в театр снова и снова, чтобы театр жил и чтобы он был самым лучшим. На меньшее Копайгора не согласен.
У него настолько серьезная репутация и известное имя, что ему, ей-богу, «не к лицу и не по летам» привирать. Поэтому он позволяет себе роскошь не красоваться и всегда говорить правду. А говорит он вот что: театром должны заниматься сумасшедшие люди.
Он из таких. Ну а как, скажите на милость, назвать человека, который занимается театром, как говорит его друг, Николай Свентицкий, «25 часов в сутки и всю жизнь»? Без перерывов, отгулов и выходных дней? Сумасшествие, сплошное сумасшествие!
Беседовать с ним – одно удовольствие. Он по-одесски остер на язык и по-директорски точен и убедителен. Шутит, что может говорить долго. А я из тех слушателей, которые могут долго слушать. Не знаю, наговорился ли Александр Евгеньевич, но я не наслушалась. Мне оказалось мало.
– 23 октября ваш театр отпраздновал 140-летие. Поздравляем вас!
– Спасибо.
– Как поживает театр?
– Грех жаловаться. Наш театр сегодня – самый посещаемый в Одессе. Для нас аншлаг – норма. К этому мы шли много лет. Когда я пришел в театр, то за очень короткий промежуток времени полностью поменял репертуар. Мы начали ставить по восемь премьер в сезон. Да, два спектакля потом из репертуара вылетали. Но у меня есть сила воли не держать мусор в репертуарном листе – избавляюсь от него не задумываясь. Мне говорят – да это же убытки! Отвечаю: когда зритель увидит плохой спектакль и больше к нам не придет – вот это убытки. Терять зрителя категорически нельзя. Сегодня у нас в репертуаре 25 спектаклей. В месяц играем 22-24 раза. Но детские постановки я перестал делать вообще.
– Это позиция?
– Конечно, нет. Долгое время я работал по городской программе «Уроки искусств». Блестящая была программа. Мы ставили спектакли для детей разных возрастов. Для малышей – сказки. Для тех, кто постарше – «Вождь краснокожих», «Александр Маринеско. Атака века». Для старшеклассников – «Пушкин в Одессе», «Барышня-крестьянка». За 12 лет мы воспитали своего зрителя. Дети, которые когда-то смотрели сказки, успели вырасти и приходили к нам со своими детьми. В силу разных обстоятельств программу закрыли. Но я верю, что она возобновится. Результат того стоит.
– Вы, хоть и называетесь директором, еще и худрук?
– Так складывается. Хотя в свое время вопрос с художественным руководством я решил так: создал международную режиссерскую коллегию. Вначале пригласил выдающегося мастера Леонида Хейфеца. Он привел своего ученика Алексея Литвина, за которым в Одессу приехали Сергей Голомазов, Алексей Гирба, Михаил Чумаченко. Это ученики Марка Захарова, Андрея Гончарова. Они дали очень мощный толчок русскому театру. Коллегия проработала в течение 11 лет, сделала свое дело и как-то ушла сама собой. За этот период многое изменилось, и сейчас у нас – своя коллегия, своеобразный худсовет при директоре, куда входят режиссер нашего театра, завтруппой, главный художник и завлит. У нас идут «Гамлет», «Sex-тет в летнюю ночь» – микс из «Сна в летнюю ночь» Шекспира, Вуди Аллена и Фрейда. Мы сделали удивительный спектакль – «Уездная канитель» по 15-ти рассказам Чехова. Елена Пушкина соединила чеховские рассказы сюжетно и по персонажам. Главные персонажи одного рассказа становятся второстепенными в следующем и так далее. И еще она ввела роль глухонемой прачки, которой нет у Чехова, но которая объединила весь спектакль от начала до конца. Хорошая постановка получилась. Идут два спектакля по Гольдони – мюзикл «Труффальдино» и музыкально-драматический «Забавный случай», где во всю ширь гуляет народный артист Олег Школьник. Если говорить о чистой комедии, то это «Одесса у океана» Шендеровича. С ней мы объездили Украину, Россию, Германию, Израиль...
– А есть спектакль, который вы могли бы назвать визитной карточкой театра?
– Это, пожалуй, «Дядя Ваня» Леонида Хейфеца. Фантастический спектакль. Он не кассовый. Но это образец мастерства. У нас 11-й год постоянно на аншлагах идет мюзикл «Вий». Есть зрители, которые смотрели этот спектакль по 50 раз.
– Да ну!
– Абсолютная правда. И поклонники соревнуются между собой, кто сколько раз посмотрел «Вий».
– Каково вообще положение русских театров в Украине?
– Они живут нормально. Позиция вице-премьера и министра культуры Вячеслава Кириленко очень четкая и однозначная. В ответ на призывы некоторых журналистов о том, что хватит играть на русском языке, министр заявил: нет, мои дорогие, русские театры – это составная часть украинской культуры. Это не российские, а русские театры, которые работают в тех зонах, где востребован русский язык. Да, несколько театров вильнули хвостом и перешли на два языка. А мастодонты остались верны себе – Киев, Одесса, Николаев, Харьков.
– На тбилисской конференции, посвященной русским театрам зарубежья, руководитель Русского театра Литвы Йонас Вайткус заявил, что его театр начал играть на двух языках. Главный режиссер Азербайджанского русского театра Александр Шаровский в ответ сказал, что в таком случае русский театр перестанет быть русским театром.
– Правильно сказал. В Вильнюсе есть Национальный Литовский театр. Он работает, как и положено, на своем родном языке. Но если есть русский театр, то, ребята, как бы вам ни было сложно, вы должны работать на том языке, которым называется театр. У меня был интересный разговор с Александром Григоряном, главным режиссером Ереванского русского театра. У них 99, 9 зрителей – армяне, говорящие на армянском языке. И они приходят в русский театр –слушают мелодику русской речи, учатся русской культуре. Более того, Григорян запретил в театре разговаривать на армянском языке, потому что это автоматически переносится на сцену. Я убежден, что в русском театре ни в коем случае не должен существовать языковой микс. Одесса – русскоязычный город, но легкий украинский акцент у артистов присутствует. Поэтому я не раз привлекал педагогов из ГИТИСа именно по сценической речи. Понимаете, если мастерство есть, оно есть. Если актер хочет работать, он будет работать. А вот речь надо править.
– Как поддерживают ваш театр? Вот в Риге, например, существует «Общество гарантов русского театра».
– В Латвии, как ни в одной из прибалтийских республик, большое количество русских. И очень много состоятельных русских бизнесменов. А к нам отношение такое: сами выкручивайтесь. Я обращался не раз – не помогают. Почему я провел 140-летие нашего театра очень красиво, но очень скромно? Попросту не хватило финансов.
– Поехать на гастроли затруднительно?
– Куда угодно можно поехать. Кроме России. Надо лишь иметь финансы. Но сегодня никто не даст денег. Все региональные театры для Министерства культуры – это далекая планета. Если бы власть на местах была заинтересована в том, чтобы театр являлся визитной карточкой города, области, то они бы помогли. Тем более, это не большие деньги. Но они не заинтересованы. Нас финансируют по остаточному принципу. Спорт на предпоследнем месте, культура – на последнем. А потом возмущаемся – почему у нас нет хороших спортсменов? Куда они делись? Да ведь у нас школы потеряны! То же самое происходит с культурой. Театр как-то биткается, говоря по-украински. То есть – бьется. Как та лягушка в молоке, мы взбиваем масло. Другого пути я не вижу и не понимаю. Надо делать хорошие спектакли и самим зарабатывать деньги. Постоянного мецената, который помогает, у меня нет. У вас есть. Николай Свентицкий молодец. Он смог сохранить русский театр, «Русский клуб» – и это при всей сложности режима Саакашвили, который сейчас у нас раскачивает лодку.
– Быть директором – талант или этому можно научить?
– Думаю, нельзя. Конечно, каким-то основным моментам научить можно. Я пытаюсь это делать, чтобы было кому подхватить у меня эстафету. Я же не вечный.
– Кто знает!
– Нет, не вечный… Простой смертный. Но у меня накопился настолько огромный опыт, что меня трудно удивить. Я заведомо знаю, что должно произойти и как. Хорошие директора – всегда хорошие психологи. Я сегодня с утра читал новости в фейсбуке и мне попался тест – определить по глазам настроение человека. Фотографии десяти пар глаз и четыре варианта ответов на каждое фото. Мой результат – 10 из 10-ти. Я не ошибся ни разу. Как в том хорошем анекдоте про царя Ивана Грозного: «У нас даже в летописях записано, что Иван Грозный своим боярам кричал – да я вас всех насквозь вижу! Так что рентген мы первыми придумали».
– А в чем специфика вашей профессии? Директор театра и директор гастронома – это, наверное, разные вещи.
– Надо очень любить театр. Надо быть сумасшедшим. Надо любить артистов. Но дело в том, что артист по природе своей – абсолютно непростой человек. Всегда привожу простой довод, когда мне начинают жаловаться на артистов. Спрашиваю: скажи, ты сможешь выйти на сцену? В ответ: ну, не знаю… А актер выходит. Сегодня играет комедию, завтра – трагедию, послезавтра – поет, через два дня – танцует. Нормальный человек на такое способен? Это могут только ненормальные люди. Вообще, моя профессия только внешне кажется легкой. На самом деле она очень тяжелая.
– Голову надо сохранять холодной?
– Иногда ее надо взрывать. Не может человек все держать в себе. Он должен иногда свои эмоции выплеснуть по полной программе. Иначе все это в конечном итоге отразится на сердце и мозгах. На людях не выплескивай. Запрись и ори что есть сил. Копить негатив ни в коем случае нельзя, его необходимо выбрасывать.
– Как должны складываться отношения директора с труппой? Я где-то прочла, что Марк Захаров, например, никогда не дружит со своими артистами, обращается к ним по имени-отчеству и на вы.
– Наверное, это правильно. У меня очень хорошие отношения с несколькими артистами. Но на свой день рождения я их никогда не приглашаю. На юбилей зову тех, кого мне приятно видеть. Человек пять-шесть. Артисты очень быстро садятся на голову. Если ты с ними выпьешь, сразу переходят на «ты». Да это и не самое главное – на «ты» разговаривать или на «вы». Главное – ни в коем случае не подпускать близко. Надо держать дистанцию. Директор должен оставаться загадкой. Им не надо знать, какое решение я приму в тот или иной момент. Сейчас идут серьезные споры о том, кто должен быть главным в театре – художественный руководитель или директор? Я задаю элементарный вопрос: кто в театре подписывает финансовые документы и кто, грубо говоря, сядет в тюрьму?
– Директор.
– Именно. Что будет проверять ревизия? Художественный уровень спектаклей? Нет, бухгалтерию – правильно ли расходуются средства. Вот и ответ. Он на поверхности. Да, я понимаю, что иногда в театре встречаются две очень сильные личности, и начинаются жесткие столкновения – кто главный? А ответ, как мы с вами убедились, простой.
– Значит, лучше, чтобы театром руководил один человек?
– Думаю, что нет. Театр – не завод. И главное – это творчество. Просто так сложилось, что я разбираюсь в пьесах, спектаклях. Мне говорят иногда: у вас нет театрального образования, почему вы определяете репертуар? Отвечаю: потому что я знаю мой город, моего зрителя, понимаю, что ему нравится, что не нравится. И самое главное – я никогда не работаю на потребу. Я работаю только на качество, которое приносит театру славу.
– Но при этом думаете и о том, чтобы билеты были проданы?
– Обязан. В 19 часов закрывается касса. В 19 часов 15 минут мне звонят: «Александр Евгеньевич, сегодня такая-то касса». И так каждый день. Скажите, главный режиссер будет этим заниматься? Нет. Он в лучшем случае посидит в зрительном зале, посмотрит спектакль, сделает замечания артистам и уйдет. Ну, оставлю я в репертуаре плохой спектакль – и зритель не придет. А за счет чего я буду доставать деньги для постановки новых спектаклей? И это при том, что область меня финансирует на 92 процента заработной платы. За все остальное – оставшиеся 8 процентов, плюс коммуналка, постановки, текущий ремонт – должен платить я. Поначалу я возмущался. А потом… Не дают денег? Ну и нормально! Заработаем сами. Кроме того, здесь есть еще одна составляющая. Когда тебе дают много денег, ты начинаешь думать по-другому: давай-ка я поставлю красивый спектакль, а если зритель не будет ходить, то и не надо! А я должен думать и о том, чтобы спектакль был красивый, качественный, и о том, чтобы зритель шел в театр.
– Хочу напомнить любимый вами анекдот. Муж пишет жене из командировки: «Каждый раз убеждаюсь – ты лучшая!» Спрашиваю вас не о жене. Вы по-прежнему считаете, что Одесса – лучшая?
– Я коренной одессит. Знаю и помню много разных Одесс. Каждый период чем-то хорош и ценен для меня. 50-е годы – это Одесса моего детства. 60-е – моей юности. В детстве тебе все кажется розовым. Ты многого не замечаешь и не понимаешь. Только с годами начинаешь осознавать и давать оценку событиям и людям… Сегодня Одесса другая, не та, что прежде. Она начала растворяться в конце 80-х, когда пошел массовый отъезд евреев за рубеж. Уходит колорит, цимес, стиль разговора, особенности взаимоотношений. Что всегда отличало Одессу? У нее был свой язык, который создавался 132-мя национальностями, которые проживали в Одесской области и должны были говорить на одном языке. Получался невероятный микс. А почему, как вы думаете, у нас очень красивые женщины? Потому что метиски. Смешение кровей дает красоту. Кстати, у моей дочки смешанный брак – с грузином по фамилии Кахидзе. В среднем и старшем поколении одесситов еще есть чувство прекрасного. Но оно потихоньку уходит. Я боюсь, как бы со временем Одесса не стала обыкновенным провинциальным городом. Просто городом областного подчинения. Думаю, что компьютеризация тоже сыграла свою роковую роль. Раньше мы много читали, и это давало свои плоды. А читать в компьютере – пустое дело. Щелкнул и пролетело мимо. А книгу можно перелистать, вернуться к прочитанной странице. Кто сегодня по-настоящему прочитает «Войну и мир»?
– Зато прочтут в интернете краткое содержание, да еще с предуведомлением – читается за 35 минут.
– Вот вам и ответ. А я, например, прочитал «Тихий Дон» четыре раза. От начала до конца.
– Вы посмотрели нашу премьеру – «Ревизор»…
– К классикам надо обращаться. Ничего не поделаешь. Тот же Гоголь – какой он современный! Авто поставил интересный и спорный спектакль. Он рискнул сместить акценты и сделать главным персонажем не Городничего, а Хлестакова. Но мне кажется, что три с лишним часа – это долго. Я знаю, что такое долгий спектакль. У нас шел мюзикл «Степан Разин». Сумасшествие! 3 часа 55 минут. И очень хороший спектакль был похоронен по одной-единственной причине. Он был очень длинный. Люди среди спектакля уходили, чтобы успеть на последние маршрутки. Поэтому сейчас всем режиссерам я ставлю одну задачу: делайте что хотите, но я вам даю вместе с перерывом и бурей аплодисментов 2 часа 30 минут. И все. Это максимум. В конечном итоге спустя полтора года режиссер сделал этого же «Степана Разина» продолжительностью 2 часа 33 минуты. Выбросили лишнее. С режиссером я, конечно, разругался. А потом снова пригласил ставить. Это Георгий Ковтун. Потрясающий режиссер из категории сумасшедших. Он как-то ставил в оперном театре. Артисты выпендривались. И тогда он схватил свое режиссерское кресло и как запалил в них! Они врассыпную. А два огромных зеркала в репетиционном зале – вдребезги. И все сразу стали шелковые. Более того – благодарили его за то, что он так поступил. Да, Ковтун такой.
– Я знаю, что вы не только стараетесь ставить классные спектакли, но и придумываете особые манки.
– Каждый год, несмотря на то, что у нас православный театр, мы отмечаем День святого Валентина. Когда-то мы предложили загсам, чтобы в этот день они у нас в театре расписывали молодые пары. Нам отказали. И тогда мы придумали «Свидетельство о гражданском браке». 14 февраля показываем веселый яркий спектакль и расписываем не менее 60-ти пар. Очередь стоит! Все театрализовано – молодоженов расписывает святой Валентин, менестрель поет песни, бегает амур с луком и стрелами, всех приветствует принцесса… В общей сложности за несколько лет мы расписали около 360 пар самых разных возрастов. Многие пары, расписавшись у нас, затем регистрируют брак в загсе, а потом приходят к нам уже с детьми, просто для того, чтобы сказать «спасибо»... А еще мы празднуем день Ивана Купалы. В этот день в фойе стоит красивая арка в цветах, пол покрыт свежескошенной травой, молодые актрисы и волонтерки плетут веночки. Поем песни, водим хороводы. Астрологи и хироманты предсказывают будущее. Продаются обереги, разные сувениры. Зрители фотографируются с любимыми героями спектакля «Вий» Хомой и Панночкой. Сил нет, как красиво! И это только несколько праздников. И вообще, театр – это праздник. По правилам в театр приходят в вечерних платьях, костюмах… А сегодня мы запрещаем вход зрителям только в майках и шортах. Усредняется посетитель. Зритель теряет кайф от того, какой интерес производит на окружающих. Ежедневная роба не делает различия между работой и театром. На открытии I международного Одесского кинофестиваля М.Жванецкий, посмотрев на зрителей, прошедших по красной дорожке, сказал: «Во-первых задача первого фестиваля выполнена все посмотрели вокруг и увидели, кто во что одет и произвели впечатление…» Текст примерный. Вот я хочу дожить до того момента, когда в театр зрители будут ходить в сменной обуви и в вечерних платьях. А пока среднее арифметическое по стране, не только нашей.
– Если все вернуть назад, вы изменили бы свою жизнь?
– Никогда у Бога не проси счастья, когда оно у тебя есть. Повторил бы со всеми приятностями, неприятностями, ужасами и радостями, болезнями и выздоровлениями, взлетами и … слава Богу не было падений. Прошел бы этот путь снова, снова и снова.
Нина зардалишвили-шадури
|
